Станция расплаты

– Нечего кусочничать, – строго произнесла мать. – Сейчас отец вернется, будем ужинать.

– Я пару кусочков, – принялся клянчить Олег, напомнив матери дни счастливого детства. – Голодный, как волк. Готов барана целиком проглотить.

– Барана не обещаю, а вот уткой фаршированной побалую, – мать улыбнулась тайком, стараясь не подать вида, как ей приятно вновь ощутить себя молодой мамашей.

– Ого, утка? С чего такое расточительство? – удивился Олег. – Вроде дня рождения ни у кого нет, и до Нового года еще далеко.

– Есть повод, – уклончиво ответила мать. – А ты вместо того, чтобы куски хватать, пошел бы оделся.

– Успею, – отмахнулся Олег. – И вообще, я что, не имею права в родном доме в трусах походить? Жара на улице зверская.

– Оденься, тебе говорят, – настойчиво повторила мать, и по тому, как она сжала губы, Олег понял, что та не шутит.

– А где отец? – насторожившись, спросил он.

– Ушел по делам, – мать снова уклонилась от ответа.

– Это по каким же делам? Не по сердечным ли? – Олег почуял подвох.

– Может, и так, – сдалась мать. – Сегодня к нам его друг придет. С дочерью.

– Ах, с дочерью, – протянул Олег. – Ну, значит, мне пора.

– Куда это ты собрался? – всполошилась мать. – Гости на пороге, а он из дома? Нет, мой родной, так дела не делаются.

– Это не мои дела, мама, – сердито произнес Олег. – Хватит с меня вашего сватовства! Сказал же уже: когда время придет, тогда и стану невесту искать.

– Да твое время никогда не придет, – мать в сердцах хлопнула сына по спине. – Мы и так с отцом долго ждали. Вот погоди, помрем, внуков не дождавшись, тогда по-другому запоешь!

– А кто вам виноват, что вы с моим рождением долго тянули? Во сколько ты меня родила? В тридцать пять! Так почему я должен осчастливить вас внуками в неполных двадцать семь?

– Не начинай, сынок, ты знаешь, что я отвечу, – мать опустилась на табурет и печально посмотрела на сына. – Просто мы с отцом за тебя беспокоимся. Думаешь, легко оставлять тебя одного на целом свете?

– Никто никого не оставляет. Вы с отцом еще сто лет проживете, – смягчился Олег. – И внуков понянчите, и правнуков. А невесту я себе сам найду, обещаю.

– И все же неплохо было бы познакомиться с Ариной. Девушка она скромная, работящая. Институт окончила, сейчас в школе работает, ребятишек уму-разуму учит, – принялась приговаривать мать, почувствовав, что сын дал слабину. – Плохо ли в матерях учительницу иметь? Раз уж она с чужими справляется, то и с твоими сорванцами совладает.

– Почему ты решила, что мои дети обязательно будут сорванцами? – Олег ласково улыбнулся матери.

– Потому что ты был сорванцом, и уж я-то знаю, в кого.

– Мама, мы уже говорили на эту тему, – Олег не хотел говорить с матерью в резком тоне, но по опыту знал – иначе нельзя. – Больше я не хочу возвращаться к этой теме. Вы с отцом должны уважать мои желания, разве нет?

– Сынок, уступи старикам, – в глазах матери засверкали слезы. – Только в этот раз. Если Арина тебе не приглянется, больше мы тебя не потревожим. Обещаю.

– Смахивает на шантаж, ты это понимаешь? – Олег, как и раньше в подобных ситуациях, начинал сдавать позиции, и мать отлично это знала. – Юридически – это уголовно наказуемое деяние.

– Так уж и уголовно, – мать ласково погладила сына по руке. – Иди, оденься. Я приготовила для тебя новую рубашку. Она отлично подойдет к твоим голубым глазам.

Олег тяжело вздохнул и направился в комнату. На спинке кровати висела одежда, приготовленная заботливой рукой матери. Быстро натянув летние брюки светло-коричневого цвета и голубую льняную рубашку, Олег подошел к зеркалу. Высокий, под метр девяносто, светло-русые волнистые волосы чуть длиннее, чем предписывают правила, ярко-голубые выразительные глаза, мужественные черты лица – чем не красавчик? И отчего это родители так беспокоятся о его личной жизни? Неужели и правда думают, что с его внешними данными и, что не менее важно, личностными характеристиками ему не удастся найти для себя хорошую партию? Родители познакомились после окончания Великой Отечественной, когда обоим было за тридцать, и все же их брак оказался крепким. Так почему бы не дать ему время найти свою половинку?

Размышления Олега прервал телефонный звонок (обладателями домашнего телефона они стали совсем недавно и еще не успели привыкнуть к подобной роскоши). Заливистая трель разлилась по квартире, после чего раздались торопливые шаги матери. Олег прислушался, мать говорила намеренно тихо, и он догадался, что спрашивают его. Открыв дверь, он вышел в коридор.

– Это меня? – одними губами спросил он.

– С работы, – мать недовольно хмурилась, но трубку сыну передала.

– Слушаю, – коротко произнес в трубку Олег.

– Здорово, Олег, ты еще не начал праздновать свое возвращение? – в трубке зазвучал голос капитана Абрамцева, коллеги и хорошего друга Гудко.

– А должен?

– Лучше бы нет, тут у нас аврал. Сможешь приехать? Знаю, Семипалов обещал вам с Дангадзе выходные, но тут история похлеще самого кровавого кинофильма про бандюгов, – на одном дыхании выложил Абрамцев. – Дангадзе уже в пути.

– Через тридцать минут буду, – бросил Гудко и, положив трубку, повернулся к матери. – Прости, мама, там запарка.

– Что-то серьезное? – мать беспокойно теребила фартук.

– Думаю, да. Извинишься за меня перед гостями?

– Конечно. Ступай, сынок, и будь осторожен.

Сердце Олега затопила волна благодарности: в таких ситуациях мать всегда была на высоте. Ни криков, ни обид, ни упреков, а лишь понимание и сочувствие. «Повезло же мне», – наверное, в тысячный раз подумал Олег. Он наклонился и нежно поцеловал мать в щеку. Она погладила его по щеке и подтолкнула к двери.

– Беги, работа ждать не будет.

* * *

Подходя к зданию на Петровке, Олег бросил взгляд на часы, стрелки показывали без четверти семь. «Добрался быстрее, чем планировал, это хорошо», – мысленно похвалил он сам себя. С самого детства Олег терпеть не мог опаздывать и с определенной долей осуждения относился к тем, кто этому правилу не следовал. Хотя с годами все же начал подходить к этому вопросу дифференцированно. Взять хотя бы Гию Дангадзе – в уголовке ему равных нет, он буквально нутром чует, где какой метод работы подойдет. И везде-то он на месте: хоть несговорчивого свидетеля на откровенность вывести, хоть матерого преступника «расколоть», хоть погоню устроить. К делу Дангадзе подходит творчески, почти художественно, лучшего напарника и представить трудно, а вот в повседневной жизни человек он абсолютно необязательный. Сколько раз за последний год Олегу приходилось прикрывать напарника перед начальниками всех рангов и положений!

И все же для Гии Олег готов был сделать исключение и закрыть глаза на его непунктуальность. Порой свободное отношение Гии к условностям было даже приятно, особенно если сравнивать со следователем Супоневым. Вот уж кто действительно педант до мозга костей! С опергруппой Гудко Николай Супонев работал не первый год, и, вопреки расхожему мнению о вечной вражде «оперов» и «следаков», их группа являлась исключением из правил. Взаимоотношения оперативной группы и следователя были не просто дружескими, а по-настоящему крепкими.

Поначалу Гудко не понимал, отчего так складывается, что все в группе уважают Супонева и безоговорочно выполняют все его требования. Он ничего не принимал на веру, каждую мелочь проверял лично. Он заставлял оперативников снова и снова выполнять одни и те же действия, повторять опросы и осмотры до умопомрачения, бессчетное количество раз вызывать одних и тех же свидетелей на беседу, организовывать круглосуточное наблюдение без видимых причин, а сам сидел себе в тепле кабинета и строчил, строчил, строчил бумажки, важно именуемые протоколами. Его дотошность могла любого свести с ума, и только после того, как подряд три дела, направленные следователем Супоневым в прокуратуру, завершились полной победой, и преступник получил сполна за свои мерзкие злодеяния, Гудко понял, что ради такого результата готов простить Супоневу все, включая его занудство.

Капитан Абрамцев, третий коллега, с которым Олег Гудко делил все тяготы и невзгоды милицейской службы, выгодно отличался от остальных сослуживцев тем, что всего в нем было в меру. Аккуратный в работе, внимательный к сослуживцам, с начальством держит золотую середину, не подхалимничает, но и на рожон не лезет. Вне службы – душа компании: сам любит повеселиться и про друзей не забывает. Он единственный из группы обзавелся семьей. С женой Татьяной нажил двоих детей, мальчика и девочку, чему коллеги немного завидовали. Олег втайне мечтал во всем походить на Абрамцева и искренне огорчился бы, если бы узнал, что коллеги считают его полной противоположностью Ивану Абрамцеву.

– Тяжелая артиллерия прибыла? – поприветствовал Олега дежурный по части, весельчак и тезка Олег Бодин. – Торопись, дружище, подполковник Семипалов три минуты как прибыл.

– Наши все здесь? – расписываясь в журнале, осведомился Гудко.

– Дангадзе задерживается, остальные на месте, – дежурный убрал журнал и, нажав кнопку, открыл «вертушку».

– Вызов ты принимал? – Гудко решил задержаться и выяснить, ради чего вызвали их опергруппу.

– Нет, сверху спустили, – Бодин понизил голос. – Говорят, на железной дороге ЧП, сам зам. нач. Главка генерал-майор Трушкин прибыл.

– Трушкин здесь? – Гудко нахмурился. Заместителя начальника Главка он видел лишь однажды, да и то на военном параде в честь Дня милиции. – Хочешь сказать, нас вызвал он?

– Похоже на то, – подтвердил Бодин и добавил: – Тебе лучше не опаздывать.

Гудко кивнул и направился к лестнице. Пролетев четыре пролета, он оказался на третьем этаже, там располагался кабинет подполковника Семипалова. У дверей кабинета стояли Абрамцев и Супонев. Гудко поздоровался с каждым за руку.

– Дангадзе внизу не встретил? – задал вопрос Абрамцев. – Должен бы уже подъехать.

– Не встретил, – ответил Гудко и кивком указал на дверь кабинета Семипалова. – Чего не заходим?

– У начальства, – ответил Абрамцев. – Сам Трушкин приехал.

– Слышал, – Гудко немного помолчал, затем снова спросил: – Ради чего собрали?

– Толком ничего не известно, – Абрамцев понизил голос до шепота. – Мне сам Семипалов позвонил, я еще домой уйти не успел, с бумагами задержался. Сказал: на железной дороге серьезное происшествие, тройное убийство при ограблении почтового вагона. Поезд едва успел от Москвы отойти, так что сам понимаешь, история скверная.

– Понимаю, – Гудко покачал головой. – Подробностей не знаешь?

– Откуда? Семипалов лишь обмолвился, что это дело сам начальник Главка под личный контроль берет, а потом Трушкина прислали.

Гудко покосился на следователя Супонева, стоявшего особняком. Опершись о стену спиной, Супонев прикрыл глаза и что-то тихо насвистывал под нос. Его спокойствие всегда удивляло Гудко, казалось, он в любой, самой сложной ситуации остается невозмутимым. Только он собрался высказать свою мысль Абрамцеву, как в коридоре показался подполковник Семипалов. Лицо его выражало крайнюю степень озабоченности. Завидев оперативников, он махнул рукой и приказал:

– Проходите в кабинет.

Абрамцев вошел первым, за ним потянулись остальные. В приемной их встретил старший лейтенант Кабанцев, личный помощник Семипалова. При виде посетителей он поспешно вышел из-за стола и открыл дверь в кабинет. Пропустив всех внутрь, он обратился к подполковнику:

– Для меня будут распоряжения?

– Не сейчас, Толя, – отмахнулся Семипалов. – Приготовь чай, похоже, я сегодня остаюсь без ужина.

– На всех? – чуть помедлив, уточнил Кабанцев.

– Нет, только мне. Ребята надолго не задержатся.

Не успели оперативники расположиться, как дверь открылась, и в кабинет ввалился капитан Дангадзе. Тяжело дыша, он обратился к подполковнику:

– Разрешите, товарищ подполковник?

– Входи, Дангадзе, как раз вовремя, – Семипалов бросил взгляд на часы и покачал головой. – На вводную времени почти нет, перехожу сразу к делу. Обстоятельства чрезвычайные, так что о выходных, тем более дополнительных, придется на время забыть. Сегодня на перегоне Москва – Александров на почтовый вагон железнодорожного состава, следующего до Владивостока, было совершено разбойное нападение. Убиты трое сотрудников почтового вагона, четвертый в критическом состоянии. Сейчас его везут в институт Склифософского. Почтовый вагон переправлен на запасные пути в городе Александрове, его охраной занимаются местные власти.

– Цель преступников – убийство? – следователь Супонев задал вопрос, глядя на свои ладони, сцепленные на коленях. Голос его звучал меланхолично.

– Нет, вагон был ограблен, – коротко ответил Семипалов. Манера следователя смотреть куда угодно, только не в глаза собеседнику, раздражала, и чтобы не показать этого, подполковнику приходилось напоминать себе, что в работе следователь безупречен.

– Кто в наши дни грабит почтовые вагоны? – удивленный Дангадзе не сдержал эмоций. – Мало им инкассаторских авто или, на худой конец, сберегательных касс? Да в простом магазине и то больше возьмешь!

– Комментарии приберегите для другого случая, – оборвал Дангадзе подполковник Семипалов. – Вагон ограблен, сотрудники убиты, преступники скрылись – это все, что известно на данный момент. Ваша задача – как можно скорее выйти на преступников. И чтобы не терять драгоценное время, придется разделиться. Капитан Абрамцев едет в Склиф и допрашивает свидетеля. Остальные – в Александров. Осмотреть место преступления, собрать улики и найти способ вычислить преступников. Вопросов не задавать! – Семипалов резким движением руки остановил поток вопросов, готовый сорваться с губ оперативников. – Идите, я всю ночь буду на связи. Завтра в семь ноль-ноль общий сбор. Надеюсь, до этого времени вам будет что сказать.

– До семи утра? – капитан Абрамцев нахмурился. – Срок нереальный, товарищ подполковник, и вы это знаете. Если бы у нас был хотя бы день, а то ведь ночь. В ночное время особо свидетелями не разживешься.

– Я-то знаю, капитан, а вот наверху знать этого не желают, – нехотя согласился Семипалов. – В восемь я должен буду докладывать генерал-майору Трушкину, а он, в свою очередь, обязан проинформировать генерал-лейтенанта, и хватит об этом… Супонев – вашу группу у проходной ждет машина. Забросите Абрамцева в Склиф и поедете в Александров.

Абрамцев встал, козырнул и вышел из кабинета, следом вышли Гудко и Дангадзе. Следователь Супонев замыкал шествие. До самого выхода с территории Главка никто не проронил ни звука. Лишь оказавшись на площади Дзержинского, оперативники перевели дух и позволили себе высказаться.

– И кому только в голову пришло почтовый вагон обносить? – Дангадзе расстегнул верхнюю пуговицу сатиновой рубашки и с наслаждением подставил шею легкому ветерку.

– Криминал от жары шалеет, вот и изгаляются, – капитан Абрамцев, последовав примеру Дангадзе, расстегнул ворот и закатал рукава. – Меня больше волнует вопрос: чем они там, наверху, думали, когда сроки назначали?

– Известно чем, – Гудко недовольно хмыкнул. – Им бы только распоряжения раздавать, а каким образом их выполнять – не их забота. Как думаете, удастся свидетелей найти в такое время суток?

– Какие свидетели, Олег! Тебе же сказали: вагон отогнали на запасные пути. Все свидетели укатили по рельсам в далекие дали, – Дангадзе негромко выругался. – Холера их всех забери!

– Точно! – Гудко смутился, но вида не подал. – И как прикажете свидетелей добывать?

– Полетишь во Владивосток, будешь поезд встречать и всех в кутузку, – Дангадзе рассмеялся собственной шутке.

– А кроме шуток у тебя что-то есть? – Гудко бросил хмурый взгляд на товарища. – Время идет, а мы тут лясы точим.

– Вот это верный подход, – вступил в разговор следователь Супонев. – Вместо того, чтобы начальство ругать, лучше займемся делом. Машина ждет, все готовы, а детали все равно придется на месте обсуждать.

С этими словами Супонев зашагал к автомобилю, припаркованному прямо напротив центральных ворот. У машины стоял водитель – парнишка с рыжеватыми усами. На Петровке он служил недавно, и оперативникам был незнаком. Подойдя к автомобилю, Супонев уточнил, их ли дожидается водитель, и, получив положительный ответ, махнул рукой товарищам. Через пару минут все погрузились в автомобиль, Супонев дал отмашку, и машина выехала на дорогу.

* * *

В НИИ скорой помощи имени Склифософского Абрамцев приехал около восьми часов вечера. Он сразу направился к клинико-хирургическому корпусу, отстроенному совсем недавно, вошел в вестибюль и обратился к вахтеру с просьбой пригласить дежурного врача. Вахтер, как водится, отказал, но удостоверение сотрудника милиции, предъявленное Абрамцевым, возымело действие. К Абрамцеву вышел дежурный врач, представился Сильвестром Анатольевичем и сообщил, что пострадавший в почтовом вагоне находится на операции.

– Не стану скрывать, состояние его критическое, – заявил Сильвестр Анатольевич. – Операция продлится не один час, так что рекомендую вам приехать завтра. Желательно ближе к полудню.

– Вы принимали больного? – проигнорировав рекомендацию врача, задал вопрос капитан Абрамцев. – Он что-то рассказал о том, что произошло?

– Нет, его принимал хирург, – Сильвестр Анатольевич недовольно поморщился, но на вопрос ответил. – По поводу того, говорил ли он с врачом до операции, я могу уточнить, но на это уйдет время. Я не намерен отвлекать хирурга разговорами во время работы.

– Где я могу подождать окончания операции?

– У себя дома, – Сильвестр Анатольевич снова поморщился. – Больница – не зал ожидания на вокзале.

– Это исключено. Я должен поговорить с врачом, – отрезал Абрамцев. – Так где я могу подождать?

Через пять минут он сидел в комнате отдыха, которой пользовались врачи и медсестры, дежурившие ночью, и дожидался, когда освободится хирург. Комната отдыха не пустовала и в вечернее время. То и дело дверь открывалась и впускала медперсонал всех калибров и возрастов. Врачи на капитана внимания почти не обращали, разве что бросали удивленные взгляды и тут же отводили глаза. Брали что-то из холодильника и сразу выходили. Молодые медсестрички, напротив, с интересом разглядывали незнакомца, расположившегося в кресле у окна. Абрамцев подозревал, что их набеги в комнату отдыха в этот вечер происходили чаще, чем в обычные дни, и причиной тому была его персона.

Ближе к десяти вечера комнату отдыха оккупировала группа медсестер в количестве шести человек. Разливая по стаканам чай, они перешептывались и украдкой бросали взгляды на Абрамцева. Надо признать, капитану Абрамцеву было чем привлечь женское внимание. Рост сто восемьдесят два сантиметра, ни грамма лишнего жира в накачанной систематическими тренировками фигуре, которую выгодно подчеркивали полуспортивные брюки и светло-голубая тенниска. Темно-каштановые волосы аккуратно пострижены, щеки гладко выбриты. Во всем облике чувствуется стать, а шоколадного цвета глаза светятся озорными искорками, сообщая заинтересованным лицам, что их владельцу не чужд юмор.

Абрамцеву их внимание было приятно. В этом году ему исполнялось тридцать два, десять из которых он прожил в счастливом браке, но последнее время ему стало казаться, что что-то из их отношений с супругой ушло, погас огонь, или просто рутина заела, и ему льстило, что он все еще не потерял привлекательности. Не то чтобы он подумывал о других женщинах, просто внимание молоденьких особ доказывало, что он еще не списан в запас. К тому же ожидание затягивалось, а присутствие медсестер хоть как-то скрашивало вынужденное безделье. Одна из медсестер, невысокая смуглая брюнетка, подначиваемая подругами, отделилась от группы и подошла к Абрамцеву.

– Скажите, вы к кому-то из персонала пришли? Случайно не жену ждете? – оглядываясь на подруг, спросила она.

– Случайно не жену, – сдерживая улыбку, ответил Абрамцев.

– Тогда кого же? Посещения пациентов закончились, да и не пускают сюда простых посетителей.

– Это конфиденциальная информация, – Абрамцев решил напустить на себя важности.

– Ой как интересно! – медсестра оглянулась на подруг. – Слышали, девочки, информация секретная!

Девушки прыснули, зажимая рты кулачками и ладошками. Абрамцев довольно улыбнулся.

– И что же, долго вы тут сидеть будете? – медсестра снова обратилась к Абрамцеву.

– Столько, сколько потребуется, – снова ушел от прямого ответа Абрамцев.

– А жена волноваться не будет? – вид обручального кольца на пальце незнакомца несколько остудил пыл девушки.

– Так он женат! – выдохнула кто-то из медсестер. – Отбой, девчата, тут нам ловить нечего.

– Ну почему же, – та, что подошла к Абрамцеву, так быстро сдаваться не собиралась. – Быть может, молодой человек носит кольцо всего лишь на память. Я угадала?

– Увы, я давно и счастливо женат, – Абрамцев вынужден был прервать игру. – А в больнице я по долгу службы. Приехал опросить одного из пациентов. Его доставили сюда с железнодорожного вокзала города Александров.

– Вы милиционер? – догадалась медсестра, которая первой завела разговор.

– Совершенно верно, старший оперуполномоченный уголовного розыска Иван Абрамцев, – представился капитан.

– Ой, девочки, он, наверное, к тому бедолаге, – выдохнула одна из медсестер. – Ох-хо-хо, значит, Сильвестр Анатольевич уже доложил!

И тут девушки сорвались с места, окружили Абрамцева и начали засыпать его вопросами.

– Он преступник или жертва?

– Что он натворил?

– А остальных поймали?

– Он был один?

– Думаете, он сможет что-то рассказать?

Капитан Абрамцев поднялся с кресла и вытянул руки ладонями вперед, пытаясь остановить поток вопросов.

– Стоп, стоп, стоп, девушки! – повысив голос, произнес он. – Вижу, вы знаете об объекте моего интереса гораздо больше меня. Раз так, попрошу вас сесть и поделиться информацией. Только не все сразу, – поняв, что своими словами спровоцирует новую волну эмоций, поспешил добавить Абрамцев.

– Так вы ничего не знаете? – инициативу вновь перехватила медсестра, первой начавшая разговор. – Вот дела! Выходит, мы можем быть вам полезны?

– Совершенно верно, – подтвердил Абрамцев. – Скажите, как ваше имя?

– Людмила, – представилась медсестра.

– Вы видели пострадавшего?

– Так он пострадавший? – Людмила округлила глаза. – Вот несчастье-то!

– Людмила, давайте договоримся: для продуктивности беседы вопросы буду задавать я. А вы будете на них отвечать, – Абрамцев окинул взглядом группу медсестер и добавил: – Остальные внимательно слушают, и если Людмила что-то забудет или напутает, вы ее поправите. Договорились?

По всей видимости, Абрамцев выбрал верный тон, потому что медсестры выполнили его требование, и дальше беседа потекла в нужном русле. К моменту, когда в комнату отдыха вошел дежурный врач Сильвестр Анатольевич, капитан Абрамцев имел общее представление и о состоянии пострадавшего, и о характере его ран, и даже о том, что успели выпытать у него медсестры.

Леонида Седых, так назвал себя пострадавший, с огнестрельным ранением в области грудной клетки привезли в Склиф. Как сказала медсестра Людмила, парнишке крупно повезло: пуля прошла в паре сантиметров от сердца. Если бы не это, его вряд ли довезли бы до больницы живым. Но и теперь состояние его оставалось критическим, так как он потерял много крови. До того, как парнишку отвезли в операционную и дали наркоз, он все время повторял одну фразу, которая врезалась в память медсестер. Пытаясь ухватить медсестру за руку, он повторял и повторял, как мантру: «Ольга и Темик, «международка». Что это значило, медсестры не знали, но поняли, что для пострадавшего эти слова имеют большое значение.

– Так жалко мальчика, – сокрушалась Людмила. – Такой смелый. Вы знаете, он ведь сам себя спас! Да, да, мне медбрат из «неотложки», которая его сюда доставила, рассказывал. Сам из вагона выбрался! Поезд на станции остановился, он с подножки скатился. Весь в крови, еле двигался, а сумел. Сознание уже на платформе потерял.

– Да, я тоже слышала, – самая молодая медсестра вклинилась в рассказ Людмилы и возбужденно сообщила: – Народу сразу набежало – уйма! Окружили его, давай кричать. Ну и «скорую» вызвали. Когда медики приехали, ему какой-то пассажир футболкой рану заткнул, тоже молодец, сообразил.

– А еще медбрат со «скорой» рассказывал, что он в первую очередь о товарищах своих беспокоился. Как только в сознание пришел, спрашивает: как там наши? Наши! Словно на войне!

– Там и была война, – поспешила вставить свое слово еще одна медсестра. – Говорят, остальных расстреляли в упор, от них решето осталось. А этот уцелел, – и добавила, чуть смущаясь, – еще неизвестно, как произошло это чудо.

– Ты на что намекаешь, Галина? – Людмила сердито сдвинула брови, и стало ясно, что медсестричке Галине после не поздоровится. – Хочешь сказать, что он виноват в том, что выжил?

– Я ничего не хочу сказать, – стушевалась Галина. – Просто странно, что все умерли, а он жив остался. После такой стрельбы!