Холодные сумерки

– Только в студсовете, когда на психфаке учился, – вздохнув, покаянно сказал Дмитрий. Где-то тут пряталось что-то вкусное, а приходилось ходить кругами, как кот вокруг сметаны. В этот миг забылось и о несчастной Зое, и о Вахтанге, остались только слова. И азарт. – А гуру был жуткий сектант, Гриша Коновалов. Мы даже почти дошли до самосожжения – какой-то идиот на собрании абсент разлил, а там же курильщиков – у-у-у! К несчастью, Гриша забыл запереть двери, поэтому теперь вам придется меня терпеть. А вы как же, кровь у подозреваемых сами собирали? Меняется?

– Понятия не имею, – призналась Ольга. – Вряд ли. Надо же, психфак. А так и не скажешь, что вы медик. Наверное, еще и в театр ходите? На, м-м, «Банкрота».

На этом Дмитрий понял, что любопытство придется унять. Отвечать, откуда Ольга знает про Орден, она явно не собиралась – пока что.

«Вот же сектантка мелкая!»

С другой стороны…

– Майоры ходят на «Дракона», – твердо ответил он. – Но этот майор желает прогуляться на маяк. Скажем, завтра вечером, на закате.

– Как категорично. И решительно. Вечером, на закате, на маяке… Приличные девочки не ходят на свидания с малознакомыми мужчинами. Но, – Ольга вздохнула, – как еще познакомиться? Хорошо, заезжайте. Если меня не будет в лаборатории, то адрес найдете сами. Вы же следователь.

«А что еще я могу найти сам?»

– Договорились, – с улыбкой ответил Дмитрий. – Тогда до встречи.

Положив трубку, он какое-то время просто сидел, барабаня пальцами по столу. Ольга никак не могла входить в группу, которая вела Орден, – никто не пригласил бы туда студентку. Конечно, у нее могла быть мохнатая лапа, ускоряющая карьерный рост, но с такой лапой не едут во Влад на должность младшего эксперта.

Ольга могла просто из интереса запросить дело из картотеки для ознакомления, но это не объясняло ту реакцию на пляже.

Сдавшись, он открыл отчет, но мысли блуждали, не желая осознавать, какова ширина пленки, характеристики бумаги – самой дешевой для порнографии и качественной для себя лично, – неравномерная проявка, засветы по краю…

«Стоп. Засвет по одному краю?»

Значит, печатали в плохо затемненной комнате. Ваха, в отличие от отца убитой девушки, оборудованием лаборатории не занялся. Может, она вообще у него дома, скажем в ванной. И снимали, по виду, в обычной гостиной. Полосатые обои, темный диван, уголок комода.

Нужен обыск. К сожалению, ничего из найденного на основание для обыска или задержания не тянуло. Не могла милиция просто взять и войти в дом почти законопослушного гражданина. Для ордера требовалось что-то посолиднее, чем фотографии, сделанные Зоей на неизвестную камеру непонятно где.

Нет, Вахтанга надо было брать с поличным. Но остались ли у него фотографии? Если нет, умеет ли он печатать с пленки? Где точки сбыта, кроме – наверняка – киоска Зои?

«А ведь Игорь эту дрянь где-то берет. Интересно где?»

V. Дом

Жеглов с экрана в очередной раз прокричал свое знаменитое: «А теперь Гор-р-батый!» – и Дмитрий зевнул. «Место встречи» он смотрел уже в сотый раз. Каждый эпизод, каждое мгновение он знал наизусть, хоть и недоумевал, зачем Вайнерам понадобилось убивать Вареньку в книге. Кровожадность авторов книг поражала. Взять того же Гаррисона, сколько народа он положил в своих книгах? Пожалуй, на целую планету хватило бы. А Дюма? У него герои то пьют, то едят, то убиваются о чью-то шпагу. Разобраться, герои Дюма – все поголовно отъявленные преступники-рецидивисты, и только несчастный кардинал Ришелье среди всей этой шоблы пытался поддерживать какое-то подобие порядка, за что его называли злодеем и негодяем. Остро проникнувшись сочувствием к Ришелье, Дмитрий хотел было встать с дивана, чтобы налить себе кофе, но было лень. Надо завести жену, чтобы она приносила кофе в постель. И тут же выливала на голову, потому что у Оленьки характер…

«Откуда ты знаешь, какой у нее характер? Ты с этой ведьмой московской знаком без году неделя».

Мысли лениво покрутились вокруг столицы, ведьм, Ольги и вернулись к телу Зои. В женщине должна быть какая-то загадка, но Зоя сплошь состояла из них. Дмитрий был уверен – убил ее не Вахтанг. Юноша мог быть кем угодно – продавцом порнографии, сутенером, дилером наркотиков, просто оступившимся парнем, но убивать вот так, с особой циничностью, он не смог бы. Не тот типаж. Для него и Зоя, и фотографии – деньги, не более. Разумеется, банды порой убивали несговорчивых исполнителей, чтобы напугать остальных. Как в том сериале, «Спрут», про бравого комиссара Каттани. Мафия вечна, но ведь и на нее непохоже. Впрочем, это не означало, что Вахтанга нужно оставить на свободе. Преступник должен сидеть в тюрьме, перефразируя незабвенного Жеглова. Точка.

Дмитрий лениво дополз до телевизора, где теперь показывали «Коломбо», и выключил его. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как Коломбо делает вид, будто верит в чертовски изощренные рассказы преступников, но сейчас Дмитрию хотелось то ли музыки, то ли спать. В холостяцкой квартире всегда было тихо и пусто, и когда замолкал телевизор, тишина становилась особенно пронзительной.

Когда-то здесь хозяйничала мать. Ждала своего юного Димульку из института, пекла вкуснейшие тонкие блины, и в доме пахло борщом, сдобой и было уютно. Матери не стало. В городе хозяйничала банда домушников, не гнушавшихся убийствами, – свидетели им были не нужны. Однажды Димулька вернулся домой – и стал Дмитрием: мать лежала на полу, истекая кровью, как-то неловко сводя и разводя ноги в агонии. Сволочи проломили ей голову молотком, а взяли всего-то дутый золотой браслет-змейку. В тот же день Дмитрий понял – таких гнид он будет душить, пока не выведутся все.

«Вчера котов душили, душили, – вспомнилось Дмитрию. – Кота завести, что ли»

Эта мысль посещала его не впервые, но каждый раз он ее отметал как бредовую. Кот попросту сдох бы.

«Нет, лучше жену. Она и живучее и за котом потом приглядит».

Интерлюдия

Скульптор

Проклятая шлюха! Почему она поменяла привычки?!

Визг скрипок сводил с ума, и Скульптор сорвал иглу с пластинки, оставив ее крутиться впустую. Во внезапную тишину тут же ворвался приглушенный крик: сосед снизу снова учил жену. Что именно его не устраивало, Скульптор не знал, и обычно ему было все равно, но сейчас… хотелось спуститься и сказать, что людям хочется отдыхать, а не слушать вопли. Что пусть бьет, но только тихо. Или пусть лучше убьет.

Поймав себя на том, что идет к двери, Скульптор заставил себя остановиться. Спокойно. Он – Скульптор. Он – контроль. Он – высшая сила.

Высшая сила. Скульптор тонко улыбнулся. Это он взял у московских идиотов, но даже идиоты могут случайно попасть в точку. Разве скульптор не властен над камнем? Все остальное, разумеется, они делали неправильно, но были полезны… да. И порой попадали в точку. Забавно было бы улучшить их процедуру. Показать, как нужно.

Скульптор плеснул в рюмку холодной водки, выпил. Несколько секунд стоял, прикрыв глаза, слушал крики. Постепенно сведенные плечи расслабились, и он поставил чайник на плиту, включил газ.

Шлюхе повезло. Но были и другие. Владивосток – большой город. Да.

По крайней мере, милиция тратит время на этого Вахтанга, и это правильно. Так и должно быть. Его с этой… Зоей ничего не связывает. Его невозможно вычислить.

Он – Скульптор. Он – контроль. Он – высшая сила. Он найдет другую заготовку, и быстро. Скульптор не был уверен, отчего такая спешка, просто чувствовал это глубоко внутри. Девятый вал сотворения.

Налив чай, он добавил в кружку три ложки сахара и заставил себя сидеть спокойно, пить обжигающий напиток и не думать о шлюхе.

Всегда найдется другая.

Глава 3

I. Рынок и персики

В этот день солнце жарило с утра, поэтому маскарад ограничился джинсами, черной рубашкой и очками-авиаторами. Дмитрий лениво бродил по рынку, прицениваясь то к тому, то к другому. С удовольствием выпил стакан минералки, купил мороженое и съел его тут же, на ходу. На указанный Игорем прилавок он пока даже не взглянул.

Стряхнув с рук крошки от вафельного стаканчика, остановился у лотка с джинсой, взял посмотреть куртку. Не лейбл, но вроде и ничего.

– Берите, мужчина, берите, – зачастила продавщица, женщина лет сорока, одетая в желтый сарафан, с убранными под платок каштановыми волосами. – Всего сорок рублей. Ну, хотите, скину, тридцать пять будет, потому что вы сразу мне понравились.

Куртка стоила не дороже пятнашки, но торговаться в жару было лень.

– Двадцать пять.

Женщина вздохнула, но видно было – довольна.

– Ну, что же делать, хорошо. Грабите вы меня, а по виду такой приличный… сейчас, курточку в бумажечку заверну. Хорошая, долго прослужит.

– Бумажечка?

– Куртка. – Продавщица хихикнула, заправляя выпавшую из-под платка прядь. – А вы веселый.

– Увы… – Дмитрий взял пакет и вздохнул. – Вы не поверите, как сильно это порой портит жизнь.

Не дожидаясь ответа, он ввинтился в толпу: кто-то целым семейством выбирал обои, кажется, для всех комнат сразу. Теперь можно было и поработать. Покупки в руках всегда помогали найти общий язык с продавцами, словно флаг, говорящий о том, что этот вот человек уже потратил деньги и готов потратить еще – иначе что он тут делает?

Прилавок с фруктами держал толстый лысый армянин в удивительно чистом переднике поверх спортивных штанов и рубашки с коротким рукавом. Из выуженных из Игоря сведений Дмитрий знал, что армянина зовут Вардан и что в разговор нужно вставлять определенные слова. Что ж. Надо – вставим.

Дмитрий подошел, еще издали нарочито внимательно разглядывая товар: томящуюся на солнце сушеную айву, виноград, инжир… торговец встретил его широкой улыбкой, повел рукой, отгоняя мух.

– Чего желаишь, товарищ? Виноград – ай, пальцы оближешь, айва – как живой солнце, груши – сами в рот лэзут!

«Тамбовский волк тебе…»

А ведь у этого Вардана наверняка была семья, дети. Возможно, дочери. Наверняка же он считал себя хорошим человеком, мужем и отцом. И торговцем тоже: Дмитрий проверил по картотеке, и у этого армянина, в отличие от Вахтанга, с бумагами был полный порядок.

«Интересно, выдал бы он свою дочь за Вахтанга?»

Дмитрий помедлил, еще раз оглядел товар, пожал плечами.

– Говорят, отец, у тебя персики самые сочные на весь Влад?

– Пэрсик? Сочный, лючше не бывает! Тэбэ какой? Вот, сматри, пушистый как щэка девушк!

– Да мне бы посветлее. – Он вздохнул и словно невзначай бросил взгляд за плечо. – И побольше. Друзей угостить хочу, десять их у меня, да еще двое. А у тебя, вижу, персиков мало.

Ящика с персиками хватило бы, чтобы все отделение до вечера бегало в туалет, но Вардан, пожевав губу, кивнул.

– Мало, слюшай. Но много – это дорого, очень дорого…

– А ты мои деньги не считай, – спокойно ответил Дмитрий, хлопая себя по карману, который вздувался смотанными в цилиндрик чистыми листами бумаги. – Но, если мало, значит, зря пришел. К другим пойду.

Он повернулся было, но армянин потянулся через прилавок, поймал за руку.

– Нэ торопись, товарищ. Сейчас – мало, так будет больше! Когда надо?

– Когда будет?

Вардан задумался, шевеля толстыми пальцами. Наконец, досчитав, медленно кивнул.

– Завтра прыходи. Мой друг пэрсики прывизет, доволен будешь.

– Светлые?

– Самый свэтлый, как снэжная королева! Слово даю! Только до открытия приходи, слышишь, да? А то все разбэрут, ничего не останется.

– Свежие? Лежалые-то только свиньям на корм.

Армянин помрачнел, глянул в небо, словно искал там ответ, потом покачал головой.

– Нет, слюшай, вчерашние будут. Нэ хочешь?

Дмитрий помедлил, будто раздумывая, потом махнул рукой.

– Все равно беру. Но может тогда дешевле отдашь? Скинь по десяточке со штучки?

Это Вардану понравилось еще меньше.

– А говорил, деньги нэ считаешь. Нэ нравится – нэ…

«Жадина».

– Ну вот, а говорят, на рынке любят торговаться… Ладно-ладно! Шучу. – Дмитрий успокаивающе вскинул руки. – Не гоношись. Договорились. Завтра так завтра. Бывай. А, впрочем, дай вон ту грушу. Коли уж сама в рот лезет.

«А завтра и тебя съедим, дорогой, вместе с Вахой, – размышлял Дмитрий, жуя сочную грушу, которая и впрямь таяла во рту. – Конечно, с грузом может приехать и курьер, но вряд ли. Судя по качеству фотографий, скупой ты, Вахтанг, и рисковать и платить за такую копеечную работу не станешь. А еще, главное, ты так и не нашел себе нового фотографа. Нет таких? Не верю, на такое качество Зои не требуется. И найти человека с камерой несложно. Значит, или ты решил сворачивать бизнес, или рассчитываешь, что Зоя вернется. Следовательно, думаешь, что она жива…»

Обрывая мысль, толпа у обойного ряда взбурлила, раздались крики.

– Вор! Украли!

– Господи, что ж делается…

– Люди, ловите, он туда убежал!

– Где?!

Из толпы выкрутился прыщавый парень в надетой набекрень кепке, сжимавший в руке красную сумочку с перерезанным ремнем. Зыркнул вправо, влево, метнулся во фруктовые ряды, мимо Дмитрия. Поймать его было – плевое дело. Дмитрий уже почти протянул руку, чтобы цапнуть воротник поддельного адидаса – и замер. Он стоял посреди прохода, и торговец персиками наверняка все видел. Вряд ли порнуху завтра продадут излишне сознательному гражданину, умеющему крутить преступников.

«Скотство».

Парень, даже не глянув в его сторону, пронесся мимо и свернул в глубину рядов. У входа взвилась трель милицейского свистка, но Дмитрий знал: пока постовые добегут, вора уже и след простынет. Описание в отдел малолеток он, конечно, даст и при нужде парня опознает, но когда это еще будет – и будет ли?

«Следовательно, Вахтанг, ты не маньяк-убийца. Но счет к тебе только что увеличился еще на строчку».

II. Совещание с начальством

Вечером, когда Дмитрий, с опухшей от бумаг и отчетов головой, уже готовился уйти домой, чтобы подремать хотя бы пару часов перед свиданием с Олей, телефон зазвонил снова.

«Господи, только бы не очередное тело».

– Майор Меркулов слушает.

– Дима? Не ушел еще? Зайди, – раздался глухой голос Курлянда.

– Слу… – начал было говорить Дмитрий, но из трубки уже доносились гудки отбоя – полковник положил трубку.

– Что еще случилось? – поинтересовался Дмитрий у стен. – Вроде бы я ничего не успел натворить? Что произошло на этот раз?

Стены молчали, и он, так и не придумав, чем провинился, вернул бумаги в сейф и отправился к начальству.

Дед, вопреки опасениям и ожиданиям, выглядел мирно. Сидел в кресле у окна, читая подшитые листы, в которых Дмитрий опознал собственный отчет за вчерашний день.

– Вызывали, товарищ полковник?

– Садись. – Дед кивнул на стул для посетителей, не в пример более удобный, чем те, что стояли в опере или в кабинетах попроще. – И рассказывай.

– О чем? – удивился Дмитрий.

Полковник хлопнул рукой по отчету.

– Вот об этом. Только своими словами. Не что делал и делаешь – читать я умею, – а что думаешь и чувствуешь.

И Дмитрий рассказывал. О представлении на пляже, о Зое, любовь для которой оказалась уж очень злой, о фотографиях – старательно умалчивая об Игоре, – и о том, что упорно не верится в секты и что убийца странный, не попадающий ни под одну схему, и поэтому приходится специально для него хоть как-то построить новую, а новая тоже не получается. Рассказывал, наконец, о том, как бесит почти полное отсутствие улик, хоть чего-то конкретного на теле или около. Пустота.

Он говорил, а Дед сосредоточенно жевал дужку очков, время от времени хмыкая и кивая. Когда Дмитрий выдохся, полковник помолчал, а потом спросил:

– Значит, в то, что этот Ваха – убийца, не веришь? Хотя и мотив есть, и возможность?

– Не верю, товарищ полковник. На девяносто девять процентов. Один оставлю на случай, если этот Вахтанг настолько безумен, что поступил так, чему нас даже не учили. Если так – завтра нам в обезьянник попадет объект, по которому ученые будут писать монографии.

– А может быть так, что он только притворяется психом? Маскируется? – задумчиво спросил Дед.

«Вот хитрый черт!»

Дмитрий задумался. В теории такое было возможно. Есть мотив, есть возможность, допустим есть желание, чтобы его не поймали. Или, если поймают, попасть в психушку, а не в тюрьму, хотя лично Дмитрий предпочел бы применить к нему высшую меру наказания – расстрел. Возможно. Так Вахтанг получался почти гением… и все равно картинка не складывалась, никак в нее не укладывались все детали.

– Думаешь, что не может, – понял по молчанию полковник. – Но отработать надо.

– Надо, товарищ полковник. Отрабатываем. На данный момент Вахтанг – единственный, кто может что-то сказать о жизни Зои в последние недели. От родителей и подруг она отстранилась…

– В секту ты тоже не веришь? – полуутвердительно-полувопросительно продолжил Дед, и Дмитрий мог только кивнуть.

– Секта, товарищ полковник – это всегда эмоции. Лидер, гуру. Представьте себе кучку подростков, которые собрались вокруг жертвы и аккуратно, механически режут на ней символы.

– Но в Ордене этом ведь резали?

– Но не так, – уверенно ответил Дмитрий.

Как раз перед уходом он успел связаться с едва проснувшейся Москвой, узнать кое-какие детали и отправить запрос на получение материалов. Запрос, впрочем, обещал быть долгим – бюрократические жернова между столицей и периферией мололи не быстро.

«Впрочем, всегда можно уточнить детали у Ольги. Хорошее будет свидание».

– Те резали в процессе, а здесь – после. После, товарищ полковник, для них смысла не было: они призывали этого своего… Бафомета, чтобы вселился в несчастную.

– А в мертвых демоны вселяться не умеют? – засомневался полковник и сунул в рот дужку очков. – О чем только не приходится думать… значит, считаешь, по культам работать смысла нет?

А вот это был очень хороший вопрос. Дмитрий задумался. Дед не торопил, листал материалы.

– Смысл есть, – наконец ответил Дмитрий. – Маньяк может быть одиночкой, но черпать вдохновение у других… гуру. Менять доктрину, дополнять ее. Взять мысль и развить. Газеты об Ордене писали, но без подробностей. Может быть, в Москве действительно упустили какую-то мелочь, которая перебралась к нам. Может, завелся свой придурок, который занимается оккультизмом. И тогда у нас появляется связь. И шанс выявить его.

– Потому что по одной жертве, если ты думаешь верно, шанса его выявить нет, – подытожил полковник, закрывая папку.

Дмитрий кивнул. Дед и сам видел, что фактуры в отчетах – кот наплакал. Видел и записки о Зое. В итоге все всё понимали – но легче от этого не становилось. Если убийца не Вахтанг, если маньяк подбирал жертв случайно, то найти его было не проще, чем иголку в стоге сена. Для психологического портрета мало данных, а связей между жертвой и маньяком до часа икс может вовсе не быть, ни физических, ни эмоциональных.

– А может, он ограничится одной, а? – Надежды в голосе старого опера не было.

– Нет, товарищ полковник, – тихо ответил Дмитрий. – Такие не ограничиваются. Он может затаиться на время, пока снова не стукнет в голову, а тогда… А что ему стукает – мы пока не знаем.

– Ладно. – Полковник поднялся, и Дмитрий тоже вскочил. – Работай по тому, что есть. Другие дела я с тебя сниму, от экономистов и моральников прикрою. Людей в группу даю, бери кого надо, как только понадобятся. Михаила?

– И Ивана Таранда. Он хорошо работает с людьми. И… и Игоря. Потому что плохо работает с женщинами, но хорошо с ними говорит.

«Хотя бы пригляжу за идиотом. Да и то сказать, женщины перед ним и правда млеют».

Полковник, словно подслушав мысли, бросил на него быстрый взгляд.

– Медсестра тут заносила рапорт, у Игоря отчего-то синячище на ребрах. К чему бы?

– Не могу знать, товарищ полковник! Наверное, на перила налетел, торопился.

– Ну-ну. Ладно, свободен.

Дмитрий отдал честь, повернулся, пошел, и когда он был уже в дверях, Дед ему сказал:

– Ольгу-то побереги.

«Чего?! Всего-то на свидание позвал!»

– Простите?

– Хорошая девочка, говорю, – терпеливо повторил полковник. – И эксперт годный. Не испорти.

«Чего?!»

– Да я ничего и не… Давид Михайлович, а вы знаете, почему она перебралась из Москвы сюда?

– Знаю.

Дмитрий подождал, но продолжения разговора не последовало. Оставалось только откозырять и пойти наконец домой.

«Секретчики хреновы. Ладно. Как там было? «Вы же следователь?»

III. Свидание

Каждый во Владивостоке знал – если хочешь поближе познакомиться с девушкой, то веди ее на Токаревский маяк. Там, на краю земли, на пронизывающем до костей ветре, когда она озябнет и устанет, всегда можно накинуть свою куртку на хрупкие плечи. И приобнять. Циничный, всем известный расчет.

Владивостокские девушки специально одевались на такую прогулку полегче – чтобы дать повод накинуть на ее плечи пиджак. А парни, напротив, утеплялись, доставали из шкафов лучшие пиджаки и плащи. Некоторые, особенно предусмотрительные и мерзлявые, надевали сразу две куртки. Дмитрий из шкафа мог добыть разве что китель, ветровку и намедни купленную джинсовку. Ее и накинул. Подумав, потратил еще пять минут на то, чтобы наполнить походный термос горячим чаем.

Узнать, где живет Ольга, было несложно. Нужно было лишь зайти в отдел кадров, побалагурить с суровой кадровичкой Светланой Федоровной, подарить ей шоколадку – и адрес Ольги был написан на клочке бумаги. Как ожидалось, Олюшка жила в ведомственной общаге на Борисенко. Тащиться через весь город по знаменитым владивостокским пробкам Дмитрию не хотелось. Но ведь сам пригласил!

По пути долго думал, что подарить такой странно-замечательной девушке, и не нашел ничего лучше, чем заехать в антикварную лавку. Там за сумасшедшие деньги приобрел шаль. Красивую, черную, вышитую алыми розами. Продавец уверял, будто она принадлежала купцу второй гильдии Александру Александровичу Иванову, который в 1894–1897 годах держал на Светланской гостиницу «Тихий океан», но Дмитрий понимал – шаль соткали где-то в Оренбурге. Впрочем, вместе с коробкой «Птичьего молока», какое мог делать только «Приморский кондитер», шаль вполне годилась для того, чтобы произвести впечатление на Ольгу и не выглядеть приставучим типом, заманившим на маяк, чтобы полапать.

Ольгу ему доводилось видеть разной. Серьезным экспертом, выверяющим дозы реактивов или сосредоточенно снимающим отпечатки. Бледной и испуганной, тихой – там, на пляже. Сердитой, когда доводилось ругать оперов за то, что натоптали где не надо, и поди теперь сними слепок с этой размазни. Видел он ее игривой, с сухим точным чувством юмора, напоминавшим о преподавателях в универе. Раз застал на верхних этажах управления, где она молча смотрела вдаль, на море, и вокруг была тишина, словно голоса оперов и шаги не смели к ней приблизиться.

Сейчас Оля выпорхнула из дверей общаги, как лето, решившее заглянуть во Владивосток на неделю раньше. В легком желтом платье, с распущенными волосами и облупленным от непривычного солнца носом, она походила на девчонку, удравшую с уроков.

Улыбнулась через плечо комендантше, помнящей еще Сталина, запрыгнула на переднее сиденье автомобиля, благодарно коснулась щеки холодными губами, принимая конфеты, и величественно махнула рукой вперед, явно подражая вождю революции.

– Поехали!

И Дмитрий поехал. По дороге, впервые в жизни благодарный знаменитым владивостокским пробкам, рассказывал про все вокруг, самое разное, вперемешку и вразнобой.

Про привидение, живущее отчего-то во-он в том универмаге, отчего там ни один уборщик не задерживается дольше недели, обязательно спивается.

Про вон ту «Волгу», принадлежавшую Вове Буераку, знаменитому грабителю, у которого Дед в незапамятные времена выиграл в карты обещание жить честно.

Про сокровища Колчака, которые наверняка закопаны где-то здесь, но все не находятся, а чертовы копатели позапрошлой зимой обрушили фундамент любимого кафе председателя, когда там сидела жена председателя, возможно в норках председателя.

Про вечные сопки, от которых у Ивана, выросшего в «плоской» Эстонии, поначалу вечно кружилась голова.

Про банду Яшки-цыгана, обносившую свадьбы и празднества в шестидесятые, пока не довелось сдуру нарваться на роту морских пехотинцев, отмечавших уход любимого капитана на пенсию.

Говорил про все, что мог вспомнить или придумать, словно дарил город этой девчонке, смотревшей в окно так завороженно, словно она верила каждому слову, вбирала в себя истории, легенды, байки.

На маяке, как и всегда, было ветрено. Соленый морской ветер кружил вокруг каменистой косы, трепал легкое платье девушки, и Ольга немедленно замерзла.

– А эту шаль я добыл на старом рынке. – Дмитрий жестом фокусника вытащил из-за пазухи объемистый ком, бережно набросил на плечи Ольги. – Говорят, она принадлежала жене купца Кунста, который крайне увлекался бабочками. И однажды сгинул в тайге, а верная супруга сбросилась с маяка. С этого. Чай хочешь?