Без дураков

– Сложно не понять, – ответил Андрей Максимович, – вы очень доходчиво объясняете.

– Молодец! – И Юрий Гургенович протянул над столом свою жилистую ладонь, которой схватил руку Андрея Максимовича и долго бессмысленно тряс ее, пока не опрокинул на стол чей-то бокал с остатками наливки.

– Я одного только не пойму, – Андрей Максимович решил не сдаваться, – почему наш разговор каким-то странным образом все время сводится к оправданию дураков? И люди они неплохие, и жалко их, и полезными даже бывают. Но с кем работать-то, если вокруг тебя одни дураки?! Как ни пристраивай их к полезным делам, они рано или поздно всё своей глупостью измажут. На дурака нельзя положиться, он в своей дурости непредсказуем!

– И опять ты ничего не понял! – махнул рукой Юрий Гургенович. – Это на придурка положиться нельзя, а на дурака в самый раз! Правильный дурак, он как железнодорожный вагон, поставил его один раз на рельсы, и он катит в нужном тебе направлении. Главное – стрелки вовремя переводить. А слишком умный, он всегда что-то там про себя думает, придумывает, сомневается. Может и до критики начальства досомневаться. Кому это нужно?! И вообще подозрительно, когда вокруг ни одного дурака. Умных людей это должно настораживать.

– Это хорошо, когда вокруг лидера работает команда единомышленников, – Елена Аристарховна соскучилась по выступлениям, – когда люди понимают друг друга, так сказать, без перевода. Не везде это получается, к сожалению. – Она с презрением посмотрела в сторону Андрея Максимовича. – Назначат вместо опытного человека кого-то случайного, и думай потом, что о тебе подумают.

– Редкая у тебя, Прохор Петрович, заместительница. – Юрий Гургенович сложил руки на груди и с восхищением смотрел на Елену Аристарховну. – Проникновенная и все понимает. А переезжайте ко мне, Елена Аристарховна?! Я вас вице-губернатором сделаю. Будем на оленя вместе ходить!

– И брать его за рога? – захохотала раскрасневшаяся от наливки и комплиментов Елена Аристарховна.

– Можно и за рога! – согласился Юрий Гургенович.

– Отпустите меня, Прохор Петрович? – Елена Аристарховна посмотрела на своего начальника.

– Ни за что! – честно признался Прохор Петрович. – Ты у нас незаменимая!

– Не отпускают меня, Юрий Гургенович, – Елена Аристарховна довольно улыбалась, – придется вам с оленьими рогами самому справляться!

– Жаль, – разочарованно произнес Юрий Гургенович, – но я Прохора Петровича понимаю.

Юрий Гургенович заметно хмелел и расслаблялся телом и мыслями. Помощник уже несколько раз напоминал, что пора на самолет, но Юрий Гургенович отмахивался, говорил: «Без меня не улетят!»

– Господа, – Степан Александрович поднялся со второй попытки, – я хочу сказать тост.

– Ха-ха! – захохотала Елена Аристарховна.

– Давайте! – поддержал Юрий Гургенович.

– Я чем больше вас всех тут слушаю, – для равновесия Степан Александрович оперся рукой на стол, – тем больше понимаю, что дураком быть прекрасно! И пожалеют тебя, если что, и пристроят куда-нибудь, и на пенсию с почетом проводят, лишь бы другим дуракам не мешал. Умному такой жизни еще поискать! А главное, я теперь понимаю, что на дураках у нас все и держится. Предлагаю выпить за дураков!

В едином порыве все поднялись и принялись радостно чокаться. И Андрей Максимович по какой-то необъяснимой инерции тоже поднялся, взглянул в чуть заслезившиеся глаза Прохора Петровича и, не пригубив свой коньяк, поставил рюмку на стол.

Через пятнадцать минут Юрий Гургенович, благодаря нечеловеческим усилиям своего помощника, все-таки осознал, что регулярный рейс может улететь и без него, и стал прощаться. Он по очереди, долго и многократно целовал всех в лицо, приглашал на охоту: «У нас такие заповедные места!» – обещал показать свои бесчисленные трофеи и напоить волшебным самогоном на травах, который в этот раз, к сожалению, не довез.

– На ход ноги! – кричал одурманенный хмелем Степан Александрович и, к ужасу Константина, уже третий раз возвращал к столу Юрия Гургеновича, который опять выпивал на посошок и начинал заново свою поцелуйную церемонию.

Наконец общими усилиями Юрия Гургеновича удалось вывести с террасы и направить в сторону выхода. Чуть задержавшиеся Андрей Максимович и Вячеслав Станиславович взглянули друг на друга.

– Никогда не думал, – сказал Андрей Максимович, – что простой вопрос о сокращении дураков может превратиться в такую комедию!

– Да, – вздохнул Вячеслав Станиславович, – чем умнее себя считаешь, тем большим дураком иногда оказываешься.

Часть вторая

Вячеслав Станиславович пил кофе в небольшом овальном зале. Это место служило приватной зоной, доступ в которую имели только топ-менеджеры компании. Здесь всегда был свежий кофе и горячий чай, бутербродики с красной рыбой и канапе с икрой, сыр и фрукты. При желании почти незаметный официант мог налить вина или шампанского и также незаметно удалиться. Маленький клуб для своих, где можно было ненадолго спрятаться от надоевших дел или поговорить с кем-нибудь за периметром кабинетных стен. Иногда руководство компании проводило здесь закрытые, неформальные встречи с важными гостями.

Вячеслав Станиславович, сбежавший с нудной конференции, которая второй день шла в здании их корпорации, наслаждался теперь кофейным послевкусием и даже чуть вздрогнул, когда дверь открылась и в помещение вошел неприлично загорелый для северной осени Степан Александрович.

– Степан Александрович! – воскликнул Вячеслав Станиславович и поднялся к нему навстречу с чашкой в руках. – Как отдохнули?

– Знаете, без приключений, – улыбнулся Степан Александрович и пожал руку коллеге, – был на курорте с женой: минеральные ванны, обертывания, массажи. Пора уже позаботиться об уставшем теле.

– Не прикидывайтесь! – рассмеялся Вячеслав Станиславович. – Ваше тело еще способно на всякие глупости!

– Уже не часто! – Степан Александрович провел ладонью по животу и залоснился щекастой улыбкой. – А что вы не на конференции?

– Сбежал, – честно признался Вячеслав Станиславович и пояснил в ответ на вопросительный взгляд Степана Александровича: – Не смог больше слушать Елену Аристарховну! Почти час жонглирует пустыми словами, мозг закипает.

– Да, – усмехнулся Степан Александрович, – в монологах наша Елена Аристарховна неудержима. Но согласитесь, в некоторых случаях это просто незаменимый талант. Она своей витиеватой бессмысленностью кого хочешь с ума сведет, а иногда только это и требуется. Так и пусть себе тренируется! – Степан Александрович взглянул на кофемашину. – Составите компанию?

– Давайте!

Они прошли к столу.

– А что происходит у нас? – Степан Александрович налил себе американо. – Есть новости?

– А вы не знаете?

– Нет.

– Тогда сейчас я буду вас удивлять.

– Надеюсь, приятно?

– Не уверен.

– Ну вот, не успел из отпуска выйти! – Степан Александрович глотнул кофе. – Не тяните, заполните мой информационный вакуум.

– А поинтриговать? – засмеялся Вячеслав Станиславович.

– На это вы мастер, конечно! – рассмеялся и Степан Александрович. – Но я ведь могу и отомстить потом!

– В этом я не сомневаюсь! – Вячеслав Станиславович поставил пустую чашку на стол. – Поэтому сразу к делу: Андрей Максимович уволился…

– Да ладно?

– И ничего не предвещало, – Вячеслав Станиславович развел руками, – был полон идей.

– Как скоропостижно ушел человек! И Прохор Петрович подписал?

– Подписал, – кивнул Вячеслав Станиславович, – Анечка говорит, у них был долгий разговор в кабинете, крики и даже удары по столу…

– А как она догадалась, что именно по столу стучали?

– Видимо, стол знакомый…

– А-а… – понимающе закивал Степан Александрович.

– Но из кабинета вышли улыбающиеся. Андрей Максимович отдал ей подписанное заявление, в тот же день забрал свои вещи из кабинета и, ни с кем не попрощавшись, нас покинул.

– И кто вместо него?

– Пока Игорь Аскольдович обязанности исполняет.

– Как фитнес у нас теперь расцветет! Так, может, Андрей Максимович на повышение пошел?

– Я Прохора Петровича пытался аккуратно расспросить, но тот с темы соскочил. Сказал только, что Андрей Максимович решил попробовать себя в бизнесе. Какая-то умопомрачительная идея к нему пришла.

– Странно все это, – негромко проговорил Степан Александрович и потер пальцами правый висок.

– Странно, – согласился Вячеслав Станиславович, – тем более что после его ухода подозрительно быстро разразилась и другая новость.

– Чувствую, не обрадуете…

– Час назад, – Вячеслав Станиславович наклонился к уху Степана Александровича, – мне позвонил приятель из нашего министерства… – Вячеслав Станиславович замолчал у виска Степана Александровича, и тому показалось, что к его голове приставили заряженный пистолет, который может в любую секунду выстрелить. – Говорит, нашего министра за жопу взяли…

– Да вы что?! – отпрянул Степан Александрович, как будто слова Вячеслава Станиславовича действительно больно ударили ему в ухо.

– Прямо сейчас, – Вячеслав Станиславович постучал указательным пальцем по циферблату непростых часов, – обыски в кабинете идут. В ближайшее время должны объявить.

– Так это же катастрофа для нас! – воскликнул Степан Александрович.

– Еще какая! – подтвердил Вячеслав Станиславович.

– А что инкриминируют?

– Говорят, взятка…

– Что-то мне нехорошо, – Степан Александрович потянул галстук, – присядем на диван.

Вячеслав Станиславович подошел к окну, приоткрыл створку стеклопакета и вернулся к Степану Александровичу:

– Как вы?

– Ничего, но слишком уж резкий переход из отпуска к обыскам.

– Ну, не у нас пока, слава богу! – успокоил Вячеслав Станиславович.

– Да сплюньте же вы! – крикнул Степан Александрович, вскочил и заметался по залу, сплевывая через левое плечо и отыскивая деревянные поверхности для ритуального постукивания. – Не хватало еще накаркать! И почему вы такой спокойный, я не понимаю!

– А у меня первый шок уже прошел, – таинственно улыбнулся Вячеслав Станиславович, – а еще я коньячку себе в кофе добавил…

– Какое мудрое решение! – Степан Александрович ударил себя руками по ляжкам. – А где тут у нас коньяк?

Из дверей за барной стойкой показался официант со скорбным лицом. Он нес небольшой поднос, на котором стояли два коньячных бокала, бутылка и блюдце с нарезанным лимоном. Он молча поставил поднос на журнальный столик, налил в бокалы коньяка и тихо удалился.

– Хоть какой-то сервис у нас безотказно работает! – выдохнул Степан Александрович. – Давайте снимем стресс!

Они выпили и помолчали.

– Как все-таки неудачно из отпуска вышел! – Степан Александрович, не спрашивая Вячеслава Станиславовича, налил по второй. И неожиданно оживился: – Слушайте, а у нас, кажется, племянник министра работал?!

– Работал и работает пока, – Вячеслав Станиславович пережевывал лимонную дольку, – но смысла в нем теперь не много. И так не знали, чем занять, а теперь на сдачу нам остался. Но дядька его любил, поэтому и проверками нам не досаждал.

– А Прохор Петрович в курсе уже?

– Думаю, доложили. Наш Прохор Петрович простачком только прикидывается, на самом деле человек с замыслами.

– Да… – протянул Степан Александрович, – теперь из-за одного дурака, который и взятку нормально принять не может, столько порядочных людей может пострадать!

Они опять помолчали и выпили не чокаясь.

– А при чем здесь увольнение Андрея Максимовича? – вспомнил Степан Александрович. – Я пока связи не улавливаю.

– Помните, месяца за два перед вашим отпуском он про дураков заговорил? Тогда еще Юрий Гургенович неожиданно приехал…

– Помню, конечно! – взмахнул рукой Степан Александрович. – Кое-что… Например, как он уговаривал нашу Елену Аристарховну к нему переехать. Она, кстати, еще не переезжает? А то вдруг я опять что-то упустил.

– Пока нет. – Вячеслав Станиславович взял со стола пульт и включил висевший на стене большой телевизор, с экрана которого зазвучала трансляция конференции.

– …на пути к новым технологиям и цифровому миру надо избавляться от всего лишнего, пустого… – послышался голос Елены Аристарховны. – Убавьте, убавьте, пожалуйста, звук! – поморщился Степан Александрович. – И так уже неважно себя чувствую. Так что там про Андрея Максимовича и его дураков?

– Я говорю, очень странная цепочка событий выстраивается: сначала Андрей Максимович зачем-то начинает обсуждать дураков. И заметьте, Прохор Петрович ему не препятствует, даже отдельное совещание по этому поводу собирает. Потом Андрей Максимович также неожиданно увольняется, и подлинных причин такого решения мы не понимаем. А теперь нашего министра задерживают, и все эти события происходят за очень короткий срок.

– Думаете, чья-то продуманная игра? Но в чем смысл?

– Если бы в таких делах легко смысл угадывался… – таинственно произнес Вячеслав Станиславович. – Помните, как Прохор Петрович нам про Анатолия Аркадьевича рассказывал?

– Который по своей дурости полезную реформу продвинул?

– Вот именно. Не стал бы Прохор Петрович просто так говорить. Не к испытаниям ли нас готовил…

– Вы по мне мурашки страха запускаете! – Степан Александрович нервно затеребил пальцами свою бороденку. – Нам главное понять, кто чего от нас хочет!

– А сейчас время такое, – Вячеслав Станиславович пристально посмотрел на Степана Александровича, – что сразу и не поймешь, кто хочет, чего хочет и, главное, от кого хочет. А потом раз, и приговор!

– Да что ж вы всё нагнетаете! – Степан Александрович отпрянул от Вячеслава Станиславовича и вжался в спинку кресла. – И так уже никакого настроения нет, хоть обратно на курорт эмигрируй!

– Не нагнетаю я, факты констатирую.

– И что же нам делать?

– В таких случаях, дорогой Степан Александрович, – Вячеслав Станиславович закинул ногу на ногу, – правильнее всего вообще ничего не делать.

– Так это умеем!

– Вот и не нужно пока ничего менять.

У Вячеслава Станиславовича зазвонил мобильный.

– Слушаю! Хорошо, сейчас зайду. – Он отключил телефон и взглянул на Степана Александровича. – Прохор Петрович вызывает, какие-то иностранцы у него.

– Тоже от нее сбежал? – Степан Александрович кивнул на экран.

– И заметьте, под благовидным предлогом! – Вячеслав Станиславович поднялся с дивана.

– Действительно, незаурядный человек! – сказал Степан Александрович. – Удачи в переговорах!

– Не прощаюсь. – Вячеслав Станиславович махнул рукой и вышел из зала.

Оказавшись в коридоре, Вячеслав Станиславович широко зашагал по бежевому ламинату, несколько раз повернул и через две минуты открыл дверь приемной Прохора Петровича.

– Добрый день! – поздоровался с Анечкой и взглянул на дверь кабинета: – Начали уже?

– Только что. Заходите.

Вячеслав Станиславович мельком взглянул на себя в зеркало, поправил галстук, постучал в массивную дверь:

– Разрешите, Прохор Петрович? – заглянул в кабинет.

– Проходите, проходите, – разрешил Прохор Петрович.

Вячеслав Станиславович приблизился к столу, за которым кроме самого Прохора Петровича сидел еще один мужчина. По его лицу сразу было видно, что он иностранец.

– Деррик. – Иностранец представился и пожал руку Вячеславу Станиславовичу.

– Не удивляйтесь, – Прохор Петрович посмотрел на Вячеслава Станиславовича, – мистер Деррик давно ведет у нас бизнес. Переводчик нам не пригодится.

Мистер Деррик оказался главой крупной компании, которая занималась родственными для корпорации Прохора Петровича темами. Полгода назад Прохор Петрович познакомился с ним во время одной из своих зарубежных командировок, а теперь Деррик приехал поучаствовать в конференции, на которой солировала Елена Аристарховна.

Когда Вячеслав Станиславович вошел, беседа крутилась вокруг нейтральной темы искусства. Деррик действительно свободно говорил на иностранном для себя языке, иногда только его обороты казались непривычными.

– Раз вы увлекаетесь живописью, – говорил Прохор Петрович, – советую вам посетить нашу картинную галерею. Там подлинные шедевры!

– Я уже был, но пойду и еще, – отвечал иностранец, – даже мимо деловой программы не откажу себе в этой радости: работы ваших мастеров есть и в моей коллекции. Мои картины не такие знаменитые, но кисть одна.

– А вы какое направление собираете? – спросил для поддержания разговора Вячеслав Станиславович, ничего не смыслящий в живописи.

– Я подбираю разные стили. Главное, чтобы живопись была настоящей…

– Понимаю, – элегантно улыбнулся Вячеслав Станиславович, – подделки никому не нужны.

– Наверное, не понимаете, – поправил мистер Деррик Вячеслава Станиславовича, – я не про подделки. Я говорю про настоящее искусство.

– А-а… – удивился Вячеслав Станиславович. – А как же вы различаете, какая картина настоящая, а какая не очень? По стоимости?

– Деньги? – усмехнулся мистер Деррик. – Нет! Цена здесь не важна. Я же сам ее формирую.

– Вот это любопытно, – вступил в разговор Прохор Петрович, – вы управляете ценами на картины художников? А как же рынок?

– Вам ли не знать, достойный Прохор Петрович, – засмеялся Деррик, – что любой рынок – это всего лишь люди, и двигает ими психология, часто примитивная. Подыгрывая человеческому тщеславию, жадности и глупости, можно создать любые запросы, а потом и назначить их стоимость. Даже на утилитарные вещи цена нередко зависит от биржевых, другим словом, интуитивных настроений. Зачем говорить про субстанции эфемерные, которые нельзя измерить в баррелях или тоннах? Картина будет стоить столько, сколько я за нее буду платить. Или такие, как я, и нас не очень много. И тогда шедевр великого Клода Моне может стоить значительно меньше, – мистер Деррик на мгновение задумался, – например, какого-нибудь кислотного портрета Энди Уорхола.

– Так это плохо, наверное? – спросил Вячеслав Станиславович.

– Почему же плохо? – удивился Деррик. – Наоборот очень даже хорошо.

– Я что-то тоже не пойму, – признался Прохор Петрович, – запутали вы нас совсем. Что же хорошего в том, что бездарные картинки стоят дороже шедевров?

– Так это они для богатых дураков стоят дороже. Разве умный человек отдаст сотни миллионов за детские рисунки? – Мистер Деррик с недоумением смотрел на своих потенциальных партнеров по бизнесу.

– Но как же удается убедить состоятельных, а значит, не совсем уж глупых людей выкладывать такие суммы за… – Вячеслав Станиславович замялся.

– За полную ерунду, – подсказал мистер Деррик.

– Да, если мягко выражаться, – согласился Вячеслав Станиславович.

– Дело в том, – Деррик откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу, – что в каждом обществе живут несколько разных обществ, которые пересекаются, но не проникают друг в друга. И главное различие в них не деньги, не принадлежность к властной элите, а интеллект и глубина восприятия окружающего мира. Соединяются они редко, только во времена общих крупных радостей или больших страхов. А в обычной жизни у каждого из них свои развлечения, своя культура, свои смыслы. Если сказать совсем упрощенно, то одни воспринимают все вокруг на уровне рэпа и детского рисунка, а другие на уровне Моцарта и Теслы. Конечно, есть и промежуточные варианты. Но большинство воспринимает все вокруг как раз на уровне незамысловатом. Не только живопись, но и музыку, и литературу, и бизнес, и политику, и гастрономию. И сами отношения между людьми. Да и вообще всё. Ну что же делать, если они такими рождаются?! – развел руками мистер Деррик. – Они же в этом не виноваты!

– А как же образование? – спросил Вячеслав Станиславович. – Оно же и призвано сглаживать некоторое интеллектуальное неравноправие.

– Бросьте, – махнул рукой Деррик, – никакое, даже самое блестящее, образование не сделает умного из дурака! В лучшем случае начистит его до блеска. Поверьте, глупых людей заметно больше, чем принято мыслить, потому что даже многие из тех, кто кажутся умными, на самом деле глупцы.

– И что же с этим делать? – поинтересовался Прохор Петрович.

– А зачем с этим что-то делать? – пожал плечами Деррик. – Это просто часть нашей жизни. Чем проще человек, тем примитивнее идеалы ему нужны. Сложных он просто не поймет, посчитает ненужной глупостью, да еще и обидится. Но если человек не глубоко чувствует, это не значит, что он не хочет быть причастен к чему-то великому. И тогда ему предлагается то, что он способен воспринять, например, «детские» рисунки Анри Руссо. Но какой смысл в «детских» рисунках, которые ничего не стоят? Другое дело «детские» рисунки за несколько миллионов долларов! К ним невольно возникает уважение.

– То есть вы придумываете бессмысленные «шедевры» и зарабатываете на дураках? – догадался Вячеслав Станиславович.

– Дураки для бизнеса вообще очень полезны, – кивнул мистер Деррик, – только придумывать ничего не надо. Любителей примитивного самовыражения и так полно. Нужно просто выбрать самых активных, поддержать их, вложить немного средств. И дело само закрутится. Когда у чего-то появляется цена, то интерес возникает моментально. Сначала найдутся эксперты, которые заработают на том, что убедительно расскажут, почему детский рисунок Маши или Гретхен из школы номер пятнадцать не стоит ничего, а точно такой же рисунок Руссо продается за пять миллионов.

– А вы еще поможете им в продвижении их мнений и заплатите хорошие гонорары… – вставил Вячеслав Станиславович.

– Потом, – кивнул улыбающийся мистер Деррик, – потом появятся искусствоведы, которые будут защищать диссертации и делать себе имя на новых «талантах». А еще подтянутся галеристы, аукционисты, журналисты, которым всегда нужно о чем-то написать. И чем больший ажиотаж возникает вокруг этой нелепицы, тем дороже она становится. Не дураки же их покупают, думают дураки, и начинают вкладывать в них свои средства. У дураков ведь своего мнения нет, они всегда питаются падалью чужих мыслей. И особенная прелесть заключается в том, что при этом ни один дурак себя дураком никогда не считает.

– Так это же просто деньги из воздуха! – догадался Вячеслав Станиславович.

– Ну вот, – улыбнулся мистер Деррик, – а вы говорили, что высокая цена бездарных рисунков – это плохо.

– Но почему не раскручивать талантливых художников? – Прохор Петрович нахмурился.

– Так я сказал уже: не все поймут, – Деррик внимательно смотрел на Прохора Петровича, – чем примитивней идея, тем больше людей в нее верят. Да и гении рождаются не каждый день. Так зачем отдавать шедевры глупцам, которые их даже не оценят?

– Неужели так просто все? – Вячеслав Станиславович восхищенно смотрел на мистера Деррика.

– Конечно, – кивнул Деррик, – как и все великое. Мы просто зарабатываем на интеллектуальных увлечениях не очень интеллектуальных людей. Наполни дурака мыслями – и он будет искренне считать их своими.

– Тогда у нас почти все дураки, – произнес Прохор Петрович и добавил: – А что делать, если в коллекции, скажем, есть уже рисунок Руссо?

– Радоваться, что у вас в руках дорогая безделушка.

– Это не у меня, – запротестовал Прохор Петрович, – у приятеля одного.

– Я и не настаиваю, – согласился мистер Деррик. – Посоветуйте другу, пусть нахваливает свой «шедевр», набивает ему цену и ждет своих дураков…

– А почему вы так легко раскрываете нам эти секреты? – Прохор Петрович подозрительно взглянул на мистера Деррика.

– Да какие же это секреты?! – усмехнулся Деррик. – Эту правду никто особенно и не прячет. Только поверить в нее непросто, особенно если в гостиной над камином висит «детский» рисунок, за который ты выложил миллион долларов. Или твоя карьера искусствоведа построена на восхищении беспорядочными цветовыми пятнами. Да и общественное мнение не позволит. Оно даже меня растопчет, если я вдруг скажу, что картины Уорхола – бездарный и бессмысленный китч. И никто при этом не вспомнит, – на лице мистера Деррика промелькнула грустная улыбка, – что миф о его гениальности им внушил мой отец, раскрутивший этого нелепого рекламщика.

Кабинет наполнила удивленная тишина.

– Да, – негромко продолжил Деррик, – оригинальная, прикольная глупость у людей поверхностных часто ценится выше настоящего таланта. До его понимания нужно еще дозреть, а прикол и дураку понятен.

Дверь в кабинет приоткрылась, и на пороге появилась Елена Аристарховна:

– Прохор Петрович, не помешаю?

– Заходи, – махнул рукой Прохор Петрович, – знакомься.

– Елена Аристарховна, вы уже завершили выступление? – спросил Вячеслав Станиславович, когда она поздоровалась с мистером Дерриком.