Дорогами илархов. Книга вторая. Персидский поход

– Продолжайте, не смею вам мешать, – скромно ответил Александр. – Позвольте только узнать, где мой друг Демосфен14? Он не с вами? Очень жаль. – И ушел.

Вечером Александр устроил пир в честь прибывших из Эллады деятелей искусства. Но особой честью удостоилась Таис, знаменитая гетера, знавшая наизусть «Илиаду», хорошо разбиравшаяся во многих науках. Она свободно цитировала Геродота и Платона. Могла на равных с умнейшими мужами поддержать философскую беседу или поспорить об истории и географии. К тому же Таис прекрасно пела и танцевала, завораживающе играла на кифаре. Но главное ее достоинство – гетера была очень красива: обладала тонкими благородными чертами лица и стройным гибким телом. А ей всего-навсего исполнилось чуть больше двадцати.

Гости разместились огромным кругом перед шатром правителя Персии. Почетным гражданам Афин и других крупных мегаполисов постелили ковры. Положили множество подушек, чтобы они могли удобно возлежать и наслаждаться зрелищами. Кто имел меньше заслуг, сидел за ними на простых циновках. Пылали факела. Сновали слуги, разнося угощения. Перед гостями извивались гибкие танцовщицы, захваченные в Дамаске, под мелодии музыкантов, плененных там же.

Александр возлежал на мраморном постаменте, на котором раньше стоял походный алтарь Ахуры Мазды с неугасающим огнем. Он позволил сдавшимся в плен полководцам Дария присутствовать в первых рядах, среди прославившихся воинов, знаменитых ученых и ваятелей. Место нашлось и для Фидара. Исмену приказал сесть справа рядом с Клитом. Тут же примостилась Томирис.

– О, Александр! Я ослеп? Или мне мерещится? – воскликнул чернобородый, широкоплечий воин, увидев новых соматофилаков. Он носил одежду гетайра. По его запыленному плащу и грязных подтеках на висках можно было понять, что он только с дороги. Исмен и Томирис признали в воине лживого атравана-лазутчика.

– Кратер. Ты уже прибыл от Геллеспонта? Завтра сделаешь доклад. Сегодня у нас веселье. Но что тебя так возмутило? – спросил Александр.

– Мое бедро до сих пор ноет, вспоминая стрелу, которую я получил от этой девчонки. А рука еще гноится от зубов лохматого чудовища, которого они на меня натравили.

– Так прости их. Они выполняли свой долг. Но теперь скифы служат мне. Посмотри, многие вчерашние полководцы Дария теперь здесь. Они дали клятву верности мне.

– Воистину, ты творишь чудеса, Александр! – все еще удивлялся Кратер, присаживаясь рядом с Исменом. Протянул ему руку: – Друг Александра – мой друг.

– Я рад, что тебя тогда не казнили, – пожал Исмен его крепкую широкую ладонь.

– Спасибо, – сухо ответил Кратер.

– Но ты сам виноват: плохой из тебя атраван. Оделся бы лучше кардаком. Тогда бы мы тебя не схватили.

– Эх, малыш, ты ничего не понял. Меня должны были схватить и учинить допрос. Таков был план.

– План? Ты сознательно подвергся опасности? – удивился Исмен.

– Да. А что еще оставалось делать? В армии у Дария после Мемнонм остался только один грамотный полководец – Харидем. Вот его-то Александр и задумал устранить. – Он толкнул Исмена локтем, наклонился к самому уху и тихо сказал: – Еще неизвестно, к кому повернулась бы Ника15, будь на поле боя Харидем во главе гоплитов.

– Ты хотел его подкупить?

– Нет. У Александра не было столько золота, сколько обычно требует Харидем за предательство. Поэтому я должен был проникнуть в лагерь персов. Меня должны были схватить… а дальше все произошло, как и планировалось: бросить тень на Харидема, да так, чтобы ни у кого не возникло сомнения, что он – предатель. Гениальный план! Александр придумал.

– Неужели Александр тебя послал на смерть?

– Я сам вызвался. Простому воину персы могли и не поверить, но коль сам Кратер, один из полководцев Александра ведет переговоры с предателем… Вот тут Дарий испугался, да так, что предпочел придушить Харидема.

– Но если бы тебя убили вслед за Харидемом?

– Убили, так убили, – безразлично ответил Кратер. – Главное, я довел до конца возложенное на меня дело. В нашей грандиозной победе есть и моя заслуга. Этим можно гордиться.

– А не слишком ли это подло? – заметила Томирис.

– Да, подло, – согласился Кратер. – Так, и персы подкупают афинских ораторов, чтобы они поднимали народ против Александра. И лакедемонян они снабжают золотом. Старик Антипатр сколько уже воюет с ними. И Дарий сам не скрывал, что подкупил Павсания, когда тот всадил кинжал в спину Филиппа. Разве это не подлость? Война без подлости – это не война.

Публика взорвалась приветствиями, когда появилась стайка красивых женщин в тонких розовых хитонах. Воздух наполнился легким ароматом цветов. Одна из них, самая стройная и изящная, легкими шажками приблизилась к Александру.

– Приветствую тебя, потомок Ахилла, последователь Геракла, любимец богов Олимпа, – произнесла она звонким мелодичным голосом и возложила на его голову золотой венок. В ее черных живых глазах вспыхивали веселые искорки.

– О, Таис! – воскликнул Александр. – Я не мог поверить, что сюда, в эту глушь прибудет умнейшая женщина Ойкумены.

– Как же я могу сидеть в проплесневелых Афинах, когда тут, в глуши творится история,

– Рад такому вниманию дочери Афродиты к моим делам. Но скажи честно: одобрила ли твое путешествие Фрина Афинская16? И как вообще поживает неувядаемый цветок Эллады. Почему сама не покинула Керамику17? Я бы ее встретил с почестями, достойными богине.

– Чего захотел, – засмеялась Таис. – Фрина пришла в ярость, узнав, куда я отправляюсь. Она ненавидит тебя за разрушенные Фивы. Представляешь, предложила все свое золото на восстановление города.

– Ее золото – ее право, – рассудил Александр. – Присаживайся рядом, – пригласил он Таис.

– Хорошо, но прежде я хочу увидеть то, что меня заинтриговало не меньше, чем разгром непобедимой мидийской армии.

– Что же могло тебя удивить больше?

– Я слышала, среди твоих воинов находится юная воительница из племени Ипполиты. Где она? – Таис поискала взглядом. Глаза ее вспыхнули. Она протянула руку Томирис. Та невольно поднялась. – Да разве она похожа на тех кривоногих мужеподобных женщин, что описывает Геродот? Посмотри, как она мила. Совсем еще девочка. А какое чистое лицо. Нет, это не кривоногая азиатка. Она больше напоминает смуглую тонконогую критянку. Но что за ужасная грубая одежда! – поморщилась гетера.

– Хватит разглядывать меня, как товар на торжище, – возмутилась Томирис, придя в себя.

– Ты сможешь сотворить из девчонки чудо? – спросил Александр.

– Я украду ее на несколько мгновений. Пойдем со мной, – поманила гетера. Томирис нехотя поплелась следом.

Александр поднял чашу, гости примолкли.

– Я пью за вас, друзья, за новый эллинский мир, над которым больше не будет нависать страх персидского махайра.

– За мир! – подхватили все.

– За вечный праздник! Как там у Анакреона18, – попытался припомнить Александр: —

Что же сухо в чаше дно?

Наливай мне, мальчик резвый,

Только пьяное вино

Раствори водою трезвой.

Мы не скифы, не люблю,

Други, пьянствовать бесчинно:

Нет, за чашей я пою

Иль беседую невинно.19

– процитировал он под овации. Обратился к Фидару: – Скажи, это правда, что скифы пьют только неразбавленное вино?

– Правда, – ответил Фидар.

– И ты?

– И я.

– Почему? От крепкого вина теряешь разум.

– Если разбавить водой молоко, разве оно будет вкусное? – спросил Фидар.

– Гадость, – согласился Александр.

– А сок с водой?

– Теряет вкус.

– А если кровь человека разбавить водой?

– Он умрет, – вставил лекарь Филипп.

– Что не разбавляй водой – все плохо, – сделал вывод Фидар.

– Отлично сказано! – не сдержал возглас восхищения Гефестион. – Виночерпий, мне налейте неразбавленного.

– Тогда – и мне! – потребовал Неарх.

– И мне! – закричали гетайры.

– Ты так всех моих друзей споишь, – покачал недовольно головой Александр. – Они же не скифы.

– Скифы знают меру, – возразил на это Фидар. – Не важно, что пьешь, важно – сколько пьешь.

– Опомнись, Александр, – воскликнул Гефестион, – мы же – македоняне. Вспомни, на пирах Филиппа вино пили только неразбавленное…

– Замолчи! – оборвал его Александр, гневно сверкнув разноцветными глазами. – Не напоминай о грязных пьянках в Пелле. Умей различать культурные симпозиумы и обыкновенное свинство.

– Прости, – смутился Гефестион.

Тем временем появилась Таис. Она вела за руку тонкую красивую девочку в нежно-голубом коротком хитоне. Серебряный чешуйчатый поясок перехватывал талию, подчеркивая стройность юного тела. Высоко уложенные черные волосы открывали чистый лоб и маленькие розовые ушки с золотыми кольцами. Край одежды доходил до колен, оставляя открытыми стройные сильные икры, оплетенные ремешками сандалий. Подведенные глаза делали взгляд выразительным и строгим. Ожерелье, преподнесенное в дар Дарием, украшало ее тонкую шею и спускалось на грудь. Все зааплодировали. Исмен не сразу узнал в красивой девочке Томирис.

– Твоя подруга воистину – дочь Артемиды, – восхищенно произнес Александр.

Томирис села рядом с Исменом, положила руку с изящными тонкими браслетами ему на плечо.

– Не смотри на меня так, – сказала она и густо покраснела, смущенная вниманием стольких мужчин. – Подай соку, – попросила.

– Таис, станцуй нам! – начали требовать гости. – Таис, станцуй.

– Гегемон позволит? – спросила красавица.

– Могу ли я запретить? – развел он руками. – Тебя просит богема. Я – всего лишь простой воин, по сравнению с ними.

– Этот танец мы приготовили для тебя, Непобедимый.

Таис медленно, грациозно поднялась. Тонкие руки взвились над головой стройными лозами. Ладошки отбили такт. Музыканты тут же подхватили. Гетеры покинули своих собеседников и встали в круг. В руках каждая держала чашу, наполненную вином до самых краев. Плавные завораживающие движения: словно трава гнулась под ветром, словно лебеди поднимались в воздух, словно волны накатывались на берег. И ни одна капелька из чаши не упала на землю.

Танец окончился. Зрители аплодировали. Философы тут же подняли бурный спор о силе искусства. Раскрасневшаяся Таис вновь присела на ложе Александра.

– Тебе понравилось, гегемон.

– Нет танца чудесней, чем танец ялкаде, – недовольно произнес Александр, нахмурив брови. – Говоришь: этот танец приготовила для меня? Но его танцуют лакедомоняне. А ты знаешь прекрасно, как я к ним отношусь.

– Прости, – воскликнула гетера, сделав вид, что не на шутку испугалась. – Я не знала…

– Знала. Прекрасно знала, – упрекнул ее Александр. – Не пытайся со мной играть. Не забывай, что перед тобой сын Громовержца, а не финикийский торговец.

Щеки Таис вспыхнули, в глазах сверкнул гнев. Но умная гетера тут же подавила в себе чувства и ласково промурлыкала:

– О, Непобедимый, прости мою глупость. Но все афинские танцы ты уже видел. И критскими танцами тебе не удивишь. Что же мне оставалось? Прикажи, и я разучу любой, дабы в следующий раз усладить твой взор.

– В последнее время мне нравятся танцы варваров. Ты знаешь хоть один?

– Нет, мой повелитель. – Хитрая улыбка скользнула по пунцовым губам гетеры. – Но я знаю, кто может исполнить танец, который ты никогда не видел, – загадочно произнесла Таис.

– Что же это за танец? – немного отошел от гнева Александр.

– Посвященный Артемиде. Его исполняют амазонки.

Таис намеренно громко произнесла последние слова. Философы тут же прекратили спор и обратили взгляды к Томирис.

– Покажи нам танец, посвященный Артемде, – попросил Александр.

– Но, гегемон, – нахмурившись, возразила Томирис. – Его танцуют перед алтарем богини, а не перед веселящейся толпой. Я не хочу разгневать Аргинпасу.

– Послушай, – серьезно сказал Александр. – Артемида и ваша Аргинпаса – одна и та же богиня.

– Я знаю.

– Так вот, у Артемиды был чудесный храм в городе Эфесе. Ты о нем слышала?

– Слышала. Но храм сгорел.

– А знаешь истинную причину пожара?

– Его сжег сумасшедший, надеясь прославить собственное имя.

– Все правильно. Но ты не задумывалась, почему могущественная богиня не смогла спасти свой дом?

– Нет, – честно призналась Томирис.

– Артемида или, как ты ее называешь, Аргинпаса, в это время в образе простой повитухи помогала женщине при родах. Если бы не ее помощь, то роженица бы умерла, а ребенок так и не родился. Ужасные, тяжелые роды. Женщина уже молила о смерти, как вдруг появилась таинственная повитуха и помогла. Она положила на грудь измученной женщины младенца, и та с удивлением увидела ее прекраснейшее лицо под старым серым покрывалом, нежные божественные руки молочной белизны, вдохнула чудный, ни с чем несравнимый аромат. Вдруг в дом ворвался грозный воин, расшвыривая всех на пути, и крикнул повитухе: «Спеши скорее в Эфес. Там безумный Герострат сжег твой храм!» «Не могу, – ответила таинственная и прекрасная повитуха. – Разве не видишь, Арес20, – я помогаю сыну Зевса».

– Родился ты? – глаза Томирис заблестели. – Ты говоришь правду? Тебя касались руки Аргинпасы?

– Разве я смею врать? Так что, все твои грехи перед Артемидой я беру на себя. Танцуй!

– Хорошо! – Томирис резко встала. – Я не смею отказывать тому, кого избрала Аргинпаса.

– Ты будешь плясать с щитом? – поинтересовался ученый Каллисфен. – Я где-то читал, что амазонки танцуют перед алтарем Артемиды с щитами.

– Нет. Пусть мне дадут два меча.

– Не дозволяй ей, Александр, – воскликнул Неарх. – Она уже искалечила немало народу, – показал он свою подвязанную руку.

– Пусть принесут! – разрешил гегемон.

Томирис вынула заколки и распустила волосы. Локоны черными змейками заструились по плечам, укрыли спину и грудь до самых колен.

– Как она прекрасна! – запричитали ваятели.

– Подайте скорее дощечки и уголь! – потребовали художники.

Томирис принесли два ксифоса.

– Нет, – отвергла их девушка. – Дайте мне кривые махайры.

Ей дали короткие мечи с изогнутыми широкими клинками. Томирис воздела руки с клинками вверх и, как Таис, отбила такт. Музыканты заиграли, а девушка закружилась, раскинув руки с оружием в стороны. Она выскочила в центр и принялась вертеть клинками, так, что едва удавалось проследить за рисунком танца. Она почти припадала к земле, высоко выпрыгивала. Хитон и волосы развивались, как крылья у птицы. Клинки со свистом рассекали воздух. Все замерли, открыв рты. Мальчишка-прислужник проходил с амфорой, наполненной маслом. Томирис метнулась к нему и ударила в сосуд. Кувшин разлетелся. Мальчишка вскрикнул и бросился бежать. Томирис окунула клинки в лужу разлившегося масла, поднесла к факелу. Мечи запылали. Она понеслась по кругу, кружась в бешенном ритме.

– Уймите ее! – закричали ошалевшие гости, вскакивая и бросаясь прочь.

Пылающие клинки проносились рядом с их лицами, горящие капли разлетались во все стороны. Чуть не дошло дело до паники. Но Томирис пронеслась огненным смерчем по кругу, упала на одно колено перед Александром, вонзив шипящие клинки глубоко в землю. Таис взвизгнула. Гефестион уронил недопитую чашу.

Танец окончился в полной тишине. Томирис села на свое место и быстрыми ловкими движениями заплела косу.

– Парменион, – тихо позвал Александр старого полководца. – Она тебе напомнила кого-нибудь?

– Да. Она похожа. Очень похожа. Конечно не лицом, но та же страсть, тот же безумный блеск в глазах. Только тогда Олимпиада танцевала с факелами. Твой отец потерял разум и воспылал к ней неземной страстью.

– О ком он говорит? – осторожно спросила Таис, – О твоей матери?

– Да. Парменион вместе с моим отцом Филиппом ездил на переговоры в Эпир, где отец впервые увидел двенадцатилетнюю Олимпиаду.

– Неужели, ты тоже сражен это дикаркой, – хитро улыбнулась Таис.

– Но я же не Филипп, – гордо возразил гегемон. – Я – Александр и ненавижу историю Эдипа21.

Юный Агенор, тот, кому Томирис расцарапала лицо, порывался встать, но товарищи его одергивали.

– В чем твоя печаль, Агенор? – заметил возню Александр.

– Ответь мне, гегемон: почему амазонка сидит рядом с тобой? – обижено спросил юнец заплетающим языком. – С тобой рядом Таис, прекраснейшая из женщин, да еще и Ипполита.

– Так, чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы амазонка села рядом со мной.

– Ох, не надо было бы ему давать неразбавленного вина, – покачал головой Парменион.

– Пусть она сядет со мной! – требовал пьяный юноша.

Исмен напрягся. Фидар приподнялся и недовольно поглядел на крикуна.

– Я его сейчас убью, – зло прошептал Исмен.

– А достоин ли ты ее присутствия? – спросил Александр.

– Я взял ее в плен. Она – моя добыча! – не унимался юноша, несмотря на то, что товарищи вокруг уже грубо просили его сесть и заткнуться.

– А мне рассказали другое, – усмехнулся Александр. – Это она тебя с коня сбросила. Да на твоем лице все написано.

– Я хочу ее взять в жены, – кричал он уже под хохот друзей. – Я ей отдам все: дом, мое состояние – все!

– Сердце забыл, – напомнил Александр.

– Вот же, молокосос, не ведает, что несет, – сплюнул Гефестион. – Услышал бы его отец.

Исмен попытался встать и кинуться на пьяного Агенора. Томирис тут же схватила его и усадила обратно.

– Я сама разберусь. – Она встала. – Хочешь меня?

– Да!

Все тут же смолкли.

Томирис смело подошла к Агенору, гордая и красивая.

– Удержишь мою руку – я твоя до самой смерти.

– Удержу! – он, шатаясь, быстро подошел к ней и схватил своей лапищей ее тонкую ладонь. – Попробуй, вырвись.

– Не буду, – спокойно пообещала Томирис. – Но это еще не все.

– Что же тогда?

– Фидар, – обернулась к аорсу девушка. – Ты знаешь наши обычаи. Помоги.

– О, нет! – закатил глаза Фидар. – Так и знал, что она этого потребует.

– Что за обряд? – с нескрываемым интересом спросил Александр. – Ты его проходил?

– Да. Было дело. Так албаны испытывают мужчин, – нехотя поднялся аорс.

– Мы хотим увидеть! – тут же загалдели философы.

– Нужен большой кратер с водой, – приказал Фидар.

Слуги принесли медную чашу с двумя ручками. Они удерживали ее на весу, а Томирис опустила сцепленные руки, свою и Агенора, в воду.

– И все? – хохотнул юноша.

– Нет еще, – на лице Томирис появилась змеиная улыбка.

Фидар вынул из стойки на столбе два пылающих факела и сунул их под днище кратера.

Агенор начал трезветь. Все забыли про угощение, вино и с интересом ждали развязки. Вскоре над кратером взвился пар. Агенор побагровел. Губы его затряслись. Томирис же стояла спокойно. Наконец, юноша не выдержал и с криком выдернул руку из кипятка.

– Не удержал! – холодно усмехнулась Томирис и спокойно покинула праздник под восхищенные овации собравшихся.

Исмен вскочил, подлетел к юноше и крепко врезал кулаком ему в челюсть. Тот грохнулся, перевернув блюда с фруктами, расплескав вино. Исмен побежал вслед за Томирис.

– Ах, ты! – Агенор схватил меч и хотел броситься вслед за ним. Железная клешня Фидара остановила его. Аорс вырвал клинок и отбросил юнца назад.

– Вот это девушка! – покачал головой Птолемей.

– Я начинаю верить, что она дочь Артемиды, – подхватил Неарх. – Я даже горжусь, что ранен ее стрелой.

– Надо же, – поддержал их Гефестион. – А Аристотель нам говорил об амазонках: они – всего лишь выдумки Геродота. Вот она – живая.

– Послушайте меня! – громко сказал Александр, обведя грозным взглядом воинов. – Если кто еще посмеет задеть эту маленькую пантеру, – будет иметь дело со мной.

– Александр, что ты говоришь? – зашипел на него Парменион. – Кому ты это говоришь? Твои воины прошли за тобой полмира! Неужели девчонка тебе дороже гетайров?

– Нет, Парменион. Я просто не хочу, чтобы моих отважных друзей позорила эта маленькая кошечка. А ты, Агенор, за свой длинный язык, будешь неделю мыть лошадей вместе с конюхами.

– Прости, гегемон, – взмолился юноша. – Не наказывай меня так жестоко.

– Надо было следить за своими словами или терпеть кипяток. Бери пример с амазонки: она следит за языком, и стойко перенесла испытание. А ты – опозорился. И опозорил не только себя, но и своих товарищей. Сорвите с него пояс, – приказал он телохранителям. – Пусть носит недоуздок, пока не осознает до конца своего поступка.

Исмен нашел девушку возле шатра Уархага. Лекарь смазал ошпаренную руку маслом и перевязал чистой тряпочкой.

– Больно? – спросил Исмен.

– Немного.

– Я его убью!

– Поклянись мне, – потребовала Томирис.

– В чем?

– Что не тронешь его.

– Но…

– Клянись! – настаивала она.

– Клянусь, – буркнул Исмен. – Почему ты его защищаешь?

– Не будь таким же глупым, как тот пьяный мальчишка.

– Извини, – тут же остыл Исмен.

– Подожди меня. Я сейчас переоденусь.

Она юркнула в шатер. Вскоре появилась вновь. Стерла с лица краску, сбросила тонкую одежду, пахнущую лавандовым маслом. Предстала вновь в своей кожаной куртке, с боевым поясом и в анаксиридах.

– Сможешь сопроводить меня?

– Куда? Уже глухая ночь.

– Посмотри, какая луна, – показала она на холодный яркий шар, зависший в черном звездном небе. – Мне надо очиститься перед Аргинпасой. Полнолунье – самое подходящее время.

Они поднимались высоко в горы, пока лошади не начали храпеть от натуги.

– Здесь, – решила Томирис, указав на скальный уступ, посеребренный лунным светом. – Жди меня, – попросила она, спрыгнула на землю и поднялась на уступ.

Вскоре запылало яркое пламя костра. Исмен старался не смотреть, но голова сама так и поворачивалась. Ничего не было прекрасней и загадочней. Лунный холодный свет, всполохи огня и юное обнаженное тело Томирис, ее распущенные волосы… Она танцевала, изящно изгибаясь и взмахивая руками, словно птица, плавно кружилась, тянулась к луне, становясь на цыпочки.

Вскоре Томирис спустилась, судорожно поправляя куртку. Тело ее дрожало от холода. Лицо спокойное, сосредоточенное.

– Тебя простила Аргинпаса? – спросил Исмен.

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Я ничего не почувствовала.

Они сели на коней и поехали обратно. Но перед самым лагерем Томирис свернула в сторону.

– Куда мы? – окликнул ее Исмен.

– Езжай за мной. Я познакомлю тебя с чудесной женщиной.

– Зачем?

Томирис ничего не ответила.

Они остановились возле большого шатра, вход в который охранял недремлющий страж. Он поклонился Томирис, пропуская ее.

– Госпожа Барсина, разреши войти, – спросила она.

– Входи, – ответил тихий мягкий голос. – Только не шуми. Дети спят.

– Я не одна. Со мной брат, – предупредила Томирис. – Позволишь ему узреть тебя?

– Пусть и он войдет.

Исмен окунулся в уютный полумрак. Чуть теплился огонек масляной лампадки. Приятно пахло ароматным маслом и свежим хлебом. На ковре сидела женщина. Голову ее укрывала тяжелая головная накидка. Исмен едва мог разглядеть красивое лицо со строгими тонкими чертами.

– Здоровья и силы тебе, юный воин, – первой поприветствовала она его.

– Пусть охраняет тебя Ахура Мазда, – ответил Исмен.

– Садись, воин, и ты садись, красавица. Я вас сейчас накормлю.

– Мы только что с пира, – оправдывалась Томирис.

– Да что вы там ели, – всплеснула она руками. – Что могут приготовить армейские повара? Полусырое мясо, да подгнившие фрукты. Я вас угощу творогом с медом и лепешками, замешанными на молоке.

– Твои слуги вернулись? – поинтересовалась Томирис.

– Только служанка, что присматривает за детьми. Остальные, наверное, удрали вместе с армией. Да еще евнух старый. Его вы у входа встретили.

– А где служанка? – Томирис поглядела по сторонам.

– Спит вместе с детьми, – кивнула Барсина на дальний угол шатра, где в груде подушек угадывались человеческие тела и слышалось ровное посапывание. – Она, бедняжка, так перепугалась, завидев македонян, что еле успокоилась. Чуть дар речи не потеряла.

Пока Исмен и Томирис с удовольствием уплетали сладкий творог, женщина смотрела на них ласково, по-матерински, качала головой и вздыхала:

– Что же это с миром творится? Дети воюют наравне со взрослыми. Как Ахура Мазда допускает такое?

Когда серебряные тарелки опустели, женщина налила им из тонкого керамического кувшина по кружке молока.

– Расскажите о Галикарнасе, – попросила она. – Как вы сражались под предводительством моего супруга Мемнона.

Томирис принялась живо описывать дни героической осады. Исмен не встревал, лишь иногда кивком подтверждал слова Томирис. Его постепенно разморило, и он стал клевать носом.

– Погоди, – остановила Томирис Барсина. – Твой брат совсем утомился.

Исмен почувствовал, как нежные горячие руки укладывают его на мягкую подушку, ослабляют пояс. Ему в полусне показалось, что это мама. Он чуть не позвал ее. Вовремя опомнился. Попросил, еле шевеля губами:

– Мне надо в полночь заступать на стражу.