Дороги джунглей. Великий Индийский путь

Патти снова пошел в школу. Он не хотел, чтобы мудугаров обманывали. Он учил значки, и наконец совершилось чудо. Значки начали складываться в слова, и слова заговорили. Они рассказали Патти о многом. С тех пор он не убегал с уроков в джунгли. Но вовремя ему удавалось приходить редко.

Иногда Патти пишет вечерами при свете очага значки на своей доске и складывает из них говорящие слова. Матери и отцу они кажутся чудом, как когда-то казались и Патти.

Как-то Патти принес мне большой кокосовый орех. Он положил его на землю у моих ног и сказал:

– Это тебе, большой учитель из большой школы.

– Спасибо, Патти, но мы его разделил пополам.

– Нет, – возразил он, – это тебе, амма, подарок.

Но мы все-таки его разделили. Патти очень любил кокосовые орехи, а их было так мало в уру мудугаров.

– В твоем уру, – спросил он, выскабливая ядро ореха из своей половины, – все делятся друг с другом?

– Большинство.

– А в твоем большом уру теперь прохладный сезон?

– Очень прохладный, Патти. Такой прохладный, что вода становится твердой, и дождь лежит на земле как белая циновка.

Патти перестал есть. Он удивленно и недоверчиво посмотрел на меня.

– Разве так бывает?

– Бывает.

– А до твоего уру долго нужно идти?

– Очень долго.

– А если я приду в твой уру посмотреть твердую воду и белый дождь, я буду гостем в твоей хижине?

– Конечно, Патти.

– Тогда я приду.

И может быть, Патти придет в мой уру, увидит белый дождь и твердую воду и еще много удивительных вещей…

Танец джунглей

– Амма, – сказ ала мн е мупати Рами, – приходи сегодня а в джу нгли. После захода солнца м ы будем тан цевать.

Приглашение было более чем заманчивым. А день тянулся нестерпимо долго. Солнце не желало уходить с неба. Оно посмеивалось над моим нетерпением и не спеша двигалось к остроконечным вершинам гор. У пика Великого бога оно задержалось. Видимо, у солнца были свои дела с ним. Договорившись обо всем с Великим богом, оно ускорило свое движение и наконец, сжалившись надо мной, посигналило последними лучами и ушло за Западные Гхаты. Долина погрузилась в темноту.

Мы осторожно продвигались по тропинке, петлявшей в зарослях, чутко прислушиваясь к звукам джунглей. Неожиданно за деревьями мелькнул огонек, потом другой. Послышались голоса. Мы вышли на обширную поляну, на которой горели костры. У костров толпились возбужденные люди. Отблески пламени играли на их полуобнаженных темных телах. И в этих джунглях, в пылающем огне, в далеких звездах и, наконец, в стройных мускулистых фигурах людей было что-то глубоко древнее, не имеющее отношения к той жизни, откуда я пришла к ним. Очевидно, то, что происходило сейчас, могло происходить сотни и даже тысячи лет назад. Может быть, и тогда были такие же темные таинственные джунгли, так же вилось пламя костров, такой же призрачный холодный свет шел от звезд и такие же темнокожие люди в узких набедренных повязках дополняли картину.

Здесь я увидела Рами, Чалана, Мадана, Сали, Каде, Паччая и многих других, кого уже хорошо знала. Но теперь я вдруг почувствовала, что в них появилось нечто неуловимое и еще не познанное мной. И это нечто непостижимым и странным образом отдаляло их от меня, ставило между нами невидимую, но почти осязаемую преграду. Они были в своей первобытной стихии, из которой вышли и куда без труда могли вернуться. А я этого сделать не могла. Прошлое было слишком далеко от меня. Целая цепь веков непреодолимо стояла на моем пути, и пройти через нее я уже не была в состоянии. Мне казалось, что и поляна, и эти гигантские деревья, и люди под ними существуют отдельно от меня и живут своей непонятной и необычной для меня жизнью. И хотя внешне все оставалось по-прежнему, чувство, что я наблюдаю происходящее с какого-то расстояния, уже не покидало меня.

… Раздался дробный стук барабанов, взвизгнула и жалобно залилась флейта. Мужчины закричали тонкими тоскливыми голосами ночных птиц и беспорядочно закружились вокруг музыкантов. К мужчинам присоединились женщины.

Согнутые фигуры танцоров движутся по кругу, хлопают в такт ладони. И снова всплеск крика. В нем – отчаяние и страх затерянного в джунглях человека. «О Великая богиня, защити нас от ужаса темного леса, от когтей тигра и клыков дикого слона. Мы слабы и ничтожны. У нас нет мужества разогнуться и принять вызов джунглей. Мы не хозяева здесь. Деревья и звери сильнее нас. Защити нас, защити!» А джунгли наваливаются на танцующих темной массой страха и ужаса. Человек кричит в тоске, и горное эхо многократно повторяет этот крик. Человек боится оглянуться. Он протягивает в мольбе беспомощные руки к небу. А оттуда на него смотрят равнодушные далекие звезды. И человек начинает сознавать, что ему никто не поможет. Защитить себя он должен сам.

Ритм танца становится все быстрее. Крики раздаются все реже. Неожиданно в танец врывается стройная мелодия песни. Что-то сильное и победное взмывает вверх. Люди преодолели свой ужас и отчаяние. Согнутые спины танцоров начинают распрямляться. Чувство приниженности и беззащитности исчезает. Темнокожие фигуры людей как бы становятся выше, распрямляются плечи. И теперь джунгли видят, что человек силен и смел. Человек победил свой страх. Пусть теперь джунгли боятся его. Песня внезапно ломается, и новая радостная мелодия оглашает ночной лес. Она звучит в полную силу. Это песня человека, выжившего вопреки враждебной и коварной природе. Мелодия постепенно замирает, и только ритмичные звуки хлопающих ладоней сопровождают танец. Лица танцующих сосредоточенны и суровы. Брови сдвинуты. Отсветы тлеющих углей красными тенями скользят по лицам. Движения замедляются, и круг распадается на небольшие группки. Кто-то подбрасывает сухие ветви в костер, и он, ярко вспыхнув, освещает всю поляну. Заросли отступают. И мне кажется, что перед моими глазами прошла рассказанная лаконичным и выразительным языком танца история племени мудугаров.

Камень правды

Недалеко от уру Где бьет барабан, на берегу Бхавани, лежит большой серый валун. Валун называется «камень правды». На этом месте в далекие времена принесла себя в жертву женщина-вождь. Вот как это произошло.

По соседству с племенем жил раджа. У него было большое войско, и поэтому мудугары подчинялись ему. Раджа потребовал, чтобы племя регулярно приносило ему подарки. Однажды во дворце раджи был большой праздник. Раджа прислал гонца к мудугарам и приказал доставить к празднику сто один предмет. Делать было нечего. Девяносто мужчин и девяносто женщин собрались на берегу Бхавани, там, где лежит теперь «камень правды». И вождь-мужчина и вождь-женщина сказали, что люди должны пойти в лес и отыскать там сто один предмет для раджи. Если они этого не сделают, раджа пришлет своих воинов и те разрушат уру мудугаров. Все эти вещи можно найти при одном условии: люди должны быть честными и правдивыми. Когда через две недели мудугары вернулись из джунглей, они принесли только сто предметов. Не хватало одного подарка – дикого слона. Кто-то был нечестен. Но никто не признавался. Тогда женщина-вождь сказала, что из-за одного нечестного человека не должно страдать все племя.

– Я принесу себя в жертву, и племя будет спасено.

Люди, притихшие, стояли на берегу Бхавани. Прозрачные струи реки играли на камнях. Разноцветные птицы пели в прибрежных зарослях. Мир был прекрасен, и никто не хотел умирать.

Но женщина-вождь вырыла яму и произнесла:

– Если я была честна и правдива в моей жизни, то через два дня после того, как я умру, вы найдете в яме дикого слона.

Сказав это, она вонзила себе в грудь стрелу и как подкошенная упала на серый валун. А через два дня люди нашли в яме дикого слона. Мудугары отправили все подарки во дворец раджи, и тот не разрушил их уру. С тех пор валун, на котором погибла ради спасения своего племени женщина-вождь, стали называть «камнем правды». И теперь всякий раз, когда мудугары видят этот камень, они в молчании останавливаются перед ним, отдавая дань уважения древней женщине-вождю.

Традиционные честность и правдивость, не изуродованные влиянием мира денег и наживы, еще сохранились у мудугаров. В племени нет случаев воровства. Никому не приходит в голову взять что-нибудь чужое или обмануть кого-нибудь. Двери хижин никогда не запираются. Мне не раз приходилось забывать вещи то в одном, то в другом уру, и каждый раз мне их возвращали. А я не помнила, где я их оставила. Мне иногда даже приносили пустые коробочки от фотопленки, думая, что я их забыла.

В уру Чиндаки несколько лет тому назад произошел такой случай. Умер старый мупан, и вскоре назначили нового. Почему-то в уру были уверены, что у старого мупана были деньги. Говорили, что кто-то их украл. Эти слухи взбудоражили все племя. Наконец собрался совет уру и выяснил, что никаких денег не было. Все были рады этой доброй вести, а жители Чиндаки до сих пор подробно рассказывают эту историю и каждый раз с облегчением говорят:

– Разве могут быть воры в нашем уру и в нашем племени.

Мудугары знакомы с деньгами. Но деньги еще не оказали решающего влияния на их психологию и сознание. Деньги для них только ниточка, которая связывает их с другим миром. В этом мире нельзя без денег, и мудугары стараются их получить. И прежде всего, чтобы заплатить дженми за арендованную землю. Никто из них не копит денег, никто не держит их у себя, если в них нуждается другой. Есть деньги – хорошо, нет – тоже не страшно. Мудугар всегда поможет другому и отдаст последнее. Постоянная готовность оказать поддержку – характерная черта племени. И если мудугары делают что-то для вас, они меньше всего думают о вознаграждении.

Я как-то спросила в уру Коравампади, можно ли достать флейту, которая так хорошо пела во время танцев в джунглях. Мне показали маленького горбатого мудугара, славившегося своим искусством делать флейты.

– Мне надо на это два дня, – сказал он.

Я согласилась.

Через два дня горбатый Виру принес флейту.

– Это тебе, амма, – и положил инструмент к моим ногам.

Ничего не подозревая, я вынула две рупии и протянула их Виру. Он отшатнулся.

– Нет, нет! – воскликнул Виру и закрыл лицо руками, как от удара. – Это подарок, амма. Я делал ее не для денег.

Очень трудно описать то, что я почувствовала. Передо мной стоял человек, чье тело прикрывала только набедренная повязка. Его детям не хватало еды. Но он упорно не хотел брать деньги, на которые можно было бы купить рису. И еще я отчетливо поняла, что, предложив Виру деньги, я оскорбила его. Стараясь выйти из неловкого положения, я сказала:

– Виру, это тебе подарок от меня.

– Нет, амма, деньги не подарок. Деньги не дарят. Ими платят.

И только когда Бабу Шетти пришел мне на помощь, нам удалось уговорить Виру взять деньги. Несколько дней спустя я узнала, что он отдал их в общую казну уру. После этого случая я больше не предлагала денег никому из мудугаров.

В племени почти не возникает споров по экономическим вопросам. Нет споров о земле. Люди довольствуются тем малым, что они имеют, и больше всего на свете ценят хорошее отношение к ним.

Мудугары, как правило, держат свое слово. В племени, где нет понятия о дисциплине и долге в нашем представлении, это кажется странным. Но тем не менее это так. Если мудугар что-нибудь обещает, он обязательно выполнит. Поэтому работать среди них мне было легко.

«Камень правды», символизирующий моральные устои племени, еще лежит на берегу Бхавани. Еще жива в народе память о трагическом событии и уважение к человеку честному и правдивому не умерло. Но судьбу племени уже решает мир, который находится за горами. И с каждым годом расстояние между ним и мудугарами сокращается.

* * *

Я уехала из долины Аттаппади в середине января. Мое путешествие, маршрут которого был выработан в отеле «Маскот» в Тривандраме, закончилось. Меня ждали жаркий Мадрас и работа в университете.

Готовясь к следующей поездке, я часто сидела в свободные от работы часы в библиотеке Мадрасского государственного музея, где была богатая коллекция книг по этнографии и антропологии народов Индии. Просматривая описания различных племен, я особенно заинтересовалась племенами, обитавшими в штате Орисса. Большинство из них находилось на стадии патриархата. Увиденные мною в Керале племена обладали ярко выраженным матриархальным характером. В одних случаях это были устойчиво сохранившиеся элементы материнского рода, в других этот род продолжал существовать полностью. И у меня возникла мысль: может быть, стоит съездить к племенам Ориссы и посмотреть, сохранились ли там какие-либо элементы ранней матриархальной организации.

После долгой дискуссии в отделе этнографии музея и на кафедре антропологии в университете я выбрала три племени – кхондов, бондо и гадаба.

Маннаны

Каникаран деревни Маннанкоди

Так женщины племени маннанов носят детей

Королевский блюститель порядка редко расстается с тростниковой палкой – «символом власти»

Хижина маннанов сделана из бамбука и пальмовых листьев

Его величество король маннанов

«Наследный принц»

Маласары

Погонщик слонов для других, Майян остается вождем и жрецом для своего племени

Девушка и юноша из племени маласаров

Руки маласарок украшены татуировкой

Кадары

«Люди джунглей» – кадары

В облике кадара ясно видны негроидные черты

Женщины племени кадаров до сих пор сохраняют традиционную прическу

Жрец Налабула у камня, символизирующего богиню Бхадракали

Мудугары

Мупан Мадан поддерживает коммунистов

Девочка из племени мудугаров

На пике Малаишвара мудугары зажигают огонь в честь Великого бога

Чтобы поймать крысу или крота, нужна такая ловушка

Встреча на лесной тропе

Фотографироваться немного страшно…

Кхонды

Вадака Курма размышляет…

Ни у кого нет такого красивого пера

Единственное оружие этого кхонда – топор

Дети, как и взрослые, тоже носят украшения

Бондо

Самая смешливая женщина в Мудулипаде – Будаи-токи

За детьми в племени бондо нередко смотрят мужчины

Две жены – надежная защита вождя Будамудули

Необычайно смешно увидеть себя первый раз в зеркале

Вождь бодо гадаба Дасу Чапари

Бой барабанов возвещает о начале танцев

Парни из деревни Бодопада

Танец жрицы становится все быстрее и быстрее

Танец окончен, и жрица в изнеможении падает на колени

Гадаба

Традиционные украшения – гордость каждой женщины-гадаба

Эта девушка столь же привлекательна, как и другие женщины гадаба

Часть II

Джунгли Ориссы

Бхубанешвар – Биссемкатак

В конце декабря 1964 года я приехала в Бхубанешвар, столицу Ориссы. В приемной правительства штата я спросила у девушки, сидящей за столом с телефоном:

– Скажите, кто у вас занимается племенами?

– Мистер Дас, – ответила она.

– Можно его повидать?

– Сейчас выясню, – и стала вызывать Даса по телефону. – Мистера Даса нет на месте, – сказала она, растерянно глядя на чемодан, стоявший у моих ног.

– Я подожду.

Ждать пришлось долго, около часа. Я томилась на деревянном стуле, стоявшем у стены, замусоленной затылками многих посетителей. Надо мной висела большая карта Ориссы. В открытые окна приемной вместе с ослепительными лучами солнца и уличным шумом вползал раскаленный воздух. Хотелось пить и отдохнуть с дороги. А мистер Дас все не приходил. На меня стала наваливаться дремота. Давала себя знать ночь, проведенная без сна в душном купе калькуттского скорого. С трудом до сознания дошли слова, произнесенные как будто издалека:

– Мистер Дас приехал. Вы можете пройти в его комнату. Дас, возглавлявший Отдел по племенам при правительстве Ориссы, встретил меня как старую знакомую.

– А мы вас уже ждали. В секретариате получили ваше письмо и дали указание на ваш счет. Так что же вы хотите?

Я объяснила.

– Мы сейчас все очень заняты. Начинается Вторая Всеиндийская конференция по племенам. – И, подумав, спросил: – Хотите познакомиться с нашим министром?

Министра звали Т. Санганна. Это был небольшого роста грузный человек, одетый в домотканую рубашку и дхоти, с простым широким лицом крестьянина. Сам он принадлежал к одному из крупных племен Индии – гондам. Министр был прямодушен и прост в обращении.

– Что вы думаете о племенах Индии? – в упор спросил он, и его глаза выжидающе остановились на мне.

– Им нельзя дать погибнуть. Им надо чем-то помочь. Мне сейчас трудно сказать, что можно сделать в условиях Индии, но что-то делать надо.

– Вы будете делегатом на нашей конференции, – сказал Санганна тоном, не терпящим возражений. – Мистер Дас, оформите все, что нужно.

– Но, – возразила я, – как же я могу быть делегатом, я ведь представитель другой страны.

– Вот в представителях такой страны мы и нуждаемся. Вы будете делегатом от правительства Ориссы. Решено? А теперь скажите, какая помощь вам нужна.

– Транспорт, если можно.

– Вы воспользуетесь одним из джипов, принадлежащих офису коллектора Корапута. Он сюда приедет, и мы договоримся.

В конференции приняли участие правительственные чиновники штатов, представители органов местного управления, этнографы и антропологи, общественные деятели. Работало несколько секций, в которых обсуждались проблемы блоков по развитию племен, различные программы, вопросы образования и здравоохранения и т. п. Естественно, что многих участников волновало будущее племен, и каждый подходил к этой проблеме по-своему. Однако всех тревожило бурное вторжение национального капитала в районы племен. Много говорили и спорили о необходимости насаждения социалистических элементов в племенной экономике, но возможности для этого были слишком ограниченны, и никто не знал, как это сделать конкретно.

В зале конференции я столкнулась нос к носу с Малати Чоудхури. Малати была одной из старых конгрессовских деятельниц Ориссы и работала среди племен в дистрикте Декханал. Мы познакомились с ней около года назад в третьем классе поезда, шедшего из Чидамбарама в Мадрас. Узнав, что мне дали джип, она попросила меня взять с собой Миладу Гангули. Милада была чешкой, но жила в Индии около двадцати пяти лет. Я согласилась.

– Да, – вдруг вспомнила Малати, – обязательно поговори с Маханти.

Маханти удалось разыскать не сразу. Я поймала его в перерыве между заседаниями, когда он куда-то спешил.

– Вы к кхондам? Да еще к донгрия кхондам? – спросил он и удивленно вскинул на меня насмешливые глаза, прикрытые стеклами очков. – А вы знаете, как трудно туда добираться?

– Пока нет. Поэтому хочу, чтобы вы мне рассказали.

Маханти усмехнулся. Но, как ехать к донгрия кхондам, он все же объяснил. Это выглядело так:

– От Бхубанешвара, – с безнадежностью в голосе произнес Маханти, – доедете до Чотрапура. Это сто миль. Потом повернете на Чикаколе. От Чикаколе поедете в деревню Амдалбалса. Из Амдалбалсы – в деревню Палконда. От Палконды до Виракатама пятнадцать миль. За Виракатамом увидите мост через реку Бансадхара. Мост называется Тотапаллибридж. От моста повернете налево и поедете в направлении Парбатипурама. К ночи доберетесь до Раягуды, там переночуете. В Раягуде есть обитель бхудана. Ее возглавляет Шанти Деби. Она предоставит вам ночлег. Не ахти какой, – он иронически посмотрел на меня, – но крыша над головой будет. Если не застанете Шанти Деби, разыщите врача Радху. Утром отправляйтесь в Биссемкатак. Это двадцать пять миль от Раягуды. Рядом с Биссемкатаком есть небольшой поселок Чотикона. Там найдете Баннерджи, он чиновник по торговле с племенами, в частности с донгрия кхондами. У него попросите проводника Чакрапани Саху и двух охотников для сопровождения. В джунглях есть тигры, все может случиться, – и Маханти снова испытующе посмотрел на меня. – От Биссемкатака пройдете две мили пешком до подножия гор. Оттуда через горы девять миль до деревни Курли. Это центр племени. Он расположен на высоте трех с половиной тысяч футов над уровнем моря. Оттуда полторы мили до деревни Камбеси, три мили до Тиагуды, миль пять от нее – Мунигуда. Вот и все. Ясно?

– Ясно. Спасибо.

И Гопинатх Маханти – писатель и специальный чиновник по племенам при правительстве Ориссы – усмехнулся еще раз, покачал головой и сказал как бы про себя:

– Ну и ну, к донгрия кхондам. Придумают же такое. – Подхваченный кем-то, он унесся в другой конец коридора.

Через месяц после моего возвращения из поездки в Мадрас я получила письмо. Оно было от Гопинатха Маханти. «Я не могу не удивляться, – писал Маханти, – тому, что вы, даже не будучи индианкой и никогда до этого не побывав в дистрикте Корапут, смогли совершить это головокружительное путешествие в горы Донгрия, хотя бы и на короткий срок. Мне говорили, что вы перенесли поход и пребывание в горах с удивительной легкостью. Если вы не возражаете, будьте добры, сообщите мне, кто вы и откуда. О вас я знаю только то, что вы преподаете русский язык в Мадрасе и интересуетесь племенами».