скачать книгу бесплатно
на ребят, и мне в голову пришло, что со всего потока отправился в армию я один, да еще по собственному желанию. Большинство парней откосили или были не годны к службе в армии.
По возвращении домой я стал «проживать» по- следние часы перед отправкой с родителями. Ценные часы, часы с разговорами про будущее за чашкой чая.
– — Ты – мужик! Мой сын! – бодро ударив себя в грудь, воскликнул отец. – Все будет отлично!
– Старайся нам звонить… Ох, и зачем мы тебя вообще отпускаем … – пригорюнилась мама.
– Все будет нормально… – уверенно сказал я.
«Да, ближе родителей никого нет, и никогда не бу- дет. Только они будут всегда переживать за тебя, от- давать себя, жертвовать собой. Родители – един- ственные, кто любит по-настоящему. Будь ты хоть нехороший человек, неудачник, либо просто послед- ний глупец, все равно они будут тебя любить», – по- думал я тогда.
Кажется, родители успокоились, и я морально был готов покинуть родной дом на долгое время.
Ровно в семь утра я уже сидел в своем военкома- те. C нами, молодыми и зелеными ребятами, провел небольшую беседу какой-то лейтенант. На вид лет тридцати, одет в серую, четко по канту, выглаженную рубаху с галстуком, темные брюки и ярко начищен- ные туфли. Он рассказывал, как стать хорошим солда- том и отличником по службе:
– Каждый солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения военной службы, строго хранить военную и государственную тайну. Быть честным, правдивым, добросовестно изучать военное дело и всемерно беречь вверенное ему вооружение, бое- вую и другую технику, военное и народное имуще- ство, – продолжал он громким голосом, – оказывать
уважение командирам и старшим, соблюдать правила воинской вежливости и отдания чести.
Далее он подробно разъяснил, как достигается вы- сокая воинская дисциплина.
В окнах аудитории показался зеленый микро- автобус.
– Выходим! Строимся в колонну по одному! – дал команду лейтенант.
Будущие солдаты, пребывая в небольшом хаосе, выбегали по одному во двор военкомата. После этого нас посадили в микроавтобус и направили в сборочный пункт. Несколько матерей, провожая стремительно от- даляющуюся машину взглядом, под гнетом тяжело да- вящих эмоций расставания с сыновьями, уже не в си- лах сдерживать плач, моментально залились слезами.
Сборочный пункт представлял собой громоздкое, серое, ровно оштукатуренное кирпичное здание со- ветской постройки. Наружные стены увешаны агита- ционными, цветастыми плакатами на патриотичный манер. Армейский корпус наполнен нервными, шум- ными людьми, среди которых были офицеры, прапор- щики, солдаты и гражданские. В здании – несколько помещений с высокими белыми потолками. Свеже- выкрашенные ровные стены, увешанные плакатами, инструкциями и нормативами. Имелась там и комната для местных, служащих солдат. В ней было четыре ряда двухъярусных металлических кроватей. Так же находилась общая аудитория с несколькими длин- ными деревянными скамьями, расставленными одна за другой, здесь проводилась вводная лекция. Мест- ный старший прапорщик посадил нас в эту большую аудиторию и приказал тихонько сидеть. Появился до- кладчик в звании старшего лейтенанта.
– Будете болтать – будете драить полы! – рявкнул громко старлей. – Не будете выполнять
приказы, – осмотрел он нас всех внимательно, – бу- дете косячить, тогда на каждого найдется зубная щет- ка да туалет обосранный!
В аудитории меж скамеек послышались тихие перешептывания.
– Тише, обезьяны! Всем молчать! – рвал глотку старлей.
– Обещаю – халяву словить хер получиться! Раз пришли – терпите!
Именно там, на лекции, или, скорее, это можно было назвать на «воспитании», из уст старлея я впер- вые услышал изощренный русский, первосортный армейский мат.
Еще «обезьяны»… Это слово сопровождало меня до самого конца службы. Время от времени оно весьма подходило к солдатам, в особенности, когда они буха- ли, дрались и так далее. Но не в этот момент. Сейчас
«старлей» рвал глотку чисто для профилактики, учил нас, обкладывая всех извращенным, режущим уши матом.
Спустя несколько часов всех находящихся в аудитории людей разделили на группы. Затем ровным строем отправили на улицу во двор. Там за неболь- шими, расположенными четко в линию, деревянными столами, нас ждали «покупатели».
«Покупатели» – это офицеры, либо прапорщики, которые разбирали «нужных» для них солдат. «Нуж- ных» они подбирали по личным делам, которые вы- давал им военкомат.
Они сидели в ряд за столами и заполняли какие-то документы. Среди них были военнослужащие с мор- ского флота, войск связи, министерства внутренних дел и так далее.
С большим нетерпением я ждал своего «поку- пателя», который должен был забрать меня в мои
военно-воздушные войска. Да, я уже считал их свои- ми. Те самые войска, которые находились рядом с до- мом, в области.
Вдруг я услышал свою фамилию и подошел к вы- звавшему меня офицеру. Им оказался капитан тре- тьего ранга. Это был человек лет шестидесяти, с ко- роткими светло-каштановыми волосами и добрыми глазами темно-голубого цвета. В ровнёхонько приче- санных волосах проступала добротная седина. Глад- ковыбритый, с прямыми чертами лица, по которому было видно, что это умный, принципиальный чело- век. На голове вальяжно, немного на бок, красова- лась черная пилотка с крупной золотистой кокардой. На плотной фигуре морского офицера ладно сидели бледно-желтая рубашка с коротким рукавом и черные брюки c четко выглаженной, правильной стрелкой. Изящные, начищенные черные туфли заканчивали образ настоящего показательного офицера, по-моему, истинного образца для подражания.
В полном недоумении я присел на стул напротив
«моряка». Началось своеобразное собеседование.
– Здравия желаю! – громко поприветствовал меня капитан.
– Здравия желаю, товарищ капитан третьего ран- га! – на выдохе, так же громко, ответил я.
Он изучал меня с каменным лицом. В его глазах читалась оценка.
– Сколько лет?
– Двадцать два.
– Смотрю, вышка есть? – рассматривая личное дело, спросил капитан.
– Да, – с легким шлейфом гордости ответил я.
– Думаю, подойдешь.
– Какие войска? – поинтересовался я.
– Пока не скажу, – отрезал капитан.
– А куда? В море? – вырвалось у меня.
– Посмотрим, – многозначительно ответил ка- питан.
– Что мне делать дальше? – с любопытством спросил я.
– Иди побрей голову. Забери форму, сапоги и по- дожди меня. Может, прихвачу еще кого, – ответил капитан.
Пока я искал того, кто меня «обреет», я думал о том, что передо мной сейчас был отличный человек. Таких людей в сборочном пункте я еще не встречал. Насколько я мог судить по мимолетному общению – настоящий офицер, не такой, которого я слышал не- сколькими часами ранее. И тут я начал понимать раз- ницу в офицерском составе. Она была очень большая, как разница между небом и землей. Как позже я по- нял, есть «шакалы», а есть настоящие офицеры, ка- ким и являлся этот капитан третьего ранга.
Блуждая по сборочному пункту, я случайно на- ткнулся на кубрик местных военнослужащих и, нако- нец, нашел своего «стригаля»:
– Обреешь? – спросил я, черпанув пальцами свои непослушные волосы.
– — Давай, садись на стул, – показал на табуретку в конце кубрика «стригаль». – Ща я тя так обрею, у меня навыки – не хуже новозеландского овчара.
Пока меня брили наголо, я обдумывал свое «со- беседование» – вспоминал, как капитан спрашивал у меня про образование, рассматривал меня, изучал, думал – брать или не брать, как я пытался узнать, в какие войска меня собираются забрать. Что же будет дальше? Остается только ждать.
После бритья, с новыми ощущениями на голове, я получил свою форму, сапоги и вещмешок, кото- рые впоследствии сопровождали меня всю долгую
службу. Получил ту самую форму, которую впослед- ствии сотни раз подшивал, штопал, которая в конце службы превратилась в желтоватую тряпку.
Одежду, которая была на мне, я сложил в громад- ный мешок. Обувь – в другой, не менее большой. Никогда я не видел таких больших мешков – тюфя- ков, полных одежды и поношенной обуви. Мне сказа- ли, что одежду отправят домой. Примерно через час появился капитан в компании пары таких же, как я – лысых, «зеленых», не понимающих, что происходит, молоденьких ребят.
Нас, бритых парней в новенькой форме, посади- ли в старенькую, проржавевшую «буханку» и увезли в неизвестном направлении.
Сидя в машине, я думал о том, как сейчас мои университетские товарищи торжественно, в шикар- ных костюмах и модных платьях с улыбкой получают свои дипломы. Беззаботные, юные, полные жизни, они танцуют, пьют, любят… В общем – счастливо живут и дышат полной грудью.
Тут машина резко подпрыгнула, и я ударился голо- вой о крышу, что моментально вернуло меня обратно, из воображения – в суровую реальность.
Шальная «буханка» наша ехала скачками, виляла из стороны в сторону. Меня немного мутило. По исте- чении нескольких часов она, наконец, остановилась. Нас привезли во временный пересыльной пункт.
Пункт представлял собой большой деревян- ный прямоугольный барак. Внутри, в тусклом свете пары одиноко висящих лампочек на проводах, мож- но было увидеть дощатый, украшенный широкими щелями, выкрашенный в грязно-коричневую кра- ску, пол. На нем, по двум сторонам, в линию, четким строем расположилось несколько стальных кроватей. У каждой кровати стояло по маленькой деревянной
табуретке зеленоватого цвета. Из побитых временем деревянных окон доносился свист холодного ветра. Вокруг спертый, затхлый запах, как будто в помеще- нии накануне подохла пара лошадей.
Нас встретил контрактник в должности рядово- го. Показал, где можно спать. Добрая часть метал- лических кроватей была сломана. Сетчатые основа- ния – порваны. Прутья местами врезались в спины. Капитан был вместе с нами. Стоило ему прилечь – отключился моментально. Могильную тишину барака прерывали звуки ночного леса, скрежетание сверчков, шелест листвы и дуновение ветра. Тишина и полное спокойствие – давненько такого не было…
В пересыльном пункте мы пробыли только одну ночь. Утром сели обратно в «буханку» и продолжи- ли свой путь. Через пару часов нас доставили на ма- ленькую, переполненную бабушками, деревенскую железнодорожную станцию. Вскоре показался поезд. Мы погрузились в вагон и двинулись, как нам объ- яснили вскользь, в сторону Волгограда. Сопровождал нас капитан, к которому присоединился большой рыжий прапор с петличками пехотинца. Отличался
он тем, что всегда почему-то пел:
Путь далёк у нас с тобою, Веселей, солдат, гляди!
Вьётся, вьётся знамя полковое, Командиры впереди.
Солдаты, в путь, в путь, в путь! А для тебя, родная,
Есть почта полевая. Прощай! Труба зовёт, Солдаты – в поход!
Пел он старую строевую песню. Позже она стала моей любимой. Под эту песню мы каждый день гор- дым строем тянули ногу. Но прапор пел ее отврати- тельно. Приходилось терпеть.
Мы расположились в вагоне плацкарта. После прошлого места ночлега плацкарт показался нам каким-то шикарным, фешенебельным, пятизвездоч- ным отелем. В вагоне хотя бы был нормальный туалет с умывальником, что не могло не порадовать. Ребята попались собранные, правильные, никто не ругался, никто, на удивление, не пронес в вагон что-то спирт- ное, даже никто не курил в тамбуре. Своей маленькой компанией мы сидели и гадали, куда нас везут.
Через сутки спокойного путешествия мы, наконец, приехали к нашему долгожданному месту назначения. Бодрым пешим шагом добрались до части. Прошли ровным строем через контрольно-пропускной пункт, и нашим глазам открылась широкая, обновленная, светлая, выстроенная по кантику, показательная воин- ская часть. На гладкой поверхности черного асфальта красовалась свежевыкрашенная разлиновка, на кото- рой ровным строем, нога в ногу, шла рота солдат.
Ранним утром на плацу обычно проходила фи- зическая зарядка. Днем ребята «тянули» ногу на за- нятиях по строевой подготовке, вечером, уставшие от тяжелого дня, собирались на полковую вечернюю поверку, на присутствие, отсутствие и так далее.
Во главе плаца стояла массивная, командная три- буна, обложенная бежевой, габаритной, керамической плиткой. На плитке красовался флаг Российской Фе- дерации и полковой герб. Плац окружали четыре кир- пичные пятиэтажные казармы, здание штаба, учеб- ный корпус и набело оштукатуренная столовая.
Это была примерная и уставная часть. Она имела свой оркестр и хороших, грамотных офицеров. Но,
в то же время, «славилась» железной дорогой, которая шла прямо за забором части. На ее счету было несколь- ко молодых ребят, перерезанных колесами поезда. Кто- то спрыгивал с забора прямо под поезд: то ли просто хотел сбежать, то ли сразу насмерть – решался однаж- ды сделать шаг под стальные лезвия колес…
Служба в этой учебной части длилась около по- лутора месяца. Описывать ее полностью, особого интереса у меня нет, но было несколько ярких, по- казательных моментов, в которых просматрива- лась человеческая психология. Как свобода умирает под гнетом уродов, а своеволие и вседозволенность – развращает. Кто волк, кто шакал, кто «кидает» сло- ва, а кто отвечает за сказанное. Как ведут себя люди в критической, опасной для себя ситуации. В общем, как говорят: «Кто на что горазд».
Часть была уставная. «Уставная» – означа- ет, что во главе всего – воинский устав. Воинский устав – нормативно-правовой акт, регламентиру- ющий функционирование вооружённых сил, из- виняюсь за бюрократический оборот речи. А если простым языком, то все ходили по струнке, одеж- да должна была быть выглаженная, чистая, а сапо- ги – вылизанные до блеска, ходить – строем, при- казы выполнять – четко. В казарме – все, как надо. При входе – тумбочка дневального, слева – бытовая комната, справа – каптерка и ленинская комната. На- против – канцелярия, где размещался офицерский
«штаб». В нем офицеры заполняли свою повседнев- ную документацию и готовились к многочисленным разноплановым проверкам. Коридор напротив канце- лярии – место построения. Возле бытовки – туалет: ровные ряды писсуаров и умывальников, пять каби- нок с сортирами. За дверцами кабинки – фарфоро- вые «очки».
Спальное помещение – самое большое. Разде- лено на две части широким проходом – «взлеткой». В самом конце «взлетки», у стены, – спортивный уголок с турником и несколькими, на скорую руку сваренными, аккуратно сложенными гантелями. Кро- вати металлические, двухъярусные. По две впритир- ку. Одеяла застелены ровно, по «кантику», сразу вид- но, застелили по ниточке. Подушки отбиты, уложены, само самой, так же – по нитке.
Вся эта ровненькая обстановка мне очень даже нравилась. Единственный большой минус, который перекрывал все плюсы, это сержантский состав. При- ходилось слушаться оборзевший, не видящий рамок в своих издевательствах, лоховской сержантский со- став. У них – погоны, у нас – ничего. Они были редкостными ублюдками: если их кто-то не слушал, они «стучали» на солдат командиру роты или коман- диру батальона. Пользуясь положением, могли забрать деньги и телефоны. Когда только приехали мы и сол- даты из других городов, «недосержанты» решили поживиться.
– Строиться на взлетке! В две шеренги! – дал команду один из сержантов. – Быстро!
– Первая шеренга! Три шага вперед! Круугом!
Ровный ряд солдат сделал три широких шага и развернулся. Не понимая, что происходит, мы во- просительно смотрели друг на друга.
– Содержимое карманов! Вещмешков! На пол!
Живо!
На полу оказались горы шампуней, зубных паст, мыла, бритв, туалетная бумага, разнообразная еда и даже книги. Поочередно были проверены карма- ны на наличие хороших телефонов и денег. Действо это проходило не один час, но уходить было нельзя. Один из нас не удержался и обделался. Так и стоял.
Но на него было всем «насрать» в прямом смысле, не до него… Через несколько часов телефоны, деньги и еда были собраны.
Сержантский состав время от времени проводил воспитательную работу с солдатами (по мне – так просто издевались). Устраивали игры типа «три скри- па», «сушеный крокодил», «телевизор» и так далее.
«Три скрипа» – способ успокоить и уложить спать роту после отбоя. Правила до боли просты: после отбоя должна сохраняться гробовая тишина, на каждый третий скрип кровати рота поднимается на ноги и выстраивается по стойке смирно на взлетке. По команде, в течение десяти—пятнадцати секунд все должны вернуться в кровати, при этом успеть снять тапки и поставить их аккуратно, а кому надо – взо- браться на верхнюю койку. Если рота больше ста чело- век – реально ли вообще спать без единого скрипка? Поэтому такая тупая беготня продолжалась, бывало, в течение всей ночи.
«Сушить крокодила». Нет, там нет никакого кроко- дила! Ни живого, ни мертвого. «Сушка крокодила» – это когда провинившегося за что-то, а, возможно, и просто так для профилактики, солдата заставляют висеть над лежащим на кровати уже послужившим
«дедушкой». Руки и ноги упираются в спинки кро- вати, а снизу отдыхает «послуживший» – вот тебе и физическое воспитание – и моральное.
«Телевизор». Нет, там тоже нет никакого телеви- зора! Есть только табуретка, которую надо держать на вытянутых руках в позе «сидящего на горшке». На табуретку могут поставить что-то для увеличения нагрузки. Продолжительность «испытания» не име- ет ограничений. Для подбадривания, конечно, можно и пинков надавать.
Но это все «попса». Пришел мне на память вот ка- кой случай. Мы, солдаты, постоянно были загружены множеством дежурств и нарядов. Люди, которые сто- яли в наряде ночью, по возможности отсыпались пару часов днем. Среди шума двух сотен диких кабанов жизненно необходимо было хоть как-то уснуть.
Один из обессиленных, спящих ребят – Саша, отличный парень, отзывчивый, эрудированный и жиз- нерадостный. Всегда улыбался. Ему было двадцать лет. Внешне Саша походил на мышонка: худенький, маленький, беленький. Гладкая кожа туго обтягивала его бледное худощавое лицо. Сашка с большим нетер- пением ждал того часа, когда его отпустят на свободу, когда закончатся бесконечные армейские будни. Каж- дый день в своем карманном, обшарпанном календаре Сашка отмечал прожитый день, отсчитывал, сколько осталось до дембеля. В дальнейшем, всем на удивле- ние, этот «мышонок» оказался решительным, без тор- мозов храбрым, отвечающим за свои слова человеком, то есть настоящим мужчиной, что в наше время очень большая редкость.
После одного из ночных нарядов по части, а на- ряд представлял собой патруль, который должен был обходить всю часть и близлежащие территории, Саша вернулся уставший, корчась от боли, снял свои ды- рявые берцы, аккуратно стянул портянки, его ноги были в глубоких кровяных мозолях от бега, постоян- ной ходьбы и от другой армейской повседневной суе- ты. Затем он улегся на свою двухэтажную железную скрипучую койку и замертво уснул. В это время мимо проходил один из младших сержантов, моральный урод, типичный представитель племени «недосер- жантов», или просто ублюдок, который чувствовал свою безнаказанность. Так вот, проходя мимо Сашки, мирно спящего «мышонка», «недосержантик» решил
над ним подшутить. Придумал он произвести над ним
«письмо бабушки».
Письмо бабушки – это был удар со всей силы по- душкой по измазанному пеной для бритья лицу, на ко- торое должен быть уложен лист бумаги.
Сержантику показалось это не полным, малым развлечением. Порывшись в трусах, он набрал волос и накидал их на пену, которую предварительно раз- мазал по лицу спящего Сашки. И попросил собрать волосы такого рода у нескольких ребят и товарищей по лычкам. Собрал он их много. После чего произвел хлесткий удар по лицу нашего Сашки. Все хохотали, а особенно этот урод, который прямо-таки задыхал- ся от смеха: «Смотрите на него! Он там, кажись, ис- кры ловит! Конченный!» – не унимался сержантик. Спросонок Саша не понял, что произошло – так вне- запно вывело его из мертвецкого сна. Лицо жгло. Саш- ка был весь в пене и этих волосах. Выйдя на «взлет- ку», он отправился смывать все с себя, приговаривая:
«Придет время и ты ответишь за это, сраная крыса». Никто, конечно, не придал значения словам унижен- ного мышонка.
Через некоторое время, к концу учебки, нас рас- пределяли по войскам. Сашу отправляли ночью на Кавказ. И вот, собранный, с вещмешком, он решил отомстить. Испражнившись тихонько в стакан, он по- дошел к вальяжно лежащему на кровати полуголому сержантику, и вылил пахучее содержимое стакана в рот обидчика:
– На, хлебни ссанины, ублюдок, – проговорил Сашка.
