скачать книгу бесплатно
Курманов смущенно замолчал, видимо, не знал – стоит ли говорить или нет?
– Ну, договаривай, раз начал, – попросил Иван, которому стало любопытно – чего же хочется Лешке, уже ставшему большим начальником в губернии – народным комиссаром стать, что ли? Может, к звездам взлететь?
– Мне, Иван Афиногеныч, учиться хочется, – выпалил Алексей и зарделся, как девка: – Понимаю, что староват. Поздно в тридцать лет на учебу идти, но все-таки…
– Леха, да куда же тебе еще-то умнее быть? – всплеснул руками Иван. – Ты же и так из ума сложен.
– Понимаешь, вроде бы не совсем я дурак. Но чувствую – не хватает мне знаний. Я даже церковно-приходскую школу не закончил.
– Как это? – удивился Иван, закончивший двухклассную школу в селе Абаканово. – У тебя сколько сестер-братьев?
– Два брата старших.
– А я четырнадцатый в семье! Мы хоть и не голодовали, да все равно тяжко приходилось. Помнится, сапоги хотелось, так к батьке пристал – купи да купи! Так пристал, что отец у кого-то денег занял, купил, а как пришел – мне эти сапоги в лицо и швырнул. Как вспомню – до сих пор обида берет. Я же в отход с десяти лет работать пошел. Маленький был, дворнику помогал, а когда двенадцать исполнилось, вместе с отцом да братьями бревна возил в Пошехонье. Впервые досыта наелся, как на службу солдатскую попал. Учится хочу, чтобы и самому жить интересно было, и людям чтобы пользу принести.
– Да, Алексей… – протянул Иван. – Точно, будешь ты наркомом, если только головушку кто-нибудь не открутит. Умных да честных никто не любит.
– Все может быть, – усмехнулся Алексей. Потом вдруг спросил: – Иван, а у тебя какая мечта?
Николаев пожал плечами – на империалистической выжить мечтал, потом о победе над белыми, мечтал о возвращении домой. Брякнул первое, что пришло в голову:
– Я на рассвете мечтаю помереть.
– Чего это ты вдруг? – вскинул брови Курманов.
– Вспомнилось – лежал я в госпитале, о смерти говорили. Мол, морякам погано соленую воду глотать, когда тонешь, летчикам – с неба падать больно, кавалеристам – от шашки или от пики чужой. А пехоте хорошо: пуля в грудь и никаких мучений. Да еще на солнышко взглянуть перед смертью неплохо.
Верно, Курманов и сам такие глупости не раз слышал, потому отвечать не стал.
– Ладно, пора мне, – начал собираться Иван. – Тебе ж небось завтра вставать чуть свет? Заснешь на службе, товарищ красный генерал, и подорвешь авторитет ответственного работника.
– Подожди чуток, – попросил Курманов. Покосившись на косушку, сказал: – Плесни мне на донышко, да и споем нашу…
– Я вернусь в село родное,
Дом срублю на стороне.
Ветер воет, ноги ноют,
Будто вновь они при мне.
По страницам газеты «Коммунист». 1922 год
О коммунальном хозяйстве в Череповце
У нас есть водопровод, но нет канализации. Еще в 1920-м году первый председатель Коммуноотдела тов. Харламов намеревался устроить канализацию. Был составлен проект и смета. Но Харламов погиб в Кронштадте, а после его гибели проект был забыт.
… Не следует забывать, что до революции городская управа занималась благоустройством города за счет займов в банках, на что были построены здания театра (теперь губисполком) и Дворец труда.
Не пора бы и нам брать займы в социалистических банках, чтобы построить новые здания?
Объявляется месячник помощи школам!
Комсомолец, раскуси!
Бородачей порастряси!
Красноармейцы 8-й роты решили раз и навсегда объявить войну матерщине, позорящей звание красноармейца!
2 марта с.г. в 7 часов вечера в районе Борисовской волости мною и членом ВИК замечено падение метеорита.
Доктор Фурнье д, Альт изобрел способ передачи изображения на расстоянии с помощью звуковых волн.
Из доклада студента Вологодского рабфака Григория Зайцева, проживающего на зимних каникулах в Череповецкой губернии, составленный для Череповецкого уездного исполнительного комитета.
Школьное и внешкольное образование
В районе моего проживания школы нет, ближайшая школа в 4 верстах, детишки все неграмотные, а за 4 версты ходить нет обуви и одежды. Всего школ в волости 4. Учительство, кроме школьной работы, среди населения не ведет никакой другой, исключая практикантки, которая вместе с местной молодежью занимается постановкой спектаклей.
Отношение к власти
В отношении к власти наблюдается перелом в молодом элементе, который подходит к взгляду, что ближе Советской власти и компартии к ним нет никаких партий; а вообще дух крестьянина анархический: ни та, ни другая власть не нужна. И только старики и кулацкие элементы еще придерживаются враждебного мнения. Отношение к местной власти не очень лестное, но и не чересчур враждебное.
Быт деревни
Праздники проводятся так же оживленно, как и в довоенное время, одна только положительная черта, что нет такого пьянства и драк, какие были раньше. Причина: волость бедная, не на что гулять. Второе: поумнел народ.
Раньше жена была рабой мужа, он что хотел, то и делал со своей женой. В настоящее время дело обстоит в другом виде. Мужья стали умнее, считают жену как подругу жизни, а не рабу и дают ей полную свободу. Зато отношения жены изменились. Свою свободу они пересолили и теперь стараются подчинить себе мужа, ввиду чего отношения мужа с женой нехороши. Между невесткой и свекровью существуют еще старые традиции, что «свекровь и невестка непримиримые враги». Но уже есть, появляются первые ласточки хорошей совместной жизни. Хотя и мало, но уже есть. Вообще все-таки деревня хотя и черепашьими шагами, и с трудом, но развивается и принимает в себя различные нововведения, т. е. деревня постепенно прогрессирует.
Глава пятая. Враг трудового народа…
– Значит – фамилия, имя, отчество? – казенно-равнодушным голосом спросил чекист. – Сколько лет, какого сословия?
Иван, сидевший на табурете, намертво вмурованном в пол допросной камеры, покорно вздохнул. Назвавшись, отвечал дальше – от роду тридцать три года, по происхождению – крестьянин, до семнадцатого года был на фронте, партийная принадлежность – сочувствующий большевикам, в годы Гражданской войны опять же на фронте, имеет ранения и именное оружие от комфронта. В данный момент – безработный. Мурыжили вторую неделю. Вроде бы все, что можно, выспросили в самом начале. Ан нет – по десять раз записывали ответы на одни и те же вопросы, словно и не было у Советской республики недостатка в бумаге. То, что он защищался от грабителя, оказавшегося чекистом, не верил никто. Или делали вид, что не верят.
Череповецкое губчека, с февраля ставшее губернским отделом ГПУ РСФСР, занимало дом бывшего виноторговца Горбаненко. Может, не самое подходящее место, но должно же губернское управление где-то находится! К тому же новое название ГПУ еще не прижилось и «гепеушников» по старой памяти называли чекистами. Огромный подвал – бывшее винохранилище, был переделан во внутреннюю тюрьму. Если принюхаться, еще чувствовались винные запахи, хотя все вино было выпито еще в семнадцатом – упившихся до поросячьего визга революционеров отливали холодной водой. Кое-кто, дорвавшись до дармовщины, протрезветь не сумел – пошел на тот свет пьяным! Был здесь штурм Зимнего дворца в миниатюре. Кормили сносно – на завтрак и на ужин – ломоть хлеба с воблой, в обед «шрапнель» или щи из капусты. В выходные к завтраку добавляли куриное яйцо! Для питья и умывания стояло ведро, а на оправку выводили по требованию арестанта. Словом, грех жаловаться. Одно плохо – смертельно хотелось курить. Махорку отобрали при аресте, а попросить папироску в одиночной камере было не у кого. Под нарами отыскалась «заначка» от предыдущих сидельцев – парочка окурков, ломаная спичка. Расщепив ее пополам, кое-как протянул два дня.
Сегодня, судя по яйцу, был выходной, но чекисты работали.
– Кого из руководящего состава губкома, губисполкома или губчека вам надлежало убить? Кто послал?
– Никого я убивать не собирался, никто не посылал, – упрямо повторял Иван в десятый или сотый раз и добавил: – К террористам, левым и правым эсерам не принадлежу и никогда не принадлежал.
– А мы, гражданин Николаев, не настаиваем, что вы принадлежите к социал-революционерам, – торжествующе заявил чекист – молодой парень в кожаной куртке. – У нас есть доказательства, что принадлежите к одной из монархистских организаций.
– К какой организации? К монархической? – удивился Иван. – Да вы что, опухли? Я супротив царя два с лишним года воевал!
Не удержавшись, Николаев сказал все, что он думает о царе, монархистах и дурнях, кто причисляет честных красноармейцев к кадетам и прочим контрикам.
Чекист слушал не перебивая, словно пытался запомнить все многоэтажные загибы. Потом с видом циркового фокусника, что вытаскивает из шляпы испуганного кролика, полез в карман.
– Это ваше? – развернул тряпицу с наградами.
– Мое, – не стал отрицать Иван.
– С какой целью носили с собой портреты царя Николашки? – задал чекист неожиданный вопрос.
– Какие портреты? – не понял Иван.
– А это что, хрен в пальто? – повысил голос дознатчик и ткнул обгрызенным ногтем в медаль «За беспорочную службу», на которой красовался портрет последнего императора. – А это – теща твоя? – ткнул «В 300-летие дома Романовых», где были профили первого и последнего Романовых. – Так с какой целью?
– С какой целью? – оторопел Иван. – Никакой цели не было. Просто носил – и все.
– Что значит – просто так? – повысил голос дознаватель. – Вы носили с собой символы свергнутой власти и портреты кровавого царя?
– Я эти награды кровью заработал. А уж носить ли, выкидывать – мое дело! Да и не на груди я их носил, а за пазухой.
– Значит, за царя кровь проливал, награды от него получал? – с удовлетворением сказал чекист. – Так и запишем…
– Пиши, мне не жалко, – пожал плечами Иван и попросил: – Ты бы закурить мне дал да воды попить принес.
– Ничо, на тот свет без курева пойдешь. – Ивану Николаеву стало не по себе. Конечно, трусом он не был – отвыкаешь пугаться за шесть с лишним лет войны, но все же… Одно дело, когда словишь пулю или осколок в бою и другое коли тебя к стенке поставят. Эх, нагляделся он, как к стенке-то ставят. Ничего хорошего! – Ты, мил-друг, меня с контрой-то не равняй, – мягко сказал Николаев, подавив дрожь в кончиках пальцев. – Я, к твоему сведению, в Череповце Советскую власть устанавливал и на фронте против белых воевал!
– Ты хайло-то не разевай, фронтовик сраный! – презрительно бросил ему в лицо дознаватель. – Много вас, героев, развелось. Думаешь, если на фронте вшей кормил, так все можно? Да я таких, как ты, итит твою, сотню положу!
– Чего?! – набычился Иван. – Сотню, говоришь? Да мы таких, как ты, раком ставили!
Николаев соскочил со стула, сгреб чекиста за отвороты кожаной куртки, приподнял и приложил об стену. Дознаватель издал жалобный писк и стек на пол, как весенняя сосулька с крыши… Видимо, услышав шум, в камеру ворвались два здоровых лба, с веселым азартом набросившиеся на подследственного.
«Драться – это вам не кулаками махать! Драться нужно так, чтобы супостату было тесно, а тебе – просторно! Поняли, долбодуи?!» – добродушно приговаривал ротный фельдфебель Елкин, награжденный крестом за Порт-Артур, отшвыривая от себя очередного недотепу. Сколько соплей и расквашенных носов, набитых шишек и синяков было у новобранцев, пока постигали нелегкую премудрость «окопной драки»! Но зато когда врывались в австрийские окопы, то им было просторно, а австриякам тесно. Если бы у каждого солдата был такой фельдфебель, так и войну бы выиграли в году пятнадцатом!
… Оглядывая допросную, где на полу корчились поверженные «супостаты», Иван едва не упустил из виду «дознатчика», подававшего признаки жизни – чекист, малость очухавшись, тащил из кобуры револьвер! Будь это обычный наган, извлечь не составило бы труда. У этого же был маузер в громоздкой деревянной кобуре. Отобрав оружие, стукнул парня кулаком в живот.
Иван Афиногенович связал всех их же собственными поясами, без зазрения совести выгреб из карманов кисеты с табаком (у одного даже пачка «Герцоговины» нашлась) и с наслаждением закурил. Стараясь не слушать угрозы, чтобы не врезать разок-другой, позатыкал парням рты, сотворив кляпы из листов бумаги, «позаимствованных» из картонной папки, на которой было выведено химическим карандашом: «Дело гр-на Николаева И.А., виновного в преступлениях против Советской власти». Матюгнувшись, Иван полистал разнокалиберные листочки.
Как следовало из рапортов, «доведенных до сведения начальника Череповецкого отдела ГПУ, в ночь с 20 на 21 июня (по новому стилю), 1922 года «агенты Череповецкого отдела ГПУ Полозков, Киселев и Королев, заметив на углу Советского проспекта и улицы Ленина неизвестную подозрительную личность, остановили оную для проверки документов, но в ответ на справедливое требование оная личность выстрелила из револьвера системы Нагана, метя в сердце чекиста Королева, но промахнулась. Сделав покушение, преступник ударил в лицо агента Полозкова, потом бежал, но был задержан сотрудниками губчека вместе с милицейским патрулем». Рапорта, составленные на обороте дореволюционных ценников магазина «Зингер», были одинаковые – тютелька в тютельку!
Далее шли листы, характеризующие гр-на Николаева. На осьмушке тетрадного листочка комендант Вологодского кавалерийского полка Михаил Семенович Рябушкин, сообщал, что в ответ на запрос «о личных и деловых качествах гр-на Николаева Ивана Афиногеновича, крестьянина, русского, беспартийного, ранее не судимого, в бытность его начальником Череповецкого транспортного отделения ВЧК, может сообщить следующее – вышеозначенный Николаев при задержании неустановленной мешочницы буржуазного происхождения, вместо поступления с оной по законам революции, выругал мешочницу и подчиненных нецензурной бранью и отпустил домой, попустительствовав тем самым нарушению соцзаконности. Кроме того, оный Николаев самолично отдал мешок зерна мелкобуржуазному прохиндею Сухареву, о чем он, Рябушкин, уведомлял руководство». Иван усмехнулся. Кузька Сухарев, он точно прохиндей. А вот с мешочницей было по-другому. Младший агент Рябушкин, поймав на вокзале старуху-учительницу из Мариинской гимназии, ездившую в деревню менять на хлеб уцелевшие от экспроприации вещи, притащил бабку в отдел и принялся сочинять рапорт для передачи ее в ревтрибунал, а он, начальник трансчека, выставив мешочницу вместе с мешком, велел катиться к едреной фене! Мусику же приказал идти и проверять документы у подозрительных мужиков, похожих на переодетых офицеров.
