скачать книгу бесплатно
Может быть я даже произнёс, ещё не полностью отойдя ото сна, это имя.
Но окончательно разбудил меня яркий свет. Кто-то включил его…
Света? Да, Света, но она стояла в дверях. Я не сразу со сна понял, что произошло – она со мной, она рядом, но она и в дверях. В мгновение пришло понимание. Да, в дверях действительно стояла Светлана. А на моей кровати, обнимая меня, лежала Надежда.
Как она оказалась здесь, зачем пришла? Собственно, на эти вопросы было ответить не так уж и сложно, да только зачем отвечать.
Светлана бросилась прочь, а у меня мелькнула жуткая мысль: «Боже, это всё, как Бунинском рассказе «Натали». Но там-то, там-то сам герой был повинен. Он сам упивался близостью с кузиной, а любил её подругу, точнее, как бы любил! А здесь…».
Я освободился от объятий Надежды. Что я мог ей сказать? Да, она пришла ко мне, не спросив хочу ли этого, но вряд ли могла подумать, что не захочу. Наверное, такого, чтоб кто-то не захотел, у неё не бывало. К тому же она не знала, ничего не знала о том, что произошло, пока спала. Да ведь для такой, как она, происшедшее между нами со Светой не понятно. Скажи ей, пожмёт плечами и удивится. Скорее Надежде вполне ясно и понятно, что могло случиться между ней и мной.
Я быстро надел брюки, набросил куртку. Надежда продолжала лежать, что-то бормоча и улыбаясь.
«Какая-то странная!? – мелькнула у меня мысль, – Пьяная – не пьяная? Совсем странная. Словно не в себе. Впрочем, выпила действительно много, вот и не протрезвела», – объяснил я её, показавшееся мне не совсем адекватным состояние.
Не сказав ни слова, я побежал вслед за Светой. В доме её не было. Выскочив на улицу в мутную предрассветную мглу, я не нашёл её во дворике своего дома.
«Где же? Где она? – думал я, лихорадочно перебирая все возможные варианты. – Наверное, на причале. Где же ещё быть? В лодке».
Поспешил туда, ещё не ведая, как себя вести, что говорить и как объяснять случившееся, в котором нисколько не был виноват.
«Ой, как же всё нелепо, как нелепо!»
Нет, я не был аскетом, совсем не был. И попадись мне Надежда в иное время и иной обстановке, был бы рад близости с ней. Любви бы вряд ли получилось, даже увлечения долгого быть не могло. Но, она ведь хороша собой, и мы могли доставить другу-другу удовольствие, называемое плотским. Ну и что? Бывает у кого-то и такое, а бывает и лишь только такое. Кто-то и вовсе не ведает, что есть любовь. Да и можно ли обойтись без всего этого, пусть даже плотского? Сколько научных работ опубликовано, сколько исследований проведено, даже статистика выставлена на многих медицинских сайтах Интернета. Доказано, что аскетизм – путь к инсультам и инфарктам и прочим болячкам. Я же, как уже говорил, аскетом не был. И у меня – да, грешен, грешен – были в разное время разные пассии, которые навещали меня или которых навещал я.
И вполне могла быть такой вот непостоянной пассией на непродолжительное время та же Надежда. Могла, потому что не было в сердце любви. Ни к кому не было любви. Что это, грех? А может, наказание за что-то в прошлом? Я не задумывался об этом, потому что пора задуматься не пришла.
…Свету я увидел возле лодки. Она переодевалась в свою одежду, подсохшую за ночь. Видно, успела прихватить с собой. Но в доме переодеваться не стала. Спешила.
Возможно, уже краем глаза заметила меня, но никак не реагировала. Напротив, перебралась в лодку и стала лихорадочно вычерпывать из неё дождевую воду.
Я подошёл и тихо сказал:
– Светочка, простудишься.
Она отвернулась, ничего не ответила, лишь энергичнее стала работать небольшим ковшиком.
– Светочка… Ты не так всё поняла.
Глупее фразы придумать трудно. Но что, что я мог сказать умнее в те минуты?
Она по-прежнему вела себя так, словно и не было меня рядом. На мои слова никак не реагировала.
– Светочка, милая, выслушай меня. Я сам ничего не понял. Проснулся, когда ты открыла дверь и включила свет. Она, Надежда, видно, только вошла. Я не звал её. Она сама…
В это время подошла Надежда. Была она по-прежнему немного странной. Но, судя по всему, после того, что произошло в моей спальне, хмель выветрился, хотя она покачивалась и говорила не очень связно. Посмотрела сначала на меня, потом на Свету. Кажется, начала что-то понимать, но, разумеется, понять всё так глубоко, как понимали мы, она была не в состоянии.
– Светка, ты что рванула? – спросила довольно грубо. – Рано ж ещё плыть то. Да и прохладно после грозы.
– Едем сейчас же. Принеси свой драгоценный рюкзак, – и тут же, окинув меня презрительным взглядом, прибавила. – Будьте уж так любезны напоследок, помогите Надежде.
– Нет-нет! – воскликнула Надежда, как мне показалось, даже немного испуганно: – Я сама, сама управлюсь. Не надо, не ходите.
И я решил, что она поняла: нас надо оставить наедине, и снова как-то проскользнуло мимо это её странное опасение за рюкзак.
Между тем, отойдя на несколько шагов, Надежда повернулась и проговорила каким-то удивлённо виноватым и несколько более мягким тоном:
– Я ж не знала. Откуда могла знать-то?
Зачем сказала. Это только усугубило положение.
– Уйдите, видеть вас не хочу, – выкрикнула Света и разрыдалась, уронив ковшик и закрыв лицо руками.
Я хотел перебраться в лодку, даже ногу занёс, но тут же услышал угрожающее:
– Не приближайтесь ко мне.
Н-да, ситуация получилась не очень… Уже светало. Вот-вот пойдут на озеро рыбаки, а здесь такие разборки! Век-то какой!? Век, когда и иные мужики стали охочими до сплетен, а от сплетен и до клеветы недалеко – понесут сороки на хвосте. А здесь то уж общество нормальных русских мужиков уже дачниками разбавлено. А средь городских то всякой твари по паре. Особое удовольствие недомужчинкам, каковые и строя воинского не знали, и казарменной жизни не изведали, и погон не носили – то есть мужское качество своё не доказали, прицепляться к какому-то мало-мальски известному человеку – не просто к обывателю, никого не волнующему, а, скажем, художнику, артисту, писателю или поэту. Вот тогда они, говоря языком нынешних уничтожителей изящной словесности, и ловят особый кайф.
Мне бы, конечно, не очень хотелось в этаком вот положении, как говорится на нынешнем жаргоне, «быть застуканным» каким-то «народным мстителем», и я отошёл от лодки.
Наконец, Надежда вернулась в более адекватном состоянии и тихо сказала мне:
– Действительно лучше её сейчас не трогать. Попробую успокоить.
Я надеялся, что Надежда объяснит случившееся. Хватит совести. Но не тут -то было. Света села за руль моторки, а Надежда попытался заняться движком.
Я понял, что она плохо соображает, что делает и решил сам разобраться с поломкой. Надежда не возражала. Перебралась в лодку и устроилась на карме, положив рядом рюкзак и опершись на него, словно опасаясь, что его кто-то отнимет.
Я поправил то, что посчитал нужным поправить, и сказал Свете, подчёркнуто назвав её на «вы», хотя мы как-то незаметно перешли уже с ней на «ты»:
– Заводите!
Движок затарахтел, и Света так резко рванула с места лодку, что меня обдало брызгами и я едва удержался на ногах. Поднялся бурун воды от винта, разбежались косячки волн от носа, и моторка стала быстро удаляться от берега, так быстро, что волосы Светланы стали именно волнистыми как под ветром ложь.
– Девчонки, где вас искать? В какой деревеньке? – крикнул я, спохватившись.
Но мне никто не ответил.
Я стоял на причале, пока моторка не скрылась из глаз. Потом медленно пошёл к дому. Светлело, именно уже светлело, а не светало, довольно быстро. Вот уже первые лучи солнца скользнули по зеркальной глади озера. Оно было спокойно, словно и не врезались в него всего несколько часов назад огненные кинжалы, словно не пенили воду мощные струи дождя, словно не раскалывалось небо от грозовых разрядов.
Я поднялся на второй этаж, вошёл в комнату, ещё помнившую присутствие Светы. Упал на её кровать и зарыл глаза, вдыхая ещё не выветрившийся аромат, показавшийся мне волшебным. Вдруг, почувствовал, как что-то укололо бок. Это была красивая заколка, так здорово гармонировавшая с её прекрасными волосами. Была эта заколка яркой, замысловатой, но наверняка бутафорской. Не стала бы Света брать с собой что-то действительно дорогостоящее в путь через озеро.
И всё же я оживился. Вот причина отыскать Светочку. Много ли небольших деревенек на том берегу, да таких, тем более таких, где даже магазина нет. Ну и наверняка моторка у берега укажет на ту, которая мне нужна.
Было желание мчаться за Светой немедленно, сейчас же.
«Эх, только бы Надежда сказала ей всю правду, не придумала бы глупость какую. Женщины – народ загадочный. Вдруг да не захочет счастья своей подруге, вдруг да взревнует к этому счастью. Подумает, почему Света, а не она… Ведь я ей тоже, наверное, приглянулся».
Я не знал ответа на эти вопросы и не знал, стоит ли прямо немедленно, сейчас же мчаться за ней?
В минувшую ночь я спал всего-то около часу, да, наверное, и не более.
Ведь мы, после того, как Надежда в комнату удалилась, и за столом сидели, и библиотеку мою изучали, а потом ещё и гулять отправились.
Время в обществе прекрасной барышни незаметно пробежало. А потом началось то, что началось. Ещё утренняя туманная пелена, висевшая над озером и посёлком после дождая, не истаяла полностью, а мои гостьи уже умчались куда-то в неведомую для меня даль.
С сожаление покинул комнату, ещё сохранившую неповторимый аромат присутствия прекрасной барышни. Заглянул в кабинет, подошёл к книжному стеллажу, выбрал томик Бунина с рассказом «Солнечный удар», открыл, но читать не стал. Переживания героя, похожие на мои, сейчас казались непереносимыми. У него хоть всё было сразу предопределено раз и навсегда – волшебная встреча с волшебной незнакомкой, волшебная ночь и всё… И ни малейшей возможности что-то переменить. А здесь! Что здесь, у меня!? Ночь, ночь не такая, но ночь по-своему волшебная, не только не исключавшая чего-то невероятного, радостного, но обещавшая волшебные отношения впереди. И вдруг… Такой чудовищные, такой обидный итог, такая несправедливая развязка.
Я подошел к мольберту, не задумываясь снял холст, над которым работал накануне, поставил новый, чистый. Снова взглянул в окно на уже залитую солнцем водную гладь, вспомнил её у окна, но тут же возник другой образ – она в моторке, рывок и встречный ветер разметал её волосы, которые заволновались именно как золотистые стебли, скорее, всё-таки не ржи, а пшеницы.
Взял кисть, но что-то мешало начать работать. Что?
С озера донёсся шум лодочного мотора. Он приближался именно с того направления, в котором умчались мои гостьи. Звук над водой распространялся быстро и становился всё яснее и отчётливее.
Сердце забилось отчаянно.
«Неужели? Неужели Надежда оказалась настоящей. Неужели рассказала всю правду, и они возвращаются».
Через пару минут я уже был у лодочного причала. Моторка шла быстро, и вскоре уже можно было рассмотреть тех, кто находился в ней.
Увы… Снова разочарование. Это возвращались деревенские рыбаки, видно, застигнутые где-то на островах стихией и вынужденные переждать её в каком-то укромном месте.
Я вернулся в дом. И тут охватило беспокойство: «Надо ехать, точнее плыть, нет это не по-военному, надо идти на лодке туда, в неведомую даль, на противоположную сторону озера. Надо взять у соседа моторку и мчаться, мчаться, чтобы вернуть своё призрачное, но всё же озарившее меня минувшей ночью счастье».
Я схватил заколку, сбежал вниз по лестнице, набросил на себя брезентовую штормовку и посмешил в соседний дом, обычный, крестьянский, с палисадником перед входом и буйным цветением клумб.
Сосед, Митрич, как его все звали, человек, неопределённого, трудно угадываемого возраста, оказался дома. Моторку взять разрешил и даже предложил:
– Может сходить с тобой? Не заплутаешь? Озеро-то оно, знаешь, тоже с норовом.
– Нет, нет… Я справлюсь. Скоро и своё плавсредства приобрету. Уже выбрал и заказал, – зачем-то сообщил я.
– Ну, бери ключи… Да, гляди, осторожнее, – повторил он. – Озеро то, оно с норовом.
Предупреждения я уже не слушал, потому что готов был на крыльях лететь к причалу и мчаться оттуда на рассекающей водную гладь моторке, полный надежд на удачу.
И вдруг подумал, что ежели Надежда так уверенно привезла подругу в магазин, значит, давно знала о его существовании. А в таком захолустье зачастую не только покупателям знакомы магазины, но и продавцам знакомы постоянные покупатели. Магазин, вероятно, бывший «Сельмаг», это ведь как своеобразный культурный центр в глуши. В нём и купить можно товары, самые разнообразные, и поговорить, новости узнать – там уже новости то все налицо.
Поспешил в магазин – этакое небольшое кирпичное строение на пригорке с крылечком, на которое вели выщербленными дощатые ступеньки. Само крылечко – просто навес на деревянных стойках и нечто вроде перил, на которых любят сидеть деревенские мальчишки.
Очень боялся, что будет объявление о «техническом перерыве», но мне повезло – продавщица оказалась на месте. Это, знаете ли, такая раздобревшая особа тоже, как и Митрич, неопределённого возраста, краснощёкая, вероятно, не от ветров полевых, а периодического вливания в себя некоторых жидкостей, которыми полны прилавки – иногда, конечно, оздоровительных, но чаще, наоборот. Не будем уточнять, чтоб не обижать умеренных любителей этого завезённого в Россию царём-плотником зелья.
Краснощёкая особа скучала за прилавком и встрепенулась, когда я влетел в магазин даже не придержав дверь, которая закрылась за мной с грохотом, особенно слышным в тишине прохладного и даже несколько сыроватого, видимо, после дождливой ночи помещения.
– Анна Юрьевна, – начал я с порога без всяких предисловий. – Вопрос у меня к вам… Вы же своих покупателей знаете…
– Как облупленных, – проскрежетал её голос, наполовину мужицкий, наполовину бабий – дамской-то одну из интонаций, прозвучавших в голосе, назвать трудно даже с натяжкой.
– Вот и хочу спросить, – я понимал всю нелепость своего интереса, п потому крутил вокруг да около: – Вчера под вечер приходили к вам две барышни, одна этакая симпатичная блондинка, стройная, с голубыми глазами, а вторая – коренастая брюнетка.
Продавщица встрепенулась, почему-то посмотрела на меня встревоженно и тут же поспешно заявила скороговоркой:
– Не было вчерась никого. Точно не было. Особливо никаких девиц. Вчерась вообще пустой день был. Едва со скуки до закрытия досидела. Поперву жара – все на озере, а потом такое началось, сам знаешь. Вся до нитки вымокла, пока до дому-то добежала.
– Ну как же не было, – удивился я. – Они попросили покараулить моторку ихнюю. А потом…, – тут я решил, что посвящать в ночные тайны эту первейшую на деревне сплетнице не стоит, и упростил всё: – Потом прибежали и, когда садились в лодку, обронили вот эту заколку. Я заметил не сразу, а когда умчались так, что не докричаться, да и грохотало всё. вот, хотел бы вернуть, да не знаю, в какой деревеньке искать, что по ту сторону озера.
– По ту сторону? – пожала плечами особа за прилавком и тут же спросила. – Откель же они? Из какой деревни?
– Да не спросил откель, – машинально, в тон ей, ответил я, – Вот и хотел у вас узнать хотел, из каких деревенек с того берега к вам наведываются за продуктами?
– А от разных, – с некоторой гордостью сказал она. – Тамо таких, что у меня, сельпо, – назвала она по старинке, – нет. Если и есть какая халупа, то так, ничто, против моего…
Она сделала широкий жест, словно приглашая взглянуть на богатый выбор товаров на полках.
– Откуда ж они могли…, – начал я и тут как молния: «Куда, куда приезжали и зачем, если не в магазин?»
О том и спросил.
Продавщица пожала плечами и высказала предложение:
– Мож, в гости к кому?
– Нет… Точно сказали в магазин. Зачем им выдумывать, – возразил я. – Да и целый рюкзачок с покупками принесли… Тяжеленный такой…
– А что в нём? – настороженно спросила продавщица.
– Не знаю… Вроде как за сахаром приезжали. Ягоды пошли. Варенье варить пора.
Продавщица зачем-то подошла к окну, глянула на крылечко, которое было видно из-за прилавка.
– А тебе зачем знать, к кому приезжали?
– Говорю ж, найти надо, чтоб вот это отдать? – я показал забытое Светланой укрощения.
– А-а, – махнула рукой продавщица, – Это безделица. Выкинь и забудь. Не забивай голову. И другим не морочь.
Но вся эта странная история настолько заинтриговала меня, что попытался расспросить подробнее, куда ещё могли приезжать Светлана с Надеждой, если не в магазин.
– А может у кого что купить…
Сказала, но сама поняла, что сказала глупость. Можно, конечно, из города приехать за чем-то деревенским. Но из города, а не из такой же деревни. А из деревни одной ехать в другую за товаром деревенским просто смысла нет.
Почувствовал, что знает что-то эта особа за прилавком. Такие многое знают, что другим и неведомо. Почувствовал и то, что не хочет говорить, или не может не сказать, по какой-то причине.
– Может кто-то здесь чем-то этаким торгует, чего в магазинах не бывает? – спросил я, как бы намекая на самого, будто и не брал в руки рюкзака, в котором явно не было никакой жидкости.
Она тут же подхватила эту идею, чем очень озадачила меня:
