скачать книгу бесплатно
Путь суфия
Идрис Шах
Идрис Шах написал десятки книг на самые разные темы: по психологии, культурологии, духовности – другие антропологические исследования и серию книг, посвященных суфийской традиции. В своих работах Шах представлял суфизм как универсальную форму мудрости, которая составляет одно из основных направлений классической мусульманской философии. Его книга The Way of the Sufi была продолжением первой книги на эту тему и представляла собой беспрецедентный срез материалов из суфийских школ, учений и классических сочинений в качестве базового курса изучения суфизма.
Книга предназначена для ознакомления и постижения одного из самых загадочных мистических направлений мусульманского мира. Аналитичность и в то же время возвышенность изложения данной книги находится в гармонии с величайшими Учителями суфизма и их системой Знания.
Книга The Way of the Sufi, Idries Shah (изд-ва Jonathan Cape. Thirty Bedford Square, London, 1968) была переведена на русский язык группой наших соотечественников и предлагается читателям под редакцией профессора Дмитриева А.Н.
Идрис Шах
Путь суфия
Введение
В мире возносящих эмоций
Суфийская идеология и техника – вне времени и пространства, ибо чуткость развивающегося сознания ученика опережает время и свободно от места его пребывания в жизни. Мастера направляют претендента на саморазвитие В ГУЩУ ЖИЗНИ, снабжая его при этом всем необходимым материалом для того, чтобы он мог оставаться ВНЕ ЖИЗНИ. Это снятие противоречия достигается правильным дозированием материи знания и учетом силы устремленности ученика к развитию. Потрясающе глубокую роль эмоциональных сил, фактов и актов в жизни суфии используют как фундаментальную основу правильного развития и реализации человека. Поэтому мастера суфизма ИСПОЛЬЗУЮТ МАКСИМАЛЬНО эмоциональный мир не только на первых ступенях развития, но и на высоких ступенях «мужей в момент их сгорания в прозрачности Единого». Задолго до сползания людей в доживотное состояние, определяемое общеизвестной фразой «давайте без эмоций…», суфии предупреждали человечество о необратимой гибели при эмоциональном опустошении, когда высыхают «джулабы любви». Именно поэтому тончайшие поэтические откровения мастеров тесно переплетены с результатами народной поэзии. Это встреча усилий масс и развитой индивидуальности сознательного человека плодоносит непрерывающейся победой эмоциональной реальности, в ряде случаев возносящейся до РЕАЛЬНОЙ Красоты.
И воля (машийя), и разум (‘акл), то есть силовые и навигационные особенности суфизма, пребывают в паритете с эмоциональной оснащенностью индивидуума. Мастера знают и совершенствуют средства для превращения эмоциональных сгустков энергии в каталитическую субстанцию движения по Пути. Они поняли и применили на практике космическое могущество Сердечного Центра, в котором роли «Кедрового сердца» и «Лилейного сердца» выявлены в психофизиологической полноте, сравнимой с высшим сечением шиваизма в Гималаях. Ценность эмоционального мира и его вложенность в основные особенности человеческой жизни и смерти с великим тщанием и емкостью выявлены в этапах пути второй стадии развития – Тарикат:
1. Покаяние (тауба), при котором эмоциональный прорыв к Истине показывает суфию, что нет никакой другой реальности, кроме Бога, ведь признание своей греховности означает лишь ложное убеждение в своей реальности.
2. Осмотрительность (вара) – это непрерывное картирование своих поступков и особенностей, постоянное фильтрование всего на основе неисчерпаемой эмоциональной уверенности в том, что дозволено только то, что приближает к Богу.
3. Воздержанность (зухд), несмотря на волевые и интеллектуальные аспекты данной стадии, которые стремятся в своем приоритете к сухому формализму, окрашивается живительной мощью эмоционального мира. Великий мастер Газали (из Хорасана, XI в.) провел мистическое обновление и ввел светонасыщенную Материю Любви не только в ряды явных и скрытых школ суфизма, но и в затвердевающую и все менее плодородную почву внешнего правоверия.
4. Нищета (факр): «Нищета – моя гордость» – это, по убеждению некоторых, приписанное Пророку изречение выводит буквальное «упражнение по очищению сознания нищетой» в материальном мире на уровень духонасыщенного состояния, в котором идущий по Пути переживает истину того, что и это его переживание возвышенного состояния есть эмоциональная эманация Бога. Оценка качества восхищения «Его Единством» – прямое свидетельство упругого эмоционального пульса Путника.
5. Терпение (сабр), по определению Джунайда, есть «проглатывание горечи без выражения неудовольствия». На этой Земле (стоянке форм) эмоциональная полнота и совершенство ущербны. И репертуар горечи практически нарастает, а, пребывая во внешнем мире и облагораживая его, суфий поглощает эмоциональную отрицательность. Но трансмутирует ее в «печи терпения» – в то, что не яд. Эта зачастую скрытая работа суфиев есть работа в мире эмоций, в котором поглощенная горечь сублимируется «терпеливыми» в застывшие формы эмоциональных структур (поэзия, музыка, художество, зодчество).
6. Упование на Бога (таваккул) – этот этап в своем высшем сечении означает выход Путника за особенности измеримого времени в зазор очередного мгновения; прошедший предыдущие этапы попадает в вечное «теперь», для которого нет ни прошедшего прошлого, ни грядущего будущего, есть только восторг от «бытия Единого Бога».
7. Покорность (рида’), при которой гаснет внешний мир со всеми его прелестями и невзгодами, все обретает другую реальность. Но угасание внешнего мира сопровождается напряженным интроверсивным возгоранием всей эмоциональной палитры мира большей мерности. И жидким огнем конденсированной влюбленности в Бога льются молитвы Рабии, выявляя эмоциональную основу тонкого мира Любви к Богу (махабба).
Пронзенная насквозь эмоциональной осью стадия тарикат сменяется очередной стадией – харикат (реальное, подлинное бытие), завершающие этапы которой, фана’ (аннигиляция) и бака’ (вечность), скрывают реализовавшего себя Путника от взоров «идущих следом».
Суфии как непревзойденные мастера диагностики особенностей текущего времени наиболее тщательно отслеживают то, что составляет духовность текущего времени для прижизненного (воплощенного) человечества. С другой стороны, понимая бурлящие свойства эмоциональной плазмы жизненного процесса, они стремятся осуществить передачу знания в синхронном режиме, т. е. трансляцию знания от учителя к ученику и в режиме передачи знания на долговременных носителях эмоциональной информации. Многовековой опыт трансляции реализующего знания и наблюдения за ритмом возвышения и сползания массового сознания позволили мастерам суфизма сосредоточить внимание на эмоциональных инвариантах: любовь, вера, страх, надежда, зависть, стяжание и др. Именно на долговременных эмоциональных качествах людей строится мир застывших эмоций, причем этот мир то велеречив, то сугубо лапидарен, то красочен, то вызывающе нищ, то сложен, то грубо примитивен.
Учет человеческих типов рождает реализующую результативность мастеров суфизма, а бережность «к каждой дышащей твари» порождает великое разнообразие «эмоциональных изделий»: долговременных носителей энергии красоты (например, Тадж-Махал), смысловой затейливости в текучих построениях Моллы Насреддина, гармонии ритмов, расцвеченных трелью соловья или удивленным вопрошанием мистической суровости удода. Строгий учет эмоциональных резервов ученика и обучающейся группы позволяет мастеру суфизма вывести своих подопечных к прямым эмоциональным перетокам, минуя медлительную семантику и подводя чтеца (или певца) и их слушателей к резонансной прозорливости. Достигаемое единочувствие, однако, не означает тождества сознаний, и суфии разнообразят воздействия, чтобы с тончайшей точностью влиять на слушателя, не превосходя его реальную возможность. Так, слушая в халке одну и ту же мелодию, каждый встречает свой сигнал реальности, и сердце, взволнованное открытием дальнейших возможностей развития, поет свою, только ему известную мелодию благодарности и любви.
Так и застывшее чувство надежды в коврике для медитаций или в ковре, на котором кравчий причащает собрание идущих по Пути «вином знания», оживляется и светится усилием рвущегося к развитию сознания. Да и в своем внутреннем значении ковроткачество представляет собой один из завершенных образцов конденсации сознательного чувства в цвет и узор ковра. Поэтому ковры «для обучения» – это те же долговременные носители информационных и интеллектуальных позитивов, в которых мастера дозируют и закрепляют молчаливые стимулы познания. Геометрические решения гармонизирующих узоров ковра или элементов архитектуры вытекают из глубочайшего проникновения в тайны «власти пространства»; это неистребимая, скрытая и возвышенная форма почитания Женского Начала, ответственного за необходимое формопроявление миров. Поэтому только созерцание «реальных ковров», таящих сознательную мысль и возвышенное чувство, поощряет восприимчивое сердце к поиску «не только того, что здесь и сейчас».
Если ментальные высоты и волевые напряжения открывают суфию тайны живого времени и через все более частые мгновения выводят его в вечность, то проникновения в тайны пространства позволяют получить практические откровения Беспредельности. Ведь бессмертие – в вечности и бесконечности. Эта развивающая и нацеливающая основа жизни венчается реальностью Бытия.
Касаясь оценки эмоционального значения изобразительного материала данного в разделе Иллюстрации[1 - К сожалению, не все изображения из книги 1968 года получилось найти в хорошем качестве, поэтому редакция взяла на себя ответственность предложить другие иллюстрации художников преимущественно исламского мира.], отметим, что мы далеки от того, чтобы выполнять функции гида и интерпретатора на этой «мини-выставке». Давайте снова последуем, насколько это возможно, суфийским методам подачи питающих впечатлений. Каждый, в данном случае зритель, может осуществить поиск резонансных для себя изображений. И если ему удастся в режиме свободных ассоциаций, чувств и мыслей нечто вспомнить и пережить в своем внутреннем пространстве восприятия на большую глубину, чем дежурное фоновое состояние, то такой зритель может расширять диапазон своих восприятий с элементами сознательных усилий. Зритель, не получивший такого эффекта, может вернуться к тексту книги и, прочитывая его вновь, ощутить в себе тягу «посмотреть картинки». Такой тяге не следует сопротивляться, а свободно и спокойно «войти в картинную галерею», где зрителя могут ожидать эмоциональные неожиданности.
Ряд изображений снабжен сопроводительным текстом. Это тоже имеет функциональную направленность. Дело в том, что эмоциональная конденсация на том или ином изображении осуществлена определенным типом психо-энергетических процессов с ментальным или (и) волевым подтекстом творческого состояния, поэтому мы сочли дозволенным в ряде случаев напомнить читателю давно известное изречение: «В совершенном – все совершенно». Эмоциональная пронзительность сознательной жизни потрясающа, и если человек «не ослепляет жизнь, а ослепляется жизнью», то, прежде чем ему ослепнуть по причине восприятия крупно-масштабной жизни и ее космических причин возникновения, его творческая правда возносит человека из этого формата жизни в более высокий прекрасно и закономерно. И там, в мире высоких мыслей и тонкотканных форм, суфий может снова «заболеть состраданием» и вернуться сюда, в нищающий и кровоточащий мир, сознательной единицей жизни.
Тот же, кто собой ослепляет жизнь, кто свое развитие ставит не выше «удовлетворения растущих потребностей», тоже обречен на развитие, но уже в режиме рыцаря полного перебора, т. е. нескончаемым рядом проб и ошибок. И, следуя Корану, зажжем пламя великой надежды, ведь сказано, что «нельзя ограничивать милосердие Бога». В великом реакторе Беспредельности элементы космической жизни воплощены в человеке, поэтому устремимся к космическому сознанию.
А.Н. Дмитриев
ВЛАСТЬ
Красавица, разящая сердца,
Ты – брешь в безгрешной вере мудреца.
Рудаки
В высшем сечении понятия функциональной роли красоты суфии признают «Власть Пространства». Красота как неизбежный атрибут совершенства космического сознания в суфийских школах претворяется в паритет Мужского и Женского Начал. Ведь в среде высочайших мастеров суфизма имя Рабия аль-Адавия основополагающее. Вот образец мыслей, выраженных в стихах[2 - Цитируется по: Бертельс Е.Э. Суфизм и суфийская литература. М.: Наука, 1965. С. 18.] :
Двух родов была моя любовь к Тебе:
Себялюбивая и такая, какая Тебе подобает.
При себялюбивой любви радость свою нахожу в Тебе,
В то время как ко всему и всем другим я слепа.
При той любви, которая ищет Тебя достойно,
Завеса снята и могу Я взглянуть на Тебя.
Но слава и в той, и в этой (любви) – не мне,
И в той, и в этой слава – только Тебе!
СИМУРГ[3 - Таинственная птица, царь птиц, которую никто не видел; Си – по-персидски число 30, Мург – птица. Симург – тридцать птиц, находящихся в тайном соборном единстве и взаимной гармонии дополнений. Соловей в эмоциональном порыве сердечного откровения узрел единство Симурга, но упускает из рассмотрения причину этого единства, соборность, и сетует на его (Симурга) обособление (прим. ред.).]
«Книга о Соловье»
ОТВЕТ СОЛОВЬЯ СИМУРГУ[4 - Цитируется по: Бертельс Е.Э. Суфизм и суфийская литература. М.: Наука, 1965. С. 351.]:
«Ты, Симург, не сравнишься ты ни с одной из птиц, ты не ходишь по тем путям, по которым ходят птицы… Только имя твое и знают в мире, ты только рисунок, изготовленный художником… Чего ты достигнешь уединением? Только с помощью других можно проходить от стоянки к стоянке… Только тот может пребывать в одиночестве, кто умеет начисто отмыть свою внешнюю форму. Если же нет, ты игрушка дивов, среди людей ты стал бесом! Прегради скорее дорогу моим стонам, они вмиг развеют по ветру твой призрак!».
ВСТРЕЧА ЛЕЙЛИ И МАДЖНУНА[5 - Предельное эмоциональное отождествление с любимым срезает рассудительный план влюбленных. Маджнун, во всем ощущающий разлитость любимой им Лейли, теряет сознание при встрече с концентрированной формой объекта любви. Лейли тоже падает в обморок; их более совершенные разделы эмоционального сознания, лишенные телесных помех, воспаряют в более высокие сферы господства любви. Обнаженная голова и истощенность Маджнуна свидетельствуют о фазе трансформации любви земной в небесную (прим. ред.).]
СПРОСИЛИ[6 - Бертельс Е.Э. С. 257.]:
«Какова примета того, сердцем коего овладело бытие Бога?». Ответил: «От головы и до пят его все утверждает бытие Бога, руки и ноги его, то, как он садится, ходит, смотрит, и даже то дыхание, которое выходит из его носа, говорит: “Аллах!”. Подобно тому, как Маджнун, к кому бы ни приходил, говорил: “Лейли!”. Если приходил к земле или реке, или к стене, к людям, или к соломе и овцам, вплоть до того, что говорил: “Я – Лейли, и Лейли – Я”».
ДЖАЛАЛАДДИН РУМИ, ТАНЦУЮЩИЙ В КВАРТАЛЕ ЮВЕЛИРОВ[7 - Всегда готовый к восприятию высшего плана бытия, Руми в перестуке молоточков ювелиров услышал призыв к экстазу. Пустившись в мистический танец, он достигает единения «формы и содержания». Энергия этого единства захватывает наблюдателей. Павший к ногам Мастера становится его учеником. Танцы суфиев, по сообщениям П. Д. Успенского, имеют общепланетарное значение (прим. ред.).]
СПРОСИЛИ О ТАНЦЕ[8 - Бертельс Е.Э. С. 256]:
(Он) сказал: «Танец – дело того, кто ударяет ногой по земле и видит до преисподней, взмахивает по воздуху рукавами и видит до небесного престола. Всякий иной (танец) погубил бы даже имя Абу Язида, Джунайда и Шибли».
ДВОЕ
Когда песню любви запоют соловьи,
Выпей сам и подругу вином[9 - Вино – это следующее состояние сока винограда, суфии следующим уровнем знания наделяют «друзей знания». Любовь – это не только стимул соловьиной песни, но и условие расцветания розы – единства в множественности (прим. ред.).] напои.
Видишь: роза раскрылась в любовном томленье?
Утоли, о влюбленный, желанья свои!
Омар Хайям. Рубаи
Если рухну бездыханный,
страсти бешенством убит[10 - Если перспектива любви не выходит за пределы самолюбия, она отравляется «бешенством страсти». Бессознательная любовь умирает, но истинная любовь знает воскрешение любви, ведь любовь вечна (прим. ред.).],
И к тебе из губ раскрытых
крик любви не излетит,
Дорогая, сядь на коврик
и с улыбкою скажи:
«Как печально! Умер бедный,
не стерпев моих обид!»
Рудаки
БАЯЗИД БИСТАМИ С УЧЕНИКАМИ[11 - Шейх Баязид Бистами в движении к совершенству снял противоречие между методами развития отшельника и приверженца мечети. Если в келье и храме самого себя человек взывает: «О, Боже, мне надо Тебя!», то нет различия в методах постижения. Келья ли, мечеть ли, если цель – сгорание, то нет повода к спорам. Не следует сводить милосердие Бога к методу или храму – надо проверить искренность устремления к Нему (прим. ред.).]
Шейх сказал: «Господь возлюбил неких людей и приставил их к распределению пропитания и сказал: “Воздайте тварям должное”.
И возлюбил других, и послал во дворец, и сказал: “Будьте справедливы к тварям”. И возлюбил других, и послал в поле, и сказал: “Твари моей не предавайте”. И возлюбил других, и посадил в келью, и сказал: “Взирайте на Меня”».
СОЛОВЕЙ И УДОД[12 - Эмоциональная уверенность соловья в завершенности духовного бытия и постижении тайны Сердца остановлена резким замечанием мистика-удода, точно указавшего на цель совершенства – Бога (прим. ред.)]
«Книга о Соловье»
ОТВЕТ СОЛОВЬЯ УДОДУ[13 - Бертельс Е.Э. С. 352–353]
«Я – птица, стонущая в цветнике, ты – птица, царапающая терновник… Разве ты не слыхал из древних притч: кто непокорен, несет то, чего не хочет. Ты достоин того, чтобы бражники в трущобах проливали твою кровь и делали талисманы. Царь царей земных, подобный Александру, ради справедливости возлагает венец на главу. Иди и сними с головы венец правосудия, ибо неправосудие погубило сотни венцов».
ОТВЕТ УДОДА СОЛОВЬЮ
«…Не царапай раненого сердца, не кричи, но, как котел, сначала закипи, потом начинай шуметь… Ступай влюбляйся и гори, но не болтай перед первым встречным о тайнах Сердца… если я открою уста только для одного вопроса, я сразу заставлю замолкнуть птицу садов. Первый вопрос ему задам о единении с Богом, второй – о вере, третий – о слепом следовании авторитету других. Первая речь моя с тобой о субстанции, потом уже заговорим и об акциденциях».
* * *
Прочитанный и просмотренный материал данной книги может оставить зримый (осознанный) и незримый (неосознанный) след в психее человека, решившегося на попытку познакомиться с непривычным направлением мыслей, чувств и поступков. Но что более важно, так это переток энергоинформационных сигналов в области бодрствующего мышления и эмоционального реагирования.
Суфийский подход к организации жизни и развития человека способствует применению всех жизненных возможностей и резервов организма. Суфии не редактируют биологическую машину человека, а, изучая ее свойства, добавляют в ее состав облагораживающие воздействия высоких мыслей и блистательных чувств. Строгое следование паритету мыслительных и эмоциональных возможностей человека они направляют в развивающее будущее, которое для ученика представляется все более значительной и светосодержащей последовательностью состояний сознания. Мастера поощряют укрепление и физического тела, ибо в печи возможностей жизни обожженное реальностью тело начинает вырабатывать необходимые количества и качества энергии, все более согласующиеся с требованием осознанных программ развития.
Поэтому эмоциональный материал суфии хранят не только в формах застывшей архитектуры и стихотворных ритмах, в художественных картинах и музыке, но и в великой культуре и знании эмоциональных источников, содержащихся в Природе. «Роза» и «Соловей», сколь бы ни были насыщены эти понятия мистической и символической нагрузкой, реальные Роза и Соловей, как навершие эмоционального контекста человека и других форм жизни «на этой стоянке форм» всегда остаются каналами общения человека с совершенством эмоционального устремления каждой живущей твари. Глубинная экологичность культуры суфийского направления созидания сознательного человека уберегает людей от механического проклятия в «борьбе с Природой». Сотрудничество и радость – вот бессмертный мотив общения Человека и Природы…
Предисловие и вступление
Предисловие
В полях разума Земли и в общечеловеческом пространстве знания система суфиев является глубочайшей познавательной основой. Представители этой основы широко, где это уместно, оповещают о цели своих усилий – сознательная эволюция человека по направлению к своему совершенству. Причем это совершенство начинается здесь, на этой «стоянке форм», и продлевается в высшие миры Духа.
Предлагаемые книги («Суфии» и «Путь суфия») могут ввести читателя в область напряженного труда и поиска человеческого духа с помощью загадочного и притягательного процесса – Жизни. «Не стремись к удовольствию и не избегай напряжения» – вот мотив нравственного штурмана человека – его души.
Идрис Шах, автор книг, – личность весьма загадочная. О нем мало известно достоверного, да и в известном содержится немало противоречий. Некоторые сведения о Наваб-Заде Саид Идрис Шах аль-Хашими читатель найдет в книге «Суфии». Идрис Шах является руководителем исследовательского Общества постижения основы идей [S.U.F.I. – Society for the Understanding of the Foundations of Ideas]. Это Общество находится в Лондоне и признано департаментом образования и науки в Англии. Цель его состоит в анализе и изучении идей человека. Давайте последуем традиции суфиев «уважать воду больше, а кувшин меньше» и перейдем к трудам автора со столь значительным именем ИДРИС.
В Коране это весьма высокий персонаж «из терпеливых», и, как утверждается в энциклопедическом словаре («Ислам», 1991), Идрис – пророк, показывающий возможности реального бессмертия и воскресения.
«Путь суфия» содержит обстоятельно изложенный материал относительно целей и задач написанного труда, специфики поднимаемых проблем, социальных срезов, развивающих сознание текстов. Чтение не из легких, но энергия текста, его емкость, насыщенность мыслительной красотой и нравственной заряженностью сторицей покрывают усилие читающего. Эта ментальная и эмоциональная прибыль от чтения отвергает все сомнения в высоком и мощном достоинстве автора книги, способного одарять баракой каждое сердце и пытливый ум.
Конечно, двойной перевод (с арабского на английский и с английского на русский) ослабляет первозданный напор и качество эмоциональных и интеллектуальных тонких материй, тем не менее труд переводчиков с английского на русский без оговорки следует считать весьма успешным. Впрочем, вчитываясь и вдумываясь в текст, читатель сам выявит тонкость и узорчатость ментально-эмоциональных конструкций, облегчающих усваивание и приятие столь глубоких знаний.
Касательно редактирования, технологии самого перевода, оформления текста, его орфографии и пунктуации можно дать следующие краткие разъяснения.
В отношении написания собственных имен и названий работ мастеров суфизма предпочтение отдавалось более привычным написаниям по Советскому энциклопедическому словарю (под ред. А.М. Прохорова. М.: СЭ, 1988). В ряде случаев были использованы труды академических изданий Е.Э. Бертельса (в основном «Суфизм и суфийская литература». М.: Наука, 1965. – 509 с.). В отношении работ мастера Дж. Руми принималась во внимание книга Р. Фиша «Джалалиддин Руми» (М.: Молодая гвардия, 1972). В случаях обилия разночтений или содержательных неясностей использовалось свежее издание словаря (Ислам. Энциклопедический словарь. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. – 315 с.). Опорным для работы текстом был, естественно, стиль и терминологический репертуар книг Идриса Шаха (в его английском варианте).
Продолжая тему литературных источников, следует подчеркнуть, что все 108 источников, приведенных во вводной части «Путь суфия», не подвергались адаптации по источникам, приведенным выше. Это вызвано существующим разночтением названий. Например, название работы аль-Газали дано в труде Идриса Шаха как КИМИА-А-САДАТ; Е.Э. Бертельс дает в виде КИМИЙА-ИЙ-СА’АДАТ, а в энциклопедическом словаре – КИМИЙА-И-СА’АДАТ. Нет однозначности и в переводе названия книги. Так, Е.Э. Бертельс переводит ее как «Философский камень счастья», а в «Пути суфия» эта работа представлена как «Алхимия счастья». Видимо, профессионалам-востоковедам это представляется легко объяснимым, но мы, опять-таки подчиняясь внутреннему ритму интуиции суфиев, последуем дальше: «Не смотри на мою внешность, а возьми то, что у меня в руке». Избыточная приверженность к форме часто останавливает свежий поток мыслей, и если стрела будет помнить только о пустившей ее тетиве, то она пройдет мимо цели.
Тем не менее продолжим. Слово mind, согласно контексту применения этого термина, переведено как «психический состав»; развертывание этого термина в более детальный и содержательный портрет приведено в толковом словаре Вебстера (Webster’s Seventh New Collegiate Dictionary. Springfield, Massachusetts, U.S.A.: G&C. Merriam Company, 1965) – «имеющийся у человека элемент или комплекс элементов, который чувствует, воспринимает, думает, желает и в особенности умозаключает». Учитывая данную детализацию, мы считаем уместным применять термин «психический состав», поскольку это словосочетание хорошо удерживает общую смысловую нагрузку.
Из двух написаний ордена: Мевляна и Мауляна – дано предпочтение первому как более распространенному варианту (как и в книге Р. Фиша). Сохранены и два типа кавычек, что облегчает чтение, когда одни кавычки оказываются внутри текста, взятого в другие кавычки. В случае, когда цитата занимает более чем один абзац, согласно английской традиции, кавычки открывают каждый абзац, но закрываются кавычки только за последним абзацем цитаты. В словах духовные учи?тели и духовные о?рдены проставлены ударения из-за хронических ошибок (даже в БСЭ) прочтения – учителя и ордена. Осуществлена также коррекция списка литературы – «Примечания и библиография»; учтены требования нынешних стандартов в соответствии с международным. Впрочем, чтобы не утомить читателя техническими деталями и все же оповестить о подходе к работе, дадим некоторые ориентиры содержательного профиля.
Суфии неподражаемо тонко и глубоко снимают противоречие между сугубой серьезностью ментального поиска и напряжения, с одной стороны, и легчайшими эмоциональными бликами сердечных порывов и возвышенных напоров стремления к наполненному жизнью совершенству – с другой. Они выводят в тончайшие состояния равновесия и переживания внутренних пейзажей и всего лишь для того, чтобы сострадательной иронией показать, что это состояние не ТО. И снова распахивается пылающая печь реальности, в которой происходят отжиг и закалка ищущего и двигающегося по Пути. Роспись и глазурь наносятся на полированную поверхность восприятия суфия тоже лишь как знак готовности путника быть обожженным в субстанции Единого, который и представляет собой запричинное сокровище.
Особенное прохождение смыслов и заряженных идей связано с мастерством владения специфическим языковым примитивизмом. Этот прием как успешный результат реализации мастера характерен для Ахмада ал-Харакани: «Предел мужей – три (ступени): первое – чтобы ты познал себя самого, ибо Бог тебя знает; таких я вижу мало; второе – чтобы ты был и Он был; третье – чтобы все был только Он, а тебя не было» (Цитируется по: Бертельс Е.Э. Суфизм и суфийская литература. М.: Наука, 1965. С. 259).
Так всеохватывающий диапазон возможности человеческой речи в огранке, развитии и реализации судеб человечества суфии транслируют из века в век, а согласно Идрису Шаху – из тысячелетия в тысячелетие. Пришло время и для наших читателей всмотреться в полированные зеркала мыслей и чувств великой культуры совершенствования своего человеческого качества. И эта работа даже с первых шагов вдруг озарит, и поймешь, что «полированная мебель» – это не тот путь, которым озадачена человеческая жизнь на этой планете Земля.
Мастерство подачи материала Идрисом Шахом обеспечит заинтересованность каждого непредвзято настроенного читателя. Более того, даже поверхностное чтение познакомит каждого читателя с загадочной и сложной личностью – самим собой. И это знакомство можно продлить и углубить до потрясающе реального ощущения и знания того, что Бог тебя уже знает.
И, наконец, несколько слов по поводу оформления. Ничем, кроме требования создания возможной полноты сведений о мастерах суфизма, мы не руководствовались. Конечно, в английском издании оформление было иным. Однако, учитывая великую троицу реализации: подходящее время, подходящее место, подходящие люди – считается уместным дать читателю впечатления по изобразительному каналу эмоций. Поэтому у нас нет и намеков на ощущение свершения «недозволенного» от введения в книгу новой эмоциональной информации. Ведь читатель, особенно сибирский, крайне мало осведомлен о великом мире чувства и мысли, где человек превосходит свои привычные масштабы. Конечно же, мы искренне будем рады более совершенным образцам работ по переводу, редакции и оформлению предложенных книг.
Работы в направлении развития пространственно-временных координат чувства и мыслетворчества мастеров суфиев подлежат наращиванию и по космическим причинам. Ведь в живом теле Космоса наступили качественные перемены, которые предъявили человечеству Земли новые требования к его Телу и Духу. И суфии, как никто другой, находятся в строгом соответствии состоянию Космоса. Это они знают и применяют тайну человеческого дыхания для насыщения баракой самых глубоких сфер сознания. И эти потоки бараки обеспечивают развитому суфию законное пребывание на самых высоких уровнях бытия. Суфии развили ритм и качество внутреннего питания сознания для каждого жаждущего реальности.
Как важна сфера постижения реальности сейчас; рвущемуся врозь и устремившемуся к абсолютной вражде человеку необходим заслон. Суфии, устремляясь к реальности, столетия назад уже создавали спасительные «Цепи передачи знания». И разве около 700 лет назад Бахауддин Накшбанд не создал спасительную цепь «Мастеров рисунка», всегда творивших в эпицентре культуры своего времени и места, и всегда таинственных, и нераспознаваемых?..
Так пусть этот наш труд даже и с малым внутренним оттенком на сознательное усилие станет звеном в Цепи Передачи Знания: на новом месте, в новом времени и среди новых людей. Мы не тратили психической энергии на претензии, но мы пытаемся практиковать искренность. Может, кто-то узнает нас. Да жива будет «Цепь Накшбанди»!
Ну а теперь слово автору книги. В путь добрый… В путь добрый…
А.Н. Дмитриев
Новосибирск, 1994
Быть суфием – значит отказаться от воображаемых истин, предубеждений, обусловленности и не пытаться уклоняться от того, что выпадает на твою долю.
Абу Саид, сын Абу Хаира
Не смотри на мою внешность,
А возьми то, что у меня в руке.
Джалаладдин Руми
Вступление
Суфий – это человек, который делает то, что делают другие, когда это нужно, а также исполняет то, что предписывается, когда другие этого исполнить не могут.
Нури Моджуди
Откровенные признания многих людей, что суфийское знание озадачило их, невольно наводят на мысль, что они хотят быть озадаченными. Другие, в силу более очевидных причин, упрощают все до такой степени, что их «суфизм» – это только культ любви, или размышлений, или чего-нибудь, что они сами выделяют по своему вкусу.
Но, если с суфизмом встретится человек, хоть сколько-нибудь свободный от предвзятости, он не может не заметить общую черту, характерную для разных видов деятельности суфиев.
