Люба, любовь и прочие неприятности

– Вот упрямая…

Будто не знал раньше. Не была бы такой упрямой, сдалась бы под его натиском ещё в первый же месяц нашего знакомства. А потом рыдала бы, как Света, Лиза, Катя… как все девочки, что прошли через Хабарова. Я многих самолично утешала, пытаясь убедить, что Марк это отнюдь не лучшее, что было в их жизни. Они не верили. Как что-то или кто-то может быть лучше Хабарова? Нет, я список его побед пополнять не желаю. Ни тогда, ни тем более сейчас.

Джип Хабарова посторонился, пропуская другую машину, которая сразу же возле меня притормозила. Такой же уазик, как у меня, за рулём Виталик, молоденький агроном, мне в помощь, только из универа приехал, на дипломе чернила ещё не обсохли.

– Теть Люб, – крикнул парень в окно. – Давайте подвезу!

Сзади раздался смех, черт, Хабаров все слышал! И да – ну, какая же я тётя, я же Виталика старше меньше, чем на десять лет! Но мне и правда жарко, а другой машины может и не быть, поэтому в машину я сажусь. Хабаров догоняет нас и едет вровень, косится. Я демонстративно расстегнула две пуговицы на рубашке, лифчика на мне нет, а грудь у меня отличная, после грудного вскармливания даже лучше стала. Пусть оба знают, и малолетка со своей тетенькой, и обнаглевший хам миллионер.

– Виталь, – позвала я. – Как тебе у нас после города?

На сиденье откинулась, правда особого изящества не вышло, и чуть ворот рубашки приоткрыла, словно от жары спасаюсь, томно ладошкой обмахиваюсь. Актриса блин, погорелого театра.

– Хорошо, теть… – и тут он ко мне голову повернул. Сглотнул сразу, занервничал, ещё бы, в его возрасте, наверное, вместо мозга гормональная каша. – Любовь Яковлевна…

– Вот и славненько, Виталик, – отозвалась я, поняв, что сдулась. – Возле перекрёстка мне останови на Советской.

Не выйдет из меня роковой соблазнительницы, если только вот таких молоденьких мальчиков до икоты доводить. Джип Хабарова взметнув шлейф пыли унёсся вперёд, а мы тихонько тряслись дальше. Приём я вдруг поняла, что уазик Виталика дребезжит гораздо меньше, чем мой, вот же засада! Сижу, стараюсь не завидовать, благо ехать осталось – дома уже видно. И чёрный джип, что ожидает на въезде. Виталик высадил меня, я пошла до бабушки за ребёнком – хватит с меня такой работы. Иду, слышу, как подъезжает сзади Хабаров, тихонько, словно крадётся, только движок урчит довольно. Да уж, это не мой древний уазик.

– До завтра, – сказал мне через окошко Хабаров. – Ты же не думала, что этим отделалась? Колхоз большой, Любочка.

И уехал, вот же гад! А я ребёнка забрала и пошла к Свете, у неё выходной сегодня. Шагаю и думаю – как же отвертеться? Ну, не могу я с Хабаровым, не могу. Как ножом по нервам с ним.

– Такой он хорошенький, – вздохнула Светка. – Милый, и ест хорошо.

Я зубами с досады скрипнула. Все только и говорят, про Хабарова, даже Света! И да, я сама знаю, что хорошенький… блядун только страшный. Неужели никто не понимает? Хотя им то что, им все равно… Мы со Светкой открыли по пиву, пью мелкими глотками – холодное. Напряжение дня не то, чтобы отпускает, а отдаляется, хотя полностью отделаться не получается.

– Маам, – канючит Маришка. – Можно у теть Светы переночую? С Дашей играть будем.

– Ещё не хватало, – отмахнулась я.

Потом весь мозг мне папами прожужжит, у Дашки то есть, и даже не в другом регионе.

– Пусть остаётся, – просит Света. – Они сядут и играют вместе, не видно, не слышно, красота.

И тут в моем мозгу, подкормленном чутка алкоголем, рождается гениальная идея. В тот момент казалось, что идеальная. Ребёнка я отпустила ночевать – пусть. Так с моими планами лучше. Открыла ещё одно пиво, дожидаясь, когда стемнеет, дабы набраться храбрости. Учитывая, что пью я крайне редко, храбрости во мне прибавилось значительно. А потом… потом пошла к подруге на кухню и сперла ножик, лень до дома идти, и до резиденции Хабарова, которая временная, отсюда ближе.

– Я пойду, Свет, – попрощалась я. – Марин, не хулигань, я тебя утром заберу.

Дочка звонко чмокнула меня в щеку и убежала вприпрыжку – играть, шептаться полночи, секретничать… Я даже скучала немного по тому времени, когда она была более от меня зависима. Я спрятала ножик в рюкзак и пошла на дело… Нет, вовсе не убивать Хабарова, соблазн конечно велик, но я слишком гуманна, на свою голову.

Пошла задами. Хабаров живёт в бывшем доме Серёжи Ивлева. С одной стороны теть Надя, у неё собаки нет, а с другой стороны баба Наташа, у неё пёс старый и добродушный, такой если только залижет до смерти. Значит быть облаянной и раскрытой мне не грозит.

На задах картошка. Иду, чувствую запах инсектицидов, которыми ее травят от жуков, не видно ни хрена, и в темноте в ботве мне мерещатся толстые розовые личинки колорадов. Вот хоть и выросла в деревне, эти создания вызывают у меня безумное отвращение, жутко боюсь, что касаются сейчас моей кожи, а вдруг в кроссовок свалится? Жуть.

Нужный дом обнаружила безошибочно, все же деревню знаю, как свои пять пальцев. Прошла мимо пустого коровника и сарая, а дальше уже тихонько, чуть не на четвереньках. Страшно! Окна у Хабарова светятся, один раз даже вижу его силуэт за шторкой. Вот выйдет сейчас и застукает! Но с другой стороны – что ему ночью на улице делать? Ходить здесь некуда, туалет и тот дома. Сгибаюсь в три погибели и крадусь к машине.

Оказывается, проколоть колесо не так и просто. Стучу, стучу ножом и ничего. Потом приставила, надавила, что есть сил и острие наконец провалилось внутрь, зашипел, выходя воздух. Готово! Я к следующему, опыт уже есть, это продырявилось гораздо быстрее.

– Посмотрю я, – усмехнулась я шёпотом. – Как ты завтра по полям на джипе рассекать будешь!

Два колеса мало, быстро починят. Надо портить все четыре! Обхожу машину и тут случается непредвиденное. Собаки у Хабарова нет, да. У него есть утка. Точнее, селезень, весьма упитанный и воинственный. Он шипя бросается на мои ноги, прихватывает клювом штанины.

– Пшел вон! – прошу я почти вежливо, от птицы отмахиваясь.

Нет, я не боюсь, я пережила всех бабкиных гусаков. Но этот селезень пребольно щиплется, а когда я смогла его наконец от себя отпихнуть обиделся, запрокинул голову и заорал, как раненный осел. Скрипнула, открываясь дверь, я метнулась к единственному здесь дереву, хлипкой рябине и попыталась за неё спрятаться. Хабаров вышел из дому в одних трусах и тапках, я поневоле залипла – хорош! Плечи такие широкие, ноги не массивные, стройные, но сильные…

– И чего ты опять орёшь? – недовольно спросил он. – Я же только час, как тебя кормил? Тебя легче в суп, чем прокормить! И учти, я не шучу!

Селезень бросился к Хабарову, и принялся ему объяснять, то и дело что-то выкрикивая в мою сторону, явно гадости. Ябеда! Лично мне все было понятно, селезень меня закладывает. Хабаров не понял. Пошёл домой, дверь не закрыл, значит вернётся. Вернулся, мало того наклонился, позволяя мне ещё и задницу рассмотреть прикрытую дорогущими трусами. Ладно хоть, не моими… задница тоже была что надо.

– Мюсли ты уже сожрал, – сказал он. – Остались хлопья. Они со злаками, если что… и ещё вот я тебе карбоната нарезал, жри…

Поставил тарелочки на крыльцо и домой ушёл. Я даже умилилась. Но… ненадолго. Этот милый гад всю мою жизнь растопчет. У меня прабабка партизанкой всю войну прошла, упорство и сила духа у меня в крови. Селезень снова недовольно на меня покосился, склонив голову, и вперевалочку пошёл к угощению. А я не стала терять время, у меня два колеса ещё…

Глава 6. Марк

То, что чёртова птица никуда не делась с утра, меня даже не удивило. Вчера прибегала хлопотливая баба в платке, забирала его целых два раза. А воз и ныне там. Орать начал привычно в шесть утра, мало того, ещё и долбить клювом в дверь. Я засунул голову под подушку. Птица пробралась в сад и принялась ходить вокруг дома, продолжая издавать странные звуки – помесь собачьего лая и кваканья, все это перемежалось предсмертными хрипами. Но я уже знал – ни хрена он не умирает. Проголодался просто.

А так, как окно у меня было открыто ввиду отсутствия кондиционера, вскоре мне пришлось сдаться. Топаю на кухню за едой для птицы и думаю – надо завести человека, который селезня бы кормил по утрам. Подумал и ужаснулся, ведь долбаный проглот в моей жизни только два дня… надеюсь, этот день последний. Учитывая, что жрёт он как не в себя.

Залез в холодильник, ничего будто уже нет, и не закажешь из ресторана, хотя, попробовать можно… открыл контейнер с готовой едой, которой я пренебрег. Понюхал – вроде нормальная. Отравиться пернатый не должен. Хотя… нет, я все же не живодер, и мясо предпочитаю видеть готовым в тарелке, сам его добывать не желаю.

– Жри, – сказал я мучителю. – Греческий салат, отбивная. Мясо я на кусочки порезал, чтобы тебе удобнее.

Утка посмотрела на меня склонив голову. Глаза краснючие, вампир хренов. Наклонился над тарелкой, пошипел. Я уж думал, сейчас догадается, что еде два дня уже, и жрать откажется. Но нет, прокатило. Когда я выходил из дома уже одетый и побритый, селезень мирно спал в тени под рябиной, сунул голову под крыло.

Второй сюрприз был более неожиданным. У машины сдуты все четыре колеса. Хотя честно, я не удивлён. Не думал, конечно, что она до порчи имущества дойдёт, но все же, не удивился. По улице пошёл посвистывая пешком, благо, погода располагала, утро, не жарко ещё совсем, и всех коров по дороге можно обойти. Что ещё не открыто я помнил, дошёл до своего нового дома, оглядеться, как дела.

Дела шли отменно. Дом стоял на берегу озера, чуть в стороне от деревни. Места шикарные, красиво, стоило тут строиться даже без покупки колхоза. В озеро шла моя личная пристань, все ещё пахнущая смолой и деревом. Я дошёл до самого конца, свесил ноги и закурил – красота. На другом берегу ещё три дома на лям долларов каждый, не я один жемчужину углядел. Все, строиться тут больше не будут, земля вся моя…

Дома все комнаты ещё пустые, стены покрыты штукатуркой. В гостиной горы рулонов с обоями, упаковки плитки, множество коробок – вчера доставили, мне сообщали. Значит скоро уже заехать можно будет. Настроение отличное, несмотря на машину, несмотря на пернатое, я не торопясь пошёл на работу, совершив по дороге несколько звонков, благо люди уже начали просыпаться.

И сельсовет открыт, несколько машин на парковке, а на лавочке перед зданием одиноко сидит девочка. Сидит себе, ногами покачивает, по сторонам смотрит. Детей я старался избегать, благо это было несложно. Племянников у меня не было, своим потомством обзавестись не успел, у большинства знакомых дети по элитным школам или под присмотром гувернанток. А тут сидит, одна, я даже кошусь опасливо, мало ли чего отчебучит? И вообще, чего она тут одна делает? Дети существа непонятные, за ними следить нужно.

– Ты чего это, – спросил я после заминки. – Одна тут сидишь?

– Свежим воздухом дышу, – вздохнула девочка. – Бабушки в город уехали, мама взяла меня на работу, а мне скучно тут. Мама выпустила только до лавочки, потому что тут камера.

– А чего ты не в садике?

– Я уже большая! – возмутилась малышка. – Я скоро в школу пойду! А из садика меня уже отчислили. А вот Даша ещё ходит, ей шесть только…

И вздохнула печально, мне даже жалко стало, это дите, которое выгуливается на лавочке под камерой. Я сделал два шага и снова остановился, хотя что я сделаю? Целый ребенок это вам не селезень, которого можно утешить двухдневной отбивной.

– Да вы идите, – разрешила девочка. – Я не кусаюсь. Вот когда мне три годика было, я кусалась, со мной даже не дружил никто. А потом перестала кусаться, и стали дружить…

И вздохнула уже третий раз, да так горько, что даже белобрысая косичка с голубым бантом на самом кончике покачнулась. Я и пошёл, оглянулся потом, все так же сидит, ногами болтает, смотрит куда-то вдаль с тоской во взоре. Я поздоровался со всеми встреченными, пошёл наверх, на второй этаж. В кабинет Любки, она уже была на месте.

– Здравствуйте, – чинно поздоровалась она. – Марк Дмитриевич.

– И вам не хворать, Любовь Яковлевна! – расцвел я улыбке я. – У меня для вас занятное видео есть, вы ознакомьтесь, только сейчас, пожалуйста, а то у меня ещё колхоз недосмотренный. Дел непочатый край.

Любка взяла флешку. Посмотрела на неё с сомнением, потом на меня. Но послушно всунула в разъём, защелкала мышью. Я обошёл стол, встал позади Любы, тоже с удовольствием посмотрю ещё раз, хоть и любовался ещё. Да тут ещё и вид такой на тонкую девичью шею, с крошечными рыжими завитками под косой…

Видеорегистратор у меня отменный, поэтому все видно отлично, несмотря на то, что темно. Съемка панорамная, ведётся во все стороны. Любка сдавленно охнула, я улыбнулся. Глаза у неё кстати на видео страшные, белые совсем, и на свету блещут… Люба героически сражается с колесом, затем с селезнем, причём по амплитуде совершаемых ею акробатических трюков становится понятно – она явно выпила для храбрости.

– А вот это моя любимая часть, – сказал я. – Глянь, каким голодным взглядом ты смотришь на мою задницу! Как не покусала только? Вот знал бы, что ты придёшь, я бы трусы с сердечками надел, у меня есть…

Любка вырубила комп самым кощунственным образом – выдернула из розетки. Стиснула кулаки. И не покраснела, нет, скорее побледнела, да так, что стала просто снежно-белой.

– И что ты будешь делать?

– Я могу позвонить в полицию, – сказал я. – Не хвастаюсь, но у меня очень дорогой автомобиль. У тебя будут проблемы, существенные. Я могу, но…

– Но? – спросила она.

– Я могу наказать тебя сам. Что ты ненавидишь больше всего на свете? Правильно, быть со мной рядом. Поэтому так тебя и накажем. Сегодня ты весь день паинькой показываешь мне колхоз, а вечером мы идём с тобой… куда-нибудь идём.

– Хорошо, – вдруг соглашается она. – Но место выбираю я.

Она согласилась так просто, что я сразу же заподозрил подвох. Ну, не Люба бы была, если все так просто.

– Это будет однозначно светский выход, – уточнил я на всякий случай. – И ты будешь в платье.

– Хорошо, – снова согласилась она. – Только насчёт сегодняшней поездки по полям… У тебя машины нет, а я не одна.

Я вспомнил про её мифического мужа, который вроде есть, но вроде, как нет, и едва зубами не скрипнул от злости.

– Машина будет, – сказал я. – А то, что не одна… Реши, как-нибудь.

Она же не думает, что я с её мужем кататься буду? Ещё чего не хватало. Пока Люба ещё условий не понаставила, я ушёл к себе, машину ждать, просматривать документы. То, что воровали, я даже не сомневался, все всегда воруют. Но это не означает, что я на это глаза закрою. Сейчас ознакомлюсь, а в понедельник приедет моя бухгалтер на три дня, шороху наводить. Местной я не доверяю… пока.

– Марк Дмитриевич, – пропела только мной вспомянутый бухгалтер и без стука открыла дверь. От этого тоже надо будет уважать, я слишком ценю свое личное пространство. – Вы наверное голодный? Я вам пирожков напекла…

Прошла в кабинет, уселась, и поставило передо мной блюдо. Откинула салфетку… А там пирожков штук сто, не меньше. Не ждёт же она, что я все это схомячу? И как быть вообще, не хочу я чужих пирожков… Нелепая ситуация. Один я все же взял, не следует пугать бухгалтершу раньше срока.

– Вкусно, – сказал я, откусив.

Нет, и правда вкусно, но… их же сто штук! Она что, всю ночь пекла? Сидит, чуть не в рот мне заглядывает, усиленно хлопает огромными ресницами, явно искусственного происхождения. Они такие огромные, что мне кажется, я даже чувствую, как от её морганий сквозняком потянуло.

– Я со всем старанием, – ответила она. Как же зовут её, помню, что вычурное такое имя… – С любовью.

Я чуть пирожком не подавился, а бухгалтерше хоть бы что. Сидит, грудь старательно оттопыривает, дурочка. Я таких баб сотни перевидал, и не считал даже, сколько их через меня прошло… Наивных и совсем нет, наштукатуренных, силиконовых, ухоженных до скрипа. Меня так с наскоку не взять, мне даже трахать её в принципе лень.

– Я очень ценю ваши чувства, – наконец подобрал я ответ. – Но в данный момент я занят, видите ли.

– Да, конечно, – спохватилась девица. – Я пойду… И ещё хотела сказать, наша Люба конечно хорошая, но странная. Если хотите, я могу вам сама окрестности показать. Я и вечером могу, после работы…

Девицу я выпроводил, от греха, пока раздеваться не начала. Документы нужные все почтой отправил своей бухгалтерше, пусть готовится там… А потом и Славка позвонил. Вышел, он сидит на лавочке, на той самой, на которой недавно девочка сидела, курит.

– Красиво у тебя тут, – протянул он. – Тоже что ли переехать… Меня папа достал.

– Я тебе Варю оставил, – напомнил я. – А Варя такая, что тебе только расписываться останется.

– Папа хочет, чтобы я вникал. Он же бля ради нас империю свою создавал. А ты сбежал. Ладно, принимай свою красотку, я в цивилизацию поехал.

Окурок бросил на побитый жизнью, покрытый трещина и асфальт, потом поймал мой взгляд, со вздохом поднял и донёс до урны.

– Зануда, – сказал он. – И феодал ещё.

Сел в машину, за рулём которой девушка неописуемой буквально красотищи – брату ещё не надоело, и отбыл. А моя игрушка осталась. Я конечно не планировал её сюда привозить, но раз уж так вышло… Да и принято на таких девушек катать, хотя сомневаюсь, что Люба проникнется. Я сел в машину, погладил руль. Потом глаза поднял, и увидел девочку, ту самую. Она стояла и капот гладила, красивый, не спорю… Но разве можно детей к таким машинам подпускать? Дети, наверное, милые – раз уж так говорят, но уж точно неадекватные. Этой до адекватности явно ещё лет пятнадцать. Я рывком открыл дверь и вышел спасать автомобиль.

– Вы чего испугались? – удивилась девочка. – Я же говорила, что не кусаюсь.

– Охотно верю, – согласился я. – Просто это моя любимая машина, а одну мне здесь уже угробили… Нет, я знаю, что ты не кусаешься, но было бы славно, если бы ты отошла на пару метров назад.

Девочка плечами пожала, послушно шагнул назад.

– Умница, – обрадовался я. – Хорошая девочка!

А она задумчивым взглядом смотрела на мой автомобиль. Без восторга, скорее, изучающе.

– А я думала на этой машине поедем… Она мне понравилась. Хотя, мне вообще все равно, я и на другой могу, я вообще на мамином уазике езжу. Куда садиться?