скачать книгу бесплатно
Я прислушалась к себе. Тоска действительно отпустила, дурацкое желание заплевать весь мир и выброситься с крыши тоже. Горячая волна, от чего -то кажущаяся мне ярко-рыжей, обволокла, успокоила, согрела.
– Обратите внимание, коллеги, – вампир вернулся за кафедру. – Сейчас на ваших глазах, только что, чуть было не произошёл нервный срыв. Умея воздействовать на ауру, мне удалось его предупредить. По сему, уважаемые коллеги, позвольте мне продолжить лекцию.
Впервые, за всё время своей студенческой жизни, Женька потерпел поражение. А прекрасная половина нашей группы, скорее всего, переметнулась к другому объекту обожания.
Тем временем, Хальвар продолжал:
– Всё, что живёт, излучает вибрации. Вибрирует ядро атома, вибрирует человек, планета, вселенная. Вибрации дают нескончаемые цветовые и звуковые излучения. У здорового человека, вампира или любого другого живого существа, свечение ровное, яркое. Но во время болезни, свет тускнеет, а позже, приобретает болотную окраску. Наша задача, в этом случаи, восстановить цвет свечения.
Вампир окинул аудиторию внимательным взглядом. Да уж, у такого препода не забалуешь.
Было слышно, как по железу козырька дробно стучат дождевые капли, как скрипят ручки по тетрадным листам, в попытке записать последнюю фразу, сказанную преподавателем.
– Ну и бредятина, – шепнула я на ухо Дашке. – А ведь нам придётся учить и сдавать весь этот вампирский геморрой.
Дашка чуть слышно хихикнула. И этого хватило для того, чтобы вампир обжёг меня своим негодующим взглядом, не предвещающим мне ничего хорошего. Глаза янтарного цвета не отпускали, заставляли ёжиться и втягивать голову в плечи. Во рту пересохло.
– Дура, дура, дура ты, дура ты проклятая, – запищал противный голосок гиены внутри моей бедовой головы слова из всем известной частушки.
– Задержишься после лекции! – нетерпящим возражения тоном, проговорил преподаватель и вновь вернулся к своему конспекту. Во мне всё сжалось. Вот так, доигралась ты Алёшина! Была ты милой куколкой, тихой и покорной, вот и оставайся ею. А в бунтарей и революционеров пусть другие играют. Однокурснички ехидно заржали, вернее, попытались это сделать, но тут же осеклись, стоило преподавателю обратить на них свой пылающий взор.
– Следовательно, по состоянию ауры можно диагностировать и лечить любые заболевания. Каким образом происходит лечение больного?
Вопрос оказался, явно, риторическим, так, как после него, аудитория погрузилась в густую, напряжённую тишину. Студенты, изображая старательность и прилежность, уткнулись в свои тетради. Я, не желая отрываться от коллектива, тоже потупила взгляд, вот только мне это не помогло.
– Поздравляю, – хихикнула всё та же облезлая гиена. – Ты приобрела себе врага.
Подтверждая умозаключение моего питомца, огненный маг вновь зыркнул на меня своими глазищами.
– Алёшина, как вы думаете, что мы будем использовать для лечения человека?
– Звук, – прошептала я одними губами, чувствуя, как щёки заливаются краской, как звенит в ушах. Властитель вселенной, ну чего этот вампирюга ко мне пристал?
– Именно, – соглашаясь со мной кивнул препод. – Звуки тоже имеют свою окраску. Каждая нота светится. Нашей задачей является диагностика заболевания и подбор соответствующей мелодии. Увидеть брешь или изменение окраски в ауре, вы, разумеется, не сможете. Но, используя знания топографической анатомии, собрав анамнез, вы легко сумеете спеть больному ту песню, в которой нуждается его поражённый орган. Итак, записываем. Ноты и их цветовое излучение.
– А он – милашка, несмотря на то, что вампир, – шёпот Дашки, казалось, прогрохотал на всю аудиторию. – Как раз в моём вкусе, люблю таких здоровенных.
– А вы, Лужайкина, не в моём, – небрежно кинул в нашу сторону преподаватель, выписывая на доске, острые и колючие, словно языки костра, буквы. – Вот ваша подружка мне подойдёт.
По позвоночнику пробежал противный холодок, сердце пропустило удар, а конечности налились свинцом. Он ведь шутит? Точно шутит! Ведь не станет же он так, в стенах института, без извещения, без согласия родителей? Или станет? Они– хозяева планеты, им всё позволено. Автолюбителей то и дело штрафуют, заставляя сдавать кровь, даже за самые мелкие нарушения, неплательщиков налогов и должников, так же наказывают донорством. Семьсот миллилитров требуют за мелкое хулиганство, не жалея даже подростков, девятьсот – с грабителей и мошенников, убийц же, выпивают без остатка. За нами следят всегда, постоянно, каждую минуту. Существует целый штат вампиров для отслеживания правонарушений, в основном состоящий из магов земли и магов воды. И всюду у них свои шпионы. В парках, и в транспорте, в магазинах и больницах. Цветы и фонтаны, декоративные пруды и растения в кадках – всё это служит не только украшением городов, но и зорко следит за нами, собирая информацию и передавая её вампирам. В прошлом году, в центр забора крови угодила и Дашка. А за что? За стёртую двойку в журнале. Когда открылась правда, вредная сухопарая носатая грымза– математичка, заявила в комитет по правонарушениям. Суда не было, просто в один из самых обыкновенных дней за Дашкой пришли. Сняли с лекции и под конвоем из двух вампиров увели.
– Это было ужасно, – рассказывала мне потом Лужайкина, захлёбываясь слезами. – До центра забора крови мы летели над городом. Ты даже не представляешь, как это страшно болтаться над землёй. А потом, белая комната без окон, кушетка, противная клеёнка под спиной и игла, втыкающаяся тебе в вену. Они присудили мне пятьсот двадцать миллилитров. Я умоляла прекратить, просила прощения, плакала, но они так и не остановились, пока не откачали столько, сколько им было нужно.
Кровь, кровь, кровь! Они её хотят постоянно! Им всегда мало! И люди устали. Устали бояться нарушить закон, вести, до тошноты, правильный, здоровый образ жизни, вздрагивать от ночного звонка в дверь, ведь ночью приходили они, чтобы забрать, сделать своим источником. А я так радовалась, что являюсь единственным ребёнком в семье, и по тому, меня не тронут, не имеют права. Наивная дурочка! Они создают эти законы, они же их и нарушают.
– Нота До, – продолжал вещать вампирюга. – Имеет красный цвет. Нота Ре– оранжевый цвет, нота Ми– жёлтый, нота Фа– зелёный, нота Соль– голубой, нота Ля – синий, и, наконец, нота Си– имеет фиолетовый цвет.
* * *
Студенты покидали аудиторию в спешке, не застёгивая сумок. Каждому поскорее хотелось выскочить в коридор, где шумно, легко и свободно, где всё привычно, по– человечески.
– Держись, – Дашка сжала мою холодную ладонь и тоже выскользнула.
Я осталась наедине с рыжим. Желудок сделал кульбит, язык онемел, правое веко задёргалось. И откуда он будет кровь брать? Сонная артерия? Срединная вена локтя?
– Подойди! – скомандовал Хальвар.
Легко сказать, а что, если подкашиваются ноги и дрожат колени?
– Что ты сейчас испытываешь, Кристина? – неожиданно спросил он. Но больше чем вопрос, меня поразил его голос, мягкий, тёплый и светлый, словно огонь в камине, добрый и уютный.
Крепкая рука потянулась в мою сторону, и я, инстинктивно, отпрянула. Вот не к добру это, когда люди руки к тебе тянут, а когда их тянут вампиры, тем более не к добру.
– В чём дело, ребёнок, – улыбнулся вампир. – Я не причиню тебе вреда, просто подойди поближе.
Я неуверенно сделала два шага к нему навстречу.
Обидное слово «Ребёнок» заставило мои страхи и опасения попятиться, уступая место возмущению и раздражению. Ну почему, каждый считал своим долгом назвать меня так? Кондуктор в автобусе мог заорать на весь салон:
– Уступите ребёнку место!
В парке, на прогулке с отцом, какая-нибудь мамашка принималась умиляться:
– Ах, да чего же милая девочка? Сколько лет вашей крошке?
У кого– нибудь ещё остались вопросы, за что я так ненавижу свою внешность? Маленькая, тоненькая, с круглым нежным личиком, трогательными ямочками на щеках, большими, словно застывшими в удивлении, голубыми глазами в обрамлении густых, светло– золотистых ресниц. Мелкие кудряшки на голове, мягкие, словно шерсть новорождённого ягнёнка, и тоненький, почти детский голосок. Вот как, скажите на милость, заставить людей принимать меня всерьёз, когда я способна вызвать лишь материнский инстинкт? Думаю, что если в тёмном переулке мне повстречается маньяк, то даже он состроит идиотскую рожу и произнесёт:
– Уси– пуси!
Хотя, о чём это я? Какие, к чертям маньяки, грабители и прочие разбойники? Да мы дорогу в неположенном месте перейти боимся, бумажку мимо урны не бросим. Нас воспитали, выдрессировали, мы послушны, покорны, как стадо мулов.
– Итак, Кристина, я повторяю свой вопрос, что ты испытываешь?
– Страх, – ответила я.
– Найди его в своём теле, где ты ощущаешь страх?
– В области желудка и вдоль позвоночника.
Ладонь вампира тут же легла на эпигастральную область. Хальвар пел, и песня эта была странной, состоящей лишь из низких нот. Я застыла, затаила дыхание, впитывая тепло, умиротворение, безмятежность, исходившую от поверхности этой руки. Та же процедура была проведена и с позвоночником. И когда она прекратилась, мне стало жаль. Песня и близость преподавателя качали меня на волнах спокойствия, тихого удовольствия, дарили иллюзию надёжности и безопасности.
– Когда в последний раз ела? – голос вампира посуровел, янтарные глаза смотрели строго и укоризненно. Глядя в них, не соврёшь, не отделаешься молчанием.
– Три дня назад, – ответила я, как под гипнозом.
– У тебя начинается гастрит, ты хоть знаешь, что это такое, будущий врач? – последнее слово он, выплюнул, будто надоевшую жвачку. – Какие, к чертям, диеты? Ты и без того вся прозрачная!
– Я не могу ничего проглотить. Меня тошнит постоянно, – в голосе противно зазвучали слёзы. Мало мне одного заботливого тирана дома, ещё и в институте второй нарисовался.
– Уже нет.
Надо же! А наш препод и улыбаться умеет, да так, что мурашки по коже.
Преподаватель взял меня за плечо, поверх локтя и повёл к выходу.
– Идём в буфет, кормить тебя будем.
Студенты и преподаватели, попадающиеся нам на встречу, окидывали нас удивлёнными взглядами. Но Хальвара, казалось это совершенно не волновало, в отличии от меня. Я шла, глядя себе под ноги, стараясь не встречаться глазами с кишащими в коридоре людьми, словно это как-то поможет мне избежать ненужных вопросов.
– Будешь так понуро плестись, возьму на руки, – пригрозил Хальвар.
В жёлтых глазах сверкнули хулиганистые искорки. От огромной руки, держащей моё плечо, вновь побежали мягкие ручейки золотистого тепла. Что это? Блин! Нежность, которую испытывают по отношению к маленьким детям. Нежность, жалость, желание защитить. Властитель вселенной, ну когда ко мне будут относиться, как к полноценному человеку?
Пришлось ускорить шаг. А то, кто его знает, подхватит на руки и потащит на глазах у всего народа, стыда не оберёшься.
Рядом с ним я ощущала себя выходцем с другой планеты. Даже знакомые лестничные пролёты, двери и коридорные ответвления чудились иными. Никогда я ещё не ждала звонка с таким нетерпением. К завтрашнему дню по институту поползут сплетни и домыслы, одни невероятнее других.
А если эти самые слухи дойдут до моего отца?
– Ну, конечно же, дойдут, – активизировалась гиена. – Рано или поздно, он всё узнает. И знаешь, какое наказание тебя будет ждать…
– Что именно узнает? – ответила я нахальной животине. – Ну, прошлась по коридору с преподом, ну поела в столовой. Не в ресторан же он меня, право, пригласил. Прекрати раздувать из мухи слона!
– А о чём ты будешь с ним говорить?– гиена не унималась. – Вот сядете вы за столик, напротив друг друга, а дальше?
Действительно, о чём? Я со своими то сверстниками тему разговора не могу подобрать, а здесь, отнюдь не парнишка лет двадцати.
К счастью, в столовой оказалось не столь многолюдно. Да и вести задушевные беседы нам не пришлось, к моему великому облегчению. Огненный маг, водрузив передо мной поднос с полным студенческим обедом, поспешил ретироваться. Правильно, в няньки и друзья он мне не нанимался. Оказал студентке медицинскую помощь, угостил обедом, за свой счёт, и всё на этом.
Как не странно, ела я с аппетитом, чего уже давно со мной не случалось. Борщ, морковный салат, паровая котлета и отварной рис исчезли с тарелок за несколько минут. Даже противная гиена замолчала.
– И чего он хотел?
Дашка перехватила меня у самого выхода из столовой.
– Начало гастрита предупредил
Говорить об этом, от чего-то было неловко, словно мы с вампиром занимались чем-то неприличным.
– Слушай, Крысь, – глаза подруги посерьезнели, прохладные пальцы ухватились за моё запястье.– Так больше не может продолжаться, ты понимаешь это? У тебя трясутся руки, постоянно мучает тошнота, тахикардия. Это – психосоматика, дорогая моя. Сегодня на лекции тебя спас вампир, а кто спасёт завтра?
– И что ты предлагаешь, Дашуль, – я тяжело опустилась на скомеечку, подруга уселась рядом со мной, обнимая за плечи, гладя меня по кудрявым глупым волосам. Сколько я себя помню, она всегда была рядом. Мы ходили в один детский сад, играли в одном дворе, сидели в школе за одной партой, и сейчас мы тоже вместе.
Милый, светлый, добрый человечек –моя Дашка. Страшно представить, что я буду делать, если эта чернявая девчонка покинет меня.
– Побороть свой страх, избавиться от чувства вины и поднять голову, наконец. Ты уже совершеннолетняя, получаешь стипендию, сможешь снять недорогое жильё и жить отдельно. Что тебя держит рядом с отцом?
Дашка устало вздохнула, тем самым показывая, как ей надоело твердить об одном и том же. Могла бы и не трудиться. Я и без того чувствовала её раздражение, жалость и отчаяние.
– Пойми, Крысенька, – сказала она, а в голосе уже звенели слёзы. Ещё чуть– чуть, и я тоже заплачу. – Домашнее насилие страшнее тем, что своего родного человека ты сама пытаешься оправдать, ищешь объяснение его поведению, испытываешь чувство вины. И он – домашний тиран этим пользуется, зная, что жертва дорожит отношениями, полностью зависит. Твой отец – хороший психолог, великолепный манипулятор. Изменить ситуацию сможешь только ты сама, и никто более.
Всё правильно говорила Дашка. Вот только чужая беда всегда кажется нам не такой уж большой. Конечно, подруга переживает за меня, хочет помочь. Но это не она будет рассказывать наизусть главы из учебников стоя перед отцом, не ей он раскроит руку ножом, чтобы научить останавливать кровотечение, не её лицо будет отчаянно пылать краской стыда, когда, в очередной раз, придётся отказываться от приглашения на вечеринку.
– С ним бесполезно бороться. От него уйти невозможно. Отец везде меня найдёт, – прошептала я, и тут же поняла, что даже не пыталась себя спасти, никогда. Вот только какой в этом смысл? Мой бунт будет жестоко подавлен, а чувство собственного достоинства, от которого и без того остались ножки да рожки, окончательно растопчут.
– Ты ошибаешься, – дыхание Дашки отдавало приятным запахом сигарет и фруктовой жвачки. Да, моя подруга курила, назло вампирам, тем самым, выражая протест против их режима. – Человек способен на многое. Отец ломает тебя, перекраивает, лепит. Но ведь ты– свободная личность и имеешь право на собственные желания, какими бы глупыми, смешными, нелепыми они не казались твоему отцу.
– Он меня кормит, одевает, и я живу под крышей его дома, – голос мой прозвучал бледно, серо и уныло, словно погода за окном проникла и внутрь меня. – Я без него ничего не могу, ничего не умею.
– Да, это так, – воинственный настрой Дашки не смог поколебать даже этот мой убийственный, исчерпывающий аргумент.– Вот только ты можешь всему научиться, если захочешь.
– О чём приуныли, красавицы? – корча рожи пропищал Гавриков. В вечно помятом халате, прыщавый, худой и растрёпанный, пропадающий вечерами в барах и на танцполах, он, каким-то непостижимым образом умудрялся хорошо учиться, и даже, получать повышенную стипендию.
–Хорош сырость разводить! Как на счёт того, чтобы всей группой завалиться ко мне на хату? Будем бухать, танцевать и морально разлагаться!
Я уж было раскрыла рот, чтобы отказаться, как Дашка воскликнула:
– Круто, Костенька! Мы обязательно прейдем!
– Мы? – спросила я Дашку. Бедная, из солидарности со мной она столько всего вынуждена пропускать. – Ты же прекрасно понимаешь, что меня никто не отпустит.
– Именно мы, ты и я, – как полоумной, растягивая слова, проговорила подруга. – Хватет сидеть в своей башне, как принцесса, похищенная драконом. Пришла пора бороться за свою свободу.
Глава 2
Студенческие застолья всегда отличаются простотой, незамысловатостью, именно этим они и милы сердцу. Никаких мудрёных, многослойных салатов, ложащихся в желудке тяжким грузом, никакого горячего, которое, после жирных разноцветных пирамид и башен из рыбы, картофеля, моркови и огурцов, не желает проталкиваться по пищеводу, но ты упорно ковыряешь запечённое мясо, пропихиваешь его внутрь себя, чтобы не обидеть хозяев.
Нет и странных, больше напоминающих конвульсии, танцев, когда несколько человек дёргаются под музыку на небольшом пяточке пространства, то и дело поправляя, слетающие тапки.
У студентов всё иначе, легче, веселее, свободнее. Пиво, солёные орешки, сушёная рыба, жареная картошка, гитара, и тот, кто умеет на ней играть.
Я гнала из головы дурные мысли об отце, заставляя себя получать удовольствие от вечера, вытуживала радость, подпевала нестройному хору голосов, смеялась над анекдотами. Завтра меня будет ждать расплата за моё безрассудство, но разве вечер проведённый среди однокурсников не стоит того? Порой, мне удавалось расслабиться, алкоголь медленно, но верно делал своё дело. Однокурсники казались дружелюбными, в синих сентябрьских сумерках, в шелесте, слегка пожелтевшей, но всё же ещё крепкой листвы, чудилось нечто умиротворяющее, а завтрашнее объяснение с отцом казалось таким же далёким, как и выпадение первого снега. Из приоткрытого окна пахло дождём и мокрым асфальтом, в высотке напротив зажглись разноцветные квадраты окон. Пальцы Женьки Лебедева перебирали струны, пенилось пиво в стаканах, и меня слегка клонило ко сну. Но внезапно, накатывал страх, сердце ускоряло ритм, а по телу растекалась слабость, противная, нездоровая, язык немел. Хотелось забиться в дальний угол, скрючиться в позе эмбриона и дождаться смерти, так как во мне стойко укреплялось понимание, что она, эта страшная старуха с косой совсем близко. Дашка сидела рядом, но жаловаться ей на перепады своего настроение было стыдно. В психоаналитики она не нанималась. Да и к чему портить человеку праздник своими стенаниями?
– Ребята! – Провозгласил Гавриков, поднимаясь из за стола с бокалом в руке. – Я хочу поблагодарить вас за то, что вы есть, такие весёлые, смешные, жизнерадостные и дружные.
– Не стоит благодарности, дружище, – начал Витёк, но Гавриков остановил его жестом.
Лицо хозяина квартиры оставалось максимально– серьёзным, что заставило всех притихнуть.
– Мне было приятно учиться с вами, встречаться на вечеринках, прогуливать лекции. Но сегодня я покину вас, ровно в полночь, за мной прейдут.
Стало страшно, но уже не за себя, а за Гаврикова, за любого сидящего в этой комнате. Теперь, темнеющая улица за окном казалась зловещей, а квартира не убежищем, а ловушкой.
– Но может тебе позволят учиться? Ведь они иногда позволяют, – неуверенно проговорила староста.
– Нет, Лен, – вздохнул Гавриков. – Мне ясно дали понять, что ни о какой учебе и речи быть не может. Меня будут пить всей семьёй и муж, и жена, и сын, по вампирским меркам, мой ровесник. Короче, меня не станет уже через год.
Королева группы – Юлька Богданова взвыла. И этот вой был искреннем. Он вмещал всё, и ужас происходящего, и жалость к однокурснику, и отчаяние. Никому из нас даже в голову не пришло осудить её.
