Сердцебиение

– Яр, ты знаешь который час?! – наигранно возмущенно произносит она.

– Какая разница, ты же не спишь, – ухмыляясь, подхожу к ее подъезду.

– Я уже лежу в кровати, – игриво усмехается она.

– Прекрасно, а теперь встань с кроватки и открой мне дверь, – говорю я и тихо стучу. Настя смеется, и через несколько секунд дверь распахивается.

– Привет, – не сбрасывая звонок произносит она, осматривая меня с ног до головы.

– Привет, – отвечаю я, пряча телефон в кармане. Сам закрываю ее дверь на замок, молча скидываю с себя толстовку, хватаю Настю за пояс ее коротенького шелкового халата и веду в комнату. Настя – статная, породистая самка. Двадцать восемь лет, разведена, имеет сына, воспитанием которого в основном занимается ее мать, пока Настя пытается устроить свою личную жизнь. А по факту, Настюха просто гуляет на полную катушку, наверстывая те годы, когда была примерной женой. Есть мужики, которые женятся, не нагулявшись, а Настя такая женщина, от этого и развелась. Нас объединяет любовь к бешеному сексу без обязательств. Я знаю про нее практически все. А она про меня лишь имя и временный адрес. Пару раз она пыталась задавать мне вопросы, интересуясь моей жизнью, но я четко дал понять, что не намерен с ней откровенничать. Не знаю, возможно, она ожидает от меня чего-то большего, но мне плевать. Я просто трахаю ее.

Рывком дергаю за пояс халата, оголяя ее сочное тело. Несколько секунд просто смотрю. А посмотреть есть на что. Ни одного изъяна, идеальное тело, матовая кожа, черные длинные волосы, немного пухлые губы. Грудь третьего размера, упругая задница, а главное – эта женщина знает, как удовлетворить потребности мужчины. То что надо для секса без обязательств. У нас не было с ней ни одного свидания или романтического ужина. Мы просто трахаемся при каждой нашей встрече. После курим, недолго беседуем ни о чем, но в основном болтает Настя, а я просто делаю вид, что слушаю.

– А я смотрю, кто-то сегодня особенно голодный? – спрашивает она, соблазнительно понижая голос. А я вообще не намерен с ней разговаривать. Разворачиваю ее к себе спиной, надавливаю на плечи, вынуждая прогнуться через спинку кресла. Сглатываю, осматривая ее шикарную задницу, одновременно спуская штаны. Недолгая прелюдия. Вожу головкой возбужденного члена по ее попке, наклоняюсь, просовываю в ее пухлый рот два пальца, приказывая облизать. Вынимаю пальцы, увлажняю ее складки и вхожу одним рывком на всю глубину. Наматываю ее волосы на кулак и тяну на себя, вырывая из Насти громкий стон.

– Яр! – кричит она. – Подожди. Дай привыкнуть, – ее голос срывается в жалобный вой, а мне плевать на ее просьбы, я полностью выхожу из нее и вновь вколачиваюсь в ее лоно.

– В процессе привыкнешь, – рычу я, дергая волосы на себя.

– Сволочь! – шипит как кошка, впиваясь ногтями в обивку дивана, а сама начинает задницей вилять, подаваясь моим грубым толчкам. Ей нравится. Всегда нравилось, когда ее берут, не спросив ее мнения. Тяну скулящую Настю на себя, обхватываю полную, налитую грудь, продолжая яростно вдалбливаться в ее тело, вымещая всю напряженность в жесткий секс. Отпускаю грудь, обхватываю ее шею, немного сжимаю, запускаю другую руку во влажные складки, массируя клитор. Ее плоть начинает сокращаться, сжимая мой член. Настя, хрипит не в силах кричать от того, что я перекрываю ей кислород. Несколько сокрушительных толчков и я изливаюсь в нее, разжимая пальцы на ее тонкой шее. Настя падает на спинку кресла, хватая ртом воздух, ощупывает свою шею.

– Твою мать! Яр! – откашливаясь, хрипит она. – Ты чуть меня не придушил!

– Не преувеличивай, – натягивая штаны, произношу я. – Я чувствую ту тонкую грань. Поверь, ты даже не подошла к точке невозврата, – достаю из кармана сигареты, прикуривая сразу две, протягивая одну Насте. – Еще скажи, что тебе не понравилось.

– Это было нереально, – она переползает на кресло. – Но синяки на шее мне ни к чему.

– Синяков не будет, – садясь в противоположное кресло, отвечаю я.

– Мне вот просто интересно. Где этому учат? – хитро усмехается она, выпуская дым в потолок.

– Чему? – откидываю голову на спинку кресла, смотря на расползающийся дым.

– Вот такому сексу. Откуда ты знаешь, как сжать шею не оставляя синяков? Ну и еще много всего.

– Это приходит с опытом.

– А я смотрю, он у тебя был очень богатый, – смеется она. – Сколько женщин у тебя было?

– Это имеет значение?

– Нет, просто интересно, – отвечает она ведя наманикюренным пальчиком по своей груди, слегка царапая темные, большие соски, намекая на продолжение. И я бы продолжил. Драл бы ее всю ночь, чтобы утром ходить не смогла. Я до конца не снял напряжение после заказа. Но у меня дома спит маленькая златовласка, черт бы ее побрал. Снотворное сильное, но кто его знает, как его воспримет ее организм после перенесенного стресса.

– Ты слишком любопытна сегодня, кукла, – поднимаюсь с кресла, тушу окурок в большой хрустальной пепельнице, иду в прихожую и надеваю толстовку. Я пришел сюда за расслаблением и удовлетворением и ни хрена сегодня не получил. Нервы на пределе.

– Ты куда? Я думала, мы…

– Нет, не сегодня, – обрываю я Настю. Меня неожиданно начинает раздражать ее присутствие и навязчивость.

– Сволочь ты, Яр, – с обидой кидает она мне.

– Я знаю, – отвечаю я, покидая ее квартиру. Через два подъезда, на втором этаже, меня ждет головная боль. Злата. И убить ее не могу, и что теперь с ней делать, не знаю…

Глава 3

Злата

Мне снилась черная река. Много грязной воды и густой серый туман. Я бродила в этом тумане вдоль реки и никак не могла найти выход из этой серой массы. Было холодно и очень страшно сделать неосторожный шаг и упасть в черную реку.

Пробуждение далось с трудом. Голова была тяжелой настолько, что я не могла поднять ее с твердой подушки. В первые секунды не понимаю, где нахожусь и почему чувствую себя настолько усталой, будто и не спала вовсе. Почему моя подушка стала маленькой и такой твердой? И откуда доносится незнакомый запах мужского парфюма? Пахнет свежестью, бергамотом и другими цитрусовыми, такой ненавязчивый, но очень приятный аромат. Глубоко вдыхаю и понимаю, что так пахнет моя подушка.

– Проснулась? – вздрагиваю от низкого мужского голоса. Резко сажусь на диване, натягивая на себя плед, словно он может защитить меня от убийцы, стоящего в дверях гостиной. Память и понимание возвращаются, а следом за ними и страх, который вновь сковывает все тело.

– Пожалуйста, отпустите меня. Я… – хочу вновь повторить, что не собираюсь никому ничего рассказывать, но его глубокий пугающий взгляд дает понять, что все мои просьбы бесполезны.

– Чай или кофе? – спрашивает он, осматривая мое тело, которое скрыто под пледом.

– Что?

– Я спросил, чего ты хочешь: чай или кофе? – четко проговаривает он.

– Я хочу домой, – отвечаю я, смотря в невероятно насыщенные темно-зеленые глаза. Мужчина глубоко вдыхает, втягивая воздух через нос, и идет ко мне, вынуждая вжаться в спинку дивана.

– Девочка, слушай меня внимательно, – говорит он, наклонившись ко мне, вглядываясь в глаза. – Я могу тебя отпустить только на тот свет. Что, в принципе, и должен был сделать еще вчера. Так что будь добра, не раздражай меня и делай все, что я говорю, – со злостью цедит он, находясь в сантиметре от моего лица. Его глаза с каждой секундой темнеют, становясь янтарными. – Ты поняла меня?! – спрашивает он, немного повышая тон, а я сглатываю, смотрю на него и не могу вымолвить и слова. – Поняла?!– мой убийца хватает меня за подбородок, немного сдавливая скулы теплыми пальцами, и ждет ответа.

– Да, – сдавленно произношу я, и сама не понимаю, что со мной творится. В какой-то момент страх перерастает в непонятное для меня состояние. Он продолжает удерживать мой подбородок, смотреть в глаза и обжигать горячим дыханием. Сердце во сто крат ускоряет ритм, начиная отбивать грудную клетку, заглушая все звуки. Дыхание учащается, и по телу проходит волна мурашек. Никогда не испытывала ничего подобного. Это не страх. Это нечто другое, непонятное и неизведанное. Глубоко вдыхаю, полной грудью чувствуя тот же запах бергамота и грейпфрута. Зажмуриваю глаза, сходя с ума от его близости. Он отпускает меня, отворачивается и быстро выходит из комнаты. А я скидываю с себя плед, продолжая часто дышать, словно пробежала кросс. Что это сейчас было? Господи! О чем я думаю?! Меня, наверное, уже ищут. Катя точно позвонила маме… Мамочка. Что с ней будет?!

Отшвыриваю плед, резко поднимаюсь с дивана и тут же падаю назад от боли в ноге. Опухоль стала меньше, но на щиколотке огромный синяк. Вновь пытаюсь встать, но уже аккуратнее, делаю пару шагов, стараясь не опираться на больную ногу. Медленно прохожу в коридор, захожу в ванную, запираю дверь. Не успеваю оглянуться, как дверь резко дергается.

– Открой! Я, кажется, вчера сказал тебе не запираться! – раздраженно говорит Монах.

– А можно мне в туалет сходить?! – кричу ему в ответ.

– Замок открой. Я не зайду. Это главное правило для тебя. Никаких закрытых дверей, – вдыхаю, открываю замок. Как только раздается характерный щелчок, мой убийца отходит от двери. Смотрю на себя в зеркало и прихожу в ужас: волосы растрепаны, лицо опухшее и очень усталое, будто я и не спала вовсе. Умываюсь холодной водой. И только сейчас замечаю, что на моей помятой белой блузке расстегнулись верхние пуговицы, и немного оголилась грудь. Черт. Быстро застегиваю пуговки, поправляю одежду, с сожалением смотря на душ и зубную пасту. Боже, как же я хочу домой! На глаза вновь наворачиваются слезы, и хочется кричать от безысходности и неизвестности. Бью ладонями об раковину, вымещая все свои эмоции. А что дальше?! Что?! Что он будет со мной делать?! Запрокидываю голову, часто моргаю, пытаясь остановить непрошенные слезы. Но из горла вырывается вопль, который я не в силах остановить. Сажусь на край ванны, зажимая рот рукой, заглушаю всхлипы, не желая выходить из маленькой тесной комнаты. Вздрагиваю, когда дверь резко открывается и мужчина входит в комнату. Опускаю голову, руками закрывая заплаканное лицо. В абсолютной тишине слышатся только мои всхлипы. Так проходит минута, а потом он хватает меня за плечи, поднимает на ноги, берет за руку и тянет за собой в коридор.

– Ай! – вскрикиваю, наступив на больную ногу. Монах останавливается, смотрит на мою лодыжку, и уже медленно ведет меня на небольшую кухню.

– Садись, – указывает на небольшой угловой диванчик. И я сажусь, не понимая, что будет дальше. Он открывает навесной шкафчик над раковиной, достает белую коробочку, ставит ее на стол, достает оттуда какую-то мазь, протягивает мне.

– Намажь ногу. Это поможет снять боль и опухоль, – в приказном тоне говорит он. А мне вдруг становится смешно. Я понимаю, что это нервное, но ничего не могу с собой поделать. Мой убийца заботится обо мне.

– Спасибо, – забираю из его рук мазь, закидываю ногу на диван, начинаю наносить мазь, немного втирая. Мужчина отворачивается, начиная греметь посудой. Закручиваю тюбик, кладу его на стол. Глубоко вдыхаю и понимаю, что начинаю сходить с ума. То я плачу навзрыд, то смеюсь как дура, а сейчас украдкой наблюдаю за мужчиной, который хотел меня убить. Он наливает две большие чашки ароматного кофе. Ставит на стол сахар, сливки в упаковке и нарезанный батон. Достает из холодильника сыр и ветчину. Пододвигает кофе ближе ко мне, сам берет свою чашку, приоткрывает окно, садится на подоконник. Мужчина прикуривает сигарету, наполняя комнату едким запахом табака. А я смотрю на стол, и понимаю, что мне кусок в горло не лезет. Закидываю в свой стакан пару кусочков сахара, наливаю немного сливок, мешаю кофе, постоянно смотря в стол, поскольку Монах не сводит с меня глаз. Я чувствую его глубокий взгляд, и мне от него не по себе. Так и хочется спросить у него «Что дальше?!», но я боюсь вновь его разозлить. Может, стоит притвориться хорошей девочкой и делать все, что он говорит? Не злить Монаха, усыплять его бдительность и искать варианты побега. Другого выхода у меня нет.

– Ешь, – вновь приказывает он.

– Я не хочу.

– Я не спрашиваю, чего ты хочешь. Просто ешь, – недовольно произносит он, выпуская облако дыма в мою сторону.

– Я не смогу проглотить и кусочка, можно я просто выпью кофе? – спрашиваю я, наблюдая, как он курит и пьет кофе.

– Слушай, Злата, – он слезает с подоконника, садится напротив меня. – Ты должна поесть, хотя бы маленький бутерброд, – он берет батон, кладет на него сыр, ветчину, протягивает мне.

– Зачем тебе это нужно?! Зачем ты притворно заботишься обо мне, Монах, когда хочешь убить?! – вдруг осмелев, спрашиваю я. А мужчина начинает смеяться. Зло так смеяться, запрокинув голову.

– Ты все-таки слышала мой вчерашний разговор, – резко обрывая смех, говорит он. – И лучше бы ты держала язык за зубами. Знание того, что меня называют Монахом, ни на грамм не добавляет тебе жизни. Забудь это имя. Если тебе нужно как-то называть меня – тогда просто Яр.

– Яр? Это сокращено от…

– Просто Яр! – с какой-то злостью отвечает он, встает из-за стола и покидает кухню. Черт. Он прав! Почему я не могла держать свой язык за зубами?! В течение получаса я просто сижу на кухне, мешая давно остывший кофе, смотря в одну точку. Гоню от себя все мысли, ну ничего не могу с собой поделать и постоянно думаю о маме. Мне так страшно за нее. Ей совсем нельзя волноваться, а я подвела ее. Какого черта меня потянуло на эту проклятую крышу? Захотела погрустить, любуясь вечерним городом? Погрустила?! Полюбовалась?! Дура! Встаю с диванчика и начинаю убирать со стола, мыть чашки, только лишь потому, что не хочу выходить из этой комнаты. Когда все убрано, я подхожу к окну и смотрю на детей, играющих во дворе. На бабушку, кормящую кошку, на мужчину, который заглядывает под капот машины, и испытываю огромное желание позвать их на помощь. Только неизвестно, успеют ли они мне помочь, прежде чем он меня убьет.

– Ели хочешь, можешь принять душ и постирать одежду, – слышу позади себя голос Яра, но боюсь обернуться.

– Можешь переодеться вот в это, – говорит он, и на маленький диванчик рядом с окном летит какая-то черная вещь.

***

Я приняла душ, используя простое мыло, не желая пользоваться его шампунем и гелем для душа. Закидываю всю свою одежду в машинку и только сейчас понимаю, что он дал мне черную рубашку. И как мне теперь выйти отсюда в таком виде? Рубашка еле прикрывает бедра. Снимаю с головы большое полотенце и повязываю его внизу. Выхожу из ванны, в надежде зайти на кухню и отсидеться там. Но проходя мимо гостиной, останавливаюсь, замечая, что мой убийца спит на диване. Он лежит неподвижно и размеренно дышит. А главное, рядом с ним на краешке дивана лежит его телефон. Как загипнотизированная смотрю на мобильный с глупой надеждой схватить телефон и отправить Кэт сообщение. Отголоски здравого смысла кричали мне, что так нельзя, и если он проснется, то я уже никогда и никому не смогу ничего отправить. Но думала я одно, а делала совсем другое.

Медленно, на цыпочках крадусь к дивану, постоянно смотря на мужчину, который, на мой взгляд, крепко спит. Еще несколько шагов и я смогу взять телефон. «Я всего лишь отправлю сообщение, удалю его и положу телефон на место», – мысленно повторяю я и медленно наклоняюсь к мужчине. Застываю, когда Яр немного поворачивает голову, но не просыпается. Сглатываю, пытаясь взять себя в руки и не трястись от страха. Замираю, перестаю дышать, тяну руку, хватаю телефон…

Все происходит словно в каком-то кино. Мое сердце обрывается, когда Яр хватает меня за руку, сильно сжимает запястье, вынуждая отпустить телефон. Он поднимается, швыряет меня на диван, ровно на то место, где только что, как мне казалось, спал сам. Мужчина наваливается на меня сверху, вжимая всем телом в диван. Дыхание спирает, в глазах темнеет от ужаса и я зажмуриваюсь, чтобы не смотреть в глаза, налитые яростью.

– Малышка, у тебя вообще нет инстинкта самосохранения?! – сквозь зубы спрашивает он. А я не знаю, что ответить. Я просто хочу домой. Открываю глаза и вздрагиваю всем телом от того, что только сейчас понимаю, насколько он близко. Я чувствую тяжесть его сильного тела и глубокое дыхание. А мне одновременно страшно и горячо. Очень горячо. Жар идет волнами по всему телу, концентрируясь где-то в животе. Меня пугает моя реакция и все, что я сейчас чувствую. Надо оттолкнуть его, вырваться, но я словно загипнотизированная смотрю в его невероятные глаза и считываю реакцию своего тела. Он опускает взгляд на мои губы, ниже, на шею и грудь, прикрытую лишь его рубашкой. И вновь возвращает потемневший взгляд к моему лицу. Он берет мои руки, закидывает их за голову и сильно сжимает, продолжая смотреть в глаза.

А я нервно облизываю пересохшие губы, прекращая вообще понимать, что происходит. И в этот момент он накрывает мои губы своими. Мужчина целует меня, яростно, жадно, всасывая мои губы, просовывая свой язык, сильнее вдавливая в диван. А я с ужасом понимаю, что больше его не боюсь. Я хочу ему ответить. Вырвать руки из его захвата и закинуть ему на шею, зарыться в его волосы на затылке, чтобы узнать, какие они на ощупь. Голова кружится от его запаха, от напора и настойчивости. Сама не понимаю, как начинаю отвечать на поцелуй, поддаваясь его жадным губам и языку. Кажется, я лечу куда-то вниз, в бездну на полной скорости, и мне хорошо.

Несколько минут сумасшествия кажутся вечностью. Он забирает весь мой кислород, вынуждая задыхаться от его поцелуя. Словно мы оба понимаем, что как только он разорвет поцелуй, все рассеется и вернется в реальность, где он похитил меня и удерживает, а я жутко его боюсь. Яр отпускает мои руки, и я тут же обхватываю его шею, сама тяну его на себя, всхлипывая в его губы. Он немного отстраняется, слегка прикусывает мою губу и разрывает наш дикий поцелуй, от которого по всему телу бегут мурашки.

Секунды ступора, и на меня обрушивается осознание произошедшего. Упираюсь в его сильную грудь, обтянутую белой футболкой и со всей силы отталкиваю от себя. Яр поддается, отшатывается, поднимаясь с дивана. Осматривает мое тело, сжимая челюсть, а я закрываю лицо руками, не желая вновь смотреть в его глаза. Потому что не понимаю, как это могло произойти. Потому что сама себя не узнаю. Он выходит из гостиной, с грохотом захлопывая дверь. Словно я виновата в том, что произошло. Как я могла целовать и желать убийцу? Человека, на руках которого возможно очень много крови, человека который хочет меня убить?

Ярослав

Курю очередную сигарету, выпуская дым в распахнутое окно, а у самого дрожат руки от желания ворваться в гостиную, сорвать с ее нежного тела собственную рубашку и продолжить начатое. Хочу эту девчонку, словно обезумел и никогда не видел женского тела. Сам не могу понять, что в ней такого. Маленькая, миленькая девочка с чистым ароматом луговых цветов. А я хочу испачкать ее. Хочу, чтобы пахла мной и нашим сексом.

Черт. Сжимаю кулаки, злясь на самого себя. Сам не пойму, как это произошло. Я убийца, наемник, но не насильник. Я слышал, как она вошла в комнату, слышал, как медленно кралась ко мне, почти не дыша. Схватил ее, повалил на диван, желая напугать и четко дать понять, что со мной шутки плохи. А сам почувствовал под собой ее горячее после душа тело, посмотрел на ее губы, на язычок, которым она сама того не ведая сорвала мне крышу. Целовал ее и сходил с ума от того, что малышка мне отвечает. Несколько секунд назад она боялась меня с ужасом в глазах. А потом приоткрыла вкусные, медовые губы, позволяя мне делать все, что хочу. Сам себе вру. Нагло вру, что в ней нет ничего такого. Красивая она. Безумно красивая чистой невинной красотой. И сердце у нее странное, очень громкое. Приближаюсь к ней и постоянно слышу его стук. А когда она подо мной лежала, я не просто его слышал, я чувствовал каждый его удар, и сходил с ума от понимания, что девочка реагирует на меня. Когда отпустил ее руки, а она обвила мою шею, я словно пришел в себя от ее прикосновений. Нежные пальчики обжигали кожу, захотелось почувствовать ее прикосновения на всем теле. Я поэтому отстранился, боялся слететь с катушек и трахнуть ее на этом диване. Поэтому когда оттолкнула меня, я поддался. Она чистая, настоящая, пахнет свежестью и пьянящим ароматом полета. Ее запах сплетен из нескольких составляющих. Она само лето, с запахом полевых цветов и вкусом меда. Не похожая ни на одну женщину, которая у меня была. А кто у тебя был, Монах?! Шлюхи. Да, их было много, простых и дорогих, элитных и породистых, тех, кто делал это за деньги или просто по натуре проституткой отдавались, получая грязный кайф.

А эта чистая маленькая девочка, она пахнет жизнью и свободой, тем, что мне не дано. И, похоже, не убив ее вчера, я подписал смертный приговор не только ей, но и себе. Вопрос во времени и исполнении. Малышка, Златовласка, как же так?! Зачем ты поднялась на эту чертову крышу?! Как же тебя угораздило-то нарваться на меня?

Не знаю, сколько просидел на этой чертовой кухне. Все думал… Думал до тех пор, пока мозг не начал дымиться. И никак не мог прийти к нужному решению. Убить не могу и с собой оставить тоже. И девочка, черт бы ее побрал, права! Ее уже, наверное, родственники ищут. А через пару дней к ним и менты подключатся. И это составит еще больше проблем.

От моих бесполезных размышлений меня отвлекает телефонный звонок. Смотрю на дисплей, и хочется выматериться на всю комнату. Ваха! Обычно после заказа он меня не трогает, а сейчас я чувствую, что это все неспроста и не хочу брать трубку, но не могу. Обязанность у меня такая, повиноваться сильным мира сего.

– Да, – отвечаю на звонок.

– Здравствуй, Монах. Как дела? – просто так заказчик никогда не звонит, но всегда начинает разговор с никому ненужных любезностей.

– Здравствуй. Все хорошо, – сдержанно отвечаю я, а у самого внутри зарождается маленькая буря.

– Вот и хорошо. Я звоню, чтобы пригласить тебя сегодня к нам на ужин. Моя жена прекрасно готовит, – говорит он, а я давлюсь собственной слюной. Неспроста это все. Он никогда не приглашал меня к себе домой и уж тем-более на ужин, приготовленный любимой женой.

– Вынужден отказаться, у меня есть планы на вечер, – прикуриваю очередную сигарету, от вкуса которой уже тошнит.

– Обижаешь, Монах, я от чистого сердца к себе в дом приглашаю, а ты отказываешься. Жену мою обижаешь, а она старается. Да и не задержим мы тебя долго. Отложи свои дела на пару часов. В семь тебя ждем, – говорит он и сбрасывает звонок, не дожидаясь моего ответа, знает, что я никуда не денусь и исполню его приказ. Что-то здесь не чисто. Если бы это был новый заказ, он бы не приглашал меня к себе домой. Зачем я ему понадобился? И девчонку я сейчас не могу одну оставить. Не хочется еще раз поить ее снотворным. Это может плохо отразиться на ее здоровье. Подумать только, еще вчера я хотел ее убить, а сегодня думаю о ее здоровье. Как я мог, во все это вляпаться?! Кто-то сказал, что все проблемы из-за женщин и, похоже, мои проблемы начались…

Иду в гостиную, открываю дверь, и замечаю, как девочка снова вздрагивает от моего появления. Странно, она боится, но всегда смотрит в глаза. Не отрываясь, поражая глубиной небесно-голубого взгляда.

– Тебе нужно поесть, – говорю я, понимая, что девушка не ела целый день. И вряд ли у нее это получится, когда я уйду на «званый ужин».

– Я не хочу.

– Мне плевать, чего ты хочешь. В холодильнике много продуктов, иди и поешь.

– Я не хочу, – твердит она, начиная меня злить.

– Ну как хочешь. Вставай, пошли.

– Куда? – хлопая длинными ресницами, спрашивает она.

– В комнату, – указываю взглядом в сторону спальни.

– Не пойду. Если ты думаешь, что после того, как меня поцеловал, я покорно лягу с тобой в кровать, то ты ошибаешься, – неожиданно дерзко заявляет она, поправляя ворот рубашки, закрывая грудь. А мне вдруг становится смешно. Если бы я хотел затащить ее в кровать, я бы уже давно это сделал. Злата, святая невинность. Время идет, через час меня ждет Ваха, и мне нужно поторопиться. Надвигаюсь на нее, смотря, как она вжимается в спинку дивана и все равно смотрит мне в глаза, покоряя красивым цветом. Хватаю ее за руку и тащу за собой, преодолевая сопротивление. Швыряю на кровать, открываю тумбу и достаю оттуда наручники. Смотрю, как девочка в ужасе пытается сползти с кровати. Она видно совсем за монстра меня принимает, раз думает, что я способен ее изнасиловать. Нет, девочка, я, конечно, не против пристегнуть тебя к кровати и долго ласкать твое тело, но только лишь по твоему желанию, а не так, как ты сейчас думаешь.

– Я буду кричать, – сдавлено говорит она, продолжая отползать от меня. Сейчас мне так хотелось просто взять ее и встряхнуть. Дурочка, она вообще не понимает, во что ввязалась. Хорошо, я ее не убью, не смогу. Но есть другие, которые сделают это безжалостно, невзирая на ее голубые глаза и невинный вид. Мы теперь оба приговорены.

– Слушай меня, малышка, мне просто нужно уйти. Максимум на пару часов. Я не могу оставить тебя здесь просто так. Уж извини, твои попытки сбежать не прибавляют доверия. Поэтому устройся поудобнее, и будь хорошей девочкой, – говорю я, слегка ухмыляюсь, когда малышка выдыхает, понимая, что я не собираюсь ее трогать. Беру ее запястье и приковываю к кованой спинке кровати. Максимально низко, чтобы ее рука не сильно затекла.