скачать книгу бесплатно
…Солнце и Смерть —
Теперь одно и то же,
Чертовы сказки
О бессмертных душах!
Вдумайся —
И уходи туда,
Где тебя ждут…
Где тебя ждут?
– Ну, хорошо, сегодня нерабочее настроение. Ребята, несите, что у вас там есть… Нужно отметить. Слышите: «Отмечай уходящий день».
Отмечай уходящий день,
Отмечай уходящий час,
Отмечай уходящий миг.
Мир дарит всё это, один
Мир дарит всё это одним
Из нас.
Но никто не двинулся с места. Все тупо смотрели в пол и привыкали видеть все иначе.
Лента на магнитофоне кончилась и теперь, шурша, прокручивалась, разбрасывая «галактику». Первым очнулся Чак. Потом Франк, Ротти, Дилан. Не сговариваясь, переглянулись и, выпрыгнув из вагона, побежали в ту сторону, в которой мог скрыться Эд.
Девушка лежала на полу без признаков жизни минут десять, потом встала и закрыла дверь вагончика, легла на диван…
…Он медленно шел по шпалам, пока вдруг сзади не показались огоньки. Дождавшись, он прыгнул и повис на каком-то крюке, нашел опору для ног, вытащил из пачки последнюю сигарету с фильтром, закурил ее, а потом бросил в придорожную траву.
Теперь он направлялся к дому Сиротки. Так звали девушку, которая была беззащитна, словно овечка, но красива до королевского звания. Как всегда, память его не подвела, и в доме вечеринка разгорелась на славу. Он вошел без звонка и стука. Нашел среди гостей неприязненный взгляд Радости, ответил на него улыбкой. Подошел к хозяйке дома, что-то шепнул ей, отчего та засмеялась, и плюхнулся в мягкое, потертое, кожаное кресло, вытянув свои длинные ноги до середины комнаты, и заснул.
Прошло ровно три четверти часа, в вагончике очнулась девушка, а в комнате Сиротки открыл один глаз Поэт и очень удивился, что у него нет очков на глазах, что ноги босы, а сам он лежит в темной комнате с окнами на стройку, на мягкой широкой раскладушке. Нашарив рукой шузы и стекла и приведя себя в порядок, насколько это можно в темноте, он попытался найти дверь…
…В вагончик вернулись ребята и молча уселись за столом, достав бутылку вина.
– За тех… кто не вынырнул… – сказал Франк осипшим от напряжения голосом.
И все молча выпили, а потом Чак поставил ленту этого вечера сначала.
…Федюне показалось, что сейчас что-то случится в его жизни, и он вышел на крыльцо и уставился в небо. Где-то в вышине запульсировал огонек звезды и тут же погас.
А над кладбищем тихо шелестел листвой ветер, сбрасывая на землю последние капли дождя…
И ничего не случилось.
А в той комнате сидел Поэт. Сидел на подоконнике и тупо смотрел на стекло, а мысли его были далеко, и вдруг стены расступились, и он увидел самого себя, идущего по улице. Вдруг, резко обернувшись, он смотрит на дом позади и бежит к нему…
Подвал. Девочка лет 12 кричит от ужаса, уставившись на три человеческие фигуры, застывшие в неестественных позах. Одна из них, молодая женщина, вдруг начинает двигаться…
…Потом он сидит у кирпичной стены и курит. По щекам катятся слезы, а в руках листок с какими-то каракулями, в которых можно прочитать: «Скорее забудь меня». Буквы уже становятся коричневыми, высыхая на солнце…
…Потом он один в своей комнате. Водит бритвой по шершавому подбородку в полном отупении, держа в руках листок с высохшими, написанными кровью словами, и изображение двоится…
…Все произошло слишком быстро. После того вечернего поцелуя с Принцессой он стал избегать ее, а однажды, встретив на улице, просто прошел и не заметил. Ночью, когда он возвращался домой, в подъезде была она.
В беспорядке мыслей и разбросанных бумаг они соединились, чтобы никогда больше не встретиться в этом мире. Он просил Любовь, но получил плоть. Утром Принцесса ушла, а он стал мучиться, надрыв был внутри… Он вдруг увидел свое сердце, даже нет, это было не Сердце, а мир. Оно медленно пульсировало и давало жить сотням тысяч. Людей? Пожалуй, нет. Неизвестно кому. Но чувствовал: «они» живут его теплом. И если Сердце остановится, то погибнут все, а если умрет один из «них», то ничего не произойдет…
Картина сменилась. Теперь он видел Мозг и бегущие с двух сторон разряды. Они вспыхивали огоньками сигарет, приближаясь к Центру, и вот-вот должны были встретиться и уничтожить Мозг. Теперь он понял, что – пора, и вскрыл… окном духоту комнаты. Внизу под ним была бездна…
…«Внутри что-то сломалось и образовалась Пустота. Со всех сторон Космос, и в глазах многих Безразличие. «Каждая душа – это закрытая дверь, я, как странник, стучу в эту дверь, и та, что откроется и примет меня, получит в сто крат, – говорил Господь. Я тоже как странник, стучал в двери их душ, но никто не открыл дверь и не сказал радостно: «Войди и согрейся, укройся от ветра и стужи. Мой дом – твой дом». Никто не принял меня полностью: ни те, что делили со мной постель, ни те, что ели мой хлеб, ни те, что бились со мной вместе. Их двери захлопнуты, и иногда мне кажется – за этими дверьми трупы. Господь, ты не примешь меня, но зимой на холодном ветру так долго не выдержит никто, поэтому прости, я замерзаю…»
…На полу образовалась маленькая лужица крови, постепенно разрастаясь, она приняла в свою утробу раскореженную оправу и остатки битого стекла очков.
Ветер сорвал последнюю одежду, и окоченевший труп покрылся инеем.
Р.S.
Кровью глаз своих
Свети упавшим в бездну лжи,
Пусть пророк восстанет
Из пропасти
Не режьте вены – это самообман, что там кончается все. Жизнь интересна не только мертвым. Мерзни и учись наслаждаться этим. Открой свою дверь, ведь кто-то стучится, отвлекись от себя и прислушайся, не слышно ли стука… Нет, это просто деревья стучат в окна спящих домов с закрытыми на засов дверьми…
Не закрыли б ваши двери,
Может, вены были б целы…
Апрель-май 1993 г.
Саранск
Lizard[2 - Lizard – ящерица, ящер (англ.)]
За открывшейся дверью пустота.
Это значит, что кто-то
Пришел за тобой…
Егор Летов
Вначале ничего не было… то есть совсем ничего, как вечером после десяти, только сон.
По пустынной улице шел парень, наступая тяжелыми башмаками на траву битых бутылок. Одет он был несколько необычно. Куртка из кожи, черной, с длинными рукавами, но недостающая до пояса на добрых пятнадцать сантиметров, черный пуловер, голубые джинсы. И это летом, при плюс двадцати пяти!
Он надвигался подобно ветру, порывисто, казалось, он не идет, а играет со своей тенью.
Глаза закрывали темные очки, а на шее болтался какой-то клык. Тяжелый подбородок оброс трехдневной щетиной. Черные вьющиеся волосы падали на плечи. Рот чуть приоткрыт, в уголке губ торчит сигарета.
Он остановился, прервав свою игру с тенью, выплюнул окурок, а тот ударился о землю, раскинув созвездие искр. Я мог его видеть, но расстояние было достаточно велико. Но каждую ночь он приближался, и вот однажды…
Был солнечный июльский день. Я сидел, как всегда, во дворе дома на скамейке, потягивая портвейн из нагретой солнцем бутылки. Вдруг что-то изменилось так внезапно, что нельзя было сказать, что именно, но небо словно вздрогнуло, зашевелилось голубым одеялом над головой… и тут я заметил, что вдалеке бежит человек, вернее, не бежит, а… ну, словно его ветром несет. Ближе, ближе, ближе, и уже можно рассмотреть голубые джинсы, укороченную кожаную куртку. «клык» на шее. Слышно, как хрустит под ногами трава бутылочного стекла, и самое странное – он, как и во сне, создавал впечатление надвигающегося Чего-то.
На этот раз он подошел вплотную и сказал:
– Лизард, – и протянул руку. Рука оказалась крепкой, но не мозолистой, как у отца. Мне тоже захотелось назваться, но он перебил меня:
– Ты знаешь, мир – он как женщина. Надо его полюбить и доказать свою Любовь. Тогда он тоже полюбит тебя…
Возникла пауза, во время которой Лизард вытащил сигарету, размял ее, прикурил, жадно втягивая дым. Потом взял мой портвейн и сделал добрый глоток, настолько добрый, что бутылка подмигнула мне своим донышком.
– А еще я думаю, тебе стоит побродить со мной – после этой фразы, он допил остаток и вернул мне бутылку.
– Ну, что сидим, пойдем…
Все вокруг изменилось. Мир, казалось, затихший, вдруг обрушился, словно волна, на барабанные перепонки всей тяжестью своих децибел. В мозгу стали шуршать перфоленты образов, рождая самые немыслимые сочетания, а Лизард шел вперед под скалистые уступы высоток.
– Эй, ты что? Заснул, что ли? – Лизард остановился и ждал меня шагах в двадцати.
Я сглотнул и попробовал что-то сказать, но из горла вырвался хрип.
– А… все… понял, – он подошел вплотную, – не привык, да? Ну, ничего, потихоньку-полегоньку.
Слова его, казалось, обладали какой-то силой. Я приходил в себя, словно ныряльщик, который слишком долго был под водой, сердце бешено стучало, в глазах прыгали золотистыми рыбками искры.
– На, закури, – он достал пачку каких-то странных сигарет, длинных, тонких, со слабым запахом лимона.
Я с благодарностью кивнул и полез за спичками, но тут мне в голову пришло, что сам он курил другие сигареты, обычные, скорее всего JPS. Я затянулся, в голову проник туман никотина и еще чего-то, сразу облегчающего.
– «Под синим небом
Облака марихуановых грез.
Трехногий пес брошен ребенком
В пасть возраста…»
– Почему трехногий? – спросил я, рассмеявшись. Весь мир был теперь смешным и покачивающимся.
– Потому что велосипед трехколесный.
Я стал хохотать и вдруг увидел, что изо рта идет пар, а при каждом звуке этот пар меняет цвет. Это раззадорило меня еще больше. Хохот рвался фонтаном из легких, а Лизард превратился в ящерку и прыгнул ко мне в карман.
– Я знаю эту игру
Нужно тайком пробраться в мозг,
Ползком проползти в город Безумия, – зашептал он мне в ухо…
Похоже, улица раздвинулась или свернулась в узкую щель темного окна кухни с тремя свечами, стоящими на подоконнике между цветов. Пьяный бородатый мужик спрашивал меня, впрочем, не надеясь на ответ:
– Ты меня понимаешь?
Я кивал и пытался сосредоточиться на пляшущих фигурках свечей. Откуда-то издалека доносился знакомый голос:
– Да пойми ты, не надо делать никаких революций, бунтов, будь они молодежные или какие. Не в этом цель жизни.
– Тогда в чем? – было ясно, что говорит девушка.
Голос Лизарда потеплел, и стало вдруг видно, как солнце поднимается в степи.
– Цель – идти до горизонта, чтобы узнавать себя, других, а главное – то, что вокруг и внутри тебя, и лишь тогда ты будешь жить…
– Знаешь, в одном кургане нашли старинный пояс… Так вот, надпись на нем гласила: «Живу, чтобы узнавать, узнаю, чтобы идти, иду, чтобы жить». Все время нужно искать, искать самого себя, – он резко замолчал и посмотрел на меня. Я почувствовал этот взгляд, тяжелый, острый и в то же время нежный.
– Мой друг пришел в себя, – сказал он, и в голосе зажурчала ирония, а меня будто поставили под холодный душ. Свечи на окне наконец-то соединились в одну. Я потихоньку улыбнулся и хотел было посмотреть, с кем разговаривает Лизард, но он не дал мне этого сделать.
– Пойдем, нам некогда рассиживаться. Спасибо, господа. Вечер был очень насыщенным.
«Бородатый» пытался что-то сказать, но словно вырубился на секунду, потеряв ориентир, повалился на стул. Лизард подмигнул мне и пропустил вперед, потом что-то зашептал, послышался легкий девичий смех, а я увидел, что из темноты коридора на меня надвигается человек. Возникло желание пропустить его, что я с удовольствием и сделал бы, если бы тот, другой, не сделал то же самое.
Зеркальные души
Душат. Тс-с-с-с
Только молчок.
Лизард стоял рядом и потихоньку подталкивал к двери, позади него помигивала свеча, освещая бледное лицо девушки с черными (или карими?) глазами, с чуть припухшими веками и темными губами. Волосы были темно-русые и струились куда-то за плечи. На своем веку я повидал девушек достаточно, но эта сразу запала в душу. Было в ней что-то такое, что… Мысли оборвались, и я даже не заметил, как мы вышли из квартиры.
– Теперь к воде, – завопил мой новый знакомый, будя шагами эхо, и помчался куда-то в сторону. Я еле поспевал за ним.
Мы мчались, словно два метеора, проскакивая желтые огни еще не спящих окон, пока, наконец, не уткнулись носами ботинок в теплые объятья озера.
– Снова вьюжит, – сказал Лизард, поднимая ворот куртки и отбрасывая назад волосы, похожие сейчас на огромное крыло.
– Ты что? Ведь сейчас лето, какая может быть вьюга?.. – но не договорил, твердая рука закрыла мой рот.
– Смотри, – зашептал он, – да нет, вон туда, – и указал рукой на гладь воды.
Ветер гнал волну, звезды отражались в воде и блекли рядом с лунной дорожкой. И тут я заметил, что барашки, снимаемые ветром (так большая ложка снимает пенку накипи), взвиваются вверх мелкими россыпями, искрящимися в лунном свете, словно снежинки.
Я стоял завороженный, не было слов, чтобы сказать хоть что-то, хотелось только смотреть. Из этого оцепенения меня вывела фраза, донесшаяся откуда-то издалека: «Завтра у старой церкви…» Вот теперь я удивился – Лизарда не было рядом, а голос был явно его. Передо мной встала новая загадка…
…Среди багрового безумия горящих балок метался юноша, в котором я узнал себя. Стекло восковыми слезами падало на язык пламени, стелющийся по полу. Среди всего этого безумия стояли старинные часы и громко били, отсчитывая драгоценное время сна.
Лизард поставил меня перед новой задачей. Дело в том, что у нас в городе было три церкви, но какая из них – старая, я не знал. Пришлось идти наугад.
Утро было веселое и беззаботное. Солнце ласково шлепало по головам прохожих и делало отражатели из круглых лысых голов деловых мужчин. Возле церкви, старой и потрескавшейся, словно изъеденной морщинами, еще никого не было, даже бомжей, даже нищенок. Я сел на паперть и стал рассматривать небольшие здания вокруг и прохожих. В принципе, меня все это забавляло.
Неподалеку, на детской площадке, резвились «детеныши». Один из них играл с солнечным зайчиком, пуская того в мои глаза, а я лишь улыбался этому карапузу. Потом вдруг неведомая сила толкнула меня к этим еще не твердо стоящим на ногах и всему верящим существам. Мы вместе соорудили замок и хотели было строить навесной мост, когда я услышал знакомый тихий голос, который напевал что-то под гитару.
На моем месте сидел Лизард. Глаза его искрились, словно шампанское при свечах. А он, не замечая моего взгляда, пел:
«Зачахнет мое дитя,
Вернувшись в небо,
Спрячет пружинку
Своей веселости.
