скачать книгу бесплатно
– Ваша дочь была настоящей красавицей, умной, интересной и жизнерадостной девушкой. Она была очень похожа на вашу жену на этой фотографии, только ещё красивее. Она реализовалась как молодой и перспективный профессор в области квантовой физики – да-да, уму этой девушки мог позавидовать даже бывалый доктор наук – и передавала свои знания студентам, а в свободное время играла на скрипке так виртуозно, так проникновенно, что я порой едва сдерживался, чтобы не пустить свою скупую мужскую слезу… Она была удивительной во всех смыслах девушкой. А потом…
– Что потом?
– Потом она пошла на день рождения к подруге. Я до сих пор не могу простить себя за то, что в тот вечер работал. И не встретил её. Она возвращалась домой поздно. Одна. На неё напали. Двадцать лет назад последние подонки всё ещё разгуливали на свободе… Виола… Она… В общем, она была не из тех, кто становится безропотной жертвой. Она отчаянно сопротивлялась и… убила его. У неё был нож… я подарил ей… она всегда носила его с собой… Он не успел её тронуть, она защитила себя. Но… на другой же день её арестовали. Герберт, я ничего не мог сделать! Я пытался её спрятать – они её нашли. Я подключил все свои связи – от меня отвернулись даже близкие друзья. Я хотел подкупить судей – они не стали меня слушать. Её посадили на десять лет в «капсулу» за убийство – никого не интересовало, что это была всего лишь вынужденная самооборона… А через несколько недель… Виола вдруг перестала выходить на связь. Видеосвязь с заключёнными в то время разрешалась каждую неделю. Я стучал во все двери. Я искал её. Я умолял. Я просил. Я требовал. Я угрожал. В конце концов мне сообщили, что её больше нет. Что она скоропостижно скончалась от неизлечимой болезни. Но я-то знал, я знал, Герберт, что это неправда! В то время неизлечимых болезней уже не оставалось. Они её просто убили. Как и всех остальных. Ей ввели смертельную вакцину наравне с настоящими преступниками. Она попала под общую «великую чистку». Об этой так называемой чистке общества знали лишь в избранных кругах. Я узнал случайно. Они убили всех. Всех до единого, чтобы освободить «капсулы». И вашу дочь. Двадцать лет назад.
Я молчал, чувствуя себя так, будто по моей голове шарахнули комодом.
– Вы… любили её?
– Да. Вы поняли правильно. Мы были вместе несколько лет, и я собирался сделать Виоле предложение незадолго до… Так что, Герберт – если бы не наше «светлое общество», я стал бы вашим зятем. Забавно, не правда ли? И, надо полагать, мы бы сейчас знакомили вас с вашими внуками. И вы не были бы столь одиноки и несчастны. И ни о какой партии контранархистов разговоров бы не шло. А если бы и шло, то, по крайней мере, без нашего с вами участия.
– Всё это не укладывается в моей голове. Это… абсурд какой-то… Знаете, я не верю в совпадения. Наша с вами встреча…
– А она и не была совпадением, – подняв вверх ладонь, перебил Экхарт, – Я знал, что вы проснулись, и искал случая познакомиться с вами. А тут ещё оказалось, что Джа видел вас на старых видео, и даже живёт в одном районе с вами. Он заметил вас в магазине и вызвался привести к нам. Видите, Герберт, я открыто говорю вам обо всём, не считаю, что должен это скрывать.
– Но когда я вернулся в нашу квартиру, все вещи оставались нетронутыми. Неужели Виола здесь ни разу не была?
– Она рассказывала, что воспитывалась в детском доме. А познакомились мы с ней вообще в другом городе. Она никогда не упоминала о квартире и, думаю, сама не знала и не помнила о ней. Конечно, её должны были бы известить о наследстве… но, видимо, официально считалось, что вы живы, а значит, квартира ваша.
– Моя дочь ни разу не приходила ко мне в больницу?
– Ну разумеется, приходила. Много раз. И я вместе с ней бывал у вас. Вы лежали в клинике на улице N, в отделении номер пять. Так что мы с вами познакомились гораздо раньше, чем вы думали.
– Почему врачи сказали, что она погибла в аварии?
– Чтобы вы не пытались её искать и выяснять подробности о ней. Чем меньше человек знают о тех тайных убийствах – тем лучше для спокойствия общества.
– Простите, Экхарт, но вы уверены, что та ваша возлюбленная… что это была именно моя Виола?
В ответ мой гость сунул руку в карман и молча протянул мне что-то. Я не поверил своим глазам. Внутри всё оборвалось, а сердце будто куда-то провалилось и перестало биться. Это был браслет. Тот самый браслет, который я подарил дочке за два дня до… Браслет из ярких разноцветных стеклянных бусин… Я сжал его в кулаке и поднёс к лицу. Мои глаза наполнились слезами. Впервые с тех пор, как я очнулся.
– Виола очень берегла этот браслет. Она часто повторяла, что это последнее напоминание об её любимых папе и маме… Теперь вы верите мне, Герберт?
– Да, – уже не стесняясь своих слёз, дрожащим голосом ответил я.
***
Когда заканчивается очередная юга, весь мир сотрясает грандиозный космический катаклизм, во время которого уничтожается вся варна-санкара, что в переводе с санскрита означает «нежелательное население планеты». То есть всякий живой организм, будь то человек, зверь, птица или букашка, отказавшийся идти путём правды, просветления, духовности и развития, должен быть уничтожен. Таков закон Вселенной; и избежать подобной участи не может ни одно живое существо.
Глава 8 – Один вечер из жизни городского дружинника
Пара вечеров, и я её нашёл. Городские дружинники, как правило, патрулировали определённые районы. Девушка с фиолетовыми волосами выискивала злостных нарушителей порядка в моём квартале. Разумеется, мы не могли просто схватить её посреди улицы – кто-нибудь наверняка бы заметил. Было принято решение, что я заманю её в тихий парк у реки. В тот самый, где впервые её увидел. Мне оставалось лишь назначить встречу.
В моей жизни наконец появился смысл. Прежде всего я намеревался отомстить за смерть дочери. Конкретного убийцу мне всё равно не найти, однако я могу отплатить Правящей Партии и всей «золотой эпохе» в целом. Кроме того, если всё пройдёт удачно, мы победим на выборах, установим новый порядок и создадим нормальное, здоровое государство. Без натянутых улыбок и громких лозунгов, без призывов к волонтёрству и штрафов за то, что не вписываешься в общие рамки. Мы спасём всех тех бедолаг, кто за ничтожные провинности год за годом просиживает в «капсулах», а также всех потенциальных преступников, которых ждут тайные казни без суда и следствия. И если для этого необходимо решиться на похищение – я готов.
Ненависть и жажда мести разъедали меня изнутри. Каждую ночь мне снились кошмары о том, как умирает моя дочь, и каждый новый сон был красочнее и страшнее предыдущего. Каждое утро я просыпался, вскакивал с постели, смотрел в окно и ненавидел этот Город до дрожи в руках. Я хотел вывернуть этот новый мир наизнанку. Я потерял рассудок, но голова моя оставалась холодной. Словно голодной зверь, который выслеживает добычу, я надевал тёмную куртку, прятал лицо под капюшоном и выходил на вечернюю «охоту». Я искал среди «оранжевых» её. Девушку с фиолетовыми волосами. В образе которой нашла воплощение вся моя ненависть к эпохе.
В тот вечер я ещё издали приметил её яркий оранжевый комбинезон и сразу интуитивно почувствовал – она. Участница городской дружины стояла перед входом в «магазин эпохи Кали» и внимательно следила за его посетителями. Неужели ей совсем не страшно? Двор абсолютно тёмный. Из магазина выходят не самого благообразного вида личности. В основном мужчины, и половина из них – сильно навеселе. Если кто-нибудь из них выпьет слишком много – ему может не понравиться бдительный контроль этой девушки с фотоаппаратом и нравоучительными речами. Неужели в современном мире действительно больше нет преступлений?
Я подошёл сзади, стараясь двигаться как можно тише, и положил руку ей на плечо. Она вздрогнула и резко обернулась.
– Добрый вечер, Адель, – вкрадчивым голосом поздоровался я. Признаться, я был уверен, что она тут же отчитает меня за то, что испугал её, за то, что иду в этот магазин, а заодно за то, что от меня несёт табаком и алкоголем. Но девушка почему-то смутилась и неожиданно мило улыбнулась.
– Здравствуйте, Герберт. Как у вас настроение?
– Отвратительное, как обычно.
– Может быть, я могу вам чем-то помочь? – на её лице отобразилось искреннее участие.
– Может быть, – холодно улыбнулся я.
Тут из магазина вышли двое пьяных молодых парней. Пошатываясь, они открыли зелёную бутыль прямо на улице, сделали по глотку и затряслись от хохота. Вдруг бутылка выскользнула у них из рук и с пронзительным звоном разбилась об асфальт. Громкий мат эхом разлетелся по двору. Я посмотрел на Адель. Её лицо моментально переменилось, губы плотно сжались, а в глазах заискрился гнев. Решительными шагами подошла она почти вплотную к этим «возмутителям спокойствия», быстрым движением достала свой фотоаппарат и сделала два снимка.
– Твою ж мать! – заорал один из парней. – Это мой двадцатый снимок! Ну-ка отдай!
Он кинулся к Адель в отчаянной надежде отобрать фотоаппарат. Не меняя выражения лица, девушка быстро выставила вперёд ногу и в последний момент отклонилась в сторону, толкнув парня в плечо. Тот споткнулся и полетел вперёд, как следует приложившись лицом об асфальт.
Ничего себе. Не ожидал от неё такого.
– Ах ты..! – его товарищ шагнул к активистке и замахал было руками. Адель немного напряглась, но решительно сжала кулаки.
Я почувствовал, как внутри меня поднимается ураган злости: на этих парней, на Адель, на городских дружинников, на «полузапрещённые магазины», на современное «золотое общество»… Спокойным жестом я отодвинул девушку в сторону и от всей души впечатал парню кулаком по носу. Тот пошатнулся, испуганно пригнулся и рванул прочь. Его друг поднялся с асфальта и на заплетающихся ногах побежал за ним, не оглядываясь.
– Благодарю за помощь, но не стоило. Я бы и сама справилась, – надменно заявила Адель.
Мне оставалось только прикусить язык, чтобы не выругаться вслух, и молча покачать головой. Она ненормальная. И эта фанатичность и самоуверенность её до добра не доведут.
– Я думал, в нашем «светлом обществе» насилие не приветствуется, – усмехнулся я, – А вы…
– Что – я? – вспыхнула участница городской дружины, – По-вашему, я должна была отдать ему фотоаппарат? Как бы не так!
– А как же любовь, принятие, высокий уровень духовности и всякие там высокоморальные принципы?
– Сначала мы разберёмся с такими вот… людьми, а потом уже будем говорить о любви и духовности.
– Добро должно быть с кулаками, да? – попытался пошутить я, но она проигнорировала мою реплику и отошла на шаг в сторону.
Девушка начала водить пальцем по маленькому экрану фотоаппарата. «Отправляет снимки в полицию, – догадался я. – И сейчас того бедолагу, набравшего двадцать штрафных очков, заберут в капсулу».
– А разве вы меня не сфотографируете? – саркастически поинтересовался я.
– За что? – Адель явно не ожидала услышать от меня такого вопроса.
– Ну как. Я только что дрался на улице. Это запрещено, – я посмотрел на свой покрасневший кулак.
– Вы всего лишь помогли мне успокоить нарушителей порядка, – совершенно серьёзно ответила она.
Интересно, у этой девушки есть чувство юмора? И вообще есть какие-то ещё чувства, кроме фанатичной преданности Сатья-юге и навязчивой идеи наказать всех так называемых нарушителей?
Мне не придётся оправдываться перед своей совестью. Она всё это заслужила. Полгода взаперти только пойдут ей на пользу. Более того это, быть может, спасёт ей жизнь. В следующий раз, когда какой-нибудь дебошир решит отнять у неё фотоаппарат, меня может не оказаться рядом. Она, кажется, владеет приёмами самообороны, да только что сделает хрупкая девушка против двоих или троих пьяных мужчин? Однажды она доиграется, и кто-нибудь из них решит разбить об её голову очередную бутылку. Так что, выражаясь фигурально, похитив её, я тем самым спасу её и сделаю ей же лучше. Слабый, конечно, аргумент, но мне он нравится.
Во двор вбежал запыхавшийся молодой человек в оранжевом комбинезоне.
– Адель! Всё в порядке? Я услышал шум и крики по твоему передатчику.
– Спасибо, Леон, всё хорошо! Сфотографировала двоих пьяных, и только.
– Нехороший у тебя участок… Давай поменяемся?
– Не волнуйся за меня. Если что, сразу пошлю тебе сигнал тревоги.
Пока они беседовали, я стоял в тени и изо всех сил старался слиться с серой стеной. Не хватало ещё, чтобы товарищ Адель из городской дружины увидел меня рядом с ней и запомнил моё лицо. Тогда придётся искать для наших целей другую активистку. К счастью, он не обратил на меня никакого внимания и, удостоверившись, что всё спокойно, быстро ушёл.
Меня давно занимал вопрос: неужели «нарушители порядка» всегда так спокойно позволяют их фотографировать? Почему никто не пытается убежать или просто отвернуться? Спрятать лицо под капюшоном, надеть тёмные очки..? Скорее всего, боятся. Что будет только хуже. «Оранжевые» всё равно выследят их, найдут, подкараулят у дома – и начислят на «штрафной счёт» ещё больше баллов. Однако только что я своими глазами увидел, что доведённые до отчаяния люди всё же готовы оказать сопротивление. Думаю, именно они первыми примкнут к новой партии контранархистов, как только мы дадим о себе знать. Да, не самый приятный контингент, но нам важна любая поддержка, если мы действительно хотим изменить это общество.
Я вынырнул из тени, снова приблизился к Адель и поинтересовался:
– И часто такое случается?
– Нет. Это первый подобный инцидент за целый год.
– И в чём конкретно провинились эти ребята? В том, что пили на улице, разбили бутылку или ругались?
– А вы считаете, они нормально себя вели?
– Совсем нет. Но ведь общество у нас вроде как свободное. И разве это не их право – расслабиться и повеселиться в субботний вечер?
– Нет, – отрезала защитница Сатья-юги.
– Вы слишком категоричны, Адель. И легкомысленны. Я беспокоюсь за вас, – я и сам не понимал, говорю я серьёзно или подшучиваю над ней, – Вам лучше держаться подальше от таких ребят. И от таких, как я, тоже.
– Благодарю за заботу, Герберт. Так о чём мы с вами говорили..?
– О том, что вы хотите мне помочь. Я согласен. Научите меня быть таким же жизнерадостным и счастливым, как вы.
Услышав эти слова, Адель расцвела. Маска суровой блюстительницы порядка спала, и под ней оказалась милая девушка. Исчезли стальные нотки, голос стал мягким и бархатистым.
– С удовольствием. Я постараюсь. Тогда, может быть…
– …встретимся как-нибудь и погуляем? – перехватил инициативу я.
– Я хотела пригласить вас на открытый урок по танцам в эту среду.
– Танцы – это прекрасно, но давайте для начала просто побеседуем. Прогуляемся по парку, да вот хотя бы завтра вечером. Обожаю поздние прогулки в ноябре. Особенно по безлюдным и тёмным местам. Особенно с красивыми девушками.
Казалось, я делал всё, чтобы предупредить её. Чтобы показать, что со мной связываться не стоит, что я немного не в себе. Чтобы вызвать у неё подозрение. Но она не понимала моей иронии и только бесконечно улыбалась, чем невероятно меня раздражала. Я назвал время и место завтрашней встречи; она с лёгкостью согласилась. Что же, тем хуже для неё.
***
Чтобы хоть как-то справиться с непонятным волнением, я прыгала на скакалке в центре комнаты. Я прыгала уже пятнадцать минут, но легче не становилось. Меня только всё сильнее бросало в жар. Надо будет принять холодный душ.
Почему меня так тянет к этому мужчине? Почему я теряюсь под его взглядом и всё время боюсь покраснеть, как девочка? Почему постоянно о нём думаю? Он меня одновременно привлекает и отталкивает – разве так бывает! Да, конечно, он курит, любит выпить, наверное, и как будто с презрением относится ко всему, что нам так дорого… Он грубый, надменный и циничный, и это отвратительно, но… Герберт совсем не похож на других нарушителей, которых я столько фотографировала, этих алкоголиков, дебоширов и неудачников, которые только и делают, что жалуются на жизнь, ноют, ругают Партию и пьют днями напролёт. Большинство из них абсолютно пустые внутри! В нём же есть что-то. Не понимаю, что именно, какой-то стержень, какая-то наполненность… Его выдаёт умный и проницательный взгляд. Какая-то внутренняя сила. Мне кажется, он хороший человек, просто что-то сбило его с пути.
Он пригласил меня на прогулку. Это просто встреча. Просто беседа. Нет, мне не нужно весь вечер к ней готовиться. Неважно, что я надену! Это ведь не свидание. Я не буду надевать платье. Он сказал, что я красивая девушка.
Возможно, в какой-то момент он потерял ориентиры и нацепил на себя эту дурацкую маску циничности. Он не безнадёжен. Такие люди нужны нашей эпохе, нужно только вразумить его, вернуть к нормальной жизни! Я смогу это сделать? Я попробую! Иначе грош цена всем моим пылким речам. Вот он, мой шанс проверить на практике – смогу ли я помочь кому-то на самом деле измениться! Да, надо признаться, мною движет не только желание помочь ему и подарить нашему обществу ещё одного полноценного во всех смыслах человека, но и собственное тщеславие… что ж, буду бороться с этим пороком в процессе.
А ещё… Ещё его лицо не выходит у меня из головы. Меня завораживают и гипнотизируют его печальные глаза и эта дерзкая, нахальная, язвительная, но в то же время такая грустная усмешка.
Глава 9 – Свидание в парке
– Герберт, я очень рада, что вы всё-таки решили со мной поговорить, – мы идём по вечернему проспекту, Адель несколько смущённо нюхает три красные розы, которые я ей преподнёс, сам не знаю, зачем, и учит меня жизни, – Но, правда, не стоило дарить мне цветы. Вы же не пытаетесь меня задобрить, чтобы я вас больше не фотографировала?
Я решил её позлить.
– Ну что вы, Адель. Конечно, не пытаюсь. Если позволите, я бы сейчас с удовольствием закурил – и можете фотографировать меня, сколько угодно. Мне осталось всего девять снимков до «капсулы». Сделайте их сразу все – и, уверяю вас, вы спасёте себя и наше светлое общество от опасного преступника.
Она остановилась и с недоумением взглянула на меня своими огромными бледно-зелёными, почти прозрачными глазами, жирно обведёнными чем-то чёрным.
– Я всё никак не могу понять ваши шутки. Герберт, вы странный человек. Вы единственный, кто так спокойно относится к фотографиям. Обычно все волнуются, боятся, оправдываются и просят…
– Я не привык унижаться, – я аккуратно беру её под руку и мягко, но настойчиво веду в тихий парк у реки. Девушка вдруг совсем смущается, её рука становится жёсткой и напряжённой.
– Знаете, я что-то очень замёрзла. Зайдём в кафе на берегу, выпьем чая? – как-то неожиданно робко предложила она.
Чёрт возьми! Если я откажусь, это будет выглядеть слишком странно, и она может насторожиться… Если я пойду в это проклятое кафе, мне придётся лишние полчаса выслушивать её глупости. А моим товарищам – ждать меня в холодном сыром парке. Кроме того, мы можем не успеть. Наше время ограничено. Но делать нечего.
Я нервно посмотрел на часы и вспомнил предостережение Экхарта: «Я отключил Городскую Систему Слежения. Не волнуйтесь, ваше лицо не зафиксирует ни одна камера. Девушка исчезнет, не оставив следов. Машину мы поставим со стороны пустыря, там сканеров нет. Номера с неё сняты. Нас никто не сможет отследить. Но вы должны успеть за пятьдесят минут. Запомните: у вас есть ровно пятьдесят минут, чтобы завести её в глухую часть парка, где нет фонарей с камерами».
Мы зашли в тихое уютное кафе и устроились на застеклённой террасе с видом на мрачные воды реки и тёмные силуэты деревьев с кривыми лапами-ветками. Я боялся, что кто-нибудь запомнит моё лицо, и потому заранее накинул капюшон на голову и снял его только тогда, когда уселся на диван спиной к залу. Мы сделали заказ через сенсорные панели на столах; я оплатил его не со своего основного счёта, а с анонимной банковской карты, которую завёл однажды специально для того, чтобы регулярно ходить в «полузапрещённые магазины», не привлекая к себе внимания.
Заметив краем глаза, что к нам приближается бармен с подносом, я сделал вид, будто выронил карточку, и наклонился под стол. «Вам помочь?» – участливо поинтересовался он. «Нет-нет, спасибо. Я уже почти нашёл», – нервно ответил я из-под стола. К счастью, он быстро ушёл, и я вылез, на секунду перехватив удивлённый взгляд своей спутницы. Наверное, я сейчас выгляжу в её глазах полным идиотом.
Адель утопала в мягком кресле, куталась в плед и пила горячий травяной чай. Я потягивал безалкогольное пиво. Девушка, как ни странно, молчала. Чтобы чём-то занять время и заполнить неловкую паузу, говорить пришлось мне.
– Этот чай, должно быть, очень полезный? – я поморщился, уловив резкий запах сена из её чашки.
– Конечно. Он стимулирует работу мозга, бодрит и нормализует давление. Ещё освежает дыхание, уничтожает микробы во рту, укрепляет зубы.
Не девушка, а настоящая энциклопедия здоровья, пользы и позитива. Стремление к саморазвитию, доведённое до абсолюта. Энтузиазм в квадрате, помноженный на десять. Я почувствовал, как на меня накатывает привычная волна раздражения.
– А что, Адель, вы даже ни разу не пробовали алкоголь? Пиво там или вино?
Она с неодобрением посмотрела на мой бокал.
– Два раза в жизни. Давно, лет в семнадцать. Мне не понравилось. Пить спиртное – это всё равно что добровольно делать себя слабее и глупее. Я предпочитаю поступать наоборот.
– Похвально. А как именно? Книжки читаете, спортом занимаетесь?
