скачать книгу бесплатно
– А я и не думал, что у меня такие пухлые тома личного дела, – сказал я директору. Фамилию его я называть не буду. Он человек публичный и трогать его имя всуе было бы некорректно с моей стороны.
– Да, чувствуется профессионализм, – сказал директор. – Как ваше самочувствие, и какие планы на будущее? Извините, вопрос, конечно, звучит глупо, я скорректирую его, чем бы вы хотели заняться?
– У нас вообще-то не принято в одиночку заниматься специальными операциями, – сказал я, – жду, что скажете мне вы.
– С вами трудно играть в поддавки, Дон Николаевич, – сказал директор. – Будем играть в открытую. Читаю. Физические показатели соответствуют возрасту сорок-сорок пять лет. Внутренние органы в норме. Сердце без изменений. Сосудистая система в норме. Патологий внутренних органов не обнаружено. Мочекаменная болезнь. Психических отклонений не выявлено. Такой справке позавидует любой наш сотрудник. Предлагаю восстановиться на службе и встать в строй.
– А как же даты? – спросил я.
– Всё в наших руках, отнимем лет шестьдесят с гаком и разработаем вам новую биографию, – сказал директор. – Нам нужен человек, которого не знает никто, но который знает всё. Вам нужно время для раздумий или для совета с вашей женой?
– Моя жена умерла сорок лет назад, – грустно сказал я.
– Извините, – сказал директор, – вашу память мы трогать не можем и не будем.
– Я согласен, – сказал я.
– И прекрасно, – обрадовался директор. – Будете находиться только в моём подчинении, никто вами командовать не будет. Должность будет, референт-советник директора. Ваши советы для нас ценны. Пока оформляйтесь, знаете нашу систему бюрократии и тестов, а кабинет вам будет приготовлен. Съездите с вашей знакомой в Сочи, в наш санаторий, подышите морским воздухом, покатайтесь по морю, попейте местного вина, поешьте шашлыков. Вы начинаете новую жизнь, товарищ полковник. Я вам завидую и желаю удачи.
Я вышел из машины недалеко от дома и зашёл в магазин купить бутылку коньяка и закуски.
Катерина ждала с нетерпением.
– Что же ты не позвонил, я бы всё приготовила, как положено? – посетовала она.
– Радостная весть должна быть неожиданной. Страшновато после стольких лет отставки вернуться на службу, – сказал я, – порежь всё, достань не рюмки, а стаканчики, а я сейчас кое-что принесу.
Я сходил в кабинет, достал из ящика стола шесть звёздочек и пришёл на кухню. Катерина уже всё приготовила, не дав мне возможности помочь ей. Я налил в стаканчики коньяк, бросил в каждый по три звёздочки.
– Ну, что, – сказал я, – будем снова служить. Считай, что мне снова присвоили звание полковника. До дна и все звёздочки оближи, раз ты связалась со мной.
Катерина храбро выпила коньяк, зажала звёздочки в кулак и заплакала.
– Ты чего? – спросил я, прижав ее голову к груди.
– Не обращай внимания, – сказала она сквозь слёзы, – это я так, по-бабьи, от счастья.
Глава 14
– Дон, когда я убирала в кабинете, то видела твои записи, – сказала мне Катерина, – не стала их читать без тебя. Почитай мне то, что пишешь, если можно, а?
– Можно, почитаю, – согласился я.
– А если прямо сейчас, – предложила Катерина.
– Сейчас так сейчас, – сказал я, – пойдём в кабинет, бери закуску, а я возьму рюмки и бутылку. Придвину журнальный столик к дивану и начну читать. С какой страницы начнём? Давай откроем наугад, если понравится, то почитаем что было раньше написано. Я всегда читаю книги со средины, кроме разве что учебников. Открой сама.
Катерина подцепила ноготком один из груды исписанных листов. Я открыл и начал читать:
«Утром мы вышли на перрон Пражского вокзала. Светило солнце. Немноголюдный вокзал был чист и опрятен. Иногда такими бывают маленькие станции у нас в России, когда начальником станции назначается любящий своё дело железнодорожный чиновник, контролирующий работу подчинённых и требующий ежедневного порядка.
Эта требовательность сначала торпедируется, затем входит в норму и становится неотъемлемой частью жизни каждого станционного человека. Если человеку, бросившему окурок мимо урны, съездить по физиономии дворницкой метлой, то после пятого окурка человек перестанет бросать окурки мимо урны, зная, что помимо метлы ему могут врезать вдоль спины казацкой нагайкой.
Вся западная культура втолковывалась именно таким путём и привилась. Но кроме полицейского кулака огромную помощь оказала товарищеская или соседская взаимопомощь. Как только что-то и где-то произойдёт, так соседи быстренько донесут в полицию и к виновному примут меры.
Причём доносчик бывает даже горд тем, что он способствовал поддержанию городского порядка. Точно так же доброхоты сообщат и о приезде иностранцев или подозрительных лиц. Сообщат совершенно бескорыстно в соответствии с установленным порядком.
Мы остановились в гостинице второго разряда в соответствии с нашей легендой – университетских работников, изучающих вопросы распространения славянских идей с территории Европы в Россию. Славянство в Австро-Венгрии особой популярностью не пользовалось, хотя славян в империи проживало достаточно, но факт распространения славянства с территории Европы был лестен.
Есть у славян и свой гимн, написанный в 1934 году для словаков. Смысл этой песни не анализируют, потому что славяне готовы воевать со всем миром, чтобы быть первыми среди первых. Послушай, как он поётся. И он запел:
Гей, славяне, наше слово
Песней звонкой льётся,
И не смолкнет, пока сердце
За народ свой бьётся.
Дух Славянский жив навеки,
В нас он не угаснет,
Беснованье силы вражьей
Против нас напрасно.
Наше слово дал нам Бог,
На то Его воля!
Кто заставит нашу песню
Смолкнуть в чистом поле?
Против нас хоть весь мир, что нам!
Восставай задорно.
С нами Бог наш, кто не с нами —
Тот падёт позорно.
Запомните, Дон Николаевич, еще ни один шах шахов, шахиншах, ни один император императоров, ни хан ханов не получил торжества над всем миром. Все они валяются в канавах истории. Одни только славяне еще не получили запоминающегося урока и не внесли изменения в свой гимн.
На следующий день мы нанесли визит ректору университета с рекомендательными письмами от университета в Петербурге, были очень хорошо приняты, и нам было позволено работать в университетской библиотеке.
Я сидел и писал свой вывод о том, что история сделала чехов осторожными и искусными в либеральной дипломатии. Они не хотят принадлежать России, но крайне дорожат ею для устранения Австрии…
Борисов Александр Васильевич в это время в курительной комнате о чем-то дискутировал с одним из доцентов исторического факультета. По их возвращении доцент был представлен мне, и мы обменялись мнениями о библиотечных фондах наших университетов. По просьбе Борисова доцент принёс нам небольшую пачку писчей бумаги, на которой мы и делали записи. Окончив работу, мы сдали бумаги на хранение библиотекарю, и пошли гулять по городу.
Описывать Прагу смысла не имеет. Не хватит бумаги и восторгов. Приятный старинный город. В нем хорошо жить или просто немного погулять, но не больше. Через какое-то время он становится чужим городом. Меня всегда тянет домой из-за границы и Прага в этом отношении не исключение.
Три дня в Праге пролетели мгновенно. Мы снова сели в поезд и поехали в Россию. Когда мы проехали российскую границу, я спросил у Борисова, а с какой целью мы выезжали в Прагу?
– Как зачем, – улыбнулся Александр Васильевич, – мы передали письмо Францу-Иосифу и везём письмо нашему императору.
– Когда же мы всё это сделали, – удивился я. – А вдруг бы нас обыскали пограничники на границе?
– А ты подумай, что мы делали, чтобы никто не догадался о цели нашего приезда, – предложил мне полковник.
– Мы совершенно ничего не делали, просто работали в библиотеке, делали совершенно не нужные записи на бумаге, которые и везём в моей папке, – сказал я о своих впечатлениях от поездки.
– А чья это бумага? – Борисов стал постепенно наводить меня на суть проведённой операции.
– Не наша, – я стал медленно понимать, – мы писали на бумаге, на которой симпатическими чернилами написано письмо и отдавали их на хранение библиотекарю, чтобы любой человек мог удовлетворить своё любопытство нашими записями.
– Точно, – сказал полковник, – и к этой стопке листов я добавил ещё один лист такой же бумаги, который находился в моей трости.
– И всё? – в моём голосе Борисов уловил разочарование.
– Всё, – сказал он, – но зато ты познакомился с человеком, с которым тебе придётся иногда встречаться, и ты понял, что любое сильное волнение при выполнении задания является элементом, на который обращают внимание все сотрудники сыскных служб. Трезвый расчёт и уверенность в своих действиях – вот что тебе предстоит освоить на нашей работе. Понял?
– Понял, Александр Васильевич, – сказал я, хотя, честно говоря, многое ещё мне было неясно.
– Зарубите себе на носу, молодой человек, – назидательно сказал мой шеф, – когда в мирное время дело дойдёт до обысков, погонь и перестрелок, то на этом ваша карьера закончится с плачевными для вас результатами. Высший класс нашей работы состоит именно в том, чтобы о ней никто и ничего не знал».
Глава 15
– Дон, это ты всё придумал? – спросила меня Катерина.
– Считай, что всё придумал, если мне сейчас столько лет, как тебе кажется, – сказал я. – На сегодня воспоминаний хватит. Давай ложиться спать.
Я лежал рядом с тёплым женским телом, но воспоминания никак не хотели отпускать. Человеку иногда нужно высказаться, чтобы прошлое осталось в прошлом. Все психотерапевты просят человека рассказать о прошлом, чтобы найти те порожки, о которые человек спотыкался и сейчас боится их, хотя, объективно, ничто не предвещает неудач, кроме боязни идти вперёд…
Первая поездка была только началом моей новой работы. Со мной занимались руководители филёрских бригад, показывая, как лучше скрыться от наблюдения, со мною занимался японец-инструктор мастер джиу-джитсу, я учился фехтовать на шпагах и драться на саблях, осваивал верховую езду и бальные танцы. Я везде должен быть свой. По результатам учёбы с учётом моего технического образования, знания иностранных языков, прежних заслуг и должности почти что флигель-адьютантской я был аттестован чиновником девятого класса, титулярным советником по линии министерства иностранных дел. Сразу вспомнились слова из романса господина Даргомыжского:
Он был титулярный советник,
Она – генеральская дочь;
Он робко в любви объяснился,
Она прогнала его прочь.
Пошёл титулярный советник
И пьянствовал с горя всю ночь,
И в винном тумане носилась
Пред ним генеральская дочь.
Я пошил себе униформу с узенькими погончиками и просветом без звёздочек. На всякий случай, чтобы скрыть источник средств моего существования и оправдать заграничные поездки.
Поездки были нечастыми и интересными только лишь в познавательном плане. Я встречался с доверенными лицами царственных особ, передавал им послание, принимал ответ и возвращался домой. Работа курьера кажется неопасной, хотя я был готов в любой момент уничтожить находящиеся при мне документы.
Было достаточно много приёмов и приспособлений для мгновенного уничтожения бумаги. Это всё технические вопросы, и они не так интересны. Модные в то время тросточки были настоящими кладовыми разного вида оружия и в любой момент могли помочь уйти от преследования или избавиться от лишних свидетелей. Морально я был готов к этому, хотя ни разу не пришлось прибегать к этому оружию.
Наступил 1914 год.
– Дон Николаевич, – сказал как-то мой начальник, – В Европе сгущаются тучи. Россия примкнула к Антанте, противопоставив себя Германии и Австро-Венгрии, а также Турции, подтвердив стремление взять под свой протекторат проливы Босфор и Дарданеллы. Австро-Венгрия воевать не сильно стремится, как и наш император, но союзники на них давят.
Братьям-славянам эта война как подарок с неба, чтобы под шумок скинуть имперскую власть и стать сами с усами.
Вам предлагается выехать в Сараево и встретиться там с вашим старым знакомцем эрцгерцогом Фердинандом. Вы должны на словах наедине сказать ему, что Россия не желает сражаться с Австро-Венгрией и тем более потакать различным силам, стремящимся подорвать основы их империй. Вы получите документ о том, что вы личный уполномоченный императора российского. Ситуация такая, что конспирацией придётся пожертвовать. Надевайте свой орден Франца-Иосифа и в путь.
Я поехал и не успел. 28 июня боснийский серб Гаврило Принцип выстрелил из пистолета в шею эрцгерцога Фердинанда и в живот его беременной жене.
Говорить больше не с кем. Франц-Иосиф больше не будет слушать славян и славянского царя. До чего же вы сволочи, братья-славяне. Славяне живут только в России, все остальные это уже не славяне. Славяне самые злейшие враги славян. С кем дружат болгарские братушки? С кайзером Вильгельмом и османами. Перед четниками из славян меркли даже зверства турок. Я сжёг данные мне полномочия и успел вернуться в Россию до того момента, как были закрыты все границы. Началась война.
Об этой войне мало написано. Если честно, то ничего не написано. Как будто не было храбрости русских воинов, не было русских офицеров, полководцев. Не всё было гладко, но Россия была до определённого времени Россией, пока не потерпела поражение от германского Генерального штаба, финансировавшего подрывную работу большевиков.
Немцы первые поняли, что в прямом военном столкновении Россию не одолеть. Её нужно взрывать изнутри, разлагая армию и общество. И они достигли успеха, спровоцировав сначала демократический, а затем и большевистский перевороты. Зато немецкие большевики – нацисты этого не поняли и в 1945 году закончили свой тысячелетний Рейх в разбитом рейхстаге.
Та, первая война, не ослабила контакты между царственными домами. Мы не успевали отдохнуть после одной поездки, как уже нужно собираться в следующую, выезжая в нейтральные страны, чтобы попасть на территорию воюющей стороны.
Перед самым февральским переворотом Борисов выехал в самую длительную в его жизни командировку передавать устное послание императора Николая всем главам царствующих домов. О чем они говорили перед его командировкой, никто не знает, да и Борисов потом никому об этом не говорил.
А потом начались события, о которых только народными частушками и можно рассказать. Что сам слышал, то и напишу. Оказывается, не один я это слышал, читал я эти частушки и у женщины одной, которая народный фольклор о революции собирала:
Выходи, простой народ,
Посшибали всех господ,
Со свободы стали пьяны,
Заиграли в фортепьяны.
Раньше был солдат тетеря,
Не такой он стал теперя,
Как раскрыли ему двери,
Стал солдатик хуже зверя.
Ну и город распрекрасный,
Петроград столица,
На церквях знамена красны,
Народ веселится.
Глава 16
С выселением царской семьи и воцарением в Зимнем дворце Временного правительства работа моя практически прекратилась.
Новая власть была не в курсе наших задач. Какой-то инвентаризации царских дел не было, обслуга была та же, только количеством поменьше. Я был там своим, поэтому и приходил на рабочее место, занимаясь систематизацией бумаг.
Управление военной контрразведки меня не тревожило, но зарплату перечисляло исправно. Я верил, что наши услуги потребуются новому правительству России, но сам не проявлял инициативы в том, чтобы заявлять о себе, никто мне таких полномочий не давал.
А потом пришёл октябрь. По коридорам затопали солдатские сапоги и матросские ботинки. Учтивая речь сменилась фольклором, который называется русским матом.
Я в простой одежде зашёл на следующий день после так называемого штурма. Никто не любит об этом вспоминать, да и мне вспоминать тоже неприятно. Грабёж он всегда грабёж. Кабинет полковника Борисова не избежал этой участи. Сброшенные с полок книги завалили потайной вход в мою комнату и оставили её нетронутой. Не дай Бог, если в руки этих людей попадут документальные данные о нашей деятельности.
Через несколько дней я, запасшись продовольствием, проник в свой кабинет. Все документы были увязаны в папки и находились в готовности к переезду. Как-никак – война, мобилизационная готовность. Закрыв кабинет, я начал распаковывать папки и сжигать все документы в печке.
Вычислили меня на четвёртый день. Среди большевиков нашлись вменяемые люди, которые понимали, что ценности должны сохраняться, а не отдаваться на портянки солдатам. Около дворца появилась охрана, внутри – смотрители. Охрана и доложила о дымке, который вился над одной из труб неотапливаемого дворца. Стали разыскивать источник и дыма и вышли на меня. Искали долго, принюхивались, простукивали стены, открывали все двери. Мою дверь открыли, когда в последней папке оставалось десятка два листов о событиях конца девятнадцатого века.
Солдата, пытавшего пырнуть меня штыком, остановил человек в штатском.
– Кто вы такой и что здесь делаете? – спросил он.
