Папа Лев

скачать книгу бесплатно


Они прилагаются бесплатно к каждому свадебному платью, и по их цвету очень легко отличить, сколько им жить осталось.

Жёлтые – самые многочисленные и кратковременные, обычно они и до первого совместного утра новобрачных не доживают. Ломают свои крылья где-то на взлёте, их не особенно замечают в потоке поздравлений, подарков, конвертов с деньгами и дежурных конкурсов.

Бирюзовые феи обычно живут дольше, дней тридцать, и в самом конце медового месяца пол усеян ломаной слюдой крыльев. Молодой жене приходится изрядно помахать веником и пройтись пылесосом, чтобы избавиться от остатков.

Зелёные держатся ещё дольше, года три могут протянуть. Хитрые – забиваются умирать в самые дальние уголки квартир, под мойки и раковины, в щели между плинтусами и полом, не сразу и найдёшь, разве что по тяжёлому сладкому запаху разложения.

Сиреневые – феечные долгожители. Могут годами жить, но тут нужно некоторое умение. Желательно сиреневую феечку отловить как можно раньше и поместить её в стеклянную банку или клетку. Оную банку следует спрятать в тёмное место. Отлично подойдёт старый гараж, верхняя полка стеллажа или антресоли со старым барахлом. Кормить сиреневую феечку нужно только тщательно перемолотыми сушёными иллюзиями. Лучше розовыми, конечно, но и серебристые тоже подойдут. Поить дистиллированной водой. Главное – не допустить столкновения такой феечки с реальностью – рассыплется.

Я не хожу в свадебные магазины, потому что не могу видеть, как они роятся вокруг платьев и как бьются в витринное стекло. Каждая из них очень хочет, чтобы выбрали именно её платье, вот и мельтешат вокруг покупательниц, покусывают за локти в нетерпении, дуют в макушку и тоненько пищат.

Рано или поздно они все погибают, и на их место приходят совсем другие существа, зубастые, хищные, с прочным хитиновым покровом.

Но это уже совсем другая история, не для слабонервных.

Она, дракон

Когда идёшь домой с одной своей работы на другую и по дороге дорабатываешь, то никакой работы, конечно, не получается.

Потому что вот тут за углом внезапно обнаруживается целая белая башня, в которой, понятное дело, живёт прекрасный дракон по имени Принцесса.

Назвали дракона так родители, которые хотели для своей дочери самой лучшей, по их мнению, судьбы и прекрасного рыцаря в придачу, а то, что она дракон из драконьего племени, жрёт сырое мясо на завтрак, обед и ужин, плюётся огнем и наводит всяческий ужас на ближайшее окружение – про это как-то забылось в пылу придумывания имени и всего-того-чем-она-будет-когда-вырастет.

Со многими родителями и не такое случается, что уж тут говорить.

Так что пришлось прекрасной Принцессе (ну а как может не быть прекрасным сильное крылатое существо в чешуйчатой серебристой броне) выстроить себе замок недалеко от самого сердца Города, посадить плющ у стен и запереть себя там, чтобы назойливые родственники от неё отстали – когда уже замуж, хоть для себя бы родила, часики-то тикают.

Впрочем, совсем же очевидно, – соображаю я, глядя на то, как пробивает асфальт нежный пушистый одуванчик.

Совершенно очевидно же, что вот уже целую неделю по вечерам, обернувшись для верности человеком, закутавшись в тёплую чёрную мантию и крепко зашнуровав кеды, прекрасная Принцесса бегает гулять с тем самым чудесным мальчиком-археологом, который приехал ненадолго из Томска, чтобы помогать раскапывать Херсонес. Рассматривает с ним пули, кости, черепки от глиняных амфор, а дома, забравшись в родительскую библиотеку и придерживая страницы древнего фолианта хвостом, читает ему вслух старинные тексты по телефону. Слышно тебе? А? А сейчас как?

Что случится, когда мальчик обнаружит, что прекрасная Принцесса способна быть прекрасной нежной девочкой только в ресурсном состоянии, я пока не знаю.

Но и не тороплюсь узнать, у меня таких прогулок ещё тысяча тысяч, думаю я, и неторопливо поднимаюсь в небо.

Серебристые драконы – это круто, конечно, закладываю вираж над городскими крышами.

Но и мы, пурпурно-лиловые, тоже очень даже хороши.

Истории

(читать голосом Николая Дроздова)

На самом деле, создавать истории вовсе не так сложно, как принято думать.

Первое. Найдите подходящее время. Лучше всего ловить истории рано утром, сразу после восхода солнца, когда они ещё сонные и неповоротливые, лежат в тени деревьев или отдыхают на лавочках среди мраморных львов и грифонов, вытянув лапы и свесив голову на ступени. Так же истории (в гораздо большем количестве) бегают по Городу вечером. Необходимо учитывать, что вечерние истории намного более проворные и шустрые – только отвлечёшься на парочку развесёлых подростков, хохочущих на Большой Морской, так история сразу и норовит шмыгнуть в ближайшую подворотню и затаиться в сиреневых вечерних сумерках.

Ловить историю следует за хвост, предварительно убедившись, что в данном хвосте отсутствуют шипы или иглы.

Второе. Пойманную за хвост историю следует осторожно разглядеть. Обычно дикие истории редко бывают оформлены. Внимательно рассмотрите, где у вашей голова, сколько у неё щупалец, есть ли руки, ноги и какое количество глаз она успела отрастить. Сделать это непросто, потому что все пойманные истории верещат и отбиваются от рассказчика, а некоторые норовят побольнее ухватить его зубами. Уделите особенное внимание её сердцу – это пригодится вам на следующем этапе.

Никогда. Слышите?! Никогда!

Не переделывайте характер. Если это хищная, острая и страшная история, просто подстригите ей когти, но не вздумайте отпиливать ей клыки или обрезать крылья. Такие истории не проживут долго, вот увидите.

Третье. Самое важное. После того как вы поняли, какая история попала к вам в руки, приступайте к огранке. Осторожно отделите от истории всю шелуху и свалявшуюся шерсть. Сформируйте недостающие конечности. Если она попутала себе части тела, аккуратно поставьте всё на свои места, внимательно наблюдая за соединениями, потому что когда ваша история взлетит (начнёт ходить, поползёт – нужное подчеркнуть), отваливающиеся по ходу движения конечности – это последнее, что вам нужно.

Если история вдруг начнёт выворачиваться наизнанку, просто отойдите и не мешайте. То, что вы увидите дальше, превзойдёт ваши самые смелые ожидания, поверьте.

Четвёртое. После того как вы убедились в том, что ваша история готова, её следует отпустить погулять до утра. Вернувшуюся с прогулки историю проверьте ещё раз – конечности работают так, как нужно, неровности отсутствуют, глазки смотрят, хвост метёт землю, сердце стучит. Очистите историю ещё раз от налипшей за время прогулки морской гальки, вздохов влюблённых, собственных разочарований, лишних местоимений и причастных оборотов. После этого историю можно отпускать совсем.

Пятое. Отпустив историю в лес, горы или синее море (некоторые умудряются отпускать одновременно), будьте готовы к тому, что через некоторое время она одичает и перестанет быть тёплой и вашей. Встретив её снова, вы с трудом узнаете свой собственный труд. Это нормально, не трогайте её.

И последнее. Шестое.

Не будьте сильно удивлены, когда поймёте, что каждому встречному грамотному существу ваша история рассказывает себя каждый раз по-новому.

Помните: хорошая история рассказывает не себя, а читателя.

Не мешайте ей. Свою работу она знает.

Древний Херсонес

Сегодня это розы.

На рассвете я выхожу в сад и срезаю тонким лезвием плотные стебли. Три тёмно-красные, бархатные, бордовые – как старые пыльные портьеры у изголовья моей кровати. Одну девственно-белую – как снег на моих родных предгорьях ранней осенью. Она распустится только к вечеру, мраморные тугие лепестки, сочная зелень листьев. Только к вечеру, раньше нельзя, провожу по свёрнутым лепесткам морщинистой маленькой ладошкой я. Не магия, скорее просьба, даже никто из моих ничего не заподозрит, не то что из внешних. Те и вовсе мимо пройдут, мазнут взглядом по старухе в рваном пальто у перехода. Стоит, цветы продаёт, ничего особенного. Договариваться с цветами не запрещено. Так-то.

Я очень старая, старее, чем это море и эти холмы. Гораздо старее, улыбаюсь я, вытягивая из плетёной корзины сиреневую ленту. Именно сиреневую сегодня, и никак иначе. Связываю ей букет у основания, раз, два, три… нет, пожалуй, два достаточно. Больше не надо, от трёх у неё может сильно заболеть голова наутро, а мне нужно совсем не это.

Накидываю на плечи застиранный тонкий плащ. Розовое пластиковое ведёрко, вода заготовлена заранее, в ней капли Ниагарского водопада смешаны с солёной водой из сердца самого чёрного из морей на свете и слезами снежных барсов.

Коричневый плащ на плечи, ноги в белые босоножки, розы в дурацкое пластиковое ведро, сердце обратно в грудную клетку, сиди, бестолковое, всё будет хорошо, так же хорошо, как и вчера, не хуже, чем позавчера, и уж точно значительно лучше, чем может быть завтра. Это я машинально, ухмыляюсь в лицо своему отражению в потемневшем от времени зеркале в прихожей, так за годы работы привыкла просчитывать вероятности, что и сейчас делаю это автоматически. Ну, почти автоматически, да.

Он встречал меня на своих старых «Жигулях» прямо около ж/д станции. Прямо на самой ж/д станции, я не знаю, кто ему разрешал там останавливаться, может, никто. Но он останавливался, парковал свои старые «Жигули» прямо у деревянного старого домика. Вход занавешен плотными лентами из прозрачного ПВХ, внутри маленькая будка с железным оконцем, три колченогие скамейки. Впрочем, кто его знает, что там внутри на самом деле-то, я там никогда не была. Сразу с разбега врезалась деде в пузо, хохотала и знала наверняка, что школа кончилась, начались каникулы, и вообще, всё самое чудесное и волшебное, что только может быть со мной этим летом, замерло на пороге и просто не решается войти. Пока не решается.

Вот оно, значит, как, ухватываю гладкий серебристый поручень прибывшего на остановку автобуса. Вот какой твой деда, ну и ну, повезло ж тебе, девочка-для-которой-розы. Не у всех такие. Подтягиваюсь и повисаю, вперёд и вверх, скалюсь в ответ на предложенную руку помощи, у всех оно разное вперёд и вверх, это точно. У меня сегодня такое, ничуть не хуже и не слабее, чем твоё, поверь мне, лапушка, и не ошибёшься.

Автобус неторопливо пыхтит, пробираясь по узким улочкам, протяжно тормозит на каждой остановке, люди заходят и выходят, сажают детей на колени, запихивают под сиденья набитые снедью сумки, болтают по телефону. Смотрю в окно на серый пыльный весенний город, скоро, совсем скоро Небо прольётся дождями, и ты проснёшься к летнему сезону. Привычно сканирую обстановку: гнев, раздражение, жажда власти – это всё в пределах нормы, по правую сторону. В конце автобуса в воздухе плавают синие огоньки – это двое подростков устроились в самом углу. Локоть в локоть, колено в колено, рука в руке, одно дыхание на двоих – тычут пальцами в проплывающие мимо старые домики, обсуждают маршрут на день. Хорошее дело, молодое. Ловлю мимоходом брошенный взгляд – это взъерошенный мальчишка в белой футболке и коротких джинсовых шортах, выгоревшие на солнце пряди волос смешно топорщатся на затылке. Нет, не старая, улыбаюсь ему я, просто вечная. Вздрагивает, отводит взгляд. Определённо что-то есть, стоит присмотреться позже, запоминаю его на всякий случай.

Выходить мне у ЦУМа, сегодня я нужна именно там. Я уже давно научилась видеть их – горящие стаи светляков на карте Города, каждый день они разные. И всегда в разном количестве, иногда и до пяти доходит, попробуй успей. Впрочем, успеваю я всегда

Как и сегодня. Выгружаю из автобуса пластиковое ведро с единственным букетом.

Ну вот так, да. Встаю между продавцом редиски и огурцов-помидоров, привычно здороваюсь, опускаю глаза, прикрываю веки. Иначе не увидишь, как ни старайся. Сначала только темнота, но я терпелива, иначе нельзя. Тени людей проплывают мимо, как снулые неповоротливые рыбы в течении реки – из магазина, в магазин, на остановку. Вечные маршруты. Неизменные.

– И тогда я ей говорю, ты что, не понимаешь, что она у тебя ненормальная? Кто так делает-то! Свадьба же, один раз живём, а у неё десять человек гостей приглашённых и ни одной фотографии в Инстаграме! Ни одной, ты представляешь, Том? Ну разве нормальная?! И я ему говорю, одумайся, брат, разве это де…

– Нет, картошки отвари. Рыбу я возьму, помидоры тоже. Отвари картошки, вылези из-за компьютера, слышишь? Чтобы, когда я приехала, картошка уже была. Сейчас выле…

– С Олей и с Машей. Отпустишь? С Олей, в одном классе учились, она позади меня сидела и на русском все диктанты списывала, ну, помнишь, Оля, белобрысая такая…

– Нет, я не хотел. Нет. Нет, я так не думал. Нет. Да, совпадение, нет, не случайное. Случайных и не бывает, уж кому как не тебе знать об этом.

Высокий парнишка останавливается ровно напротив меня, лезет за серебром в карман потёртых синих джинсов. Чёрные густые волосы заплетены в косу, болтается кончик косы аж у лопаток. Я открываю глаза и встречаюсь с ним взглядом, холодный серый лёд против чёрного огня. Говорить ничего не надо, таким как он всё бывает понятно и без слов. Уж что там они слышат, то ли шорох гальки на дне изначального океана, то ли шёпот ветра в кронах вековых деревьев, но слова им точно не нужны для того, чтобы понимать, что происходит и куда это ведёт. Куда нам до них, к сожалению…

– Сто пятьдесят, – говорю я. Кажется, даже не утруждаю себя произнести это вслух, совсем расслабилась, старая.

– Не старая, а просто вечная, – спокойно поправляет меня парень, протягивая мне зелёную мятую бумажку. На бумажке кружат чайки и кричит чаечным криком сердце Города, кто услышит, кто придёт, кто останется со мной насовсем… – Сдачи не надо, спасибо. Доброго Вам вечера.

Я киваю. И вам. Вам обоим – доброго. И тебе, сильное и смелое существо, и твоей девочке-для-которой розы.

Ты уходишь, я смотрю тебе вслед. Как только она увидит тебя, – говорю я, – ей станет легче. Как только ты протянешь ей розы, две багряные – как старые пыльные портьеры у изголовья моей кровати и одну девственно-белую – как снег на моих родных предгорьях ранней осенью, чёрный наконечник стрелы выйдет из её сердца. Как только она вдохнёт сладкий томный запах цветов, которые наслаждаются своей красотой и никуда не торопятся, кровь из раны перестанет течь, а сама рана начнёт затягиваться. Очень быстро. Быстрее, чем обычно, вот увидишь. Иначе и быть не может, когда срезаешь розы в своём саду на рассвете, поишь их каплями Ниагарского водопада, смешанными с солёной водой из сердца самого чёрного из морей на свете, и слезами снежных барсов.