Мир! Дружба! Жвачка! Последнее лето детства

Сломались об «камень».

– Да бляха от ремня! – не сдавался Витя. – Алик, давай до трех побед? Командир!

Алик уселся на мотоцикл. Санька запрыгнул на заднее сиденье, обхватил Алика обеими руками.

– За соски только не щипай.

У Саниного подъезда Алик заметил серую «девятку», до сих пор стоящую напротив. Двое кавказцев в салоне засуетились. Машина зарычала и стремительно уехала со двора.

– Спасибо, дядя Алик! – Саня почти вбежал в подъезд, но Алик его остановил.

– Санчо. Смутные времена начинаются. Держи – будешь семью защищать. – Алик пошарил рукой за поясом и протянул Саньке увесистый пистолет Макарова.

– Серьезно? – Саня покачал пистолет в руке.

– Ларьки не грабить. В носу стволом не ковырять.

Алик кивнул, развернулся и запрыгнул на своего железного коня. Еще некоторое время Саня смотрел вслед. Затем убрал пистолет в карман штанов и зашагал вверх по лестнице.

Федор вернулся домой. Настроение поднялось настолько, что он даже заглянул в цветочный магазин. Обыденные пять гвоздик, но – чем был богат. Прихожую загромождали два огромных клетчатых баула.

Федор услышал, что жена с кем-то говорит. И наведался на кухню.

– Ой, Федя пришел! – улыбнулась Надежда.

– О, муж! – Заросший кучерявый и носатый тип в кожаной куртке поднялся навстречу.

– Федь, знакомься, это Виталик. – Жена отпила из чашки.

Виталик протянул Федору руку в приветственном рукопожатии. Для Федора оно оказалось болезненно крепким.

– Здорово! – выдал Виталик. – Надюха говорит, завтра вместо Райки выходишь? Царствие ей небесное. – Он перекрестился и осмотрелся вокруг. – Кстати, я тебя поздравляю. С юбилеем. С женой тебе прям повезло! Надюх. Ну че, я поскакал. С ночевкой не останусь.

– Ну, давай уж. – Надежда забрала у Виталика чашку.

Виталик по-приятельски приобнял Федора за плечи.

– Ну, давай, муж! – Он потрогал вязаную ткань бордовой жилетки. – Кардиганчик у тебя! Прям… Бомба. Вот точно в таком же Райку хоронили. Надюх! С вещами поаккуратней. – Виталик похлопал по баулу.

– До завтра! – попрощалась Надежда.

– Пока, – отозвался Виталик уже с лестничной площадки.

Федор вопросительно посмотрел на жену:

– Надь?

– Что?

– Это что за персонаж?

– Это наш с тобой начальник. – Она закрыла дверь и шагнула к мужу. – И че ты, ей-богу, привыкнешь.

– Мам, пап! – Саня выглянул из комнаты. – Я вам вчера подарок не подарил!

– Да, – поддержал отец и протянул жене гвоздики. – Это тебе.

В гостиной они включили диапроектор. Саня достал аккордеон и заиграл мелодию песни «Черное и белое»[4]. Вика вставила первый слайд. На стене появилось фото. Еще молодые Федор и Надежда у ЗАГСа. Счастливые и влюбленные.

Вика вставила следующий. Рябинины с годовалым Санькой. Они только въехали в квартиру.

Следующий. Шестилетний Санька и годовалая Вика сидят в чемодане с игрушками.

Саня заметил, что мама утирает слезы радости. Мелодия прервалась.

– Прости меня, мам.

– Ладно, – улыбнулась Надежда. – Пошли чай пить.

Вечером, когда сестра мирно сопела в кровати, Саня тихо подкрался к шкафу. Достал пистолет и скользнул взглядом по зеркалу. Хорошенько прощупав оружие в руках, Санька ухмыльнулся своему отражению и прицелился.

Ему понравилось то, что он увидел.

На закате Саня поднялся на крышу. Все еще не заперли. На дальнем конце, среди дымоходов, стояли два деревянных кресла. В одном развалилась Женя и смотрела в догорающий горизонт. Второе пустовало.

– Привет!

– Привет! – Саня оперся о кресло. – Красиво, да?

– Угу. Садись, чего стоишь?

Он пристроился рядом. Дым заводских труб перечертил небо полосами. Закатное солнце окрасило окрестности в красно-золотой.

– Слушай, прости, что я тебя бросила. – Женя неловко перебирала пальцами. – Просто, если б отец узнал, то он бы мне ноги оторвал.

– Да ладно. – Саня посмотрел на нее и вспомнил вчерашний день. – Я б тоже тебя бросил, если б сознание не потерял.

Подростки рассмеялись.

– Пиво будешь?

Подобного вопроса Саня не ожидал.

– Я не пил ни разу.

– Я тоже. И что? – Женя протянула Саньке бутылку и достала вторую.

Он отхлебнул сразу четверть.

– Вкусно… – Женя попробовала, но скривилась.

– Наверное, – закончил Саня.

– Угу. А можно вопрос?

– Ну?

– Вчера, когда я загорала, долго на меня пялился? – Она посмотрела на него строго, почти как опер.

– Да не пялились мы.

– Ну да… – Женя замолчала и уставилась на край крыши. После чего взяла руку Сани и положила себе на грудь.

Можно было представить, каких усилий Сане стоило сейчас сохранять невозмутимое выражение лица, будто ничего не случилось.

Женя улыбнулась и взглядом объявила прекрасные мгновения минувшими.

– Спасибо, – выдавил Саня.

– Пожалуйста. – Она смутилась.

– О-о-о, а че вы тут? Бухаете? Без нас, да? – Вовка спустился по лестнице.

За ним лез Илья.

Вовка подскочил к Жене, взял бутылку и глотнул.

– Че за бодяга? Просроченное, что ли? Как мой батя вообще это пьет? На! – он протянул бутылку Илье.

Тот понюхал горлышко и вернул пиво Жене.

Вовка был на взводе:

– Короче, вы прикиньте! Оказывается, мы вчера дохлую кошку спасали. И еще с этим долдоном на ходу в поезд – фау!.. А у вас че было?

Солнце вскоре исчезло за горизонтом, а они продолжали болтать. О машине, о странных операх и обо всем остальном. А виноват, как всегда, был Илья. Но «предъявлять» ему за это никто уже не собирался.

Потому что Илюша и есть Илюша.

Глава 2

– Назад! Димон! – закричал Алик. Он попытался выскочить из окопа и увернуться от взрыва и… почти проснулся. Алик все еще находился на постылой границе между сном и явью. В ушах звенело. Он судорожно пытался перевести дыхание и понять, где находится.

Многим людям не хочется возвращаться в серую дневную бытовуху – их затягивают сновидения. У Алика все было иначе. Ночи состояли из кричащих воспоминаний. Как и у многих, кто приехал из горячих точек, сны снова и снова швыряли Алика в окоп. К товарищам, которые уже никогда не вернутся. К ужасу, который никто не захотел бы прожить.

Кто-то обхватил Алика руками и придержал за плечо.

– Тихо, тихо, тихо. Это я. – повторяла Эльза, прильнув к нему. Она погладила Алика по голове и прижалась губами к щеке. – Тихо.

С каждым тяжелым вдохом сознание прояснялось.

Афганец собрался с мыслями. Стрельба утихла. Остались только зеленые стены, занавески цвета морской волны и кровать без спинки. А еще – белая повязка на руке, чтобы наручники не впивались в запястье. На ночь, когда приступы учащались, Алик приковывал себя к батарее. Он не мог позволить себе причинить вред близким, даже случайно.

Ближе всех сейчас для него была Эльза.

– Дай ключ, – прошептал он.

Эльза потянулась и нащупала на подоконнике ключ.

– Я вчера с Леной говорила.

– Какой Леной? – Алик сделал вид, что пытается вспомнить, пока высвобождал руку. Все-таки затекла.

– Ну, одноклассница, которая в Штаты умотала. Она тебе хорошего врача найдет. И все закончится…

– Круто… – сказал Алик со скептической интонацией, мол, не слишком впечатляет.

– Я серьезно. Тебе лучше будет.

Привычным движением Эльза сняла повязку с онемевшей руки Алика и поцеловала в запястье. Он обреченно смотрел в пустоту.

– А если не будет? А если у меня окончательно бак потечет?

Будильник мерзким писком перебил Алика, напомнив, что день уже начался.

– Блин…

На кухне Рябининых Надежда в синем спортивном костюме собиралась на рынок. Предстоял первый день, когда они с мужем, еще недавно уважаемым филологом, вместе выйдут за прилавки. В предвкушении внезапных изменений Федор сидел за столом в белой рубашке, цепляясь за остатки гордости, и мрачно рассматривал издевательски глубокую тарелку с несколькими ложками каши. Термос с чаем, сваренные вкрутую яйца, по паре огурцов и помидоров Надежда приготовила, чтобы перекусить с мужем, не отрываясь от работы. Она откинула тюль и срезала несколько перьев с растущего в горшке лука.

Саня вошел в кухню и открыл холодильник. На полках пусто, как у него в животе.

– Так. Это… ешь кашу. – Надежда кивнула сыну на тарелку, укладывая продукты в сумку. – А на обед… тоже доешь кашу.

– Я обедать не буду. Я гулять иду, – уверенно заявил Саня, будто недавних событий, из-за которых семья лишилась последних денег, и в помине не было.

– Не идешь, – холодно ответила Надежда.

На лице Сани замер немой вопрос. На дворе – лето, до школы еще два месяца.

– Ты сейчас позавтракаешь и пойдешь в музыкалку.

– Я давно бросил. – Такого поворота Саня точно не ожидал.

Надежда уставилась на Саню и отстреляла, как очередью:

– А я тебя восстановила. Классная у тебя мама?

– Мам! – взмолился Саня. – Каникулы же…

Надежда закатила глаза, что не мешало ей убирать со стола.

– Слушай, дед твой как-то десять километров, понимаешь, в музыкальную школу ходил по морозу. Голод, холод, тайга, а он аккордеон в зубы – и вперед. А однажды…

Саня уперся лицом в руку:

– Он стаю волков встретил и распугал их «Катюшей». Да мам, сколько можно это рассказывать? Я в музыкалку не хожу из-за Цыгана и его банды.

– От которых ты убегал? – Надежда переменилась в лице.

– Они как бы тот район держат. – Саня наивно надеялся на понимание.

– Что значит «держат»? Им его кто-то дал? Теперь там что? Ходить нельзя? – Она посмотрела на мужа, который старался слиться с интерьером. – Федь, ну хоть ты разберись.

Федор вылетел из своих мыслей.

– Но я это… на рынок.

– Ладно, сиди дома, – вздохнула Надежда. – Я завтра пойду.

– Завтра и я смогу, – проворчал отец семейства.

– Дожили! Господи… Теперь все вместе в музыкалку ходить будем. – Надежда взяла расшитую красными маками сумку. – Федь, как-то доедай давай уже.

Саня сообразил, что уговоры здесь не работают. После завтрака он встал из-за стола, потащился в свою комнату и плюхнулся на кровать. Убедившись, что никто его не видит, Саня пошарил под матрасом и выудил пистолет Алика. Несколько секунд рассматривал гравировку на затворе, затем запихнул оружие в карман, вытащил из-под стола потертый кожаный кофр с аккордеоном, про который собирался забыть, и ринулся навстречу всем опасностям этого мира.

Тула славилась не только пряниками, но и множеством сталелитейных предприятий на окраинах. Были здесь и большие, и малые. Выбирай на вкус. В начале девяностых они переживали трудный период. Одним повезло, другим – не очень, а некоторые и вовсе стояли законсервированными.

Алик на своем железном коне подъехал к одному из таких зданий. Обшарпанные металлоконструкции, потускневшая краска поверх стен из кровельного железа. Место заброшено несколько лет назад и хорошо подходило для неформальных встреч без привлечения внимания.

На заднем дворе, облокотившись на новую машину «Ауди», его ждал Тимур с напарником – молодым парнем с кучерявыми волосами, в кожаной жилетке, джинсах и футболке с красно-зеленой надписью «Гуччи».

Алик спрыгнул с мотоцикла и торжественно метнул «котлету» из долларов в руки Тимуру.

– Десятка.

Тимур поймал пачку денег, посветлел лицом и расплылся в улыбке.

– Молодец, афганец. Красавчик! С нами лучше не ссориться.

Он передал деньги товарищу. Тот за несколько секунд с машинной скоростью пересчитал купюры и одобрительно кивнул.

– В расчете? – поинтересовался Алик?

– В расчете, – подтвердил Тимур.

Стоило ему ответить, как во двор въехала темно-синяя «шестерка». Из машины выскочил человек в черной куртке и балаклаве. В качестве приветствия неизвестный выхватил пистолет и выстрелил в колесо «Ауди». Затем наставил ствол на Тимура и швырнул ему под ноги спортивную сумку.

– Стоять, мать вашу! Бабки сюда!

– Тише-тише, – кучерявый попытался попятиться.

Тимур непонимающе уставился на Алика:

– Это че за цирк, афганец?

– Не знаю, – пожал плечами Алик.

Неизвестный выстрелил в воздух.

– Тихо, сказал!

Все трое подняли руки. Бешеные глаза нападавшего доходчиво говорили: он медлить не намерен.

– Кудрявый, бабки в сумку! – Он направил ствол на подельника Тимура.

Тот осознал серьезность ситуации, присел на корточки и положил пачку злосчастных долларов в сумку.

– Давай-давай! И металл цветной сдавай.

Когда деньги, часы и золотая цепь отправились в сумку, нападавший посмотрел на Тимура:

– А ты че вылупился, горбоносик? Котлы гони!

Золотой «Ролекс» Тимура, подаренный дядей, последовал за деньгами. Тимур скривил лицо. Острый подбородок чуть подался вперед, будто собирался принять удар.

– Я тебя запомнил. Я глаза твои запомнил.

– Спасибо! – Под маской промелькнула улыбка.

И наступила очередь Алика.

– А ты че замерз, лысый? Давай, че у тебя там есть.

Афганец спешно порылся карманах и не нашел ничего, кроме конфеты «Коровка».

Он достал ее из кармана и протянул грабителю. Тот поморщился, но конфету забрал.

После чего скомандовал:

– Сумку!

Тимур с подельником сделали шаг назад. Нападавший подобрал сумку и, держа всех по очереди на прицеле, вернулся в машину.

– Поехали!

«Шестерка» с двумя грабителями рванула с места. Тимур успел подскочить к машине, взять из бардачка импортный «Глок» и прицелиться вслед. Поздно.

– Твою мать! – Тимур раздосадованно проводил «шестерку» взглядом. Подошел к Алику и наставил ствол ему в лицо. – Ты че, меня кинуть решил, а?

Алик спокойно достал из нагрудного кармана ребристую гранату Ф-1 и демонстративно выдернул чеку.

– Ты же сказал – мы в расчете?

Кучерявый опомнился:

– Тимур, пускай едет. Тимур!

Тимур замер с выставленным вперед пистолетом. Кучерявый резко опустил его руку.

Алик медленно вставил чеку в гранату, уселся на мотоцикл и поспешил покинуть завод.

– А, чтоб его! – сокрушался Тимур. Кинуть его два раза подряд – такого с ним еще не случалось.

Вскоре синяя «шестерка» припарковалась возле базы афганцев.

Витя уже сидел на капоте и, заметив подъезжающего Алика, выскочил вперед, нацелив на того палец:

– Э! Я тэбя запомниль! Я глаза тваи запомниль!

– Ну ты Фантомас! – рассмеялся Алик, останавливаясь.

– Тяжело горному человеку на равнине, – ухмыльнулся Витя, протягивая Алику честно отобранные деньги.

Алик уехал. Витя засучил рукава и еще долго любовался новенькими золотыми часами на обеих руках.

Тем временем на крыше Женя решила навести в штабе порядок в единственном правильном понимании этого слова, а именно – в ее!.. И теперь она развешивала занавески на оконные рамы, из которых состояла одна из опор штаба.

День выдался пасмурный, и занавески развевались на ветру, как белые флаги с синими цветочками. Илья, развалившись в кресле, изумленно выпучил глаза.

А потом пробормотал в спичечный коробок:

– Я не знаю, что она делает, Боря. Мне некомфортно. Понимаешь?

– Это ты мне? – обернулась Женя, спрыгивая со стула.

– Нет.

– А кому?

Илья приоткрыл коробок. Женя заглянула внутрь. На нее посмотрели в ответ.

Женя вздрогнула:

– Фу! Таракан!

– Это друг, – ответил Илья, привычно депрессивно-отчужденным тоном, как у ослика Иа. – Бабушка сказала мне завести новых друзей.

– Хм… А Санька с Вовкой?

– Говорит – ненадежные.

Женя фыркнула и продолжила расправлять занавеску.

– Илюх, купи табуретки! – крикнул Вовка, переваливаясь через натянутый провод. В руках он тащил два неизвестно откуда взятых деревянных табурета. Заметив Женю, поставил табуретки у входа в штаб и широкими шагами направился к раме.

– Слышь!

– Че? – Женя притворилась, что заметила его лишь сейчас.

– А ты че здесь свои порядки наводишь? – Вовка резко сдернул занавеску с окна.

Женя ухватила ткань за край.

– Эй! Я просто добавила уюта!

Вовка вырвал материю из рук Жени и кинул в Илью.

– Да что ты знаешь о пацанском уюте? Это наше место.

– А ты-то че раскомандовался? С какого фига? – Женя сверлила Вовку глазами, будто станок – заготовку. – Ты тут не главный.

– Че?

– Через плечо. Пойду Саньку спрошу. – Женя обиженно пнула подвернувшуюся табуретку и зашагала к выходу.

Вовка зачем-то подхватил обе табуретки и метнулся за девушкой. Где-то на лестнице он обогнал Женю. Как раз в этот момент Саня выходил из дома с баяном на встречу с опасностью и музыкальной школой.

– Баб Мань, баб Тонь! – поприветствовал Саня сидящих у подъезда соседок.

– Здравствуй, – хором отозвались те.

Вовка выскочил из дверей.

– Слышь, Сань… Сань! Здрасьте. Че она в наши дела лезет? Скажи ей – пусть отвянет.

Появилась Женя и тоже поприветствовала сидящих. Все понимали: сперва вежливость, потом – выяснение отношений.

– Здрасьте. Сань, ты не против, если я немного наш штаб украшу?

– Какой «наш»? – возмутился Вовка. – Он наш!

– Сань, а ты кофр где взял? – Илья неторопливо возник из-за Саниной спины. – Хочу Боре жилплощадь увеличить.

Саня остановился и окинул всех взглядом. Домашних разборок ему уже было достаточно, и подобное во дворе – точно лишнее.

– Ребята, сами разбирайтесь. Мне реально некогда.

– Ты куда собрался? – Вовка уставился на кофр. – В подземный переход – бабки рубить?

Саня вздохнул:

– В музыкалку.

Вовка не знал нотной грамоты, но маршрут до музыкальной школы ему о многом говорил. Например, через чью территорию пролегает дорога.

– Ты дебил? Ты че, по Цыгану соскучился?

Илья заглянул в коробок и объяснил шестиногому другу:

– Понимаешь, Борь, Цыган может нас убить.

– Я просто не хочу всю жизнь бояться. – Саня развернулся и пошел дальше. Оружие за поясом придавало ему смелости.

– Ниче се!.. – Женя на секунду застыла, но мигом ускорилась и окликнула Саню. – Подожди, я с тобой! Не скучайте, мальчики.

– Эй, слышь! – Вовка не нашел лучшего аргумента и поднял вверх табурет. – А я – ваще бесстрашный. Я зимой качели лизал!

И снова все четверо направились по проторенному пути навстречу неизвестно каким приключениям.

Они брели по тому же мосту возле завода, а Вовка продолжал канючить, пытаясь хоть кому-то всучить свои пускай и неплохо сколоченные, но совершенно не к месту взятые сидушки.

– Сань, ну всего двести рублей за штуку!

– Вовка! Отстань ты уже со своими табуретками! – Саня тяжело дышал.

День выдался жарким, да и кофр с баяном нельзя было назвать воздушными.

– Да ты сядь! Береза, качество! – Вовка уговаривал так, будто его отец сызмальства работал торгашом, а вовсе не токарем, и передал мудрость сыну. Вовка поставил табурет перед Саней, а сам уселся на второй.

Но приятель обогнул его, почти не сбавляя шаг.

– Вов! Совсем достал! Че ты прилип?

– Да мне бате зарплату табуретками выдали, – обиделся Вовка. – Пойдем к афганцам! Их же двадцать человек. А двадцать человек – это двадцать жоп. Ну… плюс-минус.

– Слушай, Вов! – съехидничала Женя, – а может, тебе из табуреток туалет сколотить? Я-то смотрю, кто-то обделался от страха.

Вовка не знал, что ответить. Он подбежал к Жене сзади и резко дернул застежку лифчика сквозь футболку так, что та хлестнула по спине хозяйку.

Женя взвизгнула и метнулась за Вовкой. Он только что заслужил самый веселый пинок в жизни. Кое-как изловчившись и вернувшись за табуретками, Вовка догнал Саню с Ильей, которые уже перешли мост.

Саня стоял и никак не решался двинуться дальше, на вражескую территорию. Все остановились и вопросительно посмотрели на него. Собравшись, он выдохнул и поплелся вперед.

Вовка с Ильей переглянулись. Под автострадой на месте обычных посиделок никого не было. Похоже, сегодня им крупно повезло.

Женя толкнула локтем Вовку:

– А ты боялся.

– Да я… – едва Вовка собирался что-то возразить, как из-за забора на другой стороне реки появился Дрюча.

Он заметил ребят и закричал в кусты:

– Кощей! Они сами пришли!

– Здорово! Собаки сутулые! – Дизель показался из травы. – Кабзда вам, ушлепки!

За ним появился Кощей.

– Салют, школота! Слышь! Вы че? Потерялись? – Кощей подошел к берегу и измерил Саню взглядом. – Уважаемый, ну-ка, подожди меня!

Банда двинулась вверх по мосту. Их появление на другом берегу не предвещало ничего хорошего.

Саня нащупал в кармане рукоятку пистолета:

– Мы вообще-то с афганцами теперь! Понял?!

Дизель обернулся:

– Слышь, патлатый! А ну, стоять! Стоять! Я сказал!

Вовка понял: дело плохо. Он перевернул табуретку и быстро выкрутил из нее пару ножек.

– Сань, они вроде не слышали про афганцев.

– Стоять! Бояться! – раздался откуда-то сверху голос Дизеля.

Топот хулиганов отчетливо звучал эхом под мостом.

Женя подбежала к Сане и спряталась у него за спиной.

– Сань, че делаем?

– Я их не боюсь! – выдавил Саня. Для победы над бандой Цыгана нужно просто-напросто выпустить несколько пуль. И все дела.

В голове тотчас промелькнули картины предстоящих событий.

За ним и его друзьями приезжает УАЗ с синей полосой. Саня снова оказывается в отделении. Отец молчит, мать убита горем. Опер вешает на него еще пару дел, которые лень разбирать. Затем будут вопросы, откуда взялся пистолет. И что ответить? Решение очевидно.

Уже через секунду все четверо неслись как можно дальше от шоссе, обратно к заводу. Вовка каким-то чудом успел подхватить несчастные табуретки. Очутившись на своем берегу пешеходного моста, друзья перевели дух. За ними никто не гнался.

– Щас легкие выплюну, – прохрипел Вовка и устало плюхнулся на табуретку.

– А я бы посмотрел на легкие, – замечтался Илья. – Я читал в одной книге, что легкие похожи на крылья ангелов.

Саня уселся на кофр и обхватил руками голову. Его трясло.

– Какой же я…

– Сань, ты все правильно сделал. – Женя положила руку ему на спину.

– Боре жизнь спас, – подхватил Илья.

– И табуретки не пришлось об этих чмошников ломать, – добавил Вовка, прикручивая ножки обратно к табурету. – Я в махаче ваще безумный. Ладно, пойдем к афганцам.

Саня продолжал сидеть, уткнувшись глазами в кулаки.

– Да какие афганцы? Нужен им какой-то ссыкун…

– Да ладно, Сань! Че ты? – Вовка ткнул Саню в плечо. – не парься. Мы не зассали. Мы отступили. Все, пойдем.

Илья с Вовкой зашагали дальше. Саня почувствовал затылком взгляд Жени. Он открыл глаза.

– Ты давай… Я щас догоню.

– Точно? – переспросила Женя.

– Да…

Женя помчалась к ребятам. Саня выждал секунду, украдкой достал из кармана пистолет, переложил в кофр и последовал за друзьями.

Институт, в котором работал отец Сани, искал разные способы хоть как-то остаться на плаву. Поэтому некоторые помещения использовались не только для учебных целей. Например, кабинет информатики в свободное время превращался в компьютерный клуб.

«Галага», гонки и другие, еще недавно появившиеся на постсоветском пространстве игры издавали странные пищащие звуки, от которых могла заболеть голова, но доходы от аренды компьютеров позволяли Юрию Полиэктовичу потерпеть.

– Мне на полчаса, – попросил студент и протянул деньги.

– Шестой компьютер.

Стоило декану спрятать деньги в ящик стола, как в аудиторию вбежал тип в зеленой спортивной куртке и, захлопнув дверь, направился прямо к столу.

– Кто здесь главный? Мать вашу! – Хамоватый персонаж приблизился к Юрию Полиэктовичу вплотную. – Че, ты здесь главный?

– Нет… – растерялся декан. – Я сдаю помещение.

– Решил на моей территории бабла срубить, да?!

– Играйте, ребятки! – сказал Юрий Полиэктович студентам и обратился к подозрительному типу: – А вы кто?

– Я Богдан, мазафака. Зареченский! – Тон персонажа был столь напыщенным, будто его фамилия должна говорить сама за себя.

– Я что-то про вас ничего не слышал. – Декан попытался изобразить дурачка, и у него почти получилось.

– Теперь будешь платить мне, – заявил Богдан, опираясь на стол. – За крышу.

– Я ж плачу. Зурабу Нотаровичу.

– Дэ-э? – Богдан понял, что простого требования недостаточно. Он схватил за волосы подвернувшегося под руку студента, ударил его головой о клавиатуру и начал душить. – Будешь. Платить. Мне.