скачать книгу бесплатно
Он едва дождался звона рогов на побудку. Зато, как только лагерь начал приходить в движение, царевич был уже готов и сам руководил сборами. И когда отряды двинулись в путь, на сердце у него стало немного спокойнее.
* * *
Осталась позади Лебайя и поросшие редкой растительностью каменистые пустоши и красные пески, через которые лежала часть их пути. Теперь вокруг простирались сады и пальмовые рощи, обширные поля, с которых уже собрали урожай, заросшие бумажным тростником заводи. Сам воздух, который они вдыхали, сама земля под ногами были родными, и сердца воинов отзывались радостью. Пусть солнце в Сезон Жары палило нещадно, но здесь свет Ладьи Амна был животворным золотом, даровавшим жизнь всему и вся, и дыхание Богов было особенно ощутимо.
Они вернулись домой, в благословенные земли, которые защищали всех своих детей и родиться в которых было величайшим счастьем и даром Божеств. Отступил суеверный страх умереть на чужбине, остаться без необходимого для покоя души погребения. И с собой они несли память о товарищах, павших далеко отсюда, – память, которая дарует такое желанное каждому рэмеи место в вечности.
Всё чаще в строю звучали песни и смех, хоть в целом воины, прекрасно сознававшие, кого сопровождают, и чрезвычайно этим гордившиеся, соблюдали дисциплину, которой по праву гордилась имперская армия. Как ни пьянил родной воздух, совсем уж забываться не стоило – нрав у царевича был крутой, и требовал с других он не меньше, чем с себя самого. Впрочем, с тех пор, как отряды пересекли границу, казалось, что настроение Ренэфа Эмхет тоже сделалось более благодушным. По крайней мере, он ни к кому не цеплялся, излишне не раздражался, да и вообще всё свободное время проводил верхом, сопровождая повозку, в которой ехал старший военачальник Нэбвен.
Гонцы уже были направлены, чтобы в ближайшем крупном порту успели подготовить ладьи для солдат. Последняя часть пути в столицу была хоть и самой протяжённой, но и самой быстрой в преодолении. Быстрее испытанного в Таур-Дуат веками традиционного способа перемещения – по Великой Реке, соединяющей самые дальние пределы Империи, – были только порталы, но порталами нельзя было проводить целые отряды.
Кто-то из солдат ожидал, что царевич со своими телохранителями покинет их у ближайшего же храма с портальным святилищем, чтобы поскорее явиться на доклад к Владыке. Но Ренэф остался с ними, и это пришлось воинам по душе – своего молодого командира они любили, да и явиться в столицу, сопровождая самого царевича, было почётно. Солдаты из отрядов Нэбвена, временно вступившие под его командование согласно распоряжениям военачальника, в целом тоже были вполне довольны сложившимся положением вещей. А редкие шепотки в их рядах о том, что командир их, мол, больше не сможет вернуться к службе – и уж не по вине ли царевича? – быстро и жёстко пресёк ещё сам Нэбвен. В итоге вину за случившееся традиционно перенесли на вероломство некоторых остроухих и на старых подельников Ликира, и волнения утихли, не успев толком начаться.
У молодого царевича не было личного корабля, но к его прибытию в порту успели отрядить лучшие ладьи из тех, что там вообще имелись. А корабль, на котором отправлялся Ренэф Эмхет, Нэбвен из рода Меннту и сопровождавшие их воины, снабдили сине-золотыми стягами. Судя по всему, стяги изготовили здесь же, в спешном порядке, чтобы не оскорбить высокого гостя.
В середине четвёртого месяца Сезона Жары ладьи достигли предместий столицы, но по приказу царевича причалили не в порту Апет-Сут, а севернее, примерно в одном дневном переходе пешего отряда. В живописных окрестностях одного из крупнейших городов Таур-Дуат, сердца рэмейской Империи, в окружении пышных садов, расположились богатые поместья именитых вельмож. И здесь же, в самых дальних предместьях столицы, лежало поместье вельможного рода Меннту.
* * *
– Еле успели урожай собрать, а уж Сезон Половодья на носу, – ворчал управляющий поместьем. – На продажу много, но я б ещё приберёг. А работники у нас нерасторопные! Пободрее их в саркофаг кладут.
– Да будет тебе, Махи, – благодушно усмехнулась Наилат, за много лет привыкшая к ворчанию верного помощника. Полученные ещё в войну ранения помешали его армейской карьере и сильно сказались на нраве. Но лучшего управляющего снабжением, а теперь – поместьем, было не сыскать. – Хорошие у нас работники. Амбары ломятся, на голодный год хватит. Не дайте то Боги, конечно. Но милостью Владыки, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, грядущий разлив тоже будет благодатным.
Махнув рукой, она подозвала распорядителя работ, отдала последние указания и отправила всех на дневной отдых. Жар солнечной ладьи становился немилосердным. В это время года часы работ приходилось сокращать или смещать, а то, не ровен час, кто-то сляжет с ударом, ещё чего не хватало.
Наилат направила своего коня в тень плодовых деревьев, и Махи, ворча, что с таким долгим отдыхом они не уложатся в срок, поехал следом. Спешившись, женщина ласково похлопала коня по шее, расседлала и угостила его заготовленным заранее сладким корешком. Конь благодарно ткнулся носом хозяйке в плечо, фыркнул, щекоча губами, и она рассмеялась, отмахиваясь.
Заслонив глаза ладонью от солнца, она не без гордости посмотрела на убранные поля, на тенистые сады, куда потянулись на отдых работники. Важно было уделять внимание каждому уголку своих владений. Земля ведь была живой, и если хозяин заботился о том, что ему было вверено, – земля отвечала ему. К тому же труд всегда успокаивал Наилат, а в последнее время успокоиться было важно. Семья и слуги чувствовали её напряжение, но она не хотела, чтобы тревоги сказались на жизни всего поместья. А не тревожиться она не могла – слишком уж долго не получала вестей от Нэбвена. Каждую ночь она всё так же зажигала светильник у двери, как было заведено у них много лет, – только бы её солдат вернулся домой. И как хотелось ей верить, что это будет последний его дальний поход. Император милосерден, подарит своему верному военачальнику отдых. Но сопроводить молодого царевича в Лебайю на его первую по-настоящему важную миссию было действительно важно, это Наилат понимала. Мальчику однажды предстояло стать Верховным Военачальником, Первым Клинком Империи – после исчезновения-то бедного Хэфера, да хранит Страж Порога его душу. А от того, как складывалась первая важная миссия, зависела вся дальнейшая судьба любого воина. Уж кто-кто, а супруг Наилат мог помочь этому клинку пройти достойную ковку.
Хорошо, что рядом с Ренэфом был именно Нэбвен. В отличие от многих ветеранов последней войны с эльфами, её супруг сохранил здравость суждений, умение решать взвешенно, и ненависть не застила ему глаза, несмотря на все увиденные ужасы. За это Наилат и любила своего солдата – не только за его силу, но и за его сердце. Юному царевичу в его горячности даже большей, чем у многих молодых рэмеи, мудрость Нэбвена совсем не повредит.
Наилат вздохнула, отёрла пот со лба. Нехорошо кололо в сердце – видимо, годы всё же начинали брать своё. Если уж пережили столько битв с Данваэнноном, то что значила одна миссия в людские земли? Пусть даже – как она знала по слухам и письмам – не всё в этой миссии пошло так, как должно было. Однако же именно теперь словно бы все уже пережитые в прошлом тревоги наваливались с новой силой.
– Госпожа, тебе нездоровится? – с тревогой спросил Махи, поднося ей ковш с прохладной водой.
– Ну вот ещё, – усмехнулась Наилат, но воду с благодарностью приняла. – Разделишь со мной дневную трапезу? Нам тоже не помешает отдых, да и дела, что ни говори, в основном уже сделаны.
Махи улыбнулся – как всегда скупо, но искренне – и в кои-то веки не стал возражать касательно «сделанных дел».
Поесть они так и не успели – прибежала Риш, дочь садовника. Она была ещё почти совсем девчонкой, но толковой, смышлёной, и Наилат охотно доверяла ей разные поручения.
– Едут! Госпожа Наилат, едут! – выпалила Риш на бегу, не успев даже отдышаться. – Я слыхала, корабли пришли! Сиятельный царевич, а с ним и наш господин Нэбвен!
Наилат была готова разве что не расцеловать девчонку. Живой!
– Слава Богам, – выдохнула она, поспешно заново седлая коня. – Махи, вели собирать трапезу для высокого гостя! Риш, сообщи всем.
– Сей же час, госпожа.
Управитель в дополнительных указаниях не нуждался и не стал даже ворчать на Наилат, что, мол, не юная девица уже – целый день в жару по полям скакать.
Взлетев в седло, Наилат направила коня к границе владений. Она знала, что к её возвращению всё будет готово в лучшем виде. И пусть одета она была не для торжественной встречи с царевичем – главное, что она встретит своего солдата сама, первой. Как всегда.
Конь, возможно, и не был рад прогулке сквозь знойное марево, но с шага не сбивался. Наилат старалась его не торопить, хотя сердце и мысли неслись далеко вперёд.
Ещё до того, как женщина достигла границы, её нагнали два конника из стражей поместья, пристроились по обе стороны, точно почётный караул. Весть от Риш и правда разнеслась быстро. Наилат приветственно махнула воинам рукой, и путь они продолжали уже вместе.
В тени небольшой рощи, отмечавшей границы владений рода Меннту, женщина остановила коня, прикрыла ладонью глаза от солнца, вглядываясь вперёд, в широкий тракт, пролегавший между полями, идущий до самой столицы.
А когда она наконец заслышала звон рогов, завидела обоз и имперские штандарты, едва удержалась от того, чтобы не устремиться к процессии.
Наилат не могла не отметить странность построения отрядов. Обычно впереди всегда шли колесницы, но сейчас имперский стяг реял над какой-то повозкой, которую торжественно сопровождали несколько конников. Вместе со своими стражами она выехала вперёд, навстречу обозу.
Когда она различила знаки на золотистом нагруднике одного из всадников, возглавлявших обоз, её мысли окончательно смешались. Защищающие крылья Богини. Молодой царевич вскинул руку, и обоз остановился. В сопровождении своего телохранителя он выехал вперёд и чуть поклонился ей в седле – Наилат даже охнула от неожиданности и быстро спешилась, чтобы приветствовать его как полагается.
– Добро пожаловать во владения рода Меннту, сиятельный царевич, – произнесла она с глубоким поклоном, скрывая волнение.
Стражи за её спиной отсалютовали высокому гостю. Наилат подняла голову, посмотрела на младшего сына Императора. Его лицо отчего-то показалось ей старше, чем она помнила, а гордый взгляд – чуть более отрешённым, почти печальным.
Как же он был похож на своего отца! Наилат отчётливо помнила Секенэфа Эмхет молодым, в сияющих золотом доспехах, в ореоле первых его боевых подвигов – наследного царевича, а впоследствии и Императора, само присутствие которого вдохновляло на подвиги всех, кто шёл за ним. Время словно повернулось вспять, к истокам последней войны, и ореол сокола Ваэссира снова вспыхнул перед её внутренним взором. Но сейчас эту же Силу она чувствовала в Ренэфе, молодом военачальнике, едва ступившем на путь своих завоеваний.
Видение пронеслось и померкло. Наилат прижала руки к груди в безмолвном вопросе, и в следующий миг услышала, как из-за спины царевича прозвучал родной голос, позвавший её по имени. Мужчина, сидевший в повозке, подался вперёд, приподнялся, опираясь на руки, но не сошёл ей навстречу.
– Нэбвен… – выдохнула она и устремилась к нему.
Ноги несли её быстро, совсем как в юности. Наилат едва ли не взлетела в повозку и крепко обняла супруга, ничуть не заботясь о том, что подумают другие. Единственное, что имело сейчас значение, это то, что он жив. Откуда-то издалека она слышала, как приветствуют её нестройным хором солдаты Нэбвена, но отчётливее был его обрывочный шёпот, бессвязные нежные слова. Подняв взгляд, Наилат увидела в его глазах слёзы и всхлипнула, улыбаясь.
А потом увидела, отчего он не вышел ей навстречу, пошатнулась, но только сжала его руки крепче, ничем больше не выдав свой ужас. Её солдат прошёл всю войну с Данваэнноном, но ни одна из его ран не была сравнима с этой, полученной в небольшой, казавшейся малозначимой миссии…
– Люблю тебя, – шепнула она. – Больше всего на свете люблю.
Сойдя с повозки, Наилат расправила плечи и направилась к царевичу.
– Для нас честь принимать тебя как дорогого гостя, сиятельный господин, – торжественно возвестила она. – Наши хлеб и пиво – для твоих уст, и все дары нашей земли – для твоих рук.
– Благодарю тебя, госпожа Наилат, и да благословят Боги ваш дом, – учтиво ответил царевич.
Женщина шагнула ближе, и телохранители Ренэфа, повинуясь его короткому едва уловимому жесту, не остановили её. Она взяла руку царевича, сжимавшую поводья коня, обхватила своими ладонями и произнесла горячо, тихо – так, чтобы услышал только он.
– Благодарю… всей душой благодарю тебя, что вернул его мне живым…
Царевич встретил её взгляд – Наилат поразилась, как темны стали его глаза, – и покачал головой.
– Однако в том, что не сумел вернуть его тебе невредимым, только моя вина.
Потрясённая, женщина не нашлась, что сказать, но взяла себя в руки. Высокого гостя надлежало принять как подобает. Все вопросы она ещё успеет задать потом.
А возможно, и вовсе не станет ни о чём спрашивать, ведь Нэбвен всё-таки вернулся домой.
* * *
Возвращение Нэбвена праздновали всем поместьем, и удалось это возвращение вполне торжественным, как того и хотелось Ренэфу. Важно было показать, что императорская семья бесконечно ценит старшего военачальника… что бесконечно ценит Нэбвена лично он, царевич Эмхет, обязанный этому рэмеи своей жизнью и не только ей.
Но вот высидеть на пиру оказалось делом нелёгким. Ренэф и от пиров отвык, и чувствовал себя здесь не на своём месте. Какой бы радушный приём ни оказали ему в этом доме, искренняя тёплая благодарность семьи Нэбвена казалась ему незаслуженной. Не соверши он того, что совершил, – его друг вернулся бы домой на своих ногах, возглавляя свой взвод копейщиков. Ну а что удалось ему вернуть Нэбвена почти что с самого Западного Берега – так то был не подвиг. Он же просто не мог иначе.
От искреннего восторга дочерей Нэбвена было тяжело, от взглядов, которые бросала на него госпожа Наилат, – ещё тяжелее. Эта невысокая крепкая женщина, настоящая воительница, управительница своей земли, вызывала в царевиче симпатию и уважение. Ей было далеко до божественной красоты его матери – да что уж там, ни одна женщина Империи не могла сравниться с Амахисат, и Ренэфу, с детства привыкшему видеть ослепительную царицу, тяжело было назвать красивой кого бы то ни было. Но тут была совсем иная красота. Когда Наилат и Нэбвен смотрели друг на друга, когда их руки невзначай соприкасались, как будто сияние озаряло изнутри их обоих.
Царевич сразу знал, что скажет правду, и когда увидел супругу Нэбвена, только укрепился в мысли, что лукавить с ней не хочет. Чтоб на него смотрели как на героя? Нет, здесь, в этом доме, он совершенно не хотел такой славы, а скорее ловил себя на прямо противоположном желании – скрыться от неё.
Но сам Нэбвен был счастлив от возвращения домой, и его радость стоила всего. Ренэф высидел на пиру столько, сколько положено, чтобы порадовать хозяев дома, а потом всё-таки улучил момент и ускользнул в тёмный сад.
Ему никогда не доводилось бывать в гостях у Нэбвена прежде, и тем более странно было понять, что этот дом, этот сад он уже хорошо знал. Вот здесь, у этих кустов, маленький мальчик с непрорезавшимися ещё рожками защищал свою мать – старшую дочь Нэбвена – от неведомых врагов коротким деревянным мечом. Но тогда был закат, и на ступенях у дома сидела госпожа Наилат, со светлой печалью наблюдавшая за игрой. А ночью она зажгла светильник – как раз у той двери, через которую Ренэф сейчас выскользнул в сад, и спрятала лицо в ладонях, никому не показывая свой страх, свою печаль. Проходя мимо двери, царевич невольно коснулся ладонью места, где висел светильник из видения.
А доведись ему побывать в покоях хозяев, он не сомневался, что узнал бы комнату, в которой Наилат помогала младшей дочери примерить праздничный золотистый калазирис и узорную сеть, искусно сплетённую из ярких продолговатых бусин, а потом подарила ей своё тяжёлое многорядное ожерелье.
Видения в памяти, накладывающиеся на реальность, были такими яркими, что Ренэф даже потёр ладонями лицо, чтобы сбросить наваждение. Неловко было от того, что довелось подсмотреть за чужими жизнями, и вместе с тем отрадно, что он всё-таки сумел вернуть друга семье.
Столько тепла, столько любви… Ведь именно такой и должна быть настоящая семья? Принимающей, ждущей тебя любым – с победой ты придёшь или с поражением.
Дом…
Но у него, царевича Эмхет, такого не будет.
Ренэф подумал о том, что его родители никогда не смотрели друг на друга так, как смотрели друг на друга Нэбвен и госпожа Наилат. Военачальник с женой сияли даже спустя столько лет вместе… а ведь прожили друг с другом куда больше, чем самому Ренэфу лет от роду. Сколько обоюдного понимания, тихой радости и тепла было в их безмолвных беседах, когда они просто оказались рядом. Это ничего общего не имело со вспышками страсти, знакомыми царевичу, или с той глухой, непонятной, замешанной на ярости и неприятии тоской по Мисре. Нет, он никогда не был по-настоящему влюблён так, чтобы забыть обо всём.
А настоящая любовь, как он понимал теперь, выходит, и вовсе не имеет ничего общего с тем, чтобы забыть о себе… Она дополняет, делает тебя чем-то большим, чем ты был – своего рода лучшей версией себя самого. И тогда уже любой подвиг становится по плечу.
Ренэф не горел желанием заводить семью, да и был ещё для этого слишком молод – рэмеи, в отличие от людей, не вступали в брак рано. Однажды, конечно, ему придётся выбрать супругу… точнее, положиться на чужой выбор. И хорошо, если жена будет ему соратницей, одних с ним интересов и устремлений. Хорошо, если брак будет построен на уважении и партнёрстве, как брак его родителей. А в худшем случае придётся всегда и везде, даже в собственных покоях, носить доспех и никому не показывать настоящие мысли и чувства – чтобы не нанесли удар в спину. И когда придёт его черёд обзавестись детьми, между ними не будет той непринуждённости, что царит между Нэбвеном и его дочерьми, несомненно, любимыми каждая по-своему. Нет, для своих детей Ренэф будет таким же далёким и чужим, каким был для него собственный отец, – кем-то, кто вызывает граничащее со страхом почтение, но никак не тепло. И дома никто никогда не будет ждать его так, как здесь ждали Нэбвена.
И никто никогда не посмотрит на него так, как смотрела на своего супруга Наилат.
Раньше Ренэф не задумывался об этом, просто принимал внимание восхищённых им девиц как должное. А теперь от этой мысли сделалось неловко, немного даже больно. Ну подумаешь, ну не посмотрят. И всё же… «Потому-то, поди, дядюшка Хатепер и не обзавёлся семьёй, – со вздохом подумал царевич. – Хотел чего-то большего, чем обусловлено нашим положением».
Раздосадованный сам на себя за неуместную сентиментальность, царевич зашагал прочь, глубже в сад, дальше от царившего в доме веселья. Пожалуй, и правда не помешает по возвращении соблазниться улыбкой какой-нибудь придворной красавицы и выкинуть из головы чужое семейное счастье… а заодно и всяких там недоэльфей.
– Ты ведь не сожжёшь меня карающим солнечным золотом? – робко спросил его ближайший куст.
От неожиданности Ренэф едва не подскочил на месте и невольно схватился за кинжал на поясе. Запоздало он сообразил, что голосок-то был совсем тоненьким, да и слова звучали не очень чётко. Укорив себя за глупость, он улыбнулся.
– Не сожгу, слово царевича Эмхет.
– Настоящий живой Эмхет… – восторженно протянул куст.
– Ну, вроде живой, да. Ты как, выходить будешь? – дружелюбно поинтересовался он и для верности присел на корточки, догадываясь, кого увидит.
Куст напряжённо засопел и чуть пошевелился.
– А точно можно?.. Мне не разрешали говорить с сиятельным царевичем… но так хотелось посмотреть поближе…
– Если очень хочется – то можно, – заверил его Ренэф и поманил к себе.
Мальчик всё-таки решился и вышел – тот самый мальчик с непрорезавшимися ещё до конца рожками, которого царевич помнил из видения. В руке он держал тот же деревянный меч. Короткая схенти не прикрывала ободранные коленки, да и прятки в кустарнике оставили свой след. Хвостик забавно подёргивался из стороны в сторону от волнения, но держаться мальчик старался очень серьёзно и с достоинством. Настоящий сын вельможного рода.
Поскольку Ренэф сидел на корточках, их глаза были примерно вровень. И помимо робости царевич различил во взгляде маленького рэмеи ту самую решительность, которая и позволила сорванцу не побояться… ну, почти не побояться обратиться к сыну Императора.
Неуверенно приблизившись к царевичу, мальчик попытался повторить самый настоящий, взрослый воинский салют. Ренэф кивнул, потом взял его за руку и сжал в воинском рукопожатии. Маленький рэмеи просиял, глядя на него с таким восторгом, что царевичу сделалось даже несколько неловко.
– Сиятельный Эмхет, герой Леддны, – восхищённо протянул он и выпалил: – А я знаю, что ты самый молодой из наших военачальников! Я тоже хочу так! Буду брать с тебя пример и стараться… Я уже вовсю тренируюсь, – мальчик кивнул на меч. – В роду Меннту ведь все воины. Только у тёти Мирет жених скульптор, но он хороший. И дед говорит, это ничего, раз в армии служил. И я пойду! А потом буду служить под твоим началом, господин. Вот.
Выдав всю эту тираду, мальчик смутился, залившись краской до кончика хвоста, но прятаться обратно в кусты всё-таки не пошёл.
– Это очень хорошо, – улыбнулся Ренэф. – Мне в отряде будут нужны смелые воины. Тебя звать-то как, мой будущий солдат?
– Сеткау из рода Меннту, сын Хенуит и Сабафа, – тщательно выговорил мальчик.
– Рад познакомиться с достойным внуком старшего военачальника Нэбвена.
– Спасибо, господин царевич… И спасибо, что дедушку спас! Я слыхал, мама плакала аж – ну, от радости… Говорила, если б не ты, дед бы не вернулся. А мы его тут очень ждали… Поэтому я обязательно должен служить именно тебе! – горячо закончил он. – Ты только дождись, пожалуйста, когда я вырасту…
– Дождусь, – серьёзно кивнул Ренэф. – А дед твой – один из самых великих воинов, Сеткау. Сам Владыка, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, гордится дружбой с ним. И если б не Нэбвен – это я бы не вернулся в Обе Земли… Такого тебе мама, наверное, не скажет, потому говорю я.
Сеткау приоткрыл рот от изумления, не зная, что ответить. Ренэф тоже не знал, что тут ещё сказать, поэтому предложил:
– А может, покажешь мне, чему уже успел научиться?..
Сеткау просиял. В общем, предложение было принято с энтузиазмом.
И пусть в саду было темновато, удовольствия от игры в солдатскую тренировку это никому из них не испортило. Ренэф даже забыл, когда в последний раз так веселился. А вроде и не так много лет прошло с тех пор, как он носился со сверстниками, придумывал достойные легенд сражения и верил в то, что жизнь воина состоит только из славы и подвигов.
Царевич как раз учил Сеткау делать подсечку хвостом, когда их обоих окликнули.
– Ох, господин мой царевич, прости, что он тебе докучает, – всплеснула руками Наилат. – Мы уложили его спать, но гляди ты, сбежал…
– Ну всё, влетит мне, – вздохнул Сеткау, но прятаться за спину Ренэфа не стал – мужественно вышел вперёд.
Царевич положил руку ему на плечо и чуть улыбнулся хозяйке дома.
– Отнюдь не докучает, госпожа. Напротив, показал себя радушным хозяином и отогнал всякую тоску. Благодарю.
Женщина бросила строгий взгляд на мальчика, но всё-таки улыбнулась в ответ.
– Ну что ж, вот и отбой, солдат. А то завтра не будет сил на новые битвы, – Ренэф подмигнул Сеткау, и тот тихо рассмеялся, отсалютовал деревянным мечом.
– Ты… завтра ещё не уедешь, господин царевич? – спросил он.
– Думаю, ещё денёк мы себе позволить можем, если хозяева не прогонят, – Ренэф переглянулся с Наилат, и та благодарно кивнула. – Надо ж нам всё-таки разобраться с подсечкой, а?.. А если меня сюда ещё пригласят, когда у тебя рога совсем вырастут, – заговорщически прошептал он, – я тебя научу колоть орехи по-солдатски. Без этого умения в казармах никак нельзя.
– Ух ты! Вот это да!
