скачать книгу бесплатно
– Ты знаешь, что не достоин сохранения в вечности, – наконец проговорил Таа и скорбно покачал головой, вкладывая в свой голос прохладу Западного Берега, дыхание древних гробниц – всё, что составляло его суть кроме привычной личности. – Боюсь, что и те, кто пошёл за тобой, не достойны. Мне жаль.
Перемену в пространстве он ощутил даже раньше, чем светильники полыхнули ярче. И когда Перкау поднял взгляд, Таа уже знал, что увидит там – тлеющее на дне чужих глаз пламя безумия. Он был готов. На миг, только на миг он отстранённо подумал, выдержит ли, но тени Западного Берега защищали его разум и плоть.
Когда чужие руки впечатали его в каменную кладку стены, в голове зазвенело, но Таа сохранил концентрацию.
«Прохлада Вод Перерождения… – напомнил он себе, чувствуя, как стонет, плавится его кожа. – Покой… Вечность… Немного терпения…»
Будущий Верховный Жрец Ануи всей Таур-Дуат не мог проиграть.
И лишь когда Таа почувствовал, как мутнеет, темнеет от боли разум, он вскинул руки и заслонился от пламенной ярости, которую призвал сам. Призрачные голоса взвились обвиняющим хором, хороня огонь. Вырвавшись из стальной хватки, Таа оттолкнул безумца и судорожно вздохнул, оседая по стене.
– Сюда! – хрипло крикнул он стражам.
Сквозь дымку полузабытья он слышал и видел, как ворвались в комнату воины и схватили пленника, как влетела следом жрица Таэху.
– Я пришёл… почувствовал опасность… для храма… – с усилием прошептал Таа, едва фокусируя взгляд на склонившейся над ним жрице, и наставил коготь на обмякшего в руках стражей Перкау. Рука предательски дрожала. – Он… пытался убить меня…
Отдаться теням, милосердно заполнившим его разум, было сладостно.
Дело было сделано.
* * *
Хатепер вздохнул, собираясь с мыслями. Некоторое время он просто сидел за столом, заваленном свитками, поверх которых стоял небольшой ларец, и никак не решался открыть. Его ладони покоились на крышке, пальцы обрисовывали иероглифическую вязь защитной магической формулы. Давно он не смотрел на то, что находилось внутри, но скоро это предстояло применить по назначению.
Его руки дрогнули. Он отчётливо помнил, как делал то, что было необходимо – необходимо и вместе с тем кощунственно. Однако выбора не было. Хранитель секретов, страж трона Владыки, не имел права на слабость.
Крышка открылась легко, и взгляд Великого Управителя остановился на том, что было внутри. Беззвучно он прошептал слова благословения ушедшему на обоих языках и извлёк на свет несколько небольших кусков выделанной кожи, потемневшей от действия натрона и бальзамов.
Мумифицированной эльфийской кожи.
Сохранённое для вечности, перед ним лежало последнее послание Высокого Лорда Тремиана Ареля. Старый друг и соратник Хатепера передал весть так, как мог, а в минуты угасания его жизни доступны эльфу оказались только кинжал да собственная плоть. Когда тело «мятежного торговца», покончившего собой, было доставлено во дворец, и все, кому полагалось, убедились в том, что Тремиан сам отказался от суда Владыки, приговор был однозначен: в погребении предателю отказать. Секенэф принял решение вельмож и озвучил приговор, но Хатеперу дал своё безмолвное согласие сразу же, как разобрался.
Великий Управитель похоронил друга сам, тайно от всех, так, как того требовали традиции Данваэннона. Воды Малахитового Моря отнесли главу поверженного Высокого Рода в Страну Вечного Лета. По крайней мере, так хотелось верить Хатеперу. Но прежде, до погребения, он тщательно изучил тело Тремиана. То, что другие назвали данью эльфийским Богам – кровавые знаки на коже, ритуальный узор, нанесённый на собственное тело тем, кто отчаялся получить достойное погребение и надеялся, что Боги всё же услышат его, – оказалось вестью для Великого Управителя. Лучше, чётче всего сохранился один знак. Эльфийская руна, переплетённая с рэмейским иероглифом, была вырезана, разумеется, далеко не каллиграфически, но Хатепер узнал её, узнал тайный шифр, который они применяли, в котором никто посторонний не увидел бы ничего, кроме случайных изящных линий.
И смысл этого знака он хорошо знал. В него укладывалась вся основная концепция эльфийской Игры Дворов, всё то, о чём его предупреждал Тремиан, знавший, как долго готовилось его падение, и до последнего надеявшийся победить. Даже сейчас Хатепер отчётливо услышал внутри его голос, интонацию, с которой Арель столько раз произносил эти слова – иногда на певучем эльфийском, иногда на древнем рэмейском.
«Ничто никогда не является тем, чем кажется».
Оплакивая старого друга, Хатепер исполнил его последнюю волю – сам вырезал куски кожи с нанесёнными знаками, сам обработал и сохранил их. Другие было прочесть сложнее, и не всё он сумел разобрать сразу, но сохранил, потому что послание предназначалось не только ему одному. Ллаэрвин Тиири также должна была увидеть это. Однажды Хатепер должен был передать страшное послание и ей.
Знак единого мира – их общей цели, что некогда казалась недосягаемой. Напоминание обо всём, что они хотели сохранить.
Знак верности. Когда Хатепер сумел разобрать его, то не сомневался – верности тому самому договору, который они трое когда-то поклялись исполнить, гарантом которого по ту сторону гор была Пресветлая и её род, а по эту – он сам. И Тремиан, так долго бывший связующим звеном меж ними…
Знак смерти. Арель не только предпочёл смерть бесчестию. Он знал, что выжить и ответить на суде ему просто не позволят, кто бы ни преследовал его. Увы, рэмейские солдаты, направленные Домом Владык, нашли его слишком поздно – жизнь Высокого Лорда не досталась ни врагам, ни друзьям. Но солдаты бережно сохранили тело.
Ещё один знак, безусловно, важный, тот, что был начертан вскользь, в спешке, но скорее всего – намеренно смазанно, чтобы не увидели чужие глаза. Его Хатепер сумел прочесть позже всех, хоть тот и был вполне ожидаем.
Этот знак очень напоминал часть родового герба Высокого Рода Саэлвэ. Росчерки-нити, пересекавшие его, могли быть случайны… но могли означать связи. Связи по обе стороны гор. Пара как бы случайных линий складывалась в руну сближения, но Хатепер не был уверен, не подвели ли его глаза и разум.
Увы, Тремиан не мог назвать всех союзников своего врага – да и знал ли? Но как сумел, он предупредил друга об опасности.
Как ни готовься к такому удару, не всё возможно предусмотреть. Так рухнула сеть осведомителей – та самая сеть, с помощью которой Дом Владык и королевский род Данваэннона выстраивали своё общение вне официальных каналов. Великий Управитель прикладывал все силы, чтобы восстановить хоть что-то из разорванных нитей, но пока его усилия не принесли желанных плодов.
А время шло. Мысль о том, что Ллаэ всё же направила посла, презрев все риски, но посол этот до места назначения так и не добрался, уже не раз была высказана и им самим, и Амахисат, и Секенэфом. Большие надежды Хатепер возлагал на пленников, которых должен был привезти с собой Ренэф.
В этой истории оставалось слишком много тёмных пятен, а выдвигать обвинения против влиятельных родов Империи во все времена было чревато – ему ли не знать?.. С внутренними мятежами было покончено ещё в первые годы правления Секенэфа. К этому приложили руку и сам Хатепер, и Амахисат – задолго до того, как заняла трон. Окружение было верно Императору, как бы отдельные представители ни относились друг к другу и к общей идее политики мира. Что до родов Мерха и Эрхенны, то они поддерживали Владыку и служили ему в чём-то даже истовее прочих, а ещё имели своих сторонников – весьма влиятельных. Чтобы свергнуть целый вельможный род, тем паче род, полностью лояльный Дому Владык… да, для такого требовались доказательства более чем веские. Власть Императора, как она ни была велика, зиждилась на власти остальных влиятельных фракций. Императоры, которые отмахивались от этого слишком легко, в своё время завязали в противостоянии с жречеством и с целыми династиями управителей сепатов. В общем, междоусобица и народные волнения, как ни крути, никому не были выгодны, а тем более ввиду близкой войны.
Вот только даже верные трону роды вполне могли перехватить эльфийского посла, тем более тайного… И ведь никто не признается. Сгинул без следа. Времена неспокойные, тропы опасные.
Во что бы то ни стало Хатепер должен был расплести этот клубок до конца. То, куда вели некоторые из спутанных нитей, ему совершенно не нравилось, но он был чрезвычайно осторожен в выводах – ради всего, чем они дорожили и что так долго создавали.
«Ничто никогда не является тем, чем кажется…»
Враг не мог быть побеждён до конца. Официальный мирный договор не означал, что все позабудут старые распри – по обе стороны гор. Да и Саэлвэ так и не смирился с проигрышем – на этот счёт Хатепер не обманывался. Вся история с Арелями, самыми влиятельными из высокорождённых, поддерживавших род Тиири у власти, была тому прекрасным доказательством. Но к вопросам открытой войны Иссилан всегда подходил осторожно – слишком ценил жизни своих, ведь потери были бы невероятно велики для обеих сторон. Вот только именно война – уже не тайная, а явная – могла сместить положение игроков и поменять всю расстановку сил. Саэлвэ мог и рискнуть развязать конфликт, но лишь в том случае, если всё просчитал наперёд. А просчитывать он умел…
Что до тех, кто был по эту сторону гор, Хатепер знал многих, кто всё ещё грезил о величии Таур-Дуат как единственной крупной державы континента. Но чтобы ради этого пойти на тайные союзы с эльфами? Да ещё с кем из эльфов… Большинство из сторонников агрессивной политики уж скорее самим себе вырвали бы сердце, чем якшались с «остроухими». Взять тех же Хекетджит и Каэба. Представить их заодно с высокорождёнными? Такого и в горячечном бреду не привидится.
И, насколько Хатепер успел изучить ситуацию за горами – а знал он о Данваэнноне куда больше, чем многие рэмеи из ныне живущих и уже ушедших на Запад, – там дела обстояли примерно так же с тем, что касалось союзов с «демонокровными». Исторически эльфы даже друг другу доверяли не слишком. Ну а те из них, кто не принимал Таур-Дуат и нынче тайком мечтал об уничтожении агрессивного соседа, считали договоры с рэмеи чем-то попросту ниже своего достоинства.
– Принудительная трансформация… болезненная… – пробормотал рэмеи, невольно вспомнив, как объяснял это Анирет в ходе обучения, как писал об этом ещё прежде в своих трудах, посвящённых искусству дипломатии.
«Энергия жизни непокорная, бурная. Это – пламя, это – кровь, бурлящая в теле земли. Одновременно кровь – и символ жизни, и символ разрушения… как алый, цвет Отца Войны. Что есть война? По сути своей это – принудительная трансформация для целого общества или сразу многих народов. Любая энергия может проявиться как в высшем, так и в низшем смысле. Если высшая форма энергии не воспринимается, энергия вынуждена воплотиться в своём низшем проявлении. Войны – пример такого проявления, вынужденных жестоких изменений, когда все иные возможности исчерпали себя или не могут быть применены. Но всегда это – изменение, трансформация… а значит, путь к совершенствованию, которое редко бывает безболезненным…»
– Боюсь, в высшей форме энергия не успеет проявиться, мой друг… – тяжело вздохнул Хатепер, пряча страшные послания обратно в ларец. – Но я сделаю всё, что смогу, обещаю тебе.
Рука сама собой потянулась к кольцу на цепочке, спрятанному под туникой, сжала его.
Ей он тоже обещал… Теперь бы только добраться…
Посольство было собрано, готово выдвинуться ещё до Ритуала Разлива. Что до самого Хатепера – он уже всё для себя решил. Пока же важно было дождаться Ренэфа.
И, возможно, Хэфера…
Боясь думать о возможной страшной неудаче Секенэфа в поисках, Хатепер повернул поток своих мыслей к детям Тремиана Ареля. Немало сил он приложил к тому, чтобы узнать об их судьбе, а двоим обеспечил тайное погребение.
Согласно объявленной во всеуслышание версии, сыновья Тремиана предпочли смерть в бою и не сдались рэмейским солдатам на справедливый суд, чем косвенно подтвердили свою вину в глазах многих. Но Хатепер знал и другие части этой истории, в частности ту, что убиты оба эльфа были незадолго до боя, ещё до того, как солдаты настигли торговый караван, направлявшийся в Лебайю. Вот только кем?..
И где была дочь Тремиана в то время, как всё произошло? Где она была, когда эльфы пытали Метджена и Паваха в дальнем поместье Арелей? Скрылась она до того, как рэмейские солдаты пришли освобождать телохранителей Хэфера. И до того, как о предательстве узнали осведомители Хатепера и Амахисат, действовавшие тогда заодно, делившиеся драгоценными крупицами сведений, благодаря чему узнать о страшном событии вообще оказалось возможным.
Кто-то ведь предупредил эльфею и помог ей уйти – предупредил её саму, но не её братьев.
Нет, Хатепер не хотел думать о том, что юная Высокая Леди Шеллаарил Арель предала отца, предала их всех. Думать об этом было, пожалуй, ещё страшнее, чем о том, что и она тоже погибла. Но нащупать её след Хатепер не сумел до сих пор, а ведь она могла бы поведать многое.
Дипломат устало потёр виски, напомнил себе, что времени предаваться раздумьям у него нынче было не так уж много. Поднявшись, он взял ларец, спрятал в тайник, омыл руки и вернулся к разбору свитков. Расчёты, отчёты, прошения – рутинная часть государственной службы по-своему успокаивала. В последнее время Хатепер всё чаще ловил себя на мысли, что ему хотелось заниматься только этим, а не заговорами да тайной подготовкой к войне.
«А может, вообще податься писцом в какой-нибудь дальний храм, где все заботы будут сводиться к подсчётам урожая?..» – с мрачной иронией подумал рэмеи, ставя печать на очередном документе, требовавшем его личного одобрения.
Стук в дверь заставил его вздрогнуть. Сейчас, в ночные часы, никто не должен был его тревожить, стало быть, дело срочное. А что срочное дело будет приятным – Хатепер почему-то глубоко сомневался.
– Входи, – устало велел он, не поднимаясь из-за стола.
Унаф, его личный писец, с поклоном доложил:
– Мой господин, к тебе гонец из храма Стража Порога. Я говорил, что час уже поздний и ты никого не примешь, – добавил писец, пряча раздражение, и развёл руками, – но бальзамировщик сказал, дело не терпит отлагательств. Просил говорить с тобой лично. Прости, господин.
– Зови его сюда, – кивнул Хатепер, тревожась, что могло срочно потребоваться старому Минкерру.
Но разве не догадывался он и так, кого будет касаться весть из храма?.. Догадывался… и гнал эту мысль от себя.
Жреца в тёмных одеждах, вошедшего вслед за Унафом, Великий Управитель помнил в лицо, хоть и не знал его имени. Один из свиты Первого из бальзамировщиков. И хотя жрецы Стража Порога редко показывали свои эмоции, вестник казался чрезвычайно взволнованным.
Бальзамировщик глубоко поклонился.
– Привет тебе, господин мой Великий Управитель, и да хранят тебя Боги. Прости, что тревожу тебя в неподобающее время, но я несу весть от мудрейшего Минкерру. Твоё высокое присутствие требуется в столичном храме Ануи.
– Говори, что стряслось.
Жрец побледнел, медля с ответом, но всё же доложил:
– Мой господин… Отступник… твой пленник. Сегодня он едва не убил мудрого Таа.
Глава 23
– Однажды я уничтожу тебя… Ненавижу тебя.
– Это не так. И мы оба знаем это, не так ли, мой маленький бог?..
Её пальцы нежно пробежали по его кисти, по наручу и выше к плечу.
А потом она поцеловала его и соблазнительно провела языком по плотно сжатым губам. Это не было отвратительно… и именно потому он питал отвращение к себе самому…
– Ты был самым приятным моим заданием, Ренэф…
Самым приятным…
…заданием…
Судорожно вздохнув, он проснулся и рывком сел, инстинктивно схватив лежавший рядом кинжал. В шатре было темно – рассвет ещё не наступил. Вокруг плескались тени, но ни одна из них не была воплощённой.
Ренэф в сердцах сплюнул и зачем-то отёр губы, горевшие так, словно поцелуй Мисры заклеймил его только что, а не тогда, в проклятом ущелье. Как же некстати! Впрочем, кошмар о той ночи снился ему уже не впервые, возвращаясь в разных вариациях. А смерть его воинов приходила к царевичу во снах именно в таком воплощении, в воплощении его краха – красивой женщиной с золотыми волосами, облачённой в лёгкий эльфийский доспех. Богиней войны, величественной и непокорной, преисполненной достоинства. Утончённым оружием Данваэннона, нацеленным ему точно в грудь.
Иногда ему снился допрос в шатре, но во сне Ренэф делал последний шаг, позволяя себе обладать ею. Впрочем, обладать богиней войны было невозможно – она поглощала его без остатка, низвергала в бездну, где он с трудом мог найти себя.
Иногда Ренэф видел, что убивает Мисру, но это не приносило удовлетворения. И когда он спрашивал её – почему всё случилось так? – в ответ слышал только смех, тот самый смех, с которым она отступала, забирая его хопеш.
– Ненавижу тебя, – прошипел царевич в темноту, дополнив слова цветистым ругательством.
Сон, разумеется, улетучился. Оставалось только позавидовать солдатам в мирно спящем лагере. Ренэф подумал было присоединиться к часовым, но поймал себя на привычном уже ощущении, что видеть никого не хочет. Притом сейчас не хочет даже сильнее, чем все предыдущие дни.
Началось всё с деревни Сафара. Теперь старостой там был Титос, старший сын Сафара и Алии. Младший – Працит, который ещё до взятия города, принёс Ренэфу злополучное ожерелье из стеклянных бусин и не побоялся сообщить о фатальном промахе, – решил остаться с родителями в Леддне.
Повсюду по дороге до бывшей границы с Лебайей – ныне уже леддненской провинцией Империи – рэмейским воинам оказывали радушный приём. А уж жители селения, в котором солдаты Ренэфа и Нэбвена когда-то прожили не одну неделю, и которое потом защищали от наёмников Ликира, и вовсе превзошли себя в гостеприимстве. Но слишком много неприятных воспоминаний было связано для Ренэфа с этими местами – вероломное нападение на лагерь, отравление «Пьянящим вздохом»… Мисра. Здесь-то недавнее прошлое и решило напомнить о себе отвратительными сновидениями, и Ренэф не пожелал гостить дольше, чем требовалось.
Кто-то из солдат просил царевича о дозволении остаться в деревне. Ренэф дозволение дал. Пока он оставался командиром взвода[1 - Ренэф – младший военачальник, командир взвода, насчитывающего пятьдесят воинов. Однако титул царевича также даёт ему некие привилегии, в том числе и возможность в некоторых случаях говорить на равных с генералами.Военачальник – здесь и далее: воинский чин, аналогичный понятию «офицер». Соответственно, старшие и младшие военачальники – старший и младший офицерский состав. Так, Нэбвен из рода Меннту – один из старших военачальников (генералов), подчиняющихся лично Императору. Данная иерархия основывается на военной иерархии Древнего Египта времён Нового Царства: фараон – Главнокомандующий, Верховный Военачальник; Генералы, подчиняющиеся фараону, – старшие военачальники (делились по роду войск или по регионам); командиры полков (около 1000 воинов); командиры гарнизонов (размер варьировался в зависимости от размера гарнизона); командиры рот (250 воинов); командиры взводов (40–50 воинов); десятники (в Египте младшие командиры руководили отрядами не из десяти, а из семи воинов). Номархи (здесь – управители сепатов) могли иметь своих генералов в войске, принадлежащем определённому ному. Существовали также «функциональные» титулы, близкие по смыслу к офицерам снабжения и прочим.] и хоть что-то мог сделать для своих воинов… для тех из них, кто остался в живых. А по прибытии в столицу остатки его отрядов всё равно будут расформированы. Ренэф не мог отвечать за чужие жизни. Ему не требовался приказ отца, чтобы понимать это, – что бы там ни говорил Нэбвен. И сейчас служба простым солдатом где-нибудь в самом дальнем гарнизоне казалась ему наградой.
Некстати вспомнились женщины, встречавшие воинов в сафаровой деревне. Для кого-то встречи оказались радостными, а кто-то… Как звали ту красивую девицу – кажется, Кианея? Она просила о милости говорить с царевичем, спрашивала потерянно, где же её Рихи. Имена и лица всех своих солдат Ренэф знал, и знал, кто из них погиб, когда и как. Рихи пал при взятии Леддны. И не он один…
Но то были смерти героев, хоть и их принять оказалось не так легко: ещё сегодня идёшь в одном строю, а завтра ищешь бальзамировщиков и тащишь им то, что уцелело…
Что до тех, кто пал в ущелье, прикрывая его отход… тех, кто пошёл за ним, вверяя свои жизни упрямому гордому мальчишке, погибшему с ними там же, в ту же ночь… Ренэф знал, что не забудет никого из них.
И мысли его, пройдя полный круг, снова вернулись к Мисре. Уже позади осталась сафарова деревня и старая граница, а он всё никак не мог успокоиться. Да ещё и сон этот, хайту его забери!
Ренэф подхватил кувшин и сделал несколько жадных глотков, а остатки воды вылил себе на голову, чтобы окончательно прогнать видения, вгонявшие его в круговорот самых разнообразных эмоций. Стало легче. И когда на смену ночному мареву пришла, наконец, некая ясность мыслей, он снова поймал себя на том, что скучает по Леддне. Не по лебайским скалистым холмам, высоким кипарисам и оливковым рощам, но именно по Леддне, его сокровищу.
В Леддне он не только пережил позор, совершив фатальную ошибку. Там он узнал своё место, узнал, что на самом деле из себя представляет. И взлёт познал, и падение, и истинную цену себе увидел…
Прав был Нэбвен.
«А люди здесь тебя полюбили… Будут помнить. Будут славить твоё имя. Ты подумай о том, сколько жизней изменил к лучшему… царевич Ренэф Эмхет, Сын Солнца, покровитель Леддны».
Где-то в глубине души Ренэф даже завидовал Хармехи из рода Кха, назначенному военным комендантом нового гарнизона. Быть на границе. На самом острие. Вот по чему тосковало его сердце. Давно уже Ренэф не мечтал о том, чтоб воплотились сказки матери, как его чистейшая кровь станет светочем для всего народа, как его имя и список великих деяний будут высечены на гигантских статуях у самых знаменитых храмов Империи. Да и его ли это были мечты?.. Прежде Ренэфу даже в голову не приходило задуматься, но этот поход многое изменил… И хотя по меркам рэмеи царевич был всё так же молод, ему казалось, что свою юность он растерял окончательно. «Ещё бы только ума промеж рогов прибавилось», – мрачно усмехнулся царевич.
Как бы то ни было, но после лебайского похода, в котором за каких-то полгода успело произойти больше, чем за половину его жизни, Ренэф понял одно совершенно чётко: быть Императором Таур-Дуат он не хочет. Как сообщить об этом отцу, а тем более – матери, растившей из него будущего Владыку, царевич пока не знал. Но сообщить придётся – в довесок к посланию, в котором он уже обозначил, какого ждёт наказания.
И от этой мысли становилось ещё тяжелее. Мать не поймёт никогда. Не примет. А он ведь был совсем не тем, кого она в нём всегда видела… и подвёл он её так же, как подвёл всех остальных.
Однако прежде, до обсуждений наследования трона, Ренэф должен был ответить за всё то, что совершил. И не только аудиенция Императора предстояла ему в грядущей череде тяжёлых встреч. Прежде царевич, как и обещал, собирался с почётом препроводить домой Нэбвена, старшего военачальника, с которым они начали этот путь, – командира, приставленного отцом, и в итоге ставшего ему настоящим другом. Нэбвена, который пытался всеми силами предостеречь его от ошибок, а когда роковую ошибку Ренэф всё-таки совершил – всё равно пришёл за ним, чтобы спасти…
Царевичу предстояло посмотреть в глаза госпожи Наилат и её дочерей. Но, слава всем Богам, он хотя бы вернёт военачальника родным живым… и проводит его лично. Нэбвен из рода Меннту был более чем достоин всех тех почестей, которые только мог оказать ему сын рода Эмхет. Пусть это и означало, что Ренэф прибудет во дворец несколько позже, чем мог бы.
А потом – возвращение в столицу, которое ещё не так давно он представлял триумфальным.
В пути царевич не только повторял про себя, как доложит Императору об удачах и фатальных промахах. Он пытался представить себе, как встретят его родные. Взять вот дядюшку Хатепера… Дядя единственный принимал их всех как есть – и его, и Анирет, и Хэфера, конечно. Но, пожалуй, только теперь как никогда Ренэф понимал всю ценность такой любви – даже не той, которую с детства дарила ему мать, окружавшая его восхищением и заботой, а вместе с обожанием – и постоянными ожиданиями. Простой любви, принимающей, когда ты ценен просто тем, что есть. И почему же раньше он воспринимал это как должное?.. Но дядя тоже будет разочарован в нём. А Анирет ещё и порадуется его краху…
«Нет, почему порадуется?.. – вдруг подумал Ренэф и сам удивился. – Она же никогда не радовалась моим неудачам, только успехам. И Хэфер, которого я так старался превзойти, тоже…»
Но с братом объясниться можно будет уже только в посмертии, а вот с сестрой… Как получилось так, что он всегда воспринимал себя отдельно от них обоих, всегда противопоставлял себя им? И как ни злило Ренэфа это новообретённое понимание, но хотя бы самому себе он теперь мог признаться: да, в отношении родной сестры и единокровного брата он никогда не был справедлив. Считал себя выше одной и пытался стать выше другого, что не стеснялся лишний раз показать. И ведь брат с сестрой даже не осуждали его за это – упрекали за излишнюю горячность, иногда говорили обидное, что де он слишком юн ещё, – но всерьёз не осуждали. Как Ренэфа возмущала эта их кажущаяся снисходительность! И только теперь, когда он уже перестал думать, что всё знает лучше всех, он увидел, что дело было не в снисходительности, а тоже в своего рода принятии… Это он противопоставлял себя Хэферу и Анирет, постоянно внутренне враждовал с ними, а они с ним – нет.
Не сказать, чтобы Ренэф был в восторге от своего нового открытия и переосмысления знакомых событий, но принимал, как есть.
Что ж, по крайней мере, за Хэфера он всё-таки сумел отомстить и нашёл тех, кто направил за наследником наёмников. Может, теперь душа брата успокоится?.. Ренэфу очень хотелось в это верить. И оттуда, с Западного Берега, Хэфер уж точно увидит, что брат его вовсе не ненавидел, а попытался добиться справедливости для него так, как умел.
Ну а с Анирет… что-нибудь придумает он и с Анирет. Разумеется, никогда Ренэф не признается этой девчонке, что был в чём-то неправ в общении с ней. Ещё чего не хватало! Но как-то сгладить углы, наверное, сумеет… если только царевна не полезет к нему с сочувствием и пониманием. Вот сочувствие всех их он точно видал у высокорождённых в заднице! Дяде он так, конечно, не скажет, а сестрице – вполне.
«Пережить все эти встречи – и сразу же в дальний гарнизон», – успокоил себя Ренэф, скатывая циновки и чувствуя, как хвост дёргается от раздражения.
