скачать книгу бесплатно
Затем вы расстегнули полы своего пальто, нежно взяли меня за талию и медленно начали оседать, увлекая меня на себя. Повинуясь своим и вашим желаниям, я согнула ноги в коленях и опустилась в ваши объятья…
– Ну, вот, оказывается, что ты всё знала и без моих на то слов.
– Серж продолжайте дальше, я уже не могу, у меня от волнения вновь образовался комок в горле, и не только в нём…
– Хорошо! Иду на помощь, – рассмеялся Серж. – Моя рука, скользнула по твоим истосковавшимся бёдрам, спускаясь всё ниже и ниже…
– Да, я помню эту шаловливую руку, – прошептала Жюстин.
– Не перебивай меня, я вошёл во вкус, – мне нравятся эти воспоминания. – Я поцеловал твои влажные от снега губы. Мне казалось, что в этом поцелуе мы с тобой ощутили не только вкус страсти, но и вкус первого снега…
– Это действительно было так, – утвердительно кивнула головой Жюстин.
– Потом мы с тобой тогда слились в единое воплощение любви! И во всём мире не было никого, только мы, наша любовь и тёплые снежинки, стекающие по нашим телам!
– Вы не упомянули о собаках. Помните их реакцию на нас?
– Да, действительно, о них я забыл. Собаки действительно забавно реагировали на нас. Помню, они притихли, жадно втягивали в себя воздух, при этом чуть-чуть подвывали. Нам, глядя на них, стало смешно, ибо мы сразу догадались, в чём причина их такого необычного поведения. А она была в том, что мы источали запахи любви!
– Да, это был незабываемый вечер, – с грустью в голосе сказала Жюстин. – Я потом долго с удовольствием вспоминала все его мельчайшие подробности и смаковала их. И сейчас я намерена заняться этим же. А вы теперь можете ехать к своему мерзкому шефу, но смотрите не проболтайтесь о нас, иначе он вас убьёт…
Глава третья
Клод Шуазель, высокий и невероятно худой мужчина по прозвищу «Вечерняя тень», сидел на жёлтом диванчике под старинным абажуром в доме №11 по улице Сосэ и листал альбом с иллюстрациями картин любимого им французского художника Эжена Делакруа.
Этот альбом находился с ним повсюду, где бы он ни был. Он вошёл в разряд очень дорогих для него вещей, к которым он относился весьма бережно. Альбом был подарен ему Сержем на день рождения в первый же год их совместного пребывания в Алжире.
Клод был аскетом в вопросах любви, и при полном отсутствии женщин альбом скрашивал ему серые африканские будни. Достойных дам в его окружении не наблюдалось, да и времени на их поиски у него не было, так как он полностью был занят формированием и становлением отдела «Руссо».
Клода в работах Делакруа восхищало, прежде всего, обнажённое женское тело, завлекающее своей чувственностью, предельной откровенностью и одновременно отпугивающее своей решительностью. Он видел, что в его героинях невоплощенное желание любви, приводит к душевному одиночеству, – мрачному, безнадёжному, и это ему было так понятно.
Его супруга Криста, с которой год назад они разошлись, была худосочная особа с весьма скверным характером. Поэтому долгие годы совместной жизни с ней сделали его раздражённым и одиноким. Он знал, что Серж за глаза называл его и супругу «вечерними тенями» по аналогии с длинными узкими тенями, отбрасываемыми от предметов низким вечерним солнцем.
Клоду нравилось, что Делакруа рисовал женщин полногрудых, чувственных, с большими задницами. Серж говорил, что худое тело в искусстве всегда ассоциируется с темой смерти, злом и колдовством, если же худая женщина красива, значит, красота её – от дьявола. Приводил в пример Рембрандта, который худобу женского тела представлял уродливой, отталкивающей, с раздутым животом и увядающей грудью.
Именно Серж и предложил ему подарить на юбилей своей Кристе одну из картин Рембранта. Эта идея с большим удовлетворением им была воспринята, так как их брак с Кристой давно исчерпал своё счастливое начало, и от развода их длительное время удерживало лишь состояние здоровья её родителей, которые почему-то считали их взаимоотношения идеальными.
Преподнесённая в подарок Кристе картина явилась решающим фактором в разрыве их отношений. Она, как и ожидалось, не оценила кисть великого живописца и просто пришла в бешенство от подарка мужа.
Всё-таки Серж приличная скотина, – раздраженно подумал Клод о своем подчинённом, поглядывая на часы. Он явно непунктуальный человек и в силу особенностей своего характера не умеет жить во временном пространстве. Его следовало бы за систематические нарушения правил, выгнать с треском из разведки, но единственное, что останавливало, то, что этот плут был умён и хорошо знал Россию.
На всех этапах их совместной службы Клод всегда вёл борьбу с Сержем, используя каждую малейшую для этого возможность. Он не мог смириться с тем, что о Серже всегда говорили только в превосходных характеристиках.
Когда в 70-е годы в период вьетнамо-китайской войны стал вопрос кого из сотрудников отдела направить в Хэйхэ, для работы по России с территории Китая, то он, не задумываясь, предложил кандидатуру Сержа. Однако тот, вопреки его ожиданиям, пробыл там недолго, и, более того, смог позитивно засветиться в глазах высшего руководства, высказав сбывшийся прогноз о недолговечности этой войны.
По возвращении Сержа из Китая он вновь направил его подальше от себя, – в бюро идеологической пропаганды Фонтенбло, где тот в течение трёх лет сочинял анекдоты про русских политических деятелей с целью их дискредитации в глазах соотечественников.
Однако Серж и там оказался на высоте, его анекдоты, особенно про Чапаева, Фурманова и Петьку, имели в России потрясающий успех. То, что русские с величайшей иронией стали называть себя «совками», а свою страну, страной «непуганых идиотов», все в бюро связывали с именем Сержа. Впрочем, Клод и сам нередко использовал сочинённые Сержем анекдоты при тестировании кадровых сотрудников управления и агентуры, работающих по русской линии.
Он расплылся в улыбке, вспомнив, как однажды оценивал знание особенностей русского языка у одного сотрудника, рассматриваемого в качестве кандидата на работу в отдел «Руссо».
Тестовый билет включал анекдот про Василия Ивановича и Петьку, который содержал игру слов, характерную для русского языка:
Чапаев выходит на крыльцо в темноте и кричит:
– Петька!
– Ась, Василий Иванович?
– Конь сыт?
– Сыт.
– Ну, пусть ссыт, завтра в бой.
Молодой сотрудник смог разобраться в словесных хитросплетениях, заложенных в этом анекдоте, и был принят на работу в отдел «Руссо».
Руководство внешней разведки высоко тогда оценило результаты работы Сержа в Фонтенбло и вновь способствовало его возвращению на прежнее место, но уже на должность начальника отдела «Руссо».
Серж, ты конченый урод! – выругался про себя Клод. Его терпение окончательно иссякло, его нервировало то, что Серж находился столь длительное время в госпитале у Жюстин, и он начал терять самоконтроль над собой.
Клод был влюблён в Жюстин, и все плотские мысли у него непременно были связаны только с нею. Насколько велико было его искушение, и каких сил стоило ему себя сдерживать. Сколько раз он мечтал о том, чтобы запустить пальцы в её изумительные золотистые пряди волос, – и когда они сидели напротив друг друга за чашкой кофе, и когда он подвозил её до дома.
Несомненно, Жюстин была самой красивой девушкой из тех, кого он когда-либо знал прежде. Он на миг представил, что держит её в своих объятиях, осыпает её тело поцелуями, она страстно отвечает, становясь при этом ещё прекраснее и желаннее.
Клод, любимый мой, – шепчет она, расстегивая пуговицы на его шелковой рубашке. Позволь мне коснуться тебя…
От внезапно нахлынувших сладостных мечтаний, Клод присел на диван, и ему остро захотелось «передернуть затвор». Этой маленькой слабостью он начал грешить еще Африке.
В отличие от Сержа и его друга Мориса, не пропускавших мимо себя ни одной алжирской юбки, он был в душе набожным католиком и отвергал внебрачные связи.
Как человеку верующему, ему, конечно, была известна библейская притча про Онана, которого создатель покарал за пролитое на землю семя любви. Но его пытливый ум рассудил при этом следующим образом: Онан пролил свое семя на землю, совокупляясь со своей женой, дабы та не стала матерью, потому как иных способов контрацепции в те времена просто не было. А если жены нет рядом, то «передернуть затвор» разок другой является делом возможным. Удовлетворение человеком физиологических потребностей не может быть осуждаемым, если заложен нос – надо высморкаться, хочешь помочиться – облегчись, возбудился – сними возбуждение, – постановил он для себя в качестве основного жизненного кредо.
Будучи в командировках в Индии, ему неоднократно приходилось наблюдать, как взрослые мужчины, вне всяких предрассудков на сей счет, мастурбировали в общественных местах на глазах у женщин. Такие же явления он наблюдал и в Новой Гвинее.
Духовные отцы Римской католической церкви, осуждающие онанизм по причине его предполагаемой неестественности, поступают гораздо более неестественно, – заключил он.
Но вот, что действительно счёл Клод неприемлемым для себя лично и для мужчин в целом, так это удовлетворение мужчиной своей физиологической потребности посредством чужой или своей задницы. Ему противно было осознавать, что горячо любимая им Франция стала пристанищем интеллектуальных педиков.
Во всём Серж винил ирландского гомосека Оскар Уайта, основательно намутившего в Париже по возвращении из Англии, где отбывал тюремное заключение за свой содомский грех. Именно с тех пор ряды «голубых французов» стали каждый год множится с поражающей быстротой. Как писателя, Клод, конечно, его уважал, написанный им «Портрет Дариана Грея» удостоился самой высокой оценки, однако педерастическая страсть автора яростно подвергалась его беспощадной критике.
Недавнее участие в двухнедельном визите по Америке с мэром Парижа Бертраном Делано, известным геем, окончательно испортило Клоду ему мировоззренческие настроения. В «голубой столице мира» – Сан-Франциско, побратиме Парижа, ему пришлось посетить район Кастро, где компактно проживают гомики.
Хождение с «голубым французом» по американским увеселительным заведениям и магазинам тематической направленности вызвало у Клода величайшее омерзение. Окончательно его добило то, что после посещения района геев, он вынужден был тащиться за Делано в район Мишн, который облюбовали лесбиянки.
В свою очередь, Бертрано все проведённые дни восхищался Гэвином Ньюсом, – мэром Сан-Франциско, принявшим указ, разрешающим геям и лесбиянкам вступать в брак в пределах города. Он пришёл в полное умиление, увидев, что в метро и автобусах Сан-Франциско висят постеры с изображением однополых целующихся пар.
Клод же готов был собственными руками задушить сопровождаемое им лицо.
Но бог на свете есть! Он услышал возмущения Клода. Вскоре после их поездки, главному педику Парижа был преподнесен незабываемый урок, который очень восхитил Клода. Мужчина мусульманского происхождения напал на Делано, и нанёс ему несколько ножевых ранений в живот. «Голубой мэр» остался в живых. На допросе нападавший заявил, что он ненавидит геев, и в этом взгляде на извращенцев он был не одинок.
Размышления Клода на плотскую тему внезапно прервал треск звонка на входной двери кабинета, который тотчас же вернул его к исполнению должностных обязанностей. Это пришёл Серж. Он буквально ввалился в кабинет, пыхтя как паровоз.
Вот скотина! Он явно пытается создать у меня иллюзию, что очень спешил на доклад, – зло подумал Клод о своем подчинённом, видя раскрасневшееся лицо Сержа.
Выслушав доклад своего подчинённого о состоянии здоровья Жюстин, Клод еще более убедился в своих подозрениях. Однозначно, Серж – скотина! Использование в разработке объекта агента со сломанной ногой, вне всякого сомнения, уведёт подозрение русских от её принадлежности к французской разведке, но каково будет ей бедняжке? Нет, это невозможно! Серж не может её так любить, как любит он её. Он просто грубое и бесчувственное животное.
Клод внутренним чутьем ощущал, что Серж и Жюстин состоят в любовных отношениях. Поэтому ему даже в голову не пришла мысль, что у Жюстин сломана нога и это делало невозможным их физическую близость в стенах госпиталя.
Надо что-то срочно предпринять, – решил для себя он. После встречи мэра Парижа с русским мэром, направлю его работать под прикрытием в Россию, пусть ведёт дальнейшую работу по делу «Мокс», находясь в Сибири.
Серж, почувствовав на себе пытливый взгляд шефа, занервничал, понял, что это явно не к добру. Клод же, в свою очередь, усиленно напрягал мозги, как испортить восторженное настроение своему подчинённому и ввести его в полное уныние. И тут он вспомнил, что в понедельник начался судебный процесс над приятелем Сержа, – отставным генералом, ветераном войн в Алжире Полем Оссаресом. Генерал был обвинён в применении пыток к боевикам Фронта национального освобождения Алжира.
– Ты знаешь, что твоего друга Оссареса и его друзей ожидают серьёзные проблемы? – спросил он Сержа.
– Нет, а в чём дело?
– Обвинению, похоже, удастся обойти закон об амнистии и генералу, а также кое-кому из его близкого окружения, не избежать тюремного заключения. Однако поживём-увидим. На сегодня вы свободны. Я подумаю и в ближайшее время приму решение…
Серж сухо попрощался с Клодом и стремительно вышел из кабинета. В его голове неотступно сверлила мысль, шеф раздражён и явно что-то задумал. В его подлости он убеждался не единожды, таков уж был этот человек.
Он бы с огромным удовольствием расстался с ним, но судьба почему-то вновь и вновь сводила их. Сейчас же она предложила им выяснить отношения на самом бескомпромиссном и жестоком поле битвы – за любовь к женщине.
Глава четвёртая
Ехать домой Сержу не хотелось, настроение столь приподнятое после встречи с Жюстин, было у него явно испорчено, и он принял решение посидеть пару часов в маленьком уютном ресторанчике «Le Dome», находящемся недалеко от места, где он проживал.
В зале ресторана было немногочисленно. Оглядевшись вокруг, он выбрал столик для одного клиента, расположенный у окна с хорошим обзором всей площади ресторана. Он любил здесь отдыхать, ему нравилось, как здесь готовили морепродукты, особенно как повар-японец готовил тунца и трепанга. Обслуживающий персонал знал его как постоянного клиента и был очень внимателен к нему. Заказав, трепанга и бургундское вино, он принялся разглядывать посетителей ресторана.
Недалеко от него, у стойки бара, расположились две молодые девушки, явно похожие на проституток, которые громко смеялись. Они были одеты в короткие мини-юбки, какие можно только себе вообразить. Верхняя часть их туалета также указывала на отношение девушек к древней профессии.
Его друг Морис девушек подобного рода называл не иначе как «девушки с пониженной социальной ответственностью».
Поймав на себе внимательный взгляд Сержа, одна из девушек подошла к нему.
– Меня зовут Мишель. Угостите даму сигаретой, – обратилась она к нему.
– Я не курю, – холодно отказал он ей.
От девушки исходил запах дешёвых духов, и он едва сдержался, чтобы не выразить на лице своё отношение к неприятному для него столь запаху. Девушка скривила недовольную гримасу и пошла назад, мурлыча песенку про трёх негров, копающих яму и танцующих «крошку Мэри». При этом она забавно покачивала в такт своей песенке худосочными бёдрами.
Серж с аппетитом принялся за поедание принесённого ему трепанга, но тут он вдруг услышал оглушительный грохот, донесшийся со стороны, где сидели девушки. Оказалось, когда молодой официант проходил мимо них с подносом в руках, то одна из них, раздвинула ноги, и из таинственной глубины неожиданно раздался мелодичный звон.
Удивляясь, откуда мог исходить звук, официант взглянул на девушек, сидящих на стульях у стойки бара, и его взгляд уткнулся в гладко выбритое, откровенное женское нутро с маленькими звенящими колокольчиками, висящими между ног.
От неожиданности увиденного им такого «бикини-дизайна», он выронил поднос из рук. Однако через пару секунд он уже был на коленях, делая вид, что собирает осколки, хотя на самом деле не мог оторвать глаз от самой сексуальной колокольни, которую когда-либо видел в своей жизни.
Поняв в чём дело, Серж не удержался и тоже разразился громким смехом. Его восхитили эти юные жрицы любви, привнесшие в свою профессию необычайный юмор и своеобразное понимание того, что мужчинам нравятся девушки с воображением и вкусом. Более того, увиденное зрелище также напомнило ему забавный эпизод из его давней командировки в Москву…
В тот памятный год он и Морис работали в посольстве Франции в Москве под прикрытием» рядовых служащих посольства. Он официально значился как киномеханик посольства, а Морис сантехник. Главной же целью их пребывания в России было изучение менталитета русских людей из разных социальных слоев, для учёта его при вербовке агентуры.
В России в те времена во всем чувствовался застой. На полках супермаркетов были одни консервы, а в головах россиян было сплошное разочарование. Только в московских ресторанах изо дня в день царило разухабистое веселье. В один из таких дней они и решили погрузиться в анналы «Москвы – кабацкой», о которых писал в своих стихах Сергей Есенин:
Сыпь, гармоника! Скука… Скука…
Гармонист пальцы льет волной.
Пей со мною, паршивая сука.
Пей со мной…
Для исследований глубин души русского человека они выбрали небольшой ресторанчик в Пролетарском районе Москвы. Выбор в пользу этого ресторанчика был сделан ими отчасти потому, что он носил приветливое название «Огонёк».
Публика в этом ресторане собиралась весьма разношерстная: интеллигенция, военные, инженерно-технический состав и простые трудяги.
Всех их объединяло одно общее желание – скрасить серые будни, которыми была сплошь окутана их жизнь той поры.
Придя в ресторан, они заказали бутылку красного сухого вина и лёгкие салаты. Карты вин как таковой не было, вся информация о горячительных напитках и их стоимости содержалась в меню. Из сухих вин в меню значилось только вино грузинского разлива, которое оказалось явно не сухим и более того отвратительным на вкус.
Впрочем, это обстоятельство их не смутило, так пришли они в это заведение не дегустировать сомнительный алкоголь, а познать загадочную русскую душу, раскрепощённую под воздействием обильного алкогольного возлияния. И такой случай им незамедлительно представился.
– Мальчики, вижу, что вы скучаете? – обратилась к ним полногрудая официантка. – Если вы не возражаете, то я посажу к вам за столик двух очаровательных девушек, – предложила неожиданно она.
Не желая выдать ещё присутствующий в разговорной речи акцент, они утвердительно кивнули головами. Их соседками оказались миловидные брюнетки до тридцати лет. Девушки одеты были ярко, скорее даже вызывающе, и явно не по сезону.
Но, что особенно удивило их, так это, что девушки более чем под скромную закуску заказали бутылку водки! Алкоголь был распит девушками в первый же час, и они повторили заказ. Видя, что девушки пьянеют, они старались не привлекать к себе их внимание, и вели непринуждённый диалог между собой.
К тому же, за соседним столиком назревало интересное событие, которое невольно притягивало их внимание. Молодой рыжий парень, изрядно выпивший, решил пригласить на танец одну из экстравагантных дам, сидевшую за соседним столиком.
Дама, оценив взглядом подошедшего кавалера, отказала ему в танце. Парень вернулся за свой столик, налил себе полный до краев стакан водки и залпом выпил его. Затем обернулся в сторону несговорчивой девушки и стал беспардонно её разглядывать.
Зазвучало новое танго, парень налил себе вновь стакан водки, выпил его, заметно повеселел, и шатающейся походкой вновь направился к девушке, чтобы в очередной раз пригласить её на танец. Но девушка была непреклонной и вновь отказала ему в танце, и всё повторилось сначала.
Незадачливый кавалер вернулся к себе за столик, выпил полстакана водки и стал ожидать, когда зазвучит новое танго. Потом неожиданно передумал, и, не дождавшись, когда начнётся новый танец, стремительно подошел к девушке с назойливым предложением – выразить себя в танце.
Получив очередной отказ, он счёл такое поведение девушки оскорбительным для себя, схватил её за горло и начал душить. На крик девушки о помощи сбежались официанты и с большим трудом высвободили перепуганную девушку из рук пьяного парня…
Этой пьяной зарисовкой сюжет вечера не был исчерпан. Вскоре они с Морисом сами стали участниками другого необычного события. Одна из девушек, сидящая за их столом, решила прервать их наблюдения.
– Я знаю, кто вы, – сказала она, с трудом ворочая языком.
От её слов у них похолодело внутри. Неужели девушки подсажены к ним КГБ, но почему они тогда так пьяны? – пришла в их головы одна и та же мысль.
– И кто же мы? – срывающимся на хрип голосом спросил Морис девушку.
– Суууки, – вот кто вы! – возмутилась девушка, исподлобья посмотрев на него мутным взглядом. Затем, с трудом выговорив другое широко известное в России ругательство, швырнула в Мориса блюдо с остатками своей пищи.
Морис ловко уклонился от летевшей в его голову тарелки, и та врезалась в окно, которое от сильного удара, рассыпалось на мелкие осколки. На шум разбитого стекла сбежались официанты и охрана, девушек волоком утащили в служебное помещение.