скачать книгу бесплатно
Из морга я зашёл к экспертам. Павлов отдыхал после дежурства, в кабинете сидела только Шурочка – высокая брюнетка, с орлиным носом и большими карими глазами. Белый короткий халат обтягивал красивую фигуру и выставлял на показ длинные стройные ноги. Она приветливо улыбнулась и кокетливо спросила:
– Андрей Игоревич, уж, не по мне ли вы соскучились, что лично заглянули в нашу скромную обитель?
– Конечно, Шурочка, разве от вас что-то скроешь!
– Ай, ай, яй, Андрей Игоревич, не хорошо девушку обманывать, вы ведь по вчерашнему убийству ко мне пожаловали.
– Я же говорю, Шурочка, что от вас ничего не скроешь.
– Вот отчёт. Пальчики на бокалах Львовых и ещё третьего, яд был в двух бокалах из трёх, так что выводы делайте сами.
– Значит, третий и есть отравитель.
– И, как вы об этом догадались, – опять игриво сказала Шурочка, а потом серьёзно продолжила, – в сейфе лежали какие-то документы, возможно деньги и что-то ещё золотое, потому как есть частицы и этого благородного металла. Причём, могу сказать точно, что золото лежало там давно, да и бумаги достали из сейфа, как минимум неделю тому назад.
– Откуда такая уверенность, Шурочка?
– Пыль, уважаемый Андрей Игоревич, есть везде, и у неё есть дурная привычка – оседать, так вот в сейфе неделю, как минимум, её не вытирали.
– Значит, Крюгера действительно подставили, – подумал я вслух, а потом обнял и поцеловал ошарашенную такой выходкой Шурочку. – Спасибо, родная, ты меня порадовала!
– А уж как вы меня порадовали, Андрей Игоревич! – придя в себя, опять кокетливо сказала девушка.
После экспертов я уже не сомневался в невиновности Крюгера, надо было это только доказать. К вечеру, проведя обыск, мы нашли кое-какие бумаги и пачку долларов в какой-то жестянке, на одном из стеллажей гаража. Эксперты подтвердили, что эти бумаги и деньги из сейфа и лежат в гараже не меньше недели. Круг замкнулся: кто-то делал всё возможное, чтобы свалить убийство на Крюгера, но убийца не учёл, что неделю назад слесарь Попков Юрий Викторович отдыхал с семьёй в солнечном Адлере, и знать не знал, что в его гараже делается. Попкова можно было отпускать, но мы решили попросить его нам посодействовать и остаться на пару дней в управлении, чтобы не спугнуть настоящего убийцу.
3. Семья Романа
Домой я приехал поздно. Солнце уже спряталось за спины серых многоэтажек, зажглись фонари, и длинные тени растянулись на асфальте, как спящие коты. День был долгим, я немного устал и решил, что сразу после ужина, дописывая натюрморт, еще раз обмозгую все не спеша.
После того как версия о сантехнике накрылась медным тазом, хотя с самого начала я предчувствовал, что так и будет, я стал думать о старшем сыне Львова. Неужели Роман стал преступником?
Вчерашний натюрморт был почти готов, осталось прописать детали. Я сел за мольберт и стал вглядываться в нарисованное, сравнивая это с тем, что стояло на стуле возле шкафа. Затем взял кисть и, обмакнув в банку с водой, стал размешивать краски.
Так, что мы имеем против Романа? Во-первых, он знает Крюгера, знает, кем тот был раньше. Во-вторых, Рома – бывший мент, и знает наши методы работы. В-третьих, он сын убитых, стало быть, был вхож в дом и мог всё легко подстроить. И, наконец, у него был мотив: лишение наследства. Вполне достаточно для возбуждения уголовного дела, однако это лишь косвенные улики. Конкретного ничего пока нет. Надо будет взять ордер на обыск, может, найдём какую-нибудь улику. Хотя это вряд ли. Но попробовать стоит.
Тем временем мой натюрморт был готов, я ещё несколько раз полюбовался делом рук своих и стал собирать этюдник. За окном сияли фонари, словно светлячки, и ночной город отдыхал от дневной суеты и многообразия красок.
Мне не спалось. В голове роились мысли вокруг этого странного дела, возвращая к событиям вчерашнего дня. Слова Маркеловны о страшной секте и Сергея о том, что Львов стал еговистом, заставили задуматься о религии.
Я с детства воспитывался, как атеист, поэтому мысли о Боге меня бесили; что-то в них было старое, заплесневелое и безграмотное. Не понимал я людей, веривших в эту чушь о любящем Создателе, как в это можно верить образованному человеку, глядя на то, что творится вокруг. Каждый день сталкиваясь с человеческой жестокостью, жадностью и изощрённостью, я считал, что Бога нет или, если и есть Создатель, он просто холодный разум лишённый всяких чувств.
О еговистах я впервые услышал ещё в детдоме. Был у нас там один мальчишка из такой семьи; родителей отправили в колонию за агитацию, а его – к нам. Помню, мне порой его было жаль: все издевались над ним, дразнили, часто устраивали тёмную, а он поплачет и дальше верит в своего Бога. Один случай особенно запомнился.
Было это на уроке пения. Мы разучивали новую песню к новогоднему празднику, а Лёха (так его звали) отказывался её петь. Учителем по пению у нас был бывший старшина военного оркестра. Все у нас его дразнили Костылем, потому что он ходил с протезом: ему на фронте ногу взрывом оторвало. Мужик он был строгий, чуть что не так, мог так по башке указкой зарядить, что искры из глаз летели. Так вот, Лёшка ему: «Не буду петь про Деда Мороза, давайте я другую песню выучу про зиму». Тот, естественно, на дыбы: «А я говорю: будешь!» Лёха ни в какую, тогда Костыль схватил его за ухо и выволок из класса. Потом мы узнали, что он заставил сектанта зубной щёткой туалет чистить, но петь Лёха про Деда Мороза так и не стал.
После этого случая мы Лёху зауважали и стали меньше его доставать из-за веры, да и парнем он оказался неплохим. Жаль, что родители втемяшили ему в башку эту дурь о Боге! Что с ним потом стало, я не знаю, кажется, в тюрьму попал за отказ служить в армии.
Ладно, это пацан, но Ромка-то как в эту секту угодил? Не понимаю. Умнейший мужик, таких сыскарей, как он, раз, два и обчёлся. Может, крыша поехала, тогда он вполне мог это дельце состряпать, с его умом и опытом это раз плюнуть.
Так за думами я и уснул под утро. Будильник разбудил меня ровно в шесть. За окном уже рассвело, озорные солнечные зайчики вовсю скакали по занавескам и потолку. Быстро позавтракав, я поехал в управление. Через полчаса я уже шёл по коридору нашей конторы и думал о Львове, неожиданный оклик прервал мои мысли.
– Андрей Игоревич, зайдите к нам, пожалуйста! – Шурочка стояла возле открытой двери в лабораторию экспертов.
– Шурочка, неужели я дожил до этого дня? – игриво воскликнул я.
– До какого? – удивлённо заморгала Шурочка накрашенными ресницами.
– Как до какого? До светлого и долгожданного: самая красивая женщина нашего унылого заведения приглашает меня на аудиенцию!
– Вынуждена вас огорчить, Андрей Игоревич, это Фёдр Кузьмич вас приглашает, он услышал ваш голос в коридоре и попросил меня позвать вас.
– Вы разбили моё сердце, – театрально сказал я и вошёл в кабинет.
– Здорово, Андрюха! – пробасил Федот, когда я протянул ему руку. – Не знаю, поможет это твоему делу или нет, но предсмертная записка была напечатана заранее и не на хозяйском принтере, а на чьём-то ещё. У Львова струйник стоит, а эту на лазерном печатали. И вот ещё что. Смотри, на обратной стороне какой-то стишок напечатан. Сам решай, касается он дела или нет. На копию записки и стишка.
Я взял протянутый листок и прочитал:
– Месяц ехать до вокзала,
там квартира тайной стала,
так и этак поверни,
душу грешную спаси.
– Что за хрень? Странно, заранее пишут записку и не смотрят, что на ней с другой стороны? А принтер хоть тот же?
– Нет. Этот стишок на струйнике отпечатан, причём почти со стопроцентной уверенностью могу сказать, что это принтер из кабинета убитого. Возможно, убийца хотел создать вид спонтанности. Решил старик застрелиться, схватил первый пропавший под руку листок.
– Возможно, ты прав, Федот. Получается, убитый должен писать стихи, и об этом должны многие знать. По крайней мере, тот, кто его убил, знал точно. Спасибо, Федот, твоя дотошность опять очень помогла. Про другой принтер – это очень важная деталь!
Выйдя из лаборатории, я прошёл по лестнице на второй этаж в свой кабинет. Серёга уже грел чайник и резал колбасу для бутерброда (он часто завтракал в кабинете), Петя сидел за своим столом и перебирал какие-то бумаги.
– Что, Серёга, сегодня тебя опять выперли без завтрака, либо муж очередной пассии неожиданно из командировки вернулся? – сказал я, переглянувшись с Петей. Мы заулыбались.
– Смийтеся, смийтеся, бисовы диты! – буркнул Кузьмин и, откусив смачный кусок бутерброда, стал аппетитно жевать.
– Здорово, Дон Жуан! Смотри, когда-нибудь в одних трусах в управление прибежишь, говорю тебе: доведут тебя твои бабы! – мы поздоровались, потом я подошёл к Пете и поздоровался с ним.
– Здравствуйте, Андрей Игоревич! – Петя отложил бумаги, достал свой блокнот и оживлённо затараторил. – Знаете, оказывается, убитый был крутым мужиком. Во-первых, полковник ФСБ, уже о чём-то говорит! Я в их конторе справлялся, говорят, специалист высочайшего класса. Тогда почему уволили, спрашиваю, мнутся, мол, сам попросился на пенсию, устал, здоровье стало подводить. Я узнавал, со здоровьем полный порядок. И к тому же его знакомые говорят, что он сильно расстраивался из-за увольнения. Во-вторых, герой. Участвовал в Афганской и Чеченской кампаниях и везде получал правительственные награды (опять же, именное оружие от командования). И, в-третьих, он ещё и поэт – две книжки со стихами выпустил (не в моём вкусе, но так ничего).
– Спасибо, Холмс, про стишки – очень кстати, а что про жену накопал?
– Тоже не без талантов женщина, когда-то была подающей большие надежды пианисткой, закончила консерваторию с отличием, но, когда вышла замуж и забеременела, всё оставила и стала домохозяйкой. Года два назад у неё обнаружили рак, много лечилась, но ничего не помогало. Если бы не убийство, то через пару недель сама бы умерла, по словам врачей.
– А у тебя, Дон Жуан, что по Львовым младшим?
– Да, в общем, ничего особенного, – жуя бутерброд и запивая его чаем, сказал Сергей.
– Совсем ничего? Расскажи хоть это ничего.
– То, что было до ухода из органов, рассказывать не буду: ты лучше меня знаешь, а вот после – большие перемены у него. Я уже говорил о секте, так вот, в девяносто пятом Львов крестился у них, потом – его жена, через два года дочь умерла после аварии. Кстати, жена у него – красавица, бывшая певица, из богатой семьи, дочь известного стоматолога. Короче, упакована по высшему разряду, мечта поэта! Львов знал, кого в жёны брать, говорят, это его папенька его за неё сосватал.
Сейчас Львов – активный еговист, ходит по домам и агитирует, посещает сходки в их церкви, они ее называют «зал царства». Более того, по словам единоверцев, он у них старейшина и пионер – это особые титулы у еговистов. Короче, выбился в начальство наш бывший коллега в своей секте. Жена – тоже пионер, точнее, пионерка. Соседи говорят, что они часто уезжают на неделю из дома, а бывает, что и по полгода их не бывает. Как я узнал, это связано с их религиозной деятельностью, соверующие говорят, что они в каком-то «разъездном служении» задействованы. Что это за дела такие, пока не знаю.
– Что насчёт завещания?
– Львов не скрывает, что знает о завещании и о том, что отец лишил их всего. Говорит, что понимает отца и претензий к нему не имеет. Работает он в строительной фирме, зарабатывает неплохо, говорит, им с женой хватает.
– Что про других детей узнал?
– Средний сын – бывший военный лётчик, имеет боевые награды за Чечню. Живёт в Ростове-на-Дону. Тоже неожиданно оставил службу в начале двухтысячного, в личном деле написано, что по состоянию здоровья. В том же году стал еговистом, сейчас тоже старейшина и пионер. В настоящее время находится в Германии, как сообщили коллеги из Ростова, на конгрессе Свидетелей Иеговы, обещал вернуться через неделю. Кстати, в воскресенье был здесь в Москве.
– Так он на похоронах родителей не будет что ли?
– Какие похороны? Бог с вами, Андрей Игоревич! – воскликнул театрально Сергей. – Он же еговист! Они своих не хоронят, а ты хочешь, чтобы он приехал православных родителей хоронить. Как же, не дождётесь!
– Мрак какой-то, – нахмурился я. – Ладно, что там по дочери?
– Елизавета Викторовна – аппетитная дамочка! Красавица, спортсменка (мастер спорта по стрельбе из пистолета), активистка у себя в секте (тоже пионер), причём, она самая первая из детей Львовых в секту вступила, ещё в девяносто втором. Живёт в Нижнем, сейчас здесь.
– Спасибо за информацию! Теперь давайте распределимся. Поскольку, версия сантехника лопнула, займёмся Львовыми вплотную. Я с Ромой поработаю, моим давним товарищем. Ты, Петя, дочерью, а ты, Серёга, лётчиком.
– А можно мне дочерью? – взмолился Сергей, подскочив со стула.
– Что монашку захотел попробовать? – засмеялся я. – Ладно, тогда ты, Петь, за лётчика возьмись. Если это дело Рома провернул, ему нужны сообщники. А кто как не родные, да ещё и однопартийцы, и товарищи по несчастью?!
Обсудив детали дальнейшей работы, мы разбежались выполнять намеченное. Я взял номер телефона Львова у Серёги и тут же позвонил. Мы договорились встретиться через час у него на работе.
Я подъехал к новой многоэтажке, построенной на месте снесённого аварийного барака, известного, как притон бомжей и наркоманов. Новый дом ласкал взор и обнадёживал сердце, что больше не придётся выезжать сюда, чтобы выяснять, чей труп здесь обнаружили.
Поднявшись на восьмой этаж, я нашёл нужную квартиру и позвонил. Дверь открыл сам Львов. Он стоял на пороге в рабочем комбинезоне и белой бандане на голове. Внешне Роман почти не изменился, хотя прошло уже более десяти лет с нашей последней встречи. Он добродушно улыбнулся.
– Здравствуй, Андрюха! – воскликнул он, протянул обе руки, словно желая обнять меня.
Я тоже был рад его видеть, но внешне постарался этого не показывать, поэтому сдержанно поздоровался и прошёл в квартиру. Ремонт шёл полным ходом, мебели не было, вокруг лежали рулоны обоев, стояли банки, тазики, вёдра, возле стены стремянка. Мы прошли на кухню: здесь ремонт был уже закончен; она радовала глаз приятной новизной и необычностью ажурных арок над головой.
– Твоя работа? – спросил я, указывая на потолок.
– Да, – ответил Роман, понявший по моей холодности, что за ней кроется.
– Я так понимаю, ты уже в курсе о ходе дела? Прими мои соболезнования по поводу смерти твоих родителей.
– Спасибо! О деле знаю, но не очень много. Меня не пустили в квартиру.
– Что думаешь об этом? – спросил я, присев на стул возле окна.
– Думаю, что кто-то разыграл спектакль, чтобы подставить невиновных под раздачу.
– Не буду юлить, как уж на сковородке, ты знаешь, я этого не люблю. Я ценю тебя, как отличного сыскаря, но теперь ты не с нами, и у меня есть веские причины считать, что этот спектакль разыграл ты.
– Ну, что ж, спасибо за откровенность! Раз ты так считаешь, значит, дело очень серьёзное, я готов отвечать на твои вопросы, – он сел на стул с другой стороны стола, который стоял здесь же у окна и внимательно посмотрел на меня. Я хорошо помнил его проницательный взгляд, который, казалось, сканировал до самого нутра, да так, что холодная дрожь пробегала по спине. Но сейчас его взгляд был другим, сочувствующим и добрым. Поймав его, я отвёл глаза в сторону и спросил:
– А что лично ты знаешь по этому поводу?
– Я мало знаю: на месте преступления не был, отца вообще давно не видел и не общался с ним, правда, месяц назад он собрал нас всех, чтобы зачитать своё завещание, а потом выгнал. Так что по тому, что мне известно, очень похоже на работу спецслужб. Лично я эту версию одной из основных рассматривал бы, ведь не случайно он из органов ушёл, по идее, генерала должен был получить, а нет, в отставку отправили.
– А почему ушёл, случайно не знаешь?
– Мама говорила, что не сошёлся с новым начальством политическими взглядами. Он ведь был коммунистом до мозга костей, опять же путч поддерживал.
– Ладно, эту версию мы тоже рассматриваем, но сейчас меня больше ты интересуешь. Расскажи, как ты в секту попал?
– Какую секту?
– Не прикидывайся, я о еговистах говорю.
– И таких не знаю, а, если ты о Свидетелях Иеговы, то с превеликим удовольствием расскажу.
– Этого я и хочу.
– Со Свидетелями я впервые столкнулся, когда Лиза с ними изучать Библию стала (отец попросил меня помочь ей от них избавиться). Уже тогда они поразили меня своей добропорядочностью и законопослушанием, ведь отец просил пересажать их всех, а оказалось, сажать их не за что. Я ещё тогда удивился, почему про них столько гадостей говорят, а, по сути, нормальные люди, все бы такими были, милиция без работы осталась бы. В учения я их особо не вникал, да и в Бога я тогда не верил. Лиза бросила университет (она в МГУ училась) и укатила на Алтай проповедовать, я оставил Свидетелей в покое, но один случай заставил меня к ним вернуться. Помнишь Глыбу?
– Какого Глыбу? Того, что в девяностых в своих лапах самые злачные места держал? Как же его не помнить, ты ведь его в места не столь отдалённые отправил, кстати, как тебе это удалось? Ведь к нему было не подступиться: хитрый гад был, ничего сам не делал и следы подчищал так, что не подкопаешься, даже в депутаты чуть не пролез.
– Вот, вот, когда я это узнал, решил, что пока он депутатскую неприкосновенность не получил, посадить его хоть на пяток лет. Добился ордера на обыск его офиса, поддержкой его соперника по выборам заручился и наркотики ему при обыске подбросил. Так вот с этого Глыбы всё и началось. Он ведь на суде поклялся меня и мою семью порешить, когда на свободу выйдет. Пришлось мне внимательно следить за тем, как его заключение протекает. Года через полтора мне из колонии сообщили, что Глыба стал Свидетелем Иеговы и готовится к досрочному освобождению за примерное поведение. Я, естественно, заволновался, стал выпытывать подробности. Мне говорят, что этого бандита просто не узнать, другой человек, курить бросил, не чиферит, работает усердно, даже материться перестал! Конечно, я в это не поверил, поехал в колонию и лично убедился. Тогда я и решил серьёзно изучить то, чему учат Свидетели Иеговы. Что это за учение такое, думал я, которое из изверга человека делает? Пошёл в ближайший ДК, где Свидетели свои встречи проводили и попросил об изучении Библии, через год я крестился, а ещё через полгода Глеб (так Глыбу зовут) досрочно освободился, при встрече мы обнялись с ним как старые знакомые и дружим с тех пор. Фирма, в которой я сейчас работаю, ему принадлежит.
– Понятно, – сказал я, а про себя подумал, что в такой компании можно кого угодно завалить, в чудеса я не верил. – Теперь классический вопрос, где ты был во время убийства?
– Сначала скажи, когда оно точно было?
– Около десяти часов.
– В это время я стоял на стенде с литературой возле вокзала. Это новый вид служения. Идём навстречу пожеланиям трудящихся. Чтобы не приставать к людям с разговорами, теперь стоим и ждём, когда они к нам пристанут. Так что нас с женой многие там видели, можешь у дежурных полицейских спросить, Буткова Ваню помнишь, из нашего отдела? Его смена была, мы с ним немного побеседовали, он должен помнить.
Я не подал виду, что давно уже через Серёгу всё проверил, и спросил:
– А неделю назад ты был в квартире родителей?
– Нет, я же тебе говорил, что месяц у родителей не был.
– Ты знал, что Крюгер работает в домоуправлении, где дом твоего отца.
– Да, знал. Он у меня сантехнику менял, я с ним до сих пор Библию изучаю.
– Случайно не знаешь, кто его рекомендовал твоему отцу?
– Знаю. Я его рекомендовал, не ему, правда, со мной он не общался, маме. С мамой я часто созванивался. Как-то она пожаловалась, что трубы уже старые, менять пора, а отец не хочет этим заниматься, вот я ей и дал телефон Юры Попкова.
