Преступный ход конем

О брате Романа Егоре Кугушев упомянул вскользь. Так, мол, и так: как только у Романа появился свой дом, младший, Егор немедленно переехал к нему. Выходило, что он уже почти год живет на полном иждивении Романа. Больше никаких подробностей Дмитрий не сообщил, и я не стала настаивать. Пока достаточно и этого.

Зато о тренере мой собеседник говорил охотно и долго. Со слов Кугушева выходило, что Ильшат Султангареев, добрый и терпеливый башкир, сотворил чудо. Буквально на глазах он превратил рядовую кобылицу и простого сельского конюха в спортсменов высшей категории. И не важно, что к этой категории они были причислены пока только в мечтах Кугушева. Сам хозяин был уверен, что благодаря профессионализму Ильшата и упорству Романа их всех ждет большое будущее.

О помощнице Евгении Дмитрий отозвался в целом положительно, но как-то не слишком конкретно. Создавалось впечатление, что в глазах Кугушева она не имеет совершенно никакого веса и как самостоятельную профессиональную единицу он ее не воспринимает. Так, недорогое приложение к талантливому Роману и непревзойденному Ильшату.

Ильшат и Роман жили в том же поселке, что и Кугушев. У Романа, как и было сказано, с прошлого года имелось отдельное жилье, Ильшат же довольствовался гостеприимством Кугушева. На вопрос, почему тренер продолжает жить в его доме, Дмитрий рассмеялся и ответил башкирской пословицей: «Видел раз – знакомый; видел два – товарищ; видел три – друг. А Ильшат у меня который год живет. Наверное, считает себя моим братом. Как от брата уедешь?» Что касается Евгении, то она снимала комнату в самой деревне.

Дальше мы перешли к событиям, непосредственно предшествующим смерти Романа. Оказалось, что последние несколько дней мы с Романом соседствовали. Чтобы спортсмен был ближе к конюшням и основному месту проведения соревнований, Кугушев снял ему номер в той же гостинице, где жила я. Последний телефонный звонок, по словам Кугушева, тоже был из гостиницы. Дмитрий посоветовал Лихареву выбросить все сомнения и идти спать. На это Лихарев ответил, что он уже в постели и просит за него не волноваться. Как оказалось позднее, Роман лукавил.

Больше ничего интересного узнать от Кугушева не удалось. Оставалось только уточнить фамилию следователя и отправляться обратно в гостиницу, чтобы попытаться выяснить, чем занимался Роман накануне гибели. Наталья вызвалась меня отвезти. От машины, предложенной Кугушевым, я предусмотрительно отказалась: Боля и его транспорт в этой ситуации подойдут лучше. Кугушев заверил, что все мои транспортные расходы, естественно, возьмет на себя, только бы я разобралась в этом запутанном деле.

В гостинице я первым делом поговорила с администратором и узнала, что номер Лихарева уже опечатан. Приезжали следователь с бригадой, переворошили все и велели никого не пускать, даже уборщицу. Номер был оплачен до конца недели, поэтому никаких возражений у администратора не имелось. На мою просьбу заглянуть к Лихареву он так яростно замахал руками, что пришлось немедленно прикусить язык. Портить отношения с ним в мои планы никак не входило. Пусть думает, что я послушно смирилась с отказом. Я найду способ попасть в этот номер, если возникнет необходимость. И получить нужные сведения тоже.

Но прежде чем предпринимать какие-то шаги, нужно было как следует все обдумать, и я отправилась к себе в номер. Несколько вопросов в этой истории требуют ответа прежде всего.

Что Лихарев делал на конюшне в два часа ночи, да еще накануне главного состязания? В это время он должен был находиться в гостинице, причем не просто находиться, а спать. Роман Лихарев – спортсмен, пусть и не профессиональный, а в этой среде режим – главный залог успеха. Если бы все жокеи перед соревнованиями куролесили до двух ночи, наутро они не то что препятствие взять – на лошадь взгромоздиться бы не смогли. Но вот Лихарев пренебрег режимом. Означает ли это, что он был безответственным человеком? Это нужно выяснить.

Следующий вопрос: каким образом Роман попал на конюшню. До денника Арабеллы на машине не меньше двадцати минут. По словам Кугушева, Лихарев водить не умел, понятно, что собственной машины у него не было. На конюшню его всегда отвозил кто-нибудь: или водитель Кугушева, или Евгения. Если бы Роман воспользовался привычным транспортом, Кугушеву об этом давно бы сообщили. Значит, на этот раз его подвез кто-то другой. Или он отправился в такую даль пешком? Ответ на этот вопрос может кое-что прояснить, но его, этот ответ, нужно еще найти.

Наконец, последняя беседа Кугушева и жокея и этот странный вопрос: кто будет участвовать в состязаниях в случае смерти спортсмена. С чего вдруг совершенно здоровому человеку интересоваться подобным, да еще глубокой ночью, за считаные часы до последнего тура? Роману кто-то угрожал, он опасался за свою жизнь? Или это не что иное, как разыгравшееся воображение? Это, между прочим, вопрос вопросов. По всему выходило, что перспективу своей смерти Роман впервые решил обсудить с работодателем именно в ту ночь. Знал ли он, что его ожидает? Предчувствовал ли скорую кончину? Если да, почему не остался в номере, где, конечно, намного безопаснее? Почему, чувствуя опасность, потащился на конюшню, да еще один?

Хорошо, попробуем допустить, что в смерти Лихарева никакого криминала нет. Можно такое предположить? Конечно, можно. Прошло два этапа чемпионата, пара Лихарев – Арабелла показала блестящие результаты и опередила по очкам большинство участников, а соперники у них были вполне серьезные. Такое напряжение кого угодно может вывести из равновесия, что уж говорить о начинающем спортсмене. Роман Лихарев мог просто переволноваться. От волнения он не находил себе места, непрерывно думал о предстоящем последнем туре, который определит его судьбу. Волновался так, что даже спать не мог. А тут еще тренера, как назло, нет. В отсутствие тренера, который мог бы поднять его боевой дух, бедному Роману и поделиться мыслями не с кем. Он звонит Кугушеву в надежде получить поддержку, но разговор по душам не складывается.

Что ему остается? Он отправляется на конюшню к своему четвероногому другу, чтобы рядом с ним обрести уверенность. Глупо? Возможно. Но Роман, скорее всего, думал иначе. Может, надеялся, что физический контакт с Арабеллой придаст ему сил. Не исключено, что он собирался только прокатиться пару кругов, почувствовать, что они с лошадью по-прежнему единое целое. А может, хотел просто поделиться с ней сомнениями. Молчаливый слушатель иногда гораздо важнее того, кто может возразить или усугубить дело неосторожно сказанным словом. Ничего удивительного, многие люди, имеющие дело с животными, ведут с ними беседы, как с людьми.

А что, версия вполне логичная. Роман в смятении пришел на конюшню, вывел Арабеллу из денника, взгромоздился на нее и погнал по загону. Лошадь, обеспокоенная непривычным поведением седока, взбрыкнула и сбросила его. Не готовый к такому повороту событий Лихарев не смог предотвратить падение, поскольку ни седла, ни сбруи на Арабелле не было. Как заявил следователь, типичный несчастный случай: жокей переоценил свои возможности и поплатился за это.

То обстоятельство, что Кугушев считал Романа парнем уравновешенным и не склонным к импульсивным поступкам, ничего не доказывает. Ясно, что владельцу лошади известно далеко не все, что происходит в жизни жокея. Вряд ли до сегодняшнего дня Кугушев так уж пристально следил за психологическим состоянием Романа. Вот если бы что-то о его уравновешенности или импульсивности удалось узнать у тренера или хотя бы у его помощницы Евгении, тогда другое дело.

Только все это мои домыслы, и ничего больше. Чтобы начать расследование, неплохо бы иметь в своем распоряжении что-то более существенное, чем смутные подозрения клиента и личная интуиция. А то так вот начнешь бегать за призраками, людей допрашивать, копаться в чужом грязном белье, а в итоге окажется, что никакого криминала в смерти Лихарева и в помине не было. Еще на посмешище себя выставишь.

Нет, пора воспользоваться проверенным методом. Таким, которому можно безоговорочно доверять. А кому ты, Танюша, больше всего доверяешь? Правильно, только не кому, а чему. Предсказаниям магических костей. Значит, пришла пора вытряхнуть их из замшевого мешочка и заставить поработать, благо они всегда со мной.

Так я и сделала. Достала из дорожной сумки мешочек с магическими костями и рассыпала их по столу. Результат оказался не совсем тем, на который я рассчитывала, но уверенности мне он прибавил. На первой грани застыло число 13. Неподалеку, слегка покрутившись на месте, остановилось 30. Кость с цифрой 6 откатилась к самому краю стола. Такое сочетание обещало «укрепление репутации, чему будут способствовать ваша рассудительность и стремление к справедливости».

Что ж, неплохо. Остается только не забывать быть рассудительной и стремиться к справедливости. А в чем заключается справедливость? Естественно, в том, чтобы виновный не ушел безнаказанным. Если этот виновный существует.

Стоп, Татьяна. Ты снова пошла по кругу. Нет, нужно ехать на конюшню. Осмотреть место происшествия, побеседовать со следователем, пообщаться с Евгенией и только тогда выдвигать гипотезы.

Я снова позвонила Боле, а пока он добирался до гостиницы, спустилась в холл и успела побеседовать с горничной, обслуживающей номера на втором этаже, в том числе и номер Лихарева. Ни она, ни другие горничные никаких нестандартных выходок за Лихаревым не замечали, а о вчерашней ночи сказать ей было нечего. Зато она дала дельный совет – обратиться к швейцару. Как выразилась горничная, у него самая подходящая должность, чтобы подслушивать чужие секреты. Его не вызывают в номера. Его не требуют к стойке. Его практически не замечают и поэтому выбалтывают в его присутствии такое, о чем никому знать не положено. Что ж, разумно. Я немедленно отправилась на гостиничное крыльцо знакомиться со швейцаром.

Дородный дядька, поразивший мое воображение еще в день приезда, был на месте. Пользуясь тем, что все отдыхающие сейчас были на скачках, он позволил себе расслабиться: отошел в тенек, расстегнул три верхние пуговицы форменного кителя, привалился к стене и так стоял, обмахиваясь фуражкой. Не то чтобы сегодня было слишком жарко. Просто по какой-то причине униформу для всех сотрудников гостиничного комплекса пошили из плотной шерстяной ткани, для августа не слишком подходящей.

– Надоела жара? – поинтересовалась я.

– Угу. Сейчас бы футболку надеть и под кондиционер завалиться. – Он лениво приоткрыл глаза. – На худой конец под вентилятор.

– А вы бы начальству сказали, что форму желательно выбирать по сезону, тогда и жара не мешала бы.

– А то мы не говорили, – вздохнул он. – Только кто ж нас слушает? Наше дело маленькое: велено имидж поддерживать, вот и маемся. А вы что же не на соревнованиях? Сегодня самая интересная часть.

– Обстоятельства не позволяют, – призналась я. – С раннего утра на ногах.

– Я думал, вы из отдыхающих, – протянул швейцар. – А вы, оказывается, работаете здесь?

– В некотором роде, – кивнула я. – О происшествии в конюшне уже слышали? Вот по этой причине я и не попала на соревнования.

– Родственница? – Он сложил сочувственную гримасу.

– Ни в коем случае, – успокоила я собеседника. – Скорее по долгу службы.

– Понятно. – Он закивал и охотно перешел на интересующую меня тему. – Вот ведь беда, а? Молодой, перспективный парень – и вдруг такая нелепая смерть. Ему бы жить и жить. А ведь какие надежды, говорят, подавал. И перспективы перед ним открывались, и все такое.

– Не знаю, не знаю. – Я старательно изобразила сомневающуюся. – Может, и были перспективы. Только я слышала, что все его перспективы – это фикция, здоровой конкуренции он не выдерживал. Отсюда и неприятности.

– Не понял, как одно связано с другим? – Швейцар в недоумении уставился на меня.

– А что здесь неясного? Вот скажите, зачем уверенному в себе спортсмену понадобилось в неурочный час мучить лошадь?

– Мало ли зачем? Решил проверить ее подготовку, вот и все, – неуверенно произнес швейцар.

– В два часа ночи? И после этого вы будете утверждать, что Лихарев не боялся конкурентов? А вы, конечно, видели его ночью. Спокоен он был или волновался? – наседала я.

– Как уходил – не видел, – признался швейцар. – Мы всю ночь стоять не обязаны. До двенадцати доработал, и на боковую. Утренняя смена с шести утра.

– Не видели, значит? Выходит, не можете утверждать, что Роман был спокоен в ту ночь. И был ли он в принципе спокойным, уравновешенным человеком, тоже сказать не можете, все только с чужих слов, – подлила я масла в огонь.

– Да нормальный он был мужик, – поддался на мою провокацию швейцар. – Конечно, мог и вспылить, живой же человек. Вот совсем недавно, буквально вчера он ссорился с кем-то из своих приятелей. Ругался на чем свет стоит, даже угрожал. Но это же не значит, что он не может себя держать в руках. Видно, достал его дружок, поэтому и вспылил.

– Это какой же дружок? В гостиницу к нему приезжал? – оживилась я.

– Да нет, не приезжал, Роман с ним по телефону беседу вел. Он как раз со второго тура вернулся. Здесь на крыльце и ругался, – вздохнул швейцар. – Только когда меня заметил, сбавил тон.

– Почему вы решили, что ему звонил друг? – допытывалась я. – Он его по имени называл?

– Может, и по имени. Я, говорит, сам знаю, когда и что мне делать. А тебе не мешало бы умерить аппетиты, иначе твоя жадность до добра не доведет. Не я, так кто-то другой тебе место укажет. Словом, что-то в таком духе.

– Как звали приятеля? – спросила я.

Швейцар наморщил лоб, пытаясь вспомнить, но так и не вспомнил.

– Затрудняюсь, – виновато проговорил он. – Да я и не особо прислушивался. Может, он его и не называл по имени.

– В котором часу был разговор? – поинтересовалась я.

– Незадолго до часа. Я как раз глянул на часы, когда Роман появился. У меня в час законный перерыв, и я еще подумал, что совсем недолго осталось. Об обеде размечтался, вот и пропустил половину разговора.

– И больше в этот день вы Романа не видели? – на всякий случай спросила я.

– Видел. Только он ничего необычного не делал. В столовой встречались, потом он на балкончике в своем номере сидел. Вон его балкончик, – швейцар указал пальцем на фасад. – Потом приезжие туда-сюда сновать начали, и больше я ни на кого не отвлекался.

В этот момент к крыльцу подъехала «Победа» Боливара. Прозвучал призывный сигнал, и я, не задерживаясь больше, направилась к машине. Звонок, о котором говорил швейцар, стоило проверить, но выяснять имя того, кто звонил, я буду не сейчас. Сейчас важно попасть на место происшествия до того, как в конюшню нахлынут зеваки и затопчут все следы.

– Татьяна, Та-а-а-тьяна, – раздалось за моей спиной.

Надо же, мой попутчик Ярослав. Признаться честно, я совсем забыла о нем. На глаза он мне не попадался, с предложениями дружбы не лез, вот я и выбросила его из головы и вспомнила о его существовании только сейчас. Между прочим, вспомнила без особой радости. В эту минуту мне хотелось только одного: поскорее попасть на конюшню. Появление Ярослава грозило задержкой, причем надолго.

– Здравствуйте, Ярослав, рада вас видеть, – на ходу бросила я.

– И я рад, – ответил он. – Как… Как… Ка…

– У меня все в порядке, просто немного спешу, – перебила я.

– Вы… Вы… Слышал, что вы…

– Да-да, вы правильно поняли, очень спешу, – снова бестактно перебила я. – Поболтаем как-нибудь в другой раз, ладно? Пожалуйста, не обижайтесь.

Я махнула рукой и поспешила скрыться в салоне автомобиля, а Ярослав остался стоять, где стоял. Боля рванул вперед. Было немного неловко перед Ярославом, но тратить время на светскую болтовню я сейчас никак не могла. Несмотря на преклонный возраст, машина шла плавно, без рывков, и уже через минуту мой недавний попутчик скрылся из поля зрения.

– Едем на конюшню, я правильно вас понял? – покосился Боливар.

– Все правильно, Боля. Едем на конюшню.

– Позвольте полюбопытствовать, что мы там забыли. Все самое интересное сейчас происходит в другом месте. – Боливар поджал губы.

– Напротив, все самое интересное происходит как раз на конюшне, – возразила я. – Или вы не в курсе, что произошло сегодня ночью?

– Вот как? Выходит, вас интересует чужая смерть? А я и не предполагал, что столь утонченное создание может интересоваться смертью жокея-самоучки. Или я чего-то не знаю о вас?

– Полагаю, обо мне вам вообще известно немногое, – хмыкнула я.

– Почему же? Как добросовестный наемный работник я навел о вас кое-какие справки, – признался Боливар.

– И как успехи? – снова усмехнулась я. Этот разговор меня забавлял.

– До этой минуты я считал, что успехи неплохие. Молодая, интересная, незамужняя. Выиграла путевку в лотерею, значит, везучая. Судя по тому, что можете позволить себе нанять транспорт с водителем, не бедная.

– Боля, вы случаем в брачном агентстве не подрабатываете? Вас послушать, так моя анкета давно должна быть в разделе «Ищу мужа», – засмеялась я.

– А почему бы и нет? Создание семьи – дело благородное, вам так не кажется? – Боливар поддержал мою шутку.

– Увы, не кажется.

– Жаль. В нашем тихом местечке встречаются довольно интересные экземпляры, – разочарованно произнес Боливар. – Может, передумаете?

– Вы серьезно? – Кажется, этот малый и правда не шутит.

– Ладно, забудьте. Расскажите лучше, какая забота гонит нас в конюшни. Надеюсь, это не простое любопытство?

– Нет, не любопытство, – вздохнула я. – А вы были лично знакомы с Лихаревым? По-моему, он тоже не женат. Может, о нем тоже собирали информацию?

– Было дело, – признался Боливар. – Парень он был неглупый, работящий. Перспективы опять же неплохие. Одним словом, завидный жених. Только сами видите, как вышло: вместо свадебного смокинга – погребальный фрак. Что поделать, судьба такая.

– Думаете, Роман случайно шею свернул?

– А как иначе? И следователь так считает. Намекаете, что это было убийство? Не смешите: он не олигарх, миллионами не ворочает.

– Да ладно, как будто мало завистников у успешного спортсмена. Слушайте, а может, какая-то из претенденток на его руку и сердце постаралась? Такое иногда случается. – Я решила закинуть еще одну удочку.

– Не было у него никаких претенденток. Он, как и вы, не верил, что судьбу можно устроить по объявлению. Я ему сколько раз невест предлагал – и умных, и красивых, и богатых. Даже со всеми этими достоинствами в одном флаконе. А он только смеялся. Говорил, что, когда надумает жениться, сам выберет спутницу, а меня в шаферы пригласит.

– Значит, претендентки все же были. Не поделитесь списочком?

– Подумать надо, – уклончиво ответил Боливар, и я поняла, что вопрос в цене.

– Хотите сделку? – предложила я. – Вы мне всю подноготную Лихарева, а я вам вот это.

Я вынула из сумочки кошелек и пошуршала банкнотами. Глаза Боливара загорелись.

– С чего начать?

– С самого начала. – Я откинулась и приготовилась слушать.

Боливар остановил машину, приоткрыл дверцу, чтобы впустить свежий воздух, и принялся выкладывать все, что знал о Лихареве. Увы, очень скоро стало ясно, что никакой полезной информации из этого рассказа я не почерпну. На этот раз Боливар потчевал меня обычными деревенскими сплетнями, ни больше ни меньше.

Глава 3

В конюшне стояла гробовая тишина. Боливар со своей «Победой» остался на подъездной дороге, тактично предоставив мне возможность действовать самостоятельно.

Я направилась прямиком к денникам. Прошлась взад-вперед мимо пустующих загонов, потом двинулась к манежу. Там тоже никого не было. О том, что здесь совсем недавно произошла трагедия, напоминала разве что заградительная лента, брошенная прямо на землю. Я внимательно рассматривала площадку манежа, когда из дальней двери показался какой-то человек. Он явно не ожидал встретить посетителей, потому что остановился, подозрительно глянул на меня и крикнул:

– Эй, чего вы там вынюхиваете? Кто вас вообще сюда пустил?

– Что-то я не заметила охраны, – съязвила я.

– Мало ли что вы не заметили, – проворчал он, подходя ближе. – Посторонним вход в конюшню запрещен.

– И как я должна была об этом догадаться? Телепатически?

– Нечего здесь в красноречии упражняться. Сказано вам: не положено, вот и убирайтесь. Нашли, понимаешь, развлечение – над чужой смертью глумиться.

Мужик начал напирать на меня и теснить к выходу. Но не на ту напал. Я проворно вытащила из сумки красные корочки работника прокуратуры, не раз выручавшие меня в таких ситуациях, и лихо развернула их перед самым его носом.

– Такого разрешения достаточно? – официальным тоном поинтересовалась я.

Стоило ему сообразить, что перед ним представитель власти, как он немедленно пошел на попятный. Теперь в его голосе не было уже никакой агрессии.

– Могли бы сразу сказать, чего комедию ломать? Только людей от работы отвлекаете. Здесь и так с самого утра дурдом, денники даже почистить некогда. Через час все вернутся, а у меня еще три денника не вычищены.

– Вы конюх? – догадалась я. – Случайно не вы тело обнаружили?

– Я обнаружил. И что с того? – Он был все так же неприветлив.

– Меня Татьяна зовут, а вас? – Я постаралась быть максимально дружелюбной.

– Иван Степаныч, – буркнул он.

– Иван Степанович, а я ведь вас ищу. Нам бы поговорить. Понимаю, у вас работа, но много времени это не займет. Поможете девушке?

– Спрашивайте, – смирился конюх. – Я сегодня уже столько наговорил – на месяц вперед хватит. Все равно работа стоит. Плюс-минус десять минут ничего не изменят.

– Вот спасибо. А то я уже и не знала, куда бежать. – Принимать беспомощный вид – дешевая уловка, но что поделаешь, если некоторые мужчины на нее ведутся? – Расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах вы обнаружили тело.

– При каких еще обстоятельствах? – не понял конюх. – Я ж говорю: работаю я здесь. Какие еще могут быть обстоятельства?

– Просто расскажите, как все было.

– Да как было. Я в конюшни прихожу первый. Еще пяти не было, как я был на месте. Пришел и сразу, как всегда, к инвентарю – вон в ту каморку. – Иван Степаныч кивнул на дверь, откуда вышел несколько минут назад. – Шел не через манеж, там с улицы есть вход. Взял что требуется – и к денникам. Вышел уже здесь, в манеж. Гляжу: Арабелла бродит. Что за ерунда, думаю, почему лошадь без присмотра? На Женьку не похоже, она никогда конягу одну не оставит. Сперва подумал, что отошла куда-то, а как ближе подошел, так и увидел.

Конюх замолчал.

– Что же вы увидели, Иван Степанович?

– Романа, что еще. Смотрю: лежит на манеже кто-то. Пьяный, что ли? Только у нас еще такого не случалось, чтобы во время соревнований кто-то из спортсменов напился. После – да, а во время – никогда. Форму держат. Так вот, вошел я в манеж, Арабелла ко мне и заржала, да жалобно так. Что такое? Я бегом к тому месту, где человек лежал. А как ближе подошел, так и признал Лихарева. Лицом вверх он лежал. Я, как глаза остекленевшие увидел, сразу все понял. По карманам своим шарить стал, телефон искал. А его, как на грех, не оказалось, в подсобке оставил. Метнулся в подсобку, схватил телефон, начал участковому звонить. Руки трясутся, в кнопки не попадаю. Кое-как дозвонился. Рассказал, какая у нас тут беда. Он велел встать у тела и никого не подпускать. Я так и сделал.

– Долго ждали?

– Минут двадцать. У нас же тут все рядом.

– А когда другие конюхи подошли?

– Тимоха последним заявился, почти одновременно с участковым. А Капитан минут через десять после меня.

– Вас здесь всего трое? Маловато, – посочувствовала я.

– Нормально. Справляемся, – отмахнулся Иван Степаныч. – Когда нет соревнований, то и работы особой нет. А в другое время хоть деньги приличные заработать можно. Владелец конюшен предлагал еще народ нанять, но мы с мужиками отказались. Неделю пупок понадрывать – зато потом месяц жить можно.

– А что было потом? – Я вернула разговор в нужное мне русло.

– Участковый приехал, осмотрел все, вызвал подмогу из района. Пусть, говорит, районные шишки разбираются.

– Что, неужели не высказывал никаких предположений?

– Да чего тут предполагать? Захотел Ромка лошадку поразмять, влез ей на круп, а она его и сбросила. Бывает, – спокойно произнес конюх.

– Другие конюхи тоже так думают?

– Не пойму я: вы сплетнями, что ли, интересуетесь? – прищурился он.

– Иногда и в сплетнях есть рациональное зерно, – задумчиво протянула я. – Так что в народе говорят?

– А ничего не говорят, все от шока еще не отошли. Предполагают, что пьян был. Или, может, дури какой-то наглотался. Нет, вот чего он на конюшню ночью приперся? – Иван Степаныч уже забыл, что у него работы непочатый край. – Вроде не совсем новичок, не с улицы. Должен понимать, что животному тоже отдых требуется. Да ни один уважающий себя лошадник так бы не поступил! А этот мало того, что сам приперся, так еще и лошадь из стойла вытащил. Тимоха думает, что с дамой Ромка был. Решил, говорит, впечатление произвести, поэтому и Арабелла была без седла. Но это только его предположения. Сам молодой, горячий, вот и о других так думает.