Криминальная принцесса

– Ладно, продолжайте.

– Ну, так вот. Уже довольно поздно мне позвонили. Поздний звонок. Это звонил Расторгуев, Валентин Георгиевич. Он сказал, чтобы я срочно приехал к дому Владислава Григорьевича, но остановил машину, не доезжая квартал.

– Но вы же праздновали, какая машина?

– Кому и когда это мешало? – грустно проговорил Трегубенков. – К тому же лично я и выпил всего чуточку коньяку.

– Вы спросили Расторгуева, что же произошло? Почему вам необходимо было ехать посреди ночи? – задала я вопрос.

– Нет, об этом я его не спросил. Я сразу понял, что произошло что-то очень серьезное. Потому что иначе бы он мне не позвонил. К тому же Валентин Георгиевич сказал, чтобы я поторопился и что он все объяснит при встрече.

– Ну и что же было дальше?

– Я вышел через черный ход, так просто удобнее, до парковки ближе. Сел за руль. Я остановил машину в квартале от дома Владислава, как и просил Расторгуев. Он уже был там и ждал меня. Он сказал, что произошла трагедия, что Владислава застрелили в его же квартире. И что оставлять там тело нельзя. Валентин Георгиевич попросил помочь. Он сказал, что будет лучше, если тело обнаружат в служебном кабинете Владислава.

– Вам не показалось странным такое объяснение?

– Показалось, но я был просто… в шоке. Потому что, когда я поднялся в квартиру Дубовицкого и увидел там его… Владислав сидел в кресле… К тому же Валентин Георгиевич намекнул на какие-то обстоятельства, связанные с заграничными гастролями. А я не стал подробно его расспрашивать. Я вообще старался особенно не вникать во все, что было связано с этим проектом.

– И что же вы должны были сделать? – спросила я.

– Валентин Георгиевич сказал, что он все продумал. Он дал мне ключ от квартиры Владислава, вытащил из своей машины легкую инвалидную коляску и сказал, что я смогу вывезти на ней Владислава из квартиры и погрузить в свою машину. А потом доставить тело в театр, в кабинет и посадить его в кресло. Таким образом, можно было бы направить следствие по ложному пути. Ну, то есть скрыть то обстоятельство, что убийство произошло в другом месте.

«Но зачем начальнику Управления культуры направлять следствие по ложному пути? – подумала я. – А может быть, он кого-то покрывает? Возможно, он просто вынужден это сделать по какой-то причине».

– Я все сделал так, как велел Валентин Георгиевич, – продолжал свой рассказ Трегубенков, – в подъезде я никого из жильцов не встретил, потому что было поздно. Когда я приехал в театр, то удача и дальше сопутствовала мне. Я видел, как из театра вышел ночной сторож, на этот раз дежурила наша вахтерша. Насколько я понял, ее попросили заменить постоянного сторожа, который ушел в запой. Я без помех вытащил Владислава из машины и отнес тело в его кабинет. Но, как показали дальнейшие события, меня все-таки засекли. Это произошло уже после того, как я оставил Владислава и вышел из его кабинета.

– Кто вас увидел? – спросила я.

– Наша театральная уборщица, кажется, ее зовут Регина. Она рано утром через два дня позвонила мне домой и попросила прийти в театр для личного разговора. Я, признаться, сначала ничего не понял. Подумал, что у нее какая-то проблема, связанная, возможно с бухгалтерией или еще с какими-то подобными структурами. Но нет, она настаивала на приватном разговоре, и мне ничего не оставалось, как выслушать ее. Она сказала, что видела, как я в ту ночь выходил из кабинета Владислава. Я запаниковал, девчонка это сразу заметила и, конечно же, заподозрила меня. Если бы не мой испуг, если бы не мое состояние, возможно, все бы и обошлось. Но… Она и сама, похоже, испугалась. Потому что стала нести какую-то чушь. Что вроде бы пришла она ко мне для того, чтобы посоветоваться. Хотя какой тут, к черту, может быть совет? Денег она хотела от меня, денег! Она хотела получить деньги за молчание. Да я и сам уже было подумал, что предложу ей деньги. Я даже спросил ее, сколько она хочет. Тем более что она сказала, что никому ничего не рассказала. Ну, о том, что видела меня. Так вот, я спросил ее, а она… она сразу занервничала, стала пробираться к выходу из моего кабинета. Она даже ударила меня, когда я пытался задержать ее, и начала кричать, звать на помощь. Это вывело меня из равновесия. Я, уже не помня себя, начал ее душить. А потом я совсем утратил контроль над ситуацией. Я отпустил ее, и она упала на пол. Я впал в ступор. Я не помню, сколько времени стоял как истукан и смотрел на нее. Потом я опомнился и стал звонить Расторгуеву.

«Так вот кто этот таинственный «мистер икс» с протяжным баритоном», – вспомнила я подслушанный с помощью «жучка» телефонный разговор. То есть догадалась я верно. Теперь бы прижать этому Расторгуеву хвост… Но, полагаю, и с этим справлюсь.

А Трегубенков все продолжал говорить:

– Я все рассказал Валентину Георгиевичу, ну про девушку. Он сказал, что необходимо спрятать тело куда-нибудь, ну в кладовку, что ли. Я так и сделал. А потом Расторгуев приказал мне убить Чередниченко. Я начал отказываться, поверьте мне, Татьяна Александровна, я просто умолял его не заставлять меня совершать еще одно убийство! Но Расторгуев был непреклонен. Он даже намекнул, что если откажусь убить Чередниченко, то меня тоже не оставят в живых! У меня просто не было выбора, понимаете? Я приехал домой, рассказал Эльвире. Она предложила свою помощь. У меня возник план, как заманить Александра в ресторан и застрелить его там, представив дело так, как будто это была криминальная разборка. Но пронести пистолет в ресторан не представлялось возможным, ведь на входе стоял металлодетектор. Тогда Эльвира сказала, что она пронесет пистолет через служебный вход, через кухню, и оставит его в туалете, за сливным бачком. Я позвонил Чередниченко и пригласил его в ресторан «Хрустальный шар», это на Ново-Астраханском шоссе. Он приехал чуть позже меня и был уже в изрядном подпитии. Мы перебросились парой фраз, и я сказал, что мне надо отлучиться. Чередниченко еще начал надсмехаться надо мной. Но я молча проглотил все его пьяные остроты и пошел в туалет. Сначала я чувствовал в себе уверенность, состояние было такое, что мне все было нипочем. А потом… когда я увидел пистолет, который Эльвира прикрепила скотчем к стене, вот только тогда я почувствовал, что… нет, я не смогу выразить это словами. Я только тогда понял, насколько все это реально, что то, что мне предстоит совершить, это – не мои представления или фантазии, а это – страшная действительность. Я на какое-то время просто не смог ничего сообразить. Стоял и смотрел на пистолет. Мне даже не пришла в голову мысль, что сюда в любой момент может кто-нибудь войти. И тогда мне – конец! Наконец я подошел к умывальнику, открыл воду и стал плескать струи себе на лицо. От холодной воды я немного пришел в себя, но ненадолго. Со мной чуть было не случилась истерика. Я кусал свои губы, чтобы не заорать. Теперь весь мой план по устранению Чередниченко казался мне настолько фальшивым, что я не знал, что мне дальше делать. Я подумал о том, что я совершенно не продумал детали, что я вообще ничего не продумал как следует. Что мне надо было выждать хотя бы несколько дней, а не бросаться сразу, когда… когда еще уборщица…

Трегубенков замолчал. Я тоже молчала. Я не стала торопить заведующего хозчастью театра: пусть придет в себя, соберется с силами и продолжит. Ему сейчас необходимо было выговориться, это было совершенно ясно.

– Я, наконец, взял себя в руки, – после небольшой паузы продолжил Трегубенков, – взял пистолет, положил его в карман пиджака и вышел из туалета. Потом я вошел в зал, подошел к кабинету. Зашел внутрь, подошел к Чередниченко. Но я не дошел до столика. У меня опять задрожали руки и ноги, и на теле выступил холодный пот. Я остановился в нескольких шагах от столика, потому что не мог дальше идти, физически не мог. Я попытался сделать еще пару шагов, но, кажется, споткнулся. Да, споткнулся и просто чудом не упал, а кое-как удержался на ногах. Тогда я просто выхватил пистолет и выстрелил наобум. Я подумал: будь что будет! Я просто не мог выдержать этого дикого напряжения. Мне показалось, что еще немного – и у меня будет инфаркт или инсульт. После выстрела я почувствовал жуткую боль в руке и увидел кровь. Еле живой, я выбрался из ресторана, и Эльвира увезла меня сюда… Татьяна Александровна, сколько лет мне дадут?

Трегубенков с мольбой посмотрел на меня.

– Константин Владимирович, эти вопросы находятся в компетенции суда. Большое значение имеет чистосердечное признание и раскаяние, – объяснила я.

– Я раскаялся! Татьяна Александровна, клянусь, я раскаялся! Я признаюсь, обязательно признаюсь! Чистосердечно!

– Я верю вам, Константин Владимирович. Скажите мне еще вот что. В кабинете Дубовицкого не были обнаружены следы крови. Как вам это удалось? Ведь огнестрельное ранение все-таки.

– Я был предельно осторожен, Татьяна Александровна. Я завернул Владислава в толстый плед, а потом в кабинете все тщательно вытер.

– Ну, а в квартире Дубовицкого? Вы и там все тщательно подтерли?

– В квартире убирал не я. Думаю, что, после того как я вывез Владислава из квартиры, ее тоже вылизали, чтобы не оставлять следов.

– Кто мог их убрать?

– Не знаю. Я вообще старался выбросить из головы, из памяти все это жуткое происшествие. Может быть, Валентин Георгиевич. Скорее всего, он. Валентин Георгиевич не стал бы привлекать кого-то еще. Слишком рискованно…

Я вышла из дома в сад, и там, под старой яблоней, набрала Кирьянова.

– Володь, привет, это я, Татьяна. Похоже, тебе скоро придется переквалифицироваться в перевозчика.

– Это еще почему? – удивился Владимир. – А, кажется, я догадываюсь. Сейчас назовешь адрес, по которому необходимо приехать, чтобы забрать еще одного фигуранта, да? Я прав?

– А когда ты, Киря, был не прав? Да, на этот раз надо отвезти Константина Владимировича Трегубенкова и его супругу. Он признался в том, что по приказу начальника Управления культуры Расторгуева действительно намеревался убить Чередниченко, но вместо этого прострелил себе левую руку. Его супруга отвезла Трегубенкова из ресторана в Квасниковку, в дом, в котором она жила до замужества. Потом она снова съездила домой, чтобы отвезти мужу продукты и лекарства, но буквально на пороге квартиры я ее перехватила. Слушай, Трегубенков клянется и божится, что не убивал Владислава Дубовицкого, и ты знаешь что? Я ему верю. Он рассказал, что ночью ему позвонил Расторгуев, начальник Управления культуры, и приказал вывезти тело Дубовицкого из его квартиры, отвезти в театр и оставить в кабинете. Вроде бы по этому плану Расторгуева следствие должно было пойти по ложному пути. Кто именно убил Дубовицкого, Трегубенков не знает. Но тут всплыло еще одно его покушение на убийство. Его видела Регина, уборщица театра. Девушка видела, как Трегубенков выходил из кабинета Дубовицкого и заподозрила его. Но, представляешь, она не придумала ничего лучше, как заявиться к Трегубенкову в театр и рассказать о том, что она его видела! Трегубенков, конечно же, запаниковал и начал ее душить. Но, слава богу, все обошлось, девушка просто была в глубоком обмороке. Да, ты ведь уже знаешь. Регина приезжала в Управление полиции писать заявление. Ну вот, кажется, я тебе все рассказала. Приезжай. В Квасниковке после площади свернешь направо, и третий от дороги дом будет тем, в котором мы находимся. Ждем тебя.

– Понял. Пока, – коротко сказал Кирьянов.

Я дождалась приезда Владимира.

– Кирь, квартиру Дубовицкого твои ребята осматривали? – спросила я.

– Разумеется, Тань. Но там, как и в кабинете, буквально стерильно. Я же говорил тебе, мы пытались крутить обе версии – и то, что Дубовицкого убили в кабинете на работе, и то, что смерть наступила дома. Только… никто ничего не видел.

– С соседями общались?

– Не особо усердствуя, – честно признался Кирьянов. – Раза два ребята по подъезду походили. Кто был дома – с теми побеседовали. Но там, как во многих многоквартирных домах, окружающим нет дела друг до друга. Все заняты собой, своими делами. Сосредоточились на работниках театра, все-таки труп там нашли. А тут ты стала нам подкидывать новые данные. Между прочим, резонансное дело оказалось – это сколько же девчонок вывезли за рубеж? И ведь большинство из них никто не искал. Уехали и уехали, может, за границей работу получше нашли.

– Да понимаю, – грустно кивнула я. – Эти деятели вообще продуманные. Привлекали в свой сомнительный бизнес в основном детдомовских девчат – за них особо и заступиться некому. Так о чем я? Ты же не будешь возражать, если я побываю в квартире Дубовицкого? Раз уж выяснилось, что убили его, скорее всего, именно там.

– Ну побывай. Мои там отработали уже. Ключи дать или сама найдешь?

– У своей клиентки возьму.

После того как Киря увез супругов Трегубенковых, я приняла решение взяться за Расторгуева. Похоже, только он сможет прояснить ситуацию с убийством Дубовицкого.

Я зашла на сайт Управления культуры и нашла там номер телефона начальника этого ведомства – Валентина Георгиевича Расторгуева.

– Секретарь Оксана, – пропел в трубку приятный женский голос, – чем могу быть вам полезна?

– Здравствуйте, Оксана, будьте добры, соедините меня с Валентином Георгиевичем, – попросила я.

– К сожалению, Валентин Георгиевич в данный момент отсутствует, – ответила Оксана.

– А когда его можно застать? – задала я вопрос секретарю.

– Валентин Георгиевич ничего не сказал. Попробуйте позвонить позже.

– Хорошо, я так и сделаю.

– Всего вам доброго, – попрощалась со мной Оксана.

Ну ладно. Значит, пока осмотрю квартиру Дубовицкого. Вдруг там обнаружится что-то, что даст ключ к разгадке его убийства. Ведь не факт, что если я сейчас заявлюсь к начальнику Покровского управления культуры Расторгуеву, то он мне прямо вот так все и выложит. Вероятно, что он знает убийцу, но до сих пор покрывает его. Поэтому я должна сама отыскать мотивы убийства и улики.

Конечно, следаки Кирьянова работают качественно. Но если труп найден на работе, жилье обычно осматривается поверхностно. Снимаются «пальчики», да и все. А мне любая мелочь может пригодиться. Да и с соседями пообщаюсь.

Мои мысли прервал телефонный звонок.

– Алло, я слушаю, – сказала я.

– Татьяна Александровна, это вы? – спросил женский голос.

– Да, я. Слушаю вас, – сказала я.

– Татьяна Александровна, это я, Екатерина Нерасстроева, сестра Владислава.

– Здравствуйте, Екатерина, – поздоровалась я. Вот ведь! Только что сама хотела ей звонить.

– Татьяна Александровна, ну что там с расследованием? Как оно? Продвигается? Может быть, появились уже какие-то результаты? – спросила Екатерина Нерасстроева.

– Ну, что я могу вам сказать. Конечно же, расследование продвигается, определенные подвижки есть, – ответила я Екатерине. – Но выяснены еще далеко не все факты по поводу убийства вашего брата. Да, кстати, Екатерина, мне необходимо будет осмотреть квартиру Владислава Григорьевича. Не исключено, что могут появиться какие-то новые детали, которые прояснят общую картину преступления.

– Конечно, Татьяна Александровна, – с готовностью откликнулась Екатерина, – ключи от квартиры Владика у меня есть.

– Очень хорошо, тогда давайте договоримся, когда мы с вами встретимся, – предложила я.

– В любое удобное для вас время, – отозвалась Нерасстроева, – вы можете располагать мною.

– Ну, скажем, минут через тридцать-сорок? Сможете подъехать к дому вашего брата? – спросила я.

– Конечно!

– Тогда – до встречи, – сказала я и отключилась.

К дому Владислава Дубовицкого мы с Екатериной Нерасстроевой приехали ко времени, о котором договорились ранее. Я уже заехала на территорию большого и ухоженного двора, а буквально через пару минут показалось такси. Екатерина вышла из машины, расплатилась с водителем и подошла ко мне.

– Кажется, я успела вовремя, – сказала женщина.

– Да если бы и задержались, то ничего страшного не произошло бы, – заметила я. – Я только что подъехала.

Мы с Екатериной вошли в подъезд, вызвали лифт и поднялись на этаж, на котором находилась квартира Владислава Дубовицкого. Нерасстроева открыла входную дверь и, войдя в прихожую, пригласила меня:

– Проходите, Татьяна Александровна.

Осмотр квартиры застреленного директора театра я начала непосредственно с прихожей-холла. Он был довольно просторный, но мебели в нем находилось немного: шкаф-купе, винтажный столик из темного дерева на витой ножке и антикварного вида кресло. Я также обратила внимание на оригинальную плитку, которой был выложен пол. Затем я открыла дверцы шкафа и увидела дорогую мужскую одежду: несколько дубленок, кожаный плащ, три куртки из велюра. В шкафу также находились вешалки с костюмами и рубашками.

Покинув холл, я перешла в гостиную. Это была светлая, с двумя окнами комната, выдержанная в черно-белых тонах. Эту контрастную гамму разбавлял и смягчал шерстяной ковер цвета топленого молока. В центре гостиной стоял широкий кожаный диван приятного шоколадного цвета, а на небольшом расстоянии от него – кресло. Перед диваном на гнутых ножках стоял маленький низкий стол. Конечно же, на одной из стен была укреплена большая плазменная панель.

Из гостиной я проследовала в спальню. Широкая кровать поистине королевских размеров поражала не только своей оригинальной формой в виде плавно закругленных краев, но и красивым изголовьем, выполненным из дерева с ажурными фрагментами. Перед кроватью лежал ковер с длинным ворсом. В правом углу спальни стояло большое напольное зеркало в золоченой раме. Во всяком случае, так мне показалось. По обе стороны кровати находились тумбочки, на которых стояли настольные лампы с абажурами в виде шаров.

Я вышла из спальни и направилась на кухню. Она была просторной и включала в себя целый комплекс, состоящий из электрической плиты, духового шкафа и холодильника. Кухонный интерьер дополнял шкаф для посуды. Я открыла его дверцы и увидела стеклянные емкости для круп, а также упаковки кофе. Содержимого в емкостях было не очень много, кофе же самого высокого качества – гораздо больше. Середину кухни занимала обеденная группа, состоящая из стола и четырех стульев. Огромный холодильник с системой ноу-фрост стоял в углу. Я подошла к нему и заглянула внутрь. Продуктов в нем не было.

– Я убрала продукты, а то они бы испортились, – объяснила Екатерина, показавшись в дверном проеме, – кстати, их было не так уж и много. Владик всегда предпочитал питаться вне дома.

– Понятно.

Я открыла дверь в санузел. Все предметы и аксессуары в нем – ванна, унитаз и умывальник – были кипенно-белого цвета. Очень необычно смотрелся на белом фоне выложенный разно-цветной мозаикой пол. Надо сказать, что дизайнер жилища Владислава Дубовицкого потрудился на славу. Квартира выглядела дорого и престижно.

Теперь надо бы осмотреть компьютер Владислава Дубовицкого. Может быть, мне повезет, и я откопаю нечто, что подскажет, где искать убийцу. Компьютер стоял в спальне на специальной подставке, напоминающей письменный стол. Но комп был запаролен. Я попыталась открыть его, но после нескольких бесплодных попыток оставила эту затею. Кстати, почему полицейские не забрали домашний компьютер Дубовицкого? Рабочий, насколько я помню, конфисковали.

Я еще раз начала осматривать квартиру, теперь уже на четвереньках. Иногда улики лежат под самым носом, а порой их приходится искать. И я искала. Проползая около винтажного столика, я едва не зацепила его. Столик опасно накренился в сторону, обнажая примятый участок ковра. Мне показалось, что там что-то блеснуло. Да нет, не показалось. Это была перламутровая пуговица. Забилась в пушистый ворс, да практически под самую ножку столика, вот криминалисты ее и упустили, насколько я могу предполагать. Кстати, по всей видимости, это та самая пуговица с пиджака Маргариты Старожиловой! Интересно, как она здесь оказалась? Я осторожно подхватила находку носовым платком, убрала в пластиковый пакетик для вещдоков и спрятала в сумку. Вернула столик на место и поняла, почему полицейские могли не обнаружить такую мелочь. Она запуталась в густом ворсе дорогого ковра, да еще и под ножку столика угодила.

Ладно, теперь надо бы поговорить с соседями Дубовицкого. Они, возможно, смогут что-то прояснить.

– Екатерина Григорьевна, где вы? – окликнула я сестру Дубовицкого.

– Я была на лоджии, Татьяна Александровна, – отозвалась женщина и появилась в холле.

– Так, я закончила осмотр, – сообщила я. – Думаю, что совсем скоро я смогу сообщить вам более точные сведения по поводу расследования.

– Буду с нетерпением ждать вашего звонка, Татьяна Александровна, – сказала на прощание сестра Владислава Дубовицкого.

Я подошла к квартире, которая располагалась рядом с квартирой Владислава, и уже собиралась нажать кнопку звонка, но остановилась, потому что услышала громкие голоса.

Похоже, это супруги выясняли отношения. Женский голос возмущенно кричал:

– Какая же ты скотина! Снова ведь нажрался! Как ты еще умудрился квартиру не перепутать!

– Да н-нет, н-нет, ты… ты это… заблуж… ошибаешь…

Пьяница не договаривал окончания, но все-таки не оставлял попыток объясниться.

– Я ж, И-ирочка, совсем-совсем чут… чуточку всего…

– Какая там «чуточка»?! Нет, вы слышали? Говорит, что выпил он совсем чуть-чуть! Пьяная морда! Ирод! На бровях ведь, скотина, приполз!

– Ну, И-иришень… чка, не ругай ты… меня… щас тихо… нечко я лягу и…

Супруги, видимо, уже отошли вглубь квартиры, потому что я практически уже ничего не слышала, до меня доносился только какой-то невнятный бубнеж.

Мне эта сцена напомнила анекдот в тему.

«Пьяница добрался до своей квартиры и снял ботинки. Жена, уперев руки в бока, молча смотрит на него. Тогда мужчина вновь начал надевать обувь. И вот тут-то жену прорвало:

– Ты куда это снова намылился? Только ведь приперся, пьянь подзаборная! Куда тебя снова черти понесли? Не нализался еще? Не все еще вылакал, алкаш позорный?

– Ну вот, теперь я точно знаю, что попал в свою квартиру, – отвечает муж. – А то ты молчишь, и я уже подумал, что пришел не к себе».

Конечно, я не стала звонить в соседнюю квартиру, для того чтобы поговорить о Владиславе Дубовицком. Это было бы плохой идеей. Я подошла к квартире в этом же тамбуре, которая была расположена как раз напротив квартиры директора театра.

На мой звонок к двери почти сразу же подошла женщина и спросила:

– Кто?

– Меня зовут Татьяна Александровна Иванова, я частный детектив и расследую убийство вашего соседа, Владислава Григорьевича Дубовицкого. Мы можем поговорить?

Дверь открылась, и на пороге показалась женщина пенсионного возраста в цветастом фартуке.

– Проходите, – приветливо пригласила она. – Только давайте пройдем на кухню, а то у меня там баклажанная икра готовится.

Мы прошли в маленькую, но уютную и чистую кухню, и хозяйка усадила меня за стол.

– Извините, но я сейчас не могу оставить плиту, а то баклажаны пригорят.

– Ничего страшного, я подожду.

Наконец женщина выключила плиту и пригласила меня в гостиную.

– Располагайтесь вот здесь, – сказала она, кивнув на диван, – а то на кухне очень уж жарко.

Я села на диван, а хозяйка устроилась рядом, в кресле.

– Так вы, значит, частный детектив? – спросила женщина.

– Да. Простите, а как к вам можно обращаться? – спросила я.

– Ой, а я же вам и не представилась, – спохватилась женщина, – совсем закрутилась с этой икрой. Меня зовут Олимпиада Константиновна.

– Олимпиада Константиновна, скажите, а вы давно знаете Владислава Григорьевича? – спросила я.

– Ну не сказать что очень давно. Но все-таки порядочное время. Я-то здесь живу с самого заселения дома. А вот Владислав Григорьевич переехал сюда гораздо позднее, – пояснила женщина.

– Понятно. А что вы можете сказать о вашем соседе? – задала я следующий вопрос.

– О Владиславе Григорьевиче? Ну, что сказать… Человек он был интеллигентный, вежливый. Мы всегда при встрече с ним здоровались, и, как воспитанный человек, Владислав Григорьевич пропускал меня вперед. Ну, вот в лифте, например, или при выходе из подъезда. В целом про него можно сказать, что это был положительный мужчина. Никакие подозрительные личности к нему не приходили, пьяные – тем более. Вот тут у него в соседях как раз такой алкаш живет. Постоянно в запое пребывает. А Владислав Григорьевич даже пытался убедить его бросить пить. Да куда там! – женщина махнула рукой. – Как говорится, горбатого только могила исправит, так и алкоголик до самой смерти пить не бросит. Ой, Татьяна Александровна, что же это мы с вами тут сидим. Давайте я вас угощу баклажанной икрой, – предложила Олимпиада Константиновна.

– Спасибо, не откажусь, – сказала я, почувствовав, что я уже здорово проголодалась.

Женщина пошла на кухню и вскоре возвратилась с подносом в руках, на котором стояло блюдо с икрой, «плетенка» из соломки с хлебом и компот в пузатом кувшине. Все это Олимпиада Константиновна поставила на стол.