скачать книгу бесплатно
– Дерзай, – прорычал волк. – Но лишь потому, что подобную наглость я вижу впервые.
– Мое имя Рихтер, люди зовут меня Златоустом, – проглотив ком в горле, заговорил вор. – Я аристократ и человек чести. Мои предки покрыли свою фамилию славой, но сейчас я в изгнании и потому не могу называть ее. Также я не могу позволить убить себя привычными тебе способами и требую отсечения головы этим благородным клинком, который волею судеб попал мне в руки. Так мне велит поступить честь.
Волк впился когтями в позеленевший от времени череп, и тот раскололся.
– Я теряю терпение, смертный. Если это исповедь, то ты зря стараешься.
– Тебе интересно, для чего я пришёл сюда без оружия. Так знай же, что намерения мои чисты, как слеза праведницы, и столь же благородны, сколь ты свиреп, а я добродетелен. Лживые и подлые люди барона Рутгера говорят, что сладкий голос, который разносят ветра, не может принадлежать прекрасной женщине, и потому принято полагать, что Амелия – ведьма из культа Рогатого Пса.
– Ты слышал о Рогатом Псе?
Не рискнув сбиться с мысли, вор продолжил, игнорируя заданный вопрос:
– Ведьмы, как всем известно, – согбенные нечестивостью старухи. Потому Амелию и нарекли Крысой. – Видя, как ярость вновь охватывает волка, Рихтер продолжил: – Я же с этим не согласен. Нет! – голос сорвался на крик. – Дай сперва закончить! Не надо душить!
– Мое терпение на исходе.
– Узнав о планах мерзавца Рутгера изловить и посадить Крысу… Прости, Амелию на цепь, поспешил в вашу обитель, дабы предостеречь.
– Ты хорошо говоришь, и я знаю, что прямо сейчас по лесу идёт группа воинов. Я слышу проклятия, коими они осыпают… Крысу, – волк приблизился и извлёк из трясущихся рук Рихтера оружие. – Я займусь ими, но сперва ты. Скажи, неужели оно того стоило?
В вопросе зверя вор услышал нечто человеческое. Нечто отдаленно напоминающее сочувствие.
На смену дремотной тишине дубравы нечто иное. Неестественное и, если угодно, волшебное спокойствие вновь поселилось в душе Рихтера. Он закрыл глаза и, склонив голову в ожидании рокового удара, набрал полную грудь воздуха, различив в нем аромат мёда и корицы, а после был лишь свист рассекаемого клинком воздуха.
Боли не последовало, как, впрочем, и самого удара.
– Открой глаза, – обратилась к вору обладательница прекрасного голоса. – Скажи мне, что ты такое? Тебя, как и нас всех, манят Дороги Охоты. Кто ты и почему рискнул всем, явившись ко мне?
Выпал шанс, и упускать его было нельзя, а потому Рихтер начал лгать с новой неистовой силой:
– Я менестрель.
Она рассмеялась:
– На моих Дорогах редко встретишь поэтов. Ты заинтересовал меня, и мы могли бы поладить. Никто не тянул тебя за язык, но я не прощаю лжи. Знай это и открой, наконец, глаза.
Крыса поступил, как велели. Он обомлел, увидев молодую женщину, облаченную в зеленое шёлковое платье. Ее хрупкие плечи украшал платок дивной вышивки, и локоны вьющихся огненно-рыжих волос играли золотом в тусклом свете заходящего солнца. Меч застыл перед самой шеей парня, но бледная, как мрамор, и тонкая, словно лёд, рука крепко сжимала помутневшую сталь клинка.
– Хозяйка, – прорычал волк, – вам не следовало беспокоить себя подобными пустяками.
– Хельгерд, милый, молчи, когда говорю я. Гостей, подобных Рихтеру, у нас ещё не было. Ты хотел избавить меня от радости общения с этим человеком?
Крыса, не отводя глаз, смотрел на свою спасительницу. Женщин, равных ей по красоте, он прежде не видел, но то, как она обращается с чудовищем, как легко остановила меч, и то, с какой почтительностью к ней относится волк, внушало ужас.
– Учти же, – она по-девичьи захихикала, – Златоуст… – улыбка обнажила ряд жемчужно-белых клыков, – если ты соврал, наказание будет столь же сурово, сколь щедрым окажется вознаграждение. Приглашаю тебя в свою скромную обитель.
Договорив, она обратилась в россыпь застывшей в воздухе золотой пыли, и в дубраву вновь вернулись крики птиц, шелест листвы и учащенное дыхание твари, зовущейся Хельгердом.
– Хельгерд, разорви на части тех, кто прямо сейчас называет меня Крысой, а после возвращайся домой, – прокричала голосом Амелии стая ворон.
– Тебе повезло, – прохрипел Хельгерд. – Моли всех известных тебе богов о том, чтобы везло и дальше. – Волк бросил оружие на землю и в несколько прыжков взобрался на ветви дуба. – Иди вслед за уходящим солнцем. К полуночи ты окажешься на поляне.
4
Рихтер вышел на поляну уже глубокой ночью. Парню было ясно, что никогда прежде он не был так близок к смерти. Луна висела над лесом бледным бельмом, и лишь благодаря её тусклому свету он не переломал ноги. Конечно, он думал о побеге, однако знал, что любая попытка обречена на провал, влекущий за собой гибель. Едва волк скрылся из виду, Крыса дал деру. Парень надеялся на численный перевес со стороны людей Рутгера.
Надежды его пошли прахом, ведь Крыса услышал пронзительный, полный боли и ужаса крик старшего среди его преследователей. Звуки короткой, но ожесточенной схватки не могли долететь до его слуха без помощи колдовства, и Рихтер принял решение идти к Амелии, уповая на удачу и легковерность последней, страшась даже предположить, в какую игру она с ним играет.
Всю дорогу он вспоминал песни, услышанные им от музыкантов, пьяной солдатни да крестьян. Будучи завсегдатаем гриммштайнских питейных, он знал наизусть великое множество песен, но каждая так или иначе вращалась вокруг того, что при дамах петь не принято. Героями любимых Рихтером стихов были трубочисты, навещавшие чужих жен под покровом ночи, ландскнехты, справлявшие нужду на тела обезглавленных врагов, и, конечно же, прекрасные девы, терявшие честь с тем или иным мерзавцем, который всякий раз сбегал, стоило взойти солнцу.
– Подобными песнями я не смогу спасти свою шкуру, – процедил он, – если бы я должен был развлечь этого шелудивого пса, мне бы следовало спеть о гнидах, изводящих пехотинца на марше. – Именно тогда на лице вора появилась улыбка, и именно в тот час Рихтер вышел на Весеннюю поляну, имея четкий план своих дальнейших действий. Надежды он возлагал на то, что Амелия никогда не встречала бродячего поэта Яна Снегиря и не сможет уличить его в краже стихов.
Хозяйка Лисьей дубравы встречала гостя под аркой из двух высохших и переплетённых между собой дубов. Ночная мгла была наполнена золотой пылью, над которой ветра не имели власти. Вор уже ничему не удивлялся. Девушка или нечто скрывающееся за столь приятной для глаза внешностью поманила его за собой, а после скрылась под аркой о переплетенных деревьях.
– Она пригласила тебя, – прорычал из темноты Хельгерд. – Не думаю, что ты будешь счастлив видеть её в гневе.
Алые бусинки крови падали на траву, поблескивая в лунном свете.
– Живо заходи в дом, иначе я сам затащу тебя туда.
Волк был ранен, но посеченная шкура, казалось, совсем не тревожила Хельгерда.
Рихтер был не из тех, кому в подобных ситуациях нужно повторять дважды, и, уже стоя под аркой, совершил роковую, как ему показалось, ошибку. Коварный обладатель когтистых лап и вострых клыков окликнул его, но не тем именем, которое он называл прежде. Хельгерд еле слышно произнес:
– Крыса, подожди.
И Крыса обернулся. За то мгновение Рихтер трижды проклял и себя, и все, на чем зиждется мироздание. Чудовище оскалилось в омерзительном подобии улыбки:
– Я так и знал. Ты начинаешь нравиться мне. Не повторяй моих ошибок. Не всегда большее равнозначно лучшему.
Хозяйка Лисьей дубравы ждала их в просторном зале, и первое, на что Крыса обратил внимание, были детские игрушки, разбросанные по полу. «У твари есть дети?» – подумал он и поднял с пола одну из них. Деревянная лошадка. Такие ладят из дерева люди, но он не сомневался, что здесь он единственный человек, и оттого ему стало не по себе. Вор не ожидал услышать топот детских ножек, ведь, кроме тяжелого дыхания волка да треска поленьев в очаге, он ничего не слышал.
Нелюди не сводили с него глаз. Голубые волчьи глаза и золотые очи хозяйки.
– Я готова поклясться Рогатым Псом, – заговорила женщина, – когда мы встретились, в твоих волосах не было этой уродливой проседи.
– Скажи спасибо своей собаке, – ответил Рихтер. – А тебе я скажу спасибо за гостеприимство.
– Ты действительно должен благодарить Амелию, – прорычал волк. – И судьбу заодно. Твоя выходка стоила жизни пятерым воинам.
– Они сражались как львы, – улыбнулась Амелия, – Гхарр должен гордиться ими. Знаешь ли, не каждому удается ранить моего волка.
– Догадываюсь.
– А теперь, – прохрипел Хельгерд, роняя на пол слюну, – Хозяйка хотела бы услышать твои песенки, а я – чтобы все это оказалось ложью.
– Не ври! – Амелия залилась звонким смехом. – Тебе ведь тоже интересно, что за кошка к нам приблудилась и какой она породы.
– Я знаю эту породу, – ответил Хельгерд, – мне она известна очень хорошо.
Он вышел в центр зала и, глядя, как пламя играет на огненных волосах хозяйки дома, дубравы и, возможно, его жизни, произнес так громко и отчетливо, насколько вообще мог: – Эту песню я написал во время официального визита моего отца в столицу Вранового края.
– Нам это неинтересно, дружок, – произнесла Амелия. – Мне приятно знать, что ты успел повидать мир, но несколько больше, чем ты подозреваешь, и твои истории скучны. Я хочу услышать песню, а не то, как ты ее сочинял.
Он откашлялся. Его раздражало то, с каким пренебрежением эти твари относятся к нему, но лучше так, чем остывать на холодной земле.
– Так или иначе, я прибыл на руины Белого взморья и в полночь видел там призрак плакальщицы.
– Банши?! – воскликнула Хозяйка Лисьей дубравы. – Как здорово, продолжай. Сама я только слыша о них, но видеть воочию мне их не доводилось. Кухар хотел показать одну из них, но не смог изловить.
– С вашего позволения, я исполню сложенную в тот год песню.
Амелия одобрительно кивнула и, устроившись на причудливом подобии трона, всем своим видом показала, что готова слушать.
– К сожалению, у меня нет инструмента, – растерянно произнес вор, оттягивая время, дабы получше вспомнить слова песни. – С лютней было бы сподручнее, – а про себя пожалел, что не забрал у Фриды её лютню. Сейчас она бы ему очень пригодилась.
– Это не беда. Если в песне есть музыка, я её обязательно услышу.
Рихтер вновь откашлялся. Набрал полную грудь воздуха. Справедливости ради стоит отметить, что Господь не обидел лжеца голосом. Он брал любые ноты, не зная об их существовании, и, если бы судьба не привела его на кривую дорожку воровства, есть вероятность, что Рихтер прославился бы на более благородном поприще. Он начал петь:
В осеннюю ночь она выйдет одна.
Как мрамор бела её кожа.
Безмолвным руинам о жизни поет,
О будущем и о прошлом.
В осеннюю ночь лихие ветра
Разносят мелодии эти.
Страшнее они молчаливой тоски,
Прекраснее холода смерти.
Полвека назад, да, полвека назад
Белокаменный город был путнику рад.
Из стали искру высекал кузнец,
За сделкой из кубка мед пил купец
Полвека назад, да, полвека назад!
В безлюдную ночь она бросит погост.
Изящна, легка её поступь,
И с диском луны она споры ведет
О будущем и о прошлом.
Тоску её разделят ветра,
Траву луговую сминая.
Давно город брошен, но дева поет
О любви, что не умирает.
Полвека назад, да, полвека назад
Белокаменный город чумой не объят.
Не сплевывал кровь, умирая, кузнец,
За прилавком вел торг живой купец
Полвека назад, да, полвека назад!
Амелия слушала внимательно, не шевелясь, и, стоило Рихтеру закончить, она обратилась к Хельгерду:
– Друг мой, скажи, что ты думаешь?
Волк метнул в гостя взгляд, которым можно проколоть человека насквозь, а потом прорычал:
– Звучит ладно, но не украл ли он её?
– Как? – вырвалось из груди Рихтера. – Это не то…
– Не обращай внимания, – перебила его Амелия. – Все мы дети Дорог Охоты, и, если эти песни добыты не тобой, что ж, не осуждаю. Главное, что теперь они принадлежат тебе и ты мастерски ими владеешь. Мне нравится, как ты поешь, и я готова слушать дальше. Клянусь молодой луной, ты нравишься мне, человек.
Сложно сказать, как долго вору пришлось радовать чудовищ пением, ведь в доме Амелии течение времени не чувствовалось вовсе. Вор выудил из памяти с полсотни песен разных менестрелей, а когда все песни, наконец, были спеты, Рихтер поблагодарил Господа за возможность передохнуть.
По велению хозяйки он устроился на подушках в её ногах. Только сейчас парень обратил внимание на покрытые грязью сапоги, изодранную и перепачканную одежду. Огонь, как и прежде, с аппетитом поглощал поленья, подбрасываемые в камин Хельгердом. В доме царили спокойствие и тишина. Амелия задумчиво глядела сквозь своего гостя, и тот не решался нарушить молчание.
– Ты устал? – вдруг поинтересовалась она. – Не отвечай, я вижу это и так.
– Ничего страшного, – ответил Рихтер. – Я не в обиде, во всяком случае, не за это. Я хочу жить сильнее, чем спать, знаешь ли.
– Ах да. Я сразу поняла, что мне по душе твои песни и то, как ты их поешь, – она протянула руку к его лицу, провела кончиками пальцев по небритой щеке. – Не весь репертуар, конечно.
– Понимаю.
– Не обижайся. Голод сводит меня с ума, и я начинаю капризничать.
– Только лишь голод? – бросил вор и осекся. – Я не то имел в виду.
Она улыбнулась. Нежно и по-девичьи. От такой улыбки на его душе взвыла целая стая бродячих котов Златограда. Ей было нельзя не восхищаться. Красива и опасна, как древняя богиня, коей, по мнению Крысы, она и являлась.
– Я говорила, что вознагражу тебя.
– Или убьешь.
– Не стоит демонстрировать отсутствие манер, – одернула она его. – Это не то, чем стоит бахвалиться. Так вот, убивать я тебя не стану, ведь ты сделал больше, чем думал. Ты развеял мою скуку – и да, я почти забыла о голоде. Ты прямо сейчас можешь пойти в мою кладовую и выбрать для себя какую-нибудь безделушку, или я готова сделать тебе подарок, значительно превосходящий цену выбранного в кладовой предмета.
Боковым зрением Рихтер уловил движение у камина и, украдкой повернув голову, понял, что Хельгерд, растянувшийся у огня, не спит. Волк в беззвучной ярости оскалил клыки и не сводил глаз с гостя. Тут парню вспомнилось предостережение, данное монстром под аркой из двух переплетенных дубов.
– Что ты выбираешь?
– Я выбираю большее, но мне нужно знать детали.
– Я не сомневалась в твоем выборе, – Амелия пристально поглядела на своего защитника и на сей раз обратилась к ним обоим: – Все вы выбираете большее. Наверное, в этом вся наша охотничья природа.
Как говорил папаша Рихтера, если быть дураком, то быть им следует до конца. А посему вор лишь улыбнулся и сказал:
– Мне нужно знать всю подноготную, дабы потом не жалеть о сделанном выборе. Расскажи мне все, что я должен знать. О себе, о доме, о кладовой и о том, чем вы живете.
