скачать книгу бесплатно
Мудрицкий не понял, что именно заставило собеседника Подскребаева умокнуть.
После некоторого молчания тот снова продолжал:
– Вообще-то, Федор, ты порой так тормозишь, что… Обычно с имени и фамилии начинают, а ты всегда говоришь слишком долго и слишком много. Давай уже по существу…
– Так я ж про это существо и говорю, – словно извиняясь, продолжал Подскребаев. – Этот оператор, которого мы тут ждем, как раз у нее и работал.
Так это они про меня, что ли?
Не конкурент, мельком пронеслось у Мудрицкого в мозгу – уже хорошо.
– Федя, ты всегда так долго рассусоливаешь… ты можешь короче?
– Это я к тому, что он – очень хороший оператор. Как-то на кроссе в Харькове, я у тебя тогда еще не работал, мне довелось постоять рядом с ними: с Андреевой и Мудрицким. Я не успевал за гонкой и машинами следить, а этот с камерой умудрялся и следить, и снимать, и перевороты, и толкучку, и разборки – словом, всё!
– Ну и?..
– Говорю ж тебе, что оператор хороший, правда, нам работать с ним еще не доводилось.
– Ты сказал, что он работал. И почему же он от Андреевой ушел?
Тут к Мудрицкому подошла официантка. Она поставила на стол блюдце с чашечкой кофе и еще одно – с сахаром в синих фирменных квадратных пакетиках, с долькой шоколада и маленькой, отполированной до блеска, чайной ложечкой.
– Спасибо, – сказал Феликс и на этот раз поверх своей черной элегантной оправы поднял глаза на официантку.
Невысокая, в белом кокошнике и в таком же белоснежном фартучке, юбочка короткая, глазки в меру накрашены, голос мягкий и прозрачный, словно ручеек в лесу.
– Что-нибудь еще желаете?
– Нет, спасибо.
Девушка сделала микро-книксен, вполне дежурно, однако мило улыбнулась, обошла куст, и оттуда послышался ее мелодичный голосок.
– Николай Дмитриевич, вам что-нибудь еще?
Ответа не последовало, и это могло означать, что собеседник Подскребаева отрицательно качнул головой.
Значит, зовут его – Николай Дмитриевич, это Мудрицкий не просто запомнил, а… хорошо запомнил.
Феликс пользовался специальным приемом, который позволял запоминать имя нужного человека с первого раза. Нужно не просто отчетливо «проартикулировать», проговорить это имя про себя, а мнемонически к чему-то отчетливому привязать.
В данном случае за кустом сидел не какой-нибудь там Колёк-Колька-Николашка, а весьма такой себе солидный, хоть и молодой, – именно Николай. А отцом у него был не какой-то там Димон или Димчик, а именно Дмитрий, поэтому собеседником Подскребаева был именно Николай Дмитриевич.
И никак не иначе.
А когда ты имя своего собеседника произносишь отчетливо и правильно, не ошибившись (именно так – не ошибившись), тогда и собеседник к тебе становится значительно более внимательным, чем ты даже мог бы рассчитывать. Это Феликс когда-то вывел для себя как аксиому, возвел в разряд непререкаемых правил и следовал этим своим незыблемым и нерушимым правилам всегда и везде.
– А вам, Федор Васильевич? – это официантка обратилась к Подскребаеву.
– Еще кофе, – ответил Подскребаев. – Только принеси мне нормальную чашку, а не этот ваш… наперсток.
– То есть вам американу? Может, с молоком?
– Да, давай эту самую американу, но только молока побольше, и сахару побольше.
Из всего услышанного Феликс понял, что собеседник Подскребаева, этот самый Николай Дмитриевич, Мудрицкому – не конкурент, а даже похоже – шеф, начальник Федора Подскребаева.
И вот это – очень хорошо!
Это – просто отлично!
Великолепно!
Феликс не любил коммерческих и всяких прочих других исполнительных директоров и менеджеров, а предпочитал вести дела с генеральным директором или – что еще лучше – с учредителем или владельцем фирмы. То есть, с тем человеком, который принимает решения, а не выслушивает чьи-то доклады о том, какой Феликс прекрасный режиссер, блестящий оператор и профессиональный инженер видеомонтажа. При этом, если ты не понравился менеджеру или исполнительному директору, то до начальника информация о тебе может и вовсе не дойти.
– Ну-ну, – продолжал между тем за соседним столиком Николай Дмитриевич. – Так почему же он ушел от Андреевой?
– Не ушел, она его выгнала…
Мудрицкий удивленно выровнял свои лохматые брови и недовольно пожевал тонкими губами, поправил на носу очки.
– В таком случае, зачем нам человек с такой репутацией?
– Как это зачем? – переспросил Подскребаев. – Ты ведь сам распорядился набрать операторов, да побольше, да подешевле, а этот, повторяю, и хороший и недорогой. Тем более что сейчас он и вообще без работы.
Это я без работы? – снова удивился Мудрицкий.
– А что у него с Андреевой произошло?
– Ну, там грязная история… Собрал он как-то нарезку из видеоматериалов, там всяких: с авариями, столкновениями, с переворотами, да и продал кому-то, то ли в Киев, то ли в Москву, на какой-то канал. Там смонтировали фильм. Помнишь, когда-то видеокассеты чуть не на каждом углу продавались? Вот там Андреева себя и увидела.
Феликс, чертыхнулся, но, тем не менее, еще раз мысленно похвалил себя за то, что пришел в это кафе загодя. И вот так получилось, совсем случайно (не умышленно, конечно же), что он невзначай подслушал разговор Федора Подскребаева со своим хозяином.
А присутствие главного босса на переговорах почти всегда означало одно – Договор, Смету и счет.
Впрочем, нет, слово «Счет» – тоже с большой буквы.
Подскребаев, между тем, продолжал:
– А недавно этот Феликс открыл свое рекламное агентство. И что-то там даже зарабатывает, но по большому счету – сосёт лапу и постоянно ищет клиентов. Донецк, ты ведь сам знаешь, город маленький, все друг друга знают, рынок давно поделили… так что Феликсу сейчас несладко, я специально наводил справки. По нескольку месяцев его люди зарплату не получают, хотя налоги платит исправно. Словом – еле сводит концы с концами… как бизнесмен он никакой, а оператор – этого не отнять.
А ведь неправ Федор!
Все сотрудники у Феликса в агентстве (трое) эту самую зарплату получают исправно и систематически. И клиенты, слава богу, есть. Другое дело, что клиентов этих хотелось бы побольше, да посолиднее…
На той стороне куста какое-то время молчали.
– А что этот твой Мудрицкий – молодой, старый, семья?
– Ему что-то лет около сорока, у них дочка была, но, как рассказывают, в детстве умерла, еще маленькая, поэтому живут они вдвоем. Жена у него тоже журналистка на ТВ, что-то там про кулинарию, про собачек и про моду рассказывает…
Мудрицкий посмотрел на запястье – до встречи оставалось восемь минут, еще рано.
За кустом снова некоторое молчание.
Потом послышался голос Николая Дмитриевича:
– Ладно, с оператором… Что с нашим тюнинг-парадом?
– Пока доложить нечего, но занимаемся, Коля… занимаемся!
– А что с моим Эволюшеном?
– Турбину привезли, мотор настраивают, я думаю, что к пятнице твоя машина будет готова.
– Федор, ты ведь знаешь, куда я тебе, в случае чего, засуну это твоё «я думаю»?
Последнюю фразу Николай Дмитриевич проговорил, не повысив голоса и даже не поменяв интонации, и продолжал дальше:
– Если к пятнице мой Лансер не выедет на старт, то в аэропорт ты повезешь меня на собственном горбу!
– Колёк (он так и сказал, с буквой ё – Колёк), да не переживай ты! Все будет в порядке. Мужики из-под машины до утра не выпазили, я сам лично им жратву и кока-колу отвозил, всю ночь работали!
Несколько долгих секунд за кустом было тихо.
– На самом-то деле машина уже готова, – наконец, сказал Подскребаев, – и Макарыч уже тестирует ее. Катаются сейчас где-то под Ясиноватой… Просто я не хотел тебе раньше времени докладывать. Я жду, пока механики доложат мне… а уж потом я – тебе.
– Точно?
– Колёк я тебя когда-нибудь подводил? – переспросил в свою очередь Подскребаев, но без всякой обиды или растерянности в голосе.
На этот раз пауза продолжалась чуть дольше.
– Ладно, проехали, – прозвучал, наконец, голос Николая Дмитриевича.
Мудрицкий снова посмотрел на часы – осталось четыре минуты.
Пора.
Глава 3 Жовто-блакытный ДНР
Хроника войны, 2014 год
Эпиграф к персонажу:
– Андреев, так ты что, пацифист, что ли?
– Да, пацифист, а по гороскопу еще и Весы.
– Весы, это как? Ни рыба, ни мясо?
– Весы это равновесие.
– Какое там равновесие! Ни вашим, ни нашим.
– Весы это баланс.
– Какой баланс, Андреев! Ты – тряпка!
От: Александр Николаев[aleksander_nikolay@mail.ru]
Отправлено: 25 июля 2014 г. 15:40
Кому: Сергею Андрееву, Донецк
Тема: Привет из Сибири
Серёга, все, что сейчас происходит у вас на Донбассе, да и у нас – это страшно и несправедливо. Но хочу обратиться к тебе с предложением и просить тебя вести дневник собственных впечатлений и эмоций. Записки очевидца – это важно для будущего. Пиши, старик, обязательно пиши. Моя мама похоронена в Краматорске, у меня там родная сестра, а муж ее на заработках тут, в Новосибирске. Мы, с нашими сибирскими хохлами попервой за головы схватились и не понимаем, когда нас так сумели «развести» и разделить. В моих жилах течет польско-хохлятская кровь… У меня жена-красавица чистокровная полтавчанка Степюк. Пиши, старик, обязательно пиши.
Александр Николаев, Новосибирск.
Саша, привет!
Мы, похоже, одинаково думаем, потому что я совсем недавно пришел к той же мысли, но форму этих самых «дневников», я себе как-то не сумел придумать. Еще из юности сидит в голове штамп, что, мол, дневники пишут (писали в XIX веке) только девушки, вздыхающие (вздыхавшие) в лунной ночи, возведя глаза кверху, и опускали их только для того, чтобы видеть, куда они свои буквы и мысли пишут. И твое письмо – словно ответ на этот мой вопрос.
Быть может, и правда? Вот тебе и та самая форма…
Я с удовольствием буду тебе писать, рассказывая, что тут у нас и как, и, думается мне, что буду делать это достаточно откровенно, поскольку мы с тобой (по большому-то счету) малознакомые друг с другом люди, хотя когда-то и учились в одном инженерном институте. Это – как раз тот момент абстрагирования от сиюминутности, когда начинаешь думать и писать для потомков (эко завернул я, а?).
И один из моих первых материалов, который я собирался выложить на Facebook (или ещё куда-нибудь выложить, хотя на самом-то деле я не являюсь активным пользователем никаких социальных сетей, хотя аккаунты имею почти везде, где только можно придумать), начинался именно так: «Жовто-блакытный ДНР».
Сергей Андреев подумал всего несколько секунд, потом опустил глаза на клавиатуру и набрал первую строчку:
Андреев написал эти три абзаца и понял, что если дальше он продолжит в том же духе, то его однозначно прихлопнут либо те, либо другие, вопрос времени. Поэтому решил, что напишет статью как раз наоборот: о том, насколько безмерно он любит Петра Алексеевича и – одновременно – Владимира Владимировича. Тогда, быть может, наоборот – и эти решат, что «я за наших», и те решат, что «я за наших».
И Андреев ещё чуть-чуть поближе подвинул к себе клавиатуру:
Андреев подумал и убил все, выше написанное.
И начал сначала:
«Когда Путин так изящно, всего с двумя убитыми и двумя ранеными, отломил себе Крым, то донецкий люд и выстроился в колонну по четверо на тот самый референдум, где принимались заявления по поводу приема их в российские граждане. По разным оценкам на этот самый референдум и пришли разные количества людей.
По оценкам укров – всего 36-40%, а россияне и пророссияне на всех своих СМИ говорили не о том, сколько людей пришло голосовать, а о том, что ИЗ ПРИШЕДШИХ – целые 80% отдали свои голоса в пользу отхода Донбасса к России.
К слову, брат моей жены Игорь тоже ходил на референдум, но как раз для того, чтобы… отдать свой голос за Украину.
Я ему говорю: