Обсидиан и чёрный диорит. Книга первая. Дестан

Что с того, если незнакомец узнает имя, которым сейчас представляется людям Дестан? Оно всё равно выдумано, хотя за два последних года стало привычным для уха.

– Граф Луи де Леранж, к вашим услугам.

– Неплохо. Дворянином быть приятно, хотя хлопотно. Всякие гербы, геральдика, родословное древо, ненужная известность и копание в предках. Но я, представь, сам из княжеского рода. Ты можешь звать меня Коршуном. Неужели я первый и единственный, так сказать, столь необычайный персонаж на твоём пути? С порошком за пазухой и цветными звёздами в глазах?

– Не буду ничем клясться, можете не верить.

Коршун, казалось, окончательно расслабился, вытянул длинные ноги. Однако глаза его по-прежнему цепко фиксировали малейшее движение пленника, а рука со шпагой готова была в любую секунду сделать разящий выпад.

У Луи, разумеется, был миниатюрный запасец порошка во флакончике на поясе. Да что толку? Старик – такой же бессмертный, и на него не подействуют попытки подчинения, усыпления или ментальный удар. Бесполезно пытаться складывать пульвию. Кстати, теперь просвещённый Дестан знает, почему так названа фигура из сложенных пальцев. Ведь «pulvis» по-латыни – порошок. Словечком постоянно козыряют обманщики-аптекари, нахваливающие свой товар. Спору нет, порошки у них разнообразные, но совсем не волшебные…

– Я высмотрел сегодня ценную добычу, – продолжал грабитель. – Тебя выдали глаза, горящие в них часы. Так задумано кем-то, чтобы мы могли легко распознать друг друга. Ты – мой ягнёночек. Моё тело требует срочной замены, а свой порошок почти иссяк. Потому решил взять твой – великий, сильный. Ты ведь понимаешь, отчего зависит цвет? Нет? Да неужели?

Старик воодушевился. Похоже, он любил раскладывать свои знания по полочкам, бесконечно анализировать и выкладывать выводы. Если не на бумагу, то, как сейчас, случайному собеседнику.

– Призы получают убийцы самых ближайших родственников, – пустился в разъяснения Коршун, выражаясь так же желчно. – Но наши заслуги строго ранжированы. Возьми, к примеру, меня. Я случайно убил свою мамашу. Если виновен в смерти матери или отца – изволь получить порошок с сиреневым блеском. Довелось бы мне убить брата или сестру – сияние было бы серебристым. У детоубийц оно красное. Таковы правила, не нами придуманные. Зато твой песочек мне очень нравится. Ведь ты – злодей по высшему разряду. Жёлто-зелёное мерцание бывает лишь у тех, кто уничтожил всех ближайших родственников, какие только существовали тогда. А ведь кто-то из них мог кормить тебя грудью, качать на руках, вместе получать удовольствие от детских шалостей…

– Не нужно продолжать. – Луи поморщился, как от недавно выпитого кислого вина.

– Раз убийств было много, ты получил больше порошка, чем бывает обычно. Магические возможности у него шире, чем у слабеньких сиреневых, красных, серебристых. Так что проблема опустошения заветного мешочка пока не вставала. Ни о чём не переживай, наслаждайся сладостно долгой аркадской идиллией!

Старик картинно развёл руки, изображая безоблачное счастье. Луи дёрнулся было, но упустил благоприятный момент.

– А ещё ягнёночек постоянно проявлял осторожность. Экономил, попусту порошок не тратил. Выбирал для жизни самые спокойные места и профессии. Но обязательно выгодные. Какой-нибудь меняла, торгаш, ростовщик, опирающийся куда больше на силу и власть своих капиталов, чем на полученные способности. Минимум ненужных знакомств, никакого безрассудства в виде сражений, погонь, любовных приключений. Вот только нынешняя ситуация не вписывается в нарисованный портрет. Нестись весь день сломя голову в одиночку, без охраны, да ещё решиться на ночлег в сомнительном трактире! Но, кажется, мне известна причина.

Ещё бы! Да она всему Провансу уже известна. В Марселе началась чума. Проклятые купчишки, желающие срочно получить свои шелка для продажи, подкупили власти. Корабль из Леванта по пути заходил в Каир, кишащий крысами и чёрной смертью. Но мздоимцы сняли карантин, пустили судно в Марсельский порт и поставили под разгрузку.

Едва прошёл слух о первых случаях болезни, Луи оседлал коня. Зачем рисковать? Быстрей скакать как можно дальше, пока не выставили санитарные кордоны и не стали без разбору вешать всех, кто пытается вырваться из чумного ада. Забиться в глушь и переждать, пока смерть не соберёт обильную жатву.

– Из города уже бежала вся знатная верхушка, в том числе свита принцессы Орлеанской, что собиралась ехать в Италию, – подхватил старик. – О, им есть чего опасаться. А чего бояться тебе, бессмертному? Неужели ты настолько скуп, что не желаешь тратиться на подстраховку другим телом, живущим где-нибудь за сотни миль… или просто настолько глуп, что ничего не знаешь о такой возможности?

– Я знаю, – ответил Луи. – Я подстрахован. Так что убивать меня бессмысленно. Придётся ведь как-то избавляться от тела, навлекать подозрения…

– Убить тебя всё равно придётся. Иначе ты неизбежно пойдёшь по моим следам в надежде вернуть своё сокровище. Да ты не переживай так, раз подстрахован…

– Клянусь, что не буду преследовать вас, если оставите мне жизнь. Теперь, когда я знаю о других бессмертных, я смогу найти кого-нибудь и наполнить свой мешочек. Мне уже приходилось убивать…

Коршун поколебался, но вынул кинжал.

Свеча разгоняла мрак над столом-эшафотом, бросая причудливые тени на стены и неровный потолок. Мешочки лежали, полный и пустой, как центр визуального притяжения. Но и сами они словно готовы были вращаться вокруг свечи, как Земля и другие планеты вокруг Солнца, согласно безумной и возмутительной теории одного давно умершего поляка, Николая Коперника. Но ведь многие отчего-то говорят, что его отрицаемые церковью басни – не что иное, как истина.

Коршун, похоже, обожает всякого рода научные дебаты. Нужно втянуть краснобая в дискуссию. Отчаяние придало Луи решимости; казалось, он нашёл шанс выпутаться.

– Послушайте, я узнал много нового. Но ведь есть ещё песочные часы. Мне стыдно признаться, но я никогда не мог понять, для чего именно нужен этот, несомненно, ценный предмет.

– Глупец! – сказал старик. – Ты уймищу лет пользуешься часами и даже не подозреваешь, что они – символ твоего Хранителя!

Коршун увлёкся, приготовившись к новому длинному рассказу.

Всё решило мгновение.

Ягнёнок, превратившись в тигра, резким движением выбил у противника шпагу. Достаточно ловкий старик немедленно ударил Луи кинжалом в живот. Но – лезвие неожиданно отскочило! Тогда кинжал выпал сам: рука, сжимавшая его, на поверку оказалась очень слабой.

Молодой человек прыгнул на Коршуна и вцепился ему в шею. Де Леранж был крупнее, тяжелее и взял верх в борьбе. Через пару минут напряжённой схватки сиреневые искры в распахнутых глазах старика перестали падать вниз, суетливо замелькали, а потом разом взлетели кверху. Изображение песочных часов погасло, уступив место пустоте расширившихся зрачков.

Победитель разжал руки на тощей шее, поднялся, утирая пот с усталого лица, обрамлённого небольшой чёрной бородкой и тонкими усиками. Откуда-то из одеяний поверженного противника на щелястый пол выкатился маленький изящный предмет, вещество в котором явно ещё жило, в отличие от распростёртого рядом тела. Часы словно находились в поиске: медленно двигались сами по себе, готовые устремиться в неведомую даль.

Повинуясь внезапному импульсу и проявив недюжинную ловкость, Луи схватил странно пульсирующий, сопротивляющийся объект. Материя продолжала шевелиться, извивалась, ускользала и явственно начала терять очертания, собираясь раствориться и исчезнуть.

Граф выругался, понимая, что ему не справиться с непокорной собственностью старого злодея. Изловчившись вновь, изо всех сил ударил хрупкое стекло о поваленный в драке табурет.

Дестан не знал тогда, что сложные правила существования подобных ему индивидуумов предписывают никогда так не делать. Если бессмертный, не подстрахованный другим телом, уничтожен навсегда, часы сами собой исчезнут, покинут материальный мир. В противном случае через некоторое время хозяин призовёт их к себе, в другое место.

Порезов удалось избежать. Мельчайшие осколки с тихим мелодичным звоном не рассыпались по доскам под ногами, а собрались в крошечную сферу, усеянную светящимися пылинками. Тревожная форма разрослась, образовав призрачного двойника неудавшегося ночного грабителя. Фигура угрожающе покачивалась, пугая оцепеневшего путешественника. Потом раздался звук, напоминающий вспорхнувшую стайку мелких птиц, и тощий силуэт растворился, как утренний туман.

«Ягнёнок», на долю которого выпало сегодня слишком много потрясений, рухнул на кровать и уставился на тело, ожидая дальнейших сюрпризов. Но ничего не происходило. Никого не разбудил учинённый шум; глухая тяжёлая тишина висела над неказистым домом, давшим на время пристанище, чуть было не ставшее последним. Успокаиваясь, Луи глубоко вздохнул несколько раз.

Его задело замечание, что прожитые им жизни нелепы и бесцельны. Компенсируя тяжёлую, насыщенную физическим трудом и угрозой голодной смерти юность, Дестан поначалу проводил века в сытом довольстве и сонном оцепенении. Поджидал покупателей в лавке, торгующей шелками и специями. Насыпал под чудовищные проценты золото и серебро в пустые кошельки проигравшихся вельмож. Ссужал, случалось, и правителей, вечно нуждающихся в средствах на очередную войну. Деньги текли к нему, то тонкой струйкой, то половодьем. Наверное, так продолжалось бы поныне, не встреть он однажды на берегу мальчишку, распевающего во всё горло пиратские песни и рисующего на мокром песке чертежи неведомого корабля…

Коршун хотел прочитать ему приговор, даже, можно сказать, эпитафию. Теперь надгробную речь можно произнести над желтолицым стервятником. Да не стоит он того.

Обыск не пролил свет на личность задушенного злодея. Несколько монет и ключ. Пришлось осторожно прокрасться в соседнюю комнату. И там пусто. Две книги, подтверждающие, что их недавний обладатель обожает чтение. Что-то философское, неинтересное.

Граф вернулся в свою комнату и привычно проверил касанием локтя стеклянный флакончик с порошком для быстрого использования. Нужно вернуть песок в свой кошель. Как там делал недруг? Вот крупинки висят на пальцах – только не для того, чтобы солить пищу. Касаемся своего мешочка, переходим к соседнему. Движение пальца – и всё сработало!

– Вот оно как, – прошептал Луи, с удовлетворением наблюдая обратную эволюцию чёрного песка. – Вещество вернулось ко мне, своему прежнему хозяину, притом прихватило и те крохи, что были у грабителя Коршуна. Надеюсь, мы с ним никогда больше не встретимся.

Луи взял обе шпаги и кинжал, тщательно осмотрел их. Оружие у врага, нужно признаться, было лучше, чем собственное, которым самозваный граф де Леранж владел до сих пор неважно. А ведь когда Дестан был в позапрошлой жизни пиратом – шпага казалась естественным продолжением руки. Придётся упорно брать уроки фехтования и никогда не расставаться с холодным оружием. Да ещё контролировать проклятую осанку!

Почему так происходит? Дестан, как здравомыслящая и практичная личность, всегда вдумчиво и тщательно подбирал себе следующее тело, предпочитая красивых, высоких и атлетически сложенных мужчин. А нынешняя оболочка всего-то чуть выше среднего для европейца роста. Но стоит задуматься, утратить контроль – плечи непроизвольно подаются вперёд, а позвоночник сгибается, обеспечивая противную сутулость. Словно, как века назад, на Дестана давят тяжесть непосильного труда и низкий потолок нищей лачуги.

Бесшумно походив по комнате и осмотревшись, Луи аккуратно открыл ставни и выглянул наружу. Проём выходил на задний двор, куда и следовало выбросить длинное, но лёгкое тело.

Глухой стук падения резанул по нервам, показался оглушительным.

Но вокруг было по-прежнему тихо. Через час появились признаки приближающегося рассвета. Вещи собраны, засовы бережно сняты. Утренняя прохлада отгоняет сонливость, накатывающую тяжёлыми волнами и колющую виски. Как хорошо, что чужаку принадлежал такой спокойный конь, безропотно позволивший оседлать себя и взвалить на спину остывший груз. Теперь осталось разыграть финальную сцену – и можно двигаться дальше, не оставляя за спиной ненужных проблем.

Разбуженный трактирщик, заспанный, полуодетый, босиком выскочил из своей каморки на утоптанный земляной пол и неприязненно уставился на назойливого постояльца.

– Прошу простить, – учтиво сказал тот. – Мне повезло встретить здесь, в соседней комнате, своего давнего приятеля. Мы с ним мило побеседовали. Надеюсь, не слишком шумели?

– Не слишком, – клацая зубами, буркнул в ответ кабатчик. – Хотите завтракать уже, что ли? Не время. Вина могу выставить, ещё три бутылки осталось.

– Нет-нет, – поспешно отказался клиент. – Дело очень простое. В разговоре выяснилось, что нам совершенно необходимо двигаться дальше вместе, и немедленно. Лошади уже готовы, мой друг с нетерпением ожидает снаружи. Я же, как человек порядочный, должен окончательно рассчитаться. Свою плату я уже внёс. Вот ещё прибавка за беспокойство. Сколько нужно внести за моего попутчика? Хорошо, вот здесь должно хватить.

– Вы поразительно щедры, месье.

– Отдаю оба ключа. Провожать не нужно, мы спешим. При случае не премину вновь воспользоваться здешним гостеприимством.

Слегка ошалелый трактирщик посоветовал опасаться волков, снова задвинул засовы и поплёлся досыпать. Его ухо, впрочем, уловило спокойный цокот копыт двух лошадей. Стоило ли срываться с места в такую рань, чтобы плестись шагом?

Путник, которому несказанно повезло остаться в живых, действительно двигался не спеша, ведя в поводу вторую лошадь. Проехав мили две по пустынной дороге, он сделал остановку и сбросил труп в ближайший овраг, прикрыв сверху крупными наломанными ветками.

А конь был продан в ближайшем городке всего за сорок ливров.

* * *

Москва, 13 июня 2002 года

Наутро после того как Сэм Олдбрук выложил за обед в ресторане кругленькую сумму, некто Хусаинов явился на рабочее место в скверном настроении. Владелец трёх магазинов, подпольной мебельной фабрики и нескольких десятков бесправных мигрантов-рабочих вызвал к себе двух «быков» и снабдил их чёткими указаниями.

Прибыв на место, числящееся собственностью Штырёва А.И., громилы выгнали вон продавщиц, зверски избили хозяина, после чего разворотили прилавки и попытались поджечь магазин. Преступление было раскрыто по горячим следам, все виновные немедленно задержаны.

Продавца корабликов даже не удалось довезти до ближайшей больницы. Свидетельницы с ужасом описывали погром, наделяя нападавших всё более отвратительными и нечеловеческими характеристиками. «Быки» на допросе молчали или угрюмо тянули своё «мы ничё…». Хусаинов же на все вопросы о том, что подвигло его стать инициатором столь зверской и глупой расправы, кричал, трясясь всем телом и брызгая слюной:

– Да эта сволочь хотела по миру меня пустить! Ещё немного – и совсем бы разорил! У меня, гражданин начальник, трое ребятишек. Не милостыню же им просить!

В милицейских протоколах фигурировали такие фразы, как «неприязненные отношения», «столкновение коммерческих интересов» и даже простое слово «разборка».

О визите иностранца накануне трагических событий никто не вспомнил.

Глава 4. Галеон и фрегат

Москва, 16 июня 2002 года

Из возможных вариантов ответов всегда лучше выбрать самый очевидный

Утро безрадостное. Спешить некуда.

Пустовато вокруг. Соратников из класса «Б» ещё позавчера всех до единого увезли в лагерь с пионерским названием «Искорка». Скукотища, наверное. От чего отдыхать?

Целая толпа отправилась организованно гулять на природу. Тоже не соблазняет. Не то настроение.

Смотреть матч Швеция – Сенегал, когда наши уже позорно вылетели? Да ну…

Вон Володька выполз из своей столярки. Умотал туда ни свет ни заря, ещё до подъёма – точно душу отвести. Плохо отвёл. Подошёл, вяло пробормотал:

– Привет, Костян! Потрещим?

От его рукопожатия и впрямь кости могут треснуть, хотя Кэп силу не прикладывает.

Вот и феи выпорхнули из центрального входа. Пора устраивать большое совещание. Посиделки на двух лавочках, специально развёрнутых друг к другу рядом с не слишком ухоженными клумбами.

Собственно, положение уже вчера обсудили. Везде складывалась какая-то ерунда. Почему ему, два месяца бегавшему в автосервис и доказавшему свою полезность (и готовность пахать!), вдруг дали от ворот поворот? Извини, парень, но сверхштатный сотрудник уже не нужен. Всё псу под хвост…

Алина с Таней вынужденно накатали заявления по собственному. Потому что посыпались жалобы чокнутых пенсионерок. Что целую неделю не получают газет, что письма девчонки путают, а телеграммы доставляют на день позже. Враньё ведь, да никто не захотел разбираться.

Ну, а у Кэпа положение вообще хоть вешайся. Попал он с этим Штырёвым! Торгаш большущую модель заказал, так все остатки предыдущих заработков ушли на материал, клей, краску. Даже у завуча Нинушки пятьдесят рублей пришлось занять. Кранты! Заказчика больше нет. Корабль не доделан. Где потом найти покупателя? Таскаться с махиной по лавкам?

Алина предложила взять фотоаппарат у завхоза Веника и сделать снимки модели с разных сторон. Потом уж ходить с фотками, показывать. Конечно, когда кораблик будет полностью готов. Вживую, понятно, эффектнее, но всё-таки…

– Нужно пока найти верный заработок, – резюмировал Костя. – Устроиться в дворники или подрядиться ремонтировать подъезды. А долг завучу давай я погашу.

– Ты прав, старичок, – грустно ответил Капитан. – Тоскливо только, понимаешь! Ведь я с таким удовольствием взялся мастерить, словно не о деньгах думал. Радость была на душе, попутный ветер…

Фразу Володя не докончил. Вслед за ним все повернулись в сторону входа в здание, на побитую временем асфальтовую дорожку. И, конечно, увидели, что там происходит, но Кэп всё равно брякнул по инерции:

– Прикиньте, кто идёт сюда с Нинушкой! Тот самый шпион из кафе!

Завуч и директриса зачем-то приехали на работу в воскресенье. Проверку ждут, что ли? Шныряли по территории, что-то высчитывали, потом разошлись по кабинетам. А теперь вслед за немного растерянной помощницей директора невозмутимо вышагивал пожилой хмырь. Ходячая реклама деловой одежды из безумно дорогих салонов.

Хмырь поблагодарил Нинушку, обозвав её «мэм», и сказал, что хотел бы «самостоятельно побеседовать с милой молодёжью». И Нина Николаевна послушалась! Ну, дела!

Выразив желание присесть и расценив общее молчание как согласие, тип из кафе расположился на освобождённой ему лавочке и представился:

– Меня зовут Сэм Олдбрук. Я дипломат, сотрудник британского посольства. В России живу давно. Где-то лет сорок.

– Я же говорил – шпион! – ляпнул Володя и густо покраснел, но не отвёл взгляда, а смотрел на чужака исподлобья.

Тот на миг удивлённо поднял брови, а затем проговорил тихо и очень мягко:

– Мне казалось, что у ребят, родившихся в период перестройки, нормальные представления об иностранцах. Разумеется, по работе мне постоянно приходится собирать и анализировать информацию, самую разную. Но если вы думаете, что я занимаюсь слежкой, проникаю на секретные объекты или передаю шифрованные сообщения о страшных военных тайнах – вынужден вас разочаровать. Всё моё оружие составляют блокнот, ручка, телефон и офисный компьютер.

– Как раз о слежке хотелось бы поподробнее, – заметил Сверчок, не желая отдавать незнакомцу роль первой скрипки. – Зачем вам понадобилось выслеживать нас после кафе?

– Не после, а начиная с кафе, – уточнила Алина. – И подслушивать за столиком наш разговор.

Сэм, старый пройдоха, внутренне подобрался, ощутив, насколько неприятной может оказаться интуиция блондинки. На него смотрели четыре пары пытливых глаз. Завоевать доверие будет непросто.

– Каюсь, поступил не слишком умно… – с хорошо разыгранным смущением произнёс он. – Безусловно, я постараюсь сейчас объясниться. Только сначала хочу уточнить для верности: кого вы называете Капитаном?

– Это я, – отозвался юноша с лицом, похожим на пожарный щит. Даже конопушки на чуть вздёрнутом носу куда-то исчезли.

– Хорошо, – кивнул Олдбрук. – Когда-то в молодости я тоже умел так краснеть. – Убедившись, что чистота костюма не должна пострадать, опёрся о спинку лавочки. – Теперь позвольте изложить всё по порядку.

Сэм выдал хорошо продуманную заготовку. Пенсия у него на носу, пора на родину, а почти вся жизнь прошла в России. Вот и хочется увезти отсюда достойную память в виде коллекции сувениров. Найти что-нибудь особенное, необычное, самобытное. Не тот ширпотреб, что в изобилии штампуют специально для интуристов. А что-то эксклюзивное, оригинальное. По сути, произведения искусства, но не запрещённые к вывозу из страны. Подобное часто можно разыскать в самых неожиданных и захолустных местах.

– С неделю назад на моих глазах из магазина сувениров выходит женщина с мальчуганом лет восьми-девяти. Сорванец тащит в руках замечательный такой кораблик. Моему восторгу нет границ. Естественно, спрашиваю: откуда такое чудо? Кивают на магазин. Захожу, но ничего не вижу. Хозяин объясняет, что в наличии ничего не осталось, но можно сделать заказ. Я и заказал. Попросил большую модель.

Они сидели напротив, все четверо. Блондинка с одного края. Кажется, она не слушает, глаза прикрыла. Или у неё привычка такая. Крепыш Володя на другом краю, не знает, чем руки занять. Подобрал ветку, очистил её от листочков и несколько раз стеганул по седым одуванчиковым шарикам, разметая крошечные парашюты.

Тане тоже на месте не сидится, постукивает каблучком. Только уникум на высоте: внимательный, сосредоточенный, нацеленный.

Сэм сказал, что и насчёт умельца поинтересовался. Торгаш со скрипом признался, что поставкой занимается некий Капитан.

– Я подумал: крутит, или, как у вас говорят, пудрит мозги. Тем временем проголодался. Район незнакомый, пошёл наугад. Увидел кафе, решил зайти, хотя обычно в подобные места не хожу.

Володя хмыкнул. Олдбрук, ожидавший именно такой реакции, спокойно продолжал:

– Представьте моё удивление, когда за соседним столиком кого-то называют Капитаном. Поневоле пришлось навострить уши. Я не решился лезть заводить знакомство. Но мне чрезвычайно хотелось выяснить, где живёт Капитан. Тот ли он человек, который мне нужен. Я ударился в сыщики-любители. Сами знаете, получилось у меня неважно…

Кажется, брюнетка порывалась задать какой-то вопрос, но уникум Костя предостерегающе взял её за руку.

Дальше, разумеется, то, что подростки и так знают. Магазинчик закрылся на веки вечные, и ситуация с заказом повисла в воздухе.

Сэм действительно прибыл в ареал кричащей красно-оранжевой вывески мебельно-сувенирной лавки к моменту предполагаемого открытия. Вопреки привычкам, постарался запомниться как можно большему числу людей, сидящих или передвигавшихся поблизости. Поэтому в пересказе была упомянута полная дама с десятком пакетов, уверенно заявившая: «Ревизия у них. Хотя, погодите, ревизия в прошлом месяце была. Значит, переучёт». Десятки юных парочек пожимали плечами и советовали одно и то же: «Поезжай, дядя, на Арбат! Там всё есть». Полезнее оказался местный забулдыга, который целыми днями кочевал по треугольнику, образованному двумя гастрономами и пивной. Поскольку неработающий магазин находился в центре этой простейшей геометрической фигуры, мужик был в курсе событий.

– Накрылась лавочка, – сказал он, оскверняя перегаром свежий утренний воздух. – Всерьёз и надолго. Хозяина мы вчера вот прямо тут, на этом месте, помянули. Добрым словом. Потому как иногда погреться разрешал в холода. Работу подкидывал. Погрузить, разгрузить, сложить. Чтобы жить – не тужить! Тебе ничего не надо поднести, а? А то я мигом команду соберу.

Сэм отделался от свидетеля мелкой купюрой. И уже спокойно направился прямиком к знакомому кирпичному забору.

– Что я мог ещё придумать? – Исповедь подходила к концу. – Мне пришлось вначале серьёзно объясняться с Ниной Николаевной. Ведь в тот вечер я немного солгал ей. Но женщина она чудесная, недоразумение улажено, и вот я здесь. Теперь, надеюсь, вы понимаете, что причина моего появления – желание всё-таки познакомиться с умельцем по имени Капитан?

– Теперь понимаем, – ответил за всех создатель корабликов, справедливо расценив, что именно он повинен в приключившейся заварушке. – Но знакомство – оно же не просто так? Вы, наверное, хотите получить свой заказ? Так он ещё не готов, факт! У меня не получилось. И вряд ли получится…

С досады юнец так стегнул ни в чём не повинный одуванчик, что зацепил заодно земляной комок, который весьма удачно стукнул Сэма в лоб и соскочил, испачкав ворот сорочки и галстук.

Не будь молодой идиот столь важен для затеи, Олдбрук испепелил бы его взглядом, и вообще сделал бы что-нибудь неприятное. Но древний бессмертный, к тому же дипломат великой иностранной державы, обязан уметь держать лицо. Сэм лишь улыбнулся, стараясь, чтобы не слишком кисло, достал белоснежный платок и благосклонно принял извинения.