Мистификация дю грабли

Проснулся он как-то спозаранок, а тут тебе и Дмитрий Кожемяка с Васькой Косым из головы не выходят даже в честь похмелья. И татары ещё какие-то, и бабы-полюбовницы. А с утра пораньше ещё и юродивые да скоморохи, да дружинники в портках вокруг – ну, всё как обычно. Вповалку лежат в шатре и вокруг шатра, если внимать дружному храпу спящей челяди. И что делать рабу Божьему в царственных веригах в таком случае? На какие галеры подаваться? Что остается? Правильно, довериться самому Богу. Но… Богу доверяй, а с чёртом дружбу не теряй.

Василий поднялся с пуховиков, отер вспотевшее лицо подвернувшейся под руку шапкой.

«Братья, твою мать! Выперли-таки на чисто поле! Да, выперли, ну не совсем в чисто поле. Река какая-то рядышком… – сообразил он, оглядевшись. – Ага, пожертвования иль что ещё попросят – я тогда им ещё это гостеприимство припомню…» – Василий был очень даже злопамятным.

Однажды, когда папаня незабвенный разбил глиняный горшок на его голове, шибко удивился тогда Василий – где гречневую кашу греть теперича надоть? Папаня тогда совсем уж охренел от тоски похмельной и обрек его на подвиги. (Дал пинок под зад, то есть. Напутствовал. Ну, по-родительски…) Папаню вскоре… схоронили. И хоть было ему тогда лет десять, но он уже освоил все атрибуты и правила будущей власти, даже девок щупать привык. (Но только пока щупать). А потому всякие дурацкие слухи про столь странную скоропостижную кончину папани своего Василий решительно пресекал. Да что там отец? Василий даже домашних питомцев – кошек, собак, девок паскудных, девок для утех, старушек-повитух, старушек-посудомоек и поломоек – наказывал один раз, сурово и жестоко. Потом набирал новых.

Единственное утешение – матушка Софья. Надежда и опора. Хотя нрав у родительницы… Василий поежился до дрожи в теле, потом сладко зевнул. Он был приучен с детства молиться сразу же после пробуждения. Но сейчас ничего из заученных молитв не вспоминалось. Верил ли он в Бога? Жизня… Слишком много в ней соблазнов. Пока до веры в Бога доберёшься, там, глядишь, и без него всё, чё надо, утрясется. Была бы власть… А тут монастырь и братия непутёвая… Поневоле умные мысли искать приходится. И тут до Василия дошло:

«Вчера эти твари в рясах забрали всех овечек из обоза, всю птицу битую и даже капусту квашеную! Что за праздник по святцам был? Хотя у монахов всегда праздник при виде чужого добра, итить твою кочерыжку…»

Капало. Но небо ещё молчало, укутавшись в предрассветные облака: ни тебе грома, ни тебе молний, ну, никаких знамений. Василий почувствовал сырость под собой. Накапало неплохо – штаны и рубаха пропитались влагой. Василий содрогнулся пред туманными видениями… Хотя вокруг сумерки – самое место и время для них. И кто-то в морду сапогом: «Больно. Свой, значит…» Появился вначале грязный, чуть позже облизанный сапог. «Хм, а сапог-то мой, запасной… Мо-о-нашка. Монашка… Монашка?! В мужском монастыре? Да ещё в таком голом, непотребном виде? Грех. Вспомнил: паломница ведь. Не-ет, монашка… Это они так на строительство монастыря денежку собирают… А где другие с ней? Сволочной грех…»

Но чужая пьяная бормотень и по-сонному вялые бабьи взвизги продолжались, отпугивая появившуюся было святость в мыслях: «Монашка (если это монашка) очень даже ничего. Ишь, раскинулась как. Волшебно. Свят, свят… Монашка. Братья – козлы. Дикая страсть. Попа или жопа? Она самая. Монашка. Ах, да, рядом же срубы Покровского женского монастыря. Дружно живёт братия с сестрами… Дружно, ничево не скажешь… Колдовство какое-то. Война? С кем?! С татарами? Ах, да… Али со своими? Со своими – одно паскудство. С татарами лучше. Подарки и так далее, водка, девки и молебны… И хде татары? Подать их сюда… Воевать идем… Забью насмерть. Хто против? Хто супротив воли моей? Забью, снасильничаю, на дыбу посажу… Свободу слова и веры объявлю. Будете знать, без меня передеретесь все и переебётесь…» – мысли у человека, барахтавшегося под полуразвалившимся шатром, сталкивались, путались между собой и отскакивали проблесками сознания, смешиваясь с предрассветным внешним миром.

«Ах, в Суздале нас не примали? Мозги им вышибу! Князь я или не князь? И хто там орал, что я какой-то там… Как эти монахи бормотали, дай-ка вспомнить… Не венценосный? Слово-то какое. Точно игумен. Ученость свою показывал… Ещё и объяснять пытались, мол, я хуже самозванца. Молчать! Царь я или собака пуганая?»

Да, уважаемый читатель, это было обычное пробуждение обычного монарха на Руси. Они же сами изумляются границам дозволенного им. Изумляются и пугаются, подозревая, какой кошмар возмездия за эту вседозволенность полагается.

– Батюшки-светы… – заныло что-то рядом под грудами одежд невероятным сивушным перегаром.

– Молчать. С басурманами воевать идем… – молвил кому-то в пустоту за полог шатра Василий и тут же охнул от изумления. В предрассветных сумерках он увидел ряды татар, бегущих к лагерю царского воинства с саблями наголо.

– Охренеть, ну и померещится такое… Свят-свят! – только и нашёлся, что сказать великий князь. Перекрестился и вернулся снова на мокрые от пота перины. Но не тут-то было.

– Православные, к бою!! – возопил кто-то из протрезвевших воевод. Василий с досадой прислушался: на реке Каменке испуганно захлопали крыльями утки и закрякали на всякий случай точно не по-русски – много стран они пролетают за год, много языков слышат. На котором закрякали? Молчит о том не одна летопись. Их двоюродные сородичи – гуси – Рим спасли… Но разве можно гогот гусей с кряканьем утиным боязливым сравнить?

«Заутренняя служба поди начинается, – подумалось Василию, и он ещё раз сладко зевнул. – Ишь, как монахи стараются – всю живность в округе на ноги подняли…» Он снова захрапел, но ненадолго…

Внезапный грохот и визг сражения изумил и несколько испугал его.

– Православные, с нами Бог! На басурманов!.. На басурманов!.. Навались, родимые! – надрывался совершенно уже трезвый, очередной, не на шутку изумленный воевода Игнатий с горсткой полуразбуженных вояк. Но вряд ли кто его ещё услышал – часть воинства доблестно храпело беспробудным сном, другая часть, пребывая в полузабытье, силилась ещё немного пображничать. Некоторые, правда, спросонок стали поворачиваться на другой бок, приняв истошные вопли за команду повернуться. А грохот ударов мечей в щиты всё продолжался. Воеводу поддержали только дозорные, начавшие пить ещё до всеобщего праздника отмоления всех грехов в монастыре и потому проспавшиеся до трезвости ожидания выпивки и чуток для этого не опохмелившиеся. Василий подумал, что дыбы для паникера-воеводы маловато будет:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.