banner banner banner
Иван Мошкин, атаман Каторжной. Вода, огонь и Медные трубы
Иван Мошкин, атаман Каторжной. Вода, огонь и Медные трубы
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Иван Мошкин, атаман Каторжной. Вода, огонь и Медные трубы

скачать книгу бесплатно


– Вот, бумагу я составил, у дьячка затем в книгу впишем наш договор, – и протянул лист Семёну.

Тот неторопливо читал, повторяя про себя мудрёные слова. и все поглядывал на купца.

– Так???

– Ну да, летом молодых и обвенчаем. Честь по чести, когда этот разговор с отцом Варсонофием уляжется… Крики, вопли, боже мой!

– Это конечно, – и отец Ивана вспомнил то, что рядом с церковью случилось, и опять схватился за голову.

– Ну, вообще – то, твой Иван смелости немалой… И Емелю – приказчика не испугался, и моих псов…

– Елена Фёдоровна умница да красавица, – выразился как можно более пристрастно Мошкин, – не мог перед Иван ней в грязь лицом ударить .

– Норовистая очень, да характер в меня, – с неприкрытой гордостью говорил отец, – Ну, сын твой не испугался, значит, счастливо жить будут. Но надо что б до лета не виделись, а то срам такой, на весь город…

– В острожек начальник стрелецкого приказа может его отправить. Там ума и наберётся. А летом и возвратится Иван в Тулу. Можно будет их и оженить.

– Дай то бог, что бы всё сладилось… А то ведь Елена в тереме всё ревёт без конца, не ест да не пьёт, – и он вдруг заговорил нарочито громко, и скосил глаза на щель между дверью и косяком.

Семен тоже заметил, что Лукерья опять подслушивает, да так ведь ловко пристроилась!

– Да летом и поженим Ивана и Елену! – продолжил речь Фёдор Романович, говоря ещё громче.

– Так ведь и к свадьбе подготовимся как должно. Новую избу поставлю, место есть, – согласился, и говорил так же громко Семён Петрович.

Фёдор пальцем коснулся губ, попросил собеседника помолчать. и прислушался. И, точно, услышал легкие удаляющиеся шаги, а затем и чуть в доме заскрипела лестница.

– Спорим, на твой замок, что сейчас моя дочь сюда заявится?

– Хорошо, если девушка успокоится наконец, – не стал встревать в семейные споры гость.

– Вино ещё будешь? – спросил купчина, доставая очередной стеклянный итальянский графин тоже с красным вином.

Семён лишь оценил величину емкости, но и не думал отказываться, а хозяин поставил на стол два чистых бокала.

– Так, чего-нибудь пожевать? – призадумался Фёдор.

Он стал открывать ящички и полочки письменного стола, который и столом назвать было нельзя. Настоящее произведение искусства, с выдвижной столешницей, вычурной резьбой. Хозяин не унывал, и опять наполнил бокалы. Они выпили ещё вина, правда, из еды нашёлся только один пряник в столь красивом купеческом столе. Фёдор грустно вздохнул, и рядом с лампадами у икон в красном углу зажёг три свечки, долго крестился и кланялся.

– Еще вина? – спросил он после молитвы будущего родственника.

Они успели выпить лишь по две чарки, тут в дверь постучали, и вошла Елена с подносом, на котором были две тарелки, серебряные двузубые вилки, блюдо с мелко порезанным мясом и хлеб. Семён быстро глянул на лицо девушки, но та была умна и совсем непроста- на набелёном лице было мало что заметно, только глаза были красные.

– Поешьте, чего вино пить без мясных закусок, – ощутимо в нос прогудела девушка, поставила всё на стол и важно удалилась.

Мужчины только переглянулись, Фёдор сделал выразительный жест, прислонив к своему уху ладонь в виде трубки. Семён кивнул, соглашаясь с очевидным.

– Точно. Бабушка Лукерья всё слышит да везде успевает.

Пушечное учение

На поле, где обычно стрельцы проверяли своё оружие, всё было приготовлено. Стояли два щита, насыпан вал, а перед валом лежали бревна. Пушкари проворно отцепили пушки от передков, Хворостов сам к колышкам привязал коней из упряжек, да повесил торбы с овсом на морды, что-бы не скучали.

Зиновий Дмитриевич лично принялся отмерять сажени от щитов. Решил, что двести саженей ( четыреста метров) будет в самый раз.

– Далековато будет, – озаботился Евграф Исаков.

– Не близко, – согласился и Зотов.

– Добьёт, и брёвна в щепки! – пообещал Мошкин.

– Посмотрим, – улыбнулся старшина, поправляя усы.

Иван перекрестился, и рычагом открыл клин затвора. Зотов держал снаряд, а Исаков пыж и картуз с порохом.

– Ничего, Иван Семёнович, привыкай, – ободрил его Евграф Фомич.

Сначала положил свинцовый продолговатый снаряд, и поплотнее его уложил, затем в камору вставил пыж и картуз с порохом. Поднял клин, и закрепил затвор рычагом. Ещё и подёргал- нет, шалишь, накрепко! Протравником пробил картуз с порохом и вставил запальную трубку. Принялся выцеливать, подбивая молотом под стволом деревянный клин. Наконец, хобот орудия смотрел точно в цель. Он обернулся, посмотрел на новых товарищей, перекрестился и ткнул пальником в торчавшую воспламенительную трубку.

Оглушительно рявкнул выстрел. Пушка чуть откатилась назад, окутавшись едким дымом. У Ивана заслезились глаза, и он прокашлялся.

– Ну, Семеныч, привыкай, – и Зотов хлопнул его по плечу, – дыма у нас вволю наглотаешься.

Иван не смотрел на мишень, боясь сглазить, но к нему уже бежали восхищенные стрельцы. Они, стоявшие в стороне от облака порохового дыма, видели, как полетели вверх два переломанных бревна, и земля из насыпанного вала.

– Пойдём, посмотрим что ли, – развеселился Хворостов.

У пушек остались пятеро стрельцов для охраны, остальные двинулись к валу. Мошкин подошёл к щиту, в котором, в стороне от середины, была дыра размером с кулак. Он задумчиво поковырял пальцем, не боясь заноз. Следы свинца были на досках щита. Дальше ядро, видно, не потеряв силу, попало по укреплённому валу. Два бревна, нетолстых правда, были разбиты посередине, вокруг валялись щепки и кора. Всё это было присыпано и землёй. Евграф и Андрей поднимали куски бревна, выискивая ядро. Наконец, Зотов с гвоздодёром в руках, выковырял из глубокой лунки кусок свинца, весь изломанный и смятый от сильнейшего удара.

– Вот, смотри…– и показал ядро Ивану.

Ну да, ядром назвать это было уже сложно. На теле снаряда отчётливо виднелись следы трёх нарезов ствола пушки, впечатавшихся в свинец при выстреле.

– Нда…Только перелить теперь. Понятно почему, пушки в основном без нарезов…

– Почему? – не понял Мошкин.

– Эх, молодость… Не пришлось тебе ещё по каменным стенам палить…Сам подумай, Семёныч, свинец он разлетится о каменную стену, а ядро должно стену разбивать. Да и дорогонько… Ладно наша пушка, а то обычные, полевые в два-три фунта- это же сколько свинца надо…

– Обдумать надо, – говорил юноша, – мягкий свинец он для нарезов нужен, а если… Отлить чугунное ядро с нарезами!

– Попробовать то можно, и чтоб не вплотную, не в притёрку. Лопнет ведь ствол. Хотя видел я обычные пушки, там ствол раза в два тоньше будет.Ну пошли, посмотрим, что там с пушкой.

Иван открыл затвор, прочистил камору, выкинул остатки картуза с порохом, и глянул в канал ствола. Да, отчетливо виднелись на бронзе следы серого металла.

– Ну как там, – заглянул туда и Зотов, – всё отлично!– крикнул он Хворостову, – теперь стреляем из следующий. Целится ты, Семёныч, будешь.

Теперь всё было сделано быстрее, орудие выпалило, Иван в цель попал, ядро нашли и забрали.

Вернулись в острожек лишь к вечеру. Новёхонькие пушки старшина любовно погладил, и распорядился поставить под навес, и самолично прикрыл рогожкой.

– От чужого глаза. С воеводой, если прискачет к нам, разные людишки бывают. Нечего им на наше добро пялится, – объяснил он согласно кивавшим стрельцам. Ой, порадовали вы меня, братцы, ах порадовали. Особенно ты, Иван. Вот тебе и подарок, – и он отдал ему рыболовные крючки, – всё веселее. Но один не ходи, только с казаками.

– Семёныч он молодец, -вступился за нового товарища Евграф Исаков, – отпустил бы парня на побывку в Тулу.

– Не могу. Мне Трубчёв строго-настрого приказал, чтоб до лета ни ногой там не появлялся. Извини Иван, служба.

– Да, ничего… Мы тут ещё обмозговать решили…

– Ты сильно-то не мозгуй, а то пушки наши разваляться. Стреляют хорошо- честь тебе и хвала. Получится, в Москву отпишу, в Пушечную Избу. Там мастера сами разберутся, что да как.

Зотов и Исаков кивали головами, поражаясь мудрости старшины острожка.

– Ты, Семёныч , не серчай. Ты видывал, как пушка взрывается? – спросил его Исаков. Иван только покачал головой в ответ, – а я видел…Грохот…Пламя до небес, жерло вдребезги, пушкари рядом лежат. Кто обожжён, кто убит насмерть, у кого руки- ноги, а у кого и головы оторваны. Кричат так- не приведи Господь такое ещё услышать.Так что с пороховым зельем-то шутки плохи. Пойдём, поедим… Щами то как пахнет!

И точно, Мошкин и не заметил, что не ел целый день. А тут живот сам ему подсказал, что трапезничать пора, да так отчаянно, что старшие друзья заулыбались.

Рыбалка по- татарски

День был неплохим, и Зиновий Дмитриевич разрешил Мошкину развеяться, тем более, было за какие заслуги. Речка была недалеко от их крепостцы, и Хворостов не слишком волновался. Казачьи разъезды давно не встречали крымцев, так что опасность не ожидалась.

Мошкин седлал лошадь, спокойную и незлую. Обычный такой гнедой мерин. Оделся Иван в простую серую сермягу, оружия не брал, только нож висел на его поясе.

– Ну чего, умелец, поехали? – всё спрашивал в нетерпении Степан Иванович Шалый , старый знакомец юноши.

Он цепко, как влитой, сидел в седле, придерживая за повод своего норовистого жеребца. Был готов казак ко всему- при сабле, пищали и двух пистолетах.

– Да он всадник отличный, – ощерил крепкие зубы Демьян Губнов, – поехали!

Этот станичник, да и остальные казаки, не слишком полагались на «авось», а более на острую саблю и верную руку. Тревоги на лицах не было ни у кого. Они и далеко в степь уходили, резаться с татарами.

Стрелец привычно сел верхом, и шагом двинулись к речке. С ними двинулись в путь ещё двое казаков. Пять человек, всё не один. Вьючные лошади, две, везли палатку да крупы и сухарей с собой. Спокойная дорога не предвещала неудобств или происшествий. Уже тепло, поют птицы. Иван поправил суму, перекинутую через плечо – здесь были хитрые устройства для лова.

Подходящее место для палатки нашли быстро, сделали очаг, и стали варить кашу. Дело недолгое, и приятное. Ивану положили в миску еды, он прмешал варево деревянной ложкой. Пшено разварилось хорошо, а голод сделал бы прекрасной и не такую трапезу.

– Иван, верно, что тебя в пушкари перевели? – спросил его Демьян.

– Даже не знаю , – честно ответил стрелец, – чинил, смазал пушки в остроге. Хворостов был доволен.

– Жалованье там больше, чем у стрельцов. Соглашайся.

– Да мне и в стрельцах хорошо. Чего шило на мыло менять.

– Да, ты не так как надо сватался к дочери купца Канюшкина, – проговорил казак, иногда посматривая на юношу. Тот уже покраснел от злости, – вот, квасу испей. Остынь.

Иван отведал угощение, налитое в деревянную чашку. Остаток каши закрыли железной крышкой, и зарыли в углях, оставляя еду на утро.

– Спать по очереди будем. Ты, пушкарь, сюда на отдых послан, за радение твоё. Ну а мы потянем жребий, кто будет в очередь охранять своих товарищей.

– Что же, я лучше других? И я должен сторожить.

Демьян смотрел на Степана, а Степан на Демьяна. Один из казаков кивнул соглашаясь, другой неумолимо не соглашался. Наконец есаул сломил пять соломинок, и показал, что одна длиннее других.

– Тяни,– просто предложил Степан.

Иван усмехнулся, проверяя удачу. Несколько раз пробовал, нажимал на соломинки, и, решился.

– Эта. – назвал он.

Демьян кивнул, о открыл свою руку. Соломинка вытянутая Мошкиным, оказалась длинной.

– Вот видите?

Четверо залезли спать в палатку, один остался сторожить покой товарищей. Иван, теперь с пистолетами на поясе и саблей на боку, тихо прогуливался рядом. Яркие звезды на чёрном небе были видны великолепно, а луна, показавшись из облака, неплохо освещала землю. Было неплохо здесь сидеть. Рядом шныряли лесные животные. не показываясь людям. В кустах что-то зашевелилось, и Иван раздвинул ветки кинжалом. Но оказался это всего лишь простой лесной ёжик, недовольно запыхтевший, учуяв рядом с собой человека. Юноша улыбнулся, и вернулся к своему пеньку. Прошло уе половина ночи, судя по звёздам, но будить никого он не захотел, что бы его сменили. Так и встретил рассвет, и зажёг костер, поставив на рогульку котелок с водой. Кашу поставил рядом, и точно она была тёплой, как и говорили товарищи.

Вскоре казаки стали просыпаться, побежали умываться к реке. Степан же был недоволен.

– Должен был ты Демьяна разбудить, да самому в очередь отдыхать. Старшинство надо блюсти, старших слушать, в другой раз прикажу тебя высечь. Не обессудь, – закончил есаул свою строгую речь.

– Ладно, – пробурчал Иван, – каша готова, вода то же закипела.

– Сейчас взвар сделаем, горячего попьём.

И Степан бросил в котелок четыре горсти сухих ягод. Сразу запахло малиной и смородиной. Все уселись рядом, и каждого старший наделил кашей, и разлил горячий напиток по деревянным чашкам.

– Теперь пойду рыбу удить, – предупредил Мошкин, – у меня всё готово.

– Далеко не уходи, – напомнил разумный Демьян.

Но Иван отошёл- то недалеко, но сел так, что его закрывал земляной холмик от казаков. Здесь было уютненько, тихо. Он поставил на рогульки удочки, присел рядом. Тихо текла вода, ласково шуршали листья на деревьях, словно убаюкивая. И стрелец незаметно для себя свернулся калачиком, заснул…

Пробуждение было страшным. Он был уже связан, во рту кляп, что и не закричишь, и его волокут через брод на другую сторону реки. Рядом было человек пять крымских татар, которых Иван бы и по запаху отличил- сильно тащило бараньим жиром от этих людей. На другой стороне было двое, видно, коноводы, и с десяток коней. Не особо видных или богатых, но крепких, степной породы. Пленного привязали к одному из жеребцов, и ватажка, не говоря не слова, понеслась прочь от Засечной черты. Так и попался Иван, как карась на крючок.

Семь лет вдали от дома

У татар

Шли татары быстро, останавливаясь, только что бы сменить уставших коней на свежих. В отряде было семь человек, одетых весьма живописно. О двуконь всадники могли пройти быстро и далеко, но Иван видел, как были осторожны крымцы. Верста за верстой теперь отдаляли пленного от родных мест. Юноша только молился про себя, призывая на помощь Всевышнего.

Ближе к вечеру, когда старший из татар, у которого была даже пищаль у седла, помимо лука и стрел, и сабля вместо обычной татарской палицы, рукой показывал на место для ночлега.

Вдруг раздался грохот копыт, и судя по всему, кони были подкованы. в отличие от татарских. Их старший приказал всем спешиться, а кони их оказались послушнее собак, и тоже улеглись в высокую траву. Седоки наготове держали луки, их начальник взял в руки пищаль. Иван и заорать не мог с завязанным ртом, и позвать на помощь. Он видел соплеменников в десяти шагах, как блестели их шлемы и брони. Их главный показал на балку, протянув в её сторону роскошно украшенную булаву. Русские всадники проехали мимо, не заметив татар.

Степняки так и сидели в траве до ночи, затем их начальник, видно с издёвкой, подошел к Ивану и похлопал его по плечу, и сказал что-то по -татарски, остальные засмеялись. Заночевали неподалёку, но огня не зажигали. На ночь пленника связали по- другому. Юноша пробовал освободится, ослабить верёвки, но всё было тщетно. Усталость взяла своё, и под утро он заснул. Разбудили его просто -пару раз пнули под ребро.

Скачка продолжилась дальше, но больше русских разъездов не было, и день прошёл без происшествий. К вечеру татары , вырыв ямку, в ней развели незаметный костёр. На нём варили похлёбку. А так, крымцы принялись резать ножами на тоненькие ломтики твердейшую вяленую конину. Поговорив со своими, один татарин вручил пленнику два сухаря и плошку с водой. Мошкин размочил скудный ужин, и с удовольствием проглотил. Есть хотелось очень, а проглотив даже это, пленник почувствовал себя много лучше .

– Кто ты есть? – коверкая слова, спросил главный татарин.