Те, кто живут внутри

Двор был пуст. Даже местные коты прятались тише обычного. Он прошёл к подъезду, достал ключ – и в этот момент услышал шаги. Не тяжёлые. Не прячущиеся. Обычные.

– Добрый вечер, – сказал кто-то за спиной.

Иван обернулся. Около лавки, у соседнего подъезда, стоял мужчина лет пятидесяти. Серое пальто, аккуратная шляпа, трость. Чересчур ухоженный для этого двора. Чересчур спокойный.

– Добрый, – отозвался Иван.

– Вы ведь здесь недавно, да? – спросил мужчина.

– Несколько месяцев.

– У вас там… интересное оборудование. Гудит иногда по ночам. Не громко. Но внятно.

Иван задержал взгляд. – У вас чувствительный слух?

– Когда живёшь в таких местах, приходится развивать тонкость.

– Вы сосед?

– Пока – наблюдатель. Он улыбнулся. Не ехидно – почти дружески и тепло. И от этого стало ещё хуже.

Иван ничего не сказал. Но прибор, оставшийся в доме в режиме пассивного фона, дал лёгкий всплеск – Лиго отозвался внутри: «Поле искажено. Влияние – не прямое. Но структура присутствует. Он – не источник. Он – передатчик».

Мужчина посмотрел на закат, а потом вновь перевел взгляд на Ивана. – Знаете, Иван Романович… Вещи, которые вы пробуждаете, не всегда хотят быть пробуждёнными. Иногда они предпочитают спать, скрываться. А иногда… смотрят на того, кто их будит. Вы ведь слышали мудрость про то, что если очень внимательно всматриваться в бездну, то бездна начинает всматриваться в тебя?

Он кивнул и пошёл прочь – спокойно, неспешно, как человек, у которого нет причин торопиться, потому что он уже там, где хотел быть. Иван стоял на месте. Слушал, как исчезают шаги. Потом – медленно зашёл в подъезд и запер дверь на два оборота.

Позже, сидя у прибора, он записал в журнал: «Внешнее касание. Контакт №1. Мужчина, 50+. Визуально нейтрален. Поведенчески – разведка. Лексика: без агрессии. Интонация: замедленная. Воздействие на поле: слабое, волновое. Гипотеза: СТС в фазе наблюдения через нейтрализованного оператора».

Лиго: «Ты стал источником сигнала. Теперь он отражается от других. И будет возвращаться к тебе».

Иван выключил панель и взглянул в окно. Там никого не было. Но ощущение, что тебя только что увидели полностью, – осталось.

03:12. Тишина. Та, что приходит не как отдых, а как замершая вода. Всё завершилось – по логике. Но не по ощущениям. Иван сидел у стола, прибор погружён в ночной режим – тонкий шлейф сигнала почти не виден, только пульсирующий точечный свет, как дыхание спящего зверя. На экране – ничего. На уровне восприятия – нечто.

Он открыл полевой журнал. Вписал: Случай 032. “Кукла”. Объект – ЗД (земной дух). Женщина, умершая в состоянии эмоционального недовысказанности. Артефакт: кукла, связанная с детством её дочери. Способ входа: точка эмоциональной фиксации. Контакт: мягкий. Дух не осознавал смерти. Способ ухода: реконструкция прощания через образ поезда. Результат: переход. Поле нейтрализовано. Энергетика объекта – очищена. Отголосок в ребёнке – снят.

Примечание: после работы – появление неизвестного субъекта. Возможное наблюдение/перехват. Потенциальная связка с СТС. Он подумал, потом добавил: Итог: первый успешный кейс с прибором. Формат контакта подтверждён. Воздействие обратное – началось. Затем, почти машинально, создал новую заметку:

РАЗДЕЛ: ВНЕШНЕЕ ВНИМАНИЕ.

– Контакт №1

– Полевая вибрация

– Чужой, вежливый, в пальто

– “Вы пробуждаете то, что хочет спать”

Он посмотрел на эти слова и подумал: “А я ведь даже ещё не начал будить всерьёз.”

Лиго отозвался с привычной прозрачной паузой: «Это был мягкий звон. Дальше – начнётся эхо».

Иван закрыл журнал. Поставил чайник. Заварил чёрный с бергамотом. Смотрел, как пар поднимается от кружки, и думал, что на самом деле эта работа – не про духов, не про прибор, не про чужое. Она про то, чтобы не предать своё видение, даже когда оно становится заметным для тех, кого видеть – опасно. И он знал: завтра будет новый случай. И каждый следующий – будет чуть ближе к тем, кто не хочет, чтобы их замечали.

Глава 4. Зонд

Письмо от Николая из «ЗАСЛОНА» пришло утром, в 06:17. Никаких прикреплённых файлов, пометок, заголовков с грифами. Только короткое сообщение: «Есть сотрудница. Всё «чисто», но ей плохо. Симптоматика – сжатие, давление, ощущение внешнего сканирования. По приборам – норма. По ощущениям – дыра. Готовы провести исследование. Условие: в нашем медблоке. Прибор – твой. Доступ – полный. Неофициально, но на уровне понимания. Доверие – от меня. Остальное – в поле. Готовы?»

Иван перечитал сообщение дважды. Потом третий раз. Потом – просто сидел и смотрел на точку, мигающую в углу экрана. – Оно началось, – сказал он вслух.

Маша вошла с чашкой чая и подняла бровь.

– Кто оно?

– «Заслон».

– С угрозой или с вопросом?

– С интересом.

Он передал ей планшет. Маша прочитала, сделала глоток. – Это похоже на официальное «неофициально».

– Угу.

– Поехали?

– Поехали. Только теперь… это не «наш прибор для тихой работы». Это вход в систему.

– Так мы и строили его не для одиночек.

– Я просто хочу, чтобы ты понимала: с этого момента у нас не просто контакт, а внимание структур.

– Структуры приходят и уходят. А вот если нас заметили – значит, мы стали слышны. Он улыбнулся. Улыбка была усталой, но честной.

«Ты готов, Иван Романович?» – раздался тихий голос Лиго. «Готовность – не состояние. Это просто момент, когда ты перестаёшь прятаться».

Иван нажал “Ответить”. Коротко: «Да. Мы в деле. Ждём координаты и протокол доступа.»

В тот же вечер пришло подтверждение. Медблок АО «ЗАСЛОН», третий сектор, помещение 3-17. Пациент: Ирина К., 42 года, отдел аналитики. Сопровождающие: два специалиста, в статусе наблюдателей. Время сеанса: завтра, 11:00.

Когда они вечером сидели в мастерской и калибровали прибор, Маша сказала: – Ты понимаешь, что теперь мы играем не только с душами?

Иван кивнул. – Мы играем с теми, кто считает себя вне правил.

– Думаешь, СТС?

– Пока нет. Но если кто-то ставит зонд – значит, кто-то уже в сети. Вопрос – кто хозяин, а кто просто оператор. Он включил кристалл. Тот дал короткую вибрацию. Лиго молчал, но Иван знал: он слушает. И, возможно, не только он один.

Здание, в котором пряталось нужное им помещение в АО «ЗАСЛОН» выглядело как всё то, что никогда не хотело, чтобы его заметили: фасад из серо-зелёной плитки, глухие окна, равнодушный охранник без лишних вопросов. У входа стояла серая урна, в которой не было ни единого окурка, и это почему-то напрягало сильнее, чем если бы они там были. На проходной Иван предъявил пропуск, выданный накануне. У Маши его даже не спросили. Её просто впустили.

Медблок находился на третьем этаже, в глубине длинного, идеально освещённого коридора. Свет был белым, чистым, но не тёплым. Таким светом обычно освещаются операционные, комнаты допросов или новые автомобили на фотосессиях. В помещении, где предстояло работать, всё уже было подготовлено. Стол, экраны, кушетка с медицинской простынёй, два наблюдателя в строгих костюмах серо-синего цвета. Один из них коротко кивнул, представившись просто: «Куратор», – не уточнив, чего именно. Второй – совсем молодой, с глазами, в которых был не столько интерес, сколько голод к новой информации. Такой обычно бывает у тех, кто только-только понял, что мир устроен не совсем так, как представлялся.

На кушетке уже лежала Ирина. Женщина около сорока, лицо бледное, под глазами синеватые тени. Не уставшая – истощённая. Не от болезни, а от внутреннего утекания. Когда глаза ещё живые, но как будто смотрят сквозь жизнь, видя что-то дальше за ней. Иван кивнул ей с мягкой улыбкой. Она кивнула в ответ, без слов. Было ощущение, что она не боится, а просто ждёт: не ответа, не диагноза – конца. Или начала. Это было не отчаяние, а усталое согласие: «Если вы можете что-то сделать – делайте. Только не говорите мне, что всё в порядке».

– Все анализы в норме? – спросил Иван, формально.

– Абсолютно, – ответил Куратор. – Мы проверяли её в течение трёх недель. МРТ, КТ, ЭКГ, гормоны, психоневрология – идеальная картина.

– А ощущения?

– Сжатие в солнечном сплетении. Постоянное. Как будто что-то прижато изнутри. Иногда пульсации, иногда – ощущение, что «читают».