Феноменология психических репрезентаций

Образ восприятия (син. перцептивный образ, перцепт) – отражение в идеальном плане внешнего объекта (сцены), воздействующего на органы чувств [Большой психологический словарь, 2004, с. 342].

Мало того, что приведенные определения во многом противоречат друг другу. Они еще и не проясняют сущность того, что пытаются осветить. Отсутствие адекватных определений ощущений и образов – этих, казалось бы, самых простых психических феноменов, а также тот факт, что наиболее удачные попытки их объяснения связаны с интроспекцией, свидетельствует о том, что образы, как и ощущения, не могут быть эффективно вербализованы, то есть раскрыты с помощью языковых конструкций. Сделать это также невозможно, как описать слепому, чем зеленый цвет отличается от синего, рассказать глухому, чем отличается мелодия органа от шума водопада, объяснить человеку с врожденным отсутствием обоняния, как пахнут цветы. Для того чтобы понять это, необходимо все это просто пережить. Поэтому трудно не согласиться с В. В. Любимовым (2007), который совершенно справедливо замечает:

Определить образы можно единственным способом – посредством самонаблюдения. Читателю нужно, воспользовавшись этим методом, обратиться к своему индивидуальному сознанию и посмотреть, что находится справа, что слева, вспомнить, что снилось в последний раз или как выглядит ближайшая станция метро. Не апеллируя к индивидуальному сознанию и методу интроспекции, определить образное явление как явление, переживаемое субъективно, невозможно [с. 9].

И этот прием, пожалуй, единственный и наиболее верный способ определения не только образа и ощущения, но и вообще любого психического явления.

В связи с рассмотрением ощущений следует коснуться проблемы часто встречающегося в литературе отождествления исследователями изменяемости физических предметов с раздражимостью и чувствительностью живых организмов (1)[23].

1.3.2. Сравнительные характеристики ощущений и образов

Еще Дж. Локк, Д. Беркли и другие философы-эмпирики полагали, что ощущения образуют при помощи ассоциаций более сложные перцептивные феномены. Так же считали и основатели научной психологии. Выделение ощущений и образов или, как называл последние В. Вундт, «представлений», производилось им на основе их большей или меньшей сложности и не имеет под собой никакой иной реальной основы. В. Вундт (2007) писал, например:

Такой элемент сознания, как отдельный удар такта, называется ощущением, а соединение таких элементов в более или менее сложный такт – представлением (представление он далее отождествляет с образом. – Авт.). …Так, зеленый, красный, белый или черный цвета мы называем зрительными ощущениями, а зеленую поверхность, черное тело – зрительными представлениями [с. 33–34].

До сих пор многие исследователи считают ощущения элементами образов:

Ощущение – предполагаемое рядом философских и психологических концепций элементарное содержание, лежащее в основе чувственного знания внешнего мира, «кирпичик» для построения восприятия и иных форм чувственности [В. А. Лекторский, 2001, с. 115].

Х. Шиффман (2003) тоже пишет:

…восприятие представляет собой результат упорядочения ощущений и их превращения в знания о предметах и событиях физического мира [с. 24–25]. Впрочем, далеко не все считают, что образы складываются из ощущений.

Дж. Гибсон (1988), например, полагает, что:

…ощущения не лежат в основе восприятия [с. 97].

Для того чтобы понять, как же ощущения и образы соотносятся друг с другом, необходимо рассмотреть функции, которые они выполняют. Ощущение конкретной модальности репрезентирует множество объектов, обладающих, как принято считать, неким общим свойством. Причем объекты внутри этого множества часто не могут быть дифференцированы между собой лишь на основе данного ощущения. Таким образом, конкретное ощущение позволяет нам лишь выделять в окружающей реальности определенное множество объектов, обладающих способностью вызывать у нас это ощущение. Например, множество кислых или множество теплых объектов. В отличие от ощущения образ восприятия уже позволяет выделить конкретный объект из множества сходных объектов или из множества репрезентаций одной модальности. Следовательно, ощущение – это менее информативная, чем образ, репрезентация объекта, позволяющая сознанию лишь отнести объект к определенному однотипному по соответствующему свойству множеству, тогда как образ – это более информативная репрезентация того же объекта, позволяющая выделить объект среди прочих, в том числе сходных с ним объектов, входящих в то же множество, что и он.

Можно предположить, что эти различия между психическими репрезентациями – образами восприятия, с одной стороны, и ощущениями – с другой, обусловлены разной степенью развития соответствующих анализаторов и мозговых структур, участвующих в создании перцептивной модели, например зрительной или вкусовой. И образы восприятия, и ощущения – перцептивные психические феномены. Однако ощущения репрезентируют лишь множества сходных в данной модальности объектов, а образы – уже отдельные объекты в этих множествах. Данное обстоятельство и было зафиксировано в языке с помощью разных понятий – ощущение и образ. То, что и ощущения, и образы восприятия – перцептивные модели, различающиеся, главным образом, степенью своей дифференцированности, подтверждается тем, что у людей с дефектами органов зрения и слуха вместо соответствующих образов восприятия могут возникать лишь зрительные или слуховые ощущения, которые не позволяют дифференцировать воспринимаемые объекты среди множества других, сходных с ними.

Итак, ощущение отличается от образа восприятия лишь своей меньшей субъективной информативностью, что не позволяет ему превратиться в завершенную чувственную перцептивную репрезентацию объекта, которая дает возможность воспринимающему сразу выделить объект среди прочих, даже сходных с ним объектов. А. Д. Логвиненко (1987) тоже полагает, что:

…можно сконструировать такой стимул, который будет порождать в нашем сознании образ, обладающий только интенсивностью, качеством, протяженностью и длительностью (например, однородное во времени и пространстве цветовое пятно). Иными словами, образ такого стимула будет настолько элементарен, что его можно считать воплощением чистого ощущения. …Так мы приходим к ощущениям в их второй ипостаси, иначе говоря, к ощущениям как элементарным образам, то есть образам элементарных стимулов. Но тогда возникает следующая проблема: можно ли отождествлять ощущения как элементы образа с ощущениями как элементарными образами? Гипотеза постоянства – это тот ответ, который давала на этот вопрос созерцательно-сенсуалистическая психология. И ответ этот, как легко видеть, является утвердительным [с. 10].

Х. Шиффман (2003) говорит примерно о том же:

…мы согласны с теми, кто считает, что результатом воздействия окружающей среды обычно является полезная для организма информация, часть которой – сравнительно простая информация общего характера (например, яркость предмета), а часть – более сложная (например, информация, связанная с идентификацией предмета) [с. 25].

Сравнение признаков тактильного ощущения и зрительного образа (табл. 1) демонстрирует их большое феноменологическое сходство, несмотря на то что зрительный образ отличается от тактильного ощущения чувственной модальностью и большим количеством репрезентируемых свойств воспринимаемого объекта. Данное обстоятельство лишний раз подтверждает необходимость отнесения ощущений и образов восприятия к одной группе психических явлений.

Таблица 1. Различия между образами восприятия и тактильными ощущениями

Как видно из приведенной таблицы, экстероцептивные, в частности тактильные, ощущения феноменологически сходны с образами восприятия. И те и другие являются перцептивными сенсорными репрезентациями, различающимися, главным образом, своей модальностью и степенью сложности.

Очевидно, что информационная насыщенность (дифференцированность) образа восприятия зависит от возможностей конкретных рецепторных аппаратов. Наглядно это проявляется, например, в различиях зрительного восприятия у человека с хорошим зрением и близорукого или у человека с обычным зрением и дальтоника. Чем лучше развит анализатор, тем больше новых свойств объекта он позволяет смоделировать. Выявление новых свойств объекта является мерилом и критерием эффективности и органа чувств, и создаваемой сознанием с его участием психической модели.

Отличие ощущения от образа восприятия в том, что в ощущении есть лишь сенсорный тон (модальность), интенсивность и чувственный тон (приятное – неприятное), но практически нет других составляющих или того, что я назвал бы направлениями репрезентирования, или субмодальностями. Тогда как в образе их много. Например, в слуховом образе восприятия отдельно репрезентируются интенсивность звука, его удаленность, направление движения, тембр и т. д. В зрительном образе специально и независимо репрезентируются локализация, цвет и форма объекта, градиенты его поверхностей и углы их наклона, фигура и фон, светимость и затемненность и т. д.

А. Н. Гусев (2007) приводит интересный факт, демонстрирующий специфическую чувствительность периферии сетчатки и, возможно, объясняющий, какие физиологические механизмы ответственны за появление в одних случаях восприятия ощущений, а в других – перцептивных образов:

Нужно зафиксировать прямо перед собой некоторую точку и, грубо определив границы поля зрения правого и левого глаза, попросить кого-нибудь совершать колебательные движения небольшим предметом так, чтобы его проекция попадала на самый край одного из полей зрения. Вы отчетливо увидите, как некий объект совершает движения, сможете определить его направление, но вы не сможете увидеть, какой именно предмет движется [с. 209].

Таким образом, можно предположить, что, когда проекция объекта попадает на разные области сетчатки, различия физиологических свойств ее участков определяют не только характеристики визуального образа, но и сам факт того, насколько информативная репрезентация возникнет в сознании. Именно поэтому, как я уже говорил, при недоразвитии или дефектах соответствующих органов чувств вместо полноценных зрительных и слуховых образов тоже могут возникать лишь зрительные и слуховые ощущения: ощущение света у слабо видящих или ощущение шума у людей с нарушениями слуха. Из сказанного следует, что правильнее говорить не об ощущениях и образах восприятия, как принято в психологии, а лишь об образах восприятия разной модальности, имеющих для воспринимающего разную степень информативности, которая обусловлена разным развитием соответствующих органов чувств. На то, что ощущение – самостоятельная перцептивная модель реальности, указывает и М. Мерло-Понти (1999):

Я испытываю ощущение как модальность существования вообще, которое уже обращено к физическому миру и которое течет во мне, хотя я и не являюсь его создателем [с. 278].

Тем не менее абсолютное большинство исследователей в соответствии со «здравым смыслом» связывают ощущения исключительно с качествами объектов, несмотря на то что любое ощущение представляет собой перцептивную репрезентацию объекта в целом. Впрочем, существует и радикально противоположная позиция. Э. Страус (2001), например, рассматривая историю эволюции понятия ощущение, пишет:

Доктрину субъективности ощущений в грубом виде можно сформулировать приблизительно так: ощущения – это не образы вещей. Они не являются свойством предмета или врожденной характеристикой вещи. …Так как они в сознании, то они не могут свидетельствовать о внешнем мире. Они чисто субъективны [с. 255].

Ощущение, конечно, субъективно, но оно явно представляет собой вместе с тем и результат взаимодействия тела человека и внешнего мира, репрезентированный в сознании, поэтому нельзя согласиться с тем, что ощущения «не могут свидетельствовать о внешнем мире», что они «чисто субъективны». Принято считать, что ощущения обусловлены физическими свойствами объектов. Однако можно ли считать свойства вещей только их свойствами, если, во-первых, они появляются лишь в результате взаимодействия объекта с субъектом, а потому зависят от последнего не меньше, чем от объекта? Во-вторых, об ощущениях и свойствах можно говорить только применительно к взаимодействию объектов с человеком, то есть без этого взаимодействия нет ни восприятия, ни ощущений, ни этих самых свойств объектов. В-третьих, многие свойства объекта – это часто вообще результат сравнительного анализа нашим мышлением множества образов разных объектов. Г. Гельмгольц говорит о том же:

Каждое свойство и качество вещи есть не что иное, как ее способность оказывать известные действия на другие вещи. Такое действие мы называем свойством… Но если то, что мы называем свойством, всегда касается отношения между двумя вещами, то такое действие, естественно, никогда не может зависеть только от природы одной только действующей вещи, а состоит вообще лишь в отношении ко второй вещи, на которую оно действует, и зависит также и от последней [цит. по: Э. Кассирер, 2006, с. 350–351].

Таким образом, то, что свойства вещей – это не только их свойства, очевидно. Если бы, например, мы могли воспринимать гравитационные, электростатические и магнитные поля, видеть в инфракрасном, рентгеновском и ультрафиолетовом свете, у наших образов (объектов) появились бы новые, обусловленные этими нашими возможностями свойства. Воспринимаемые нами свойства объектов не присущи им до нашего взаимодействия с объектами, как полагает «здравый смысл». Они определяются результатом взаимодействия физической «реальности в себе» с нашими органами чувств и мозгом, и будь у последних иные особенности, репрезентируемые сознанием образы (объекты) приобрели бы иные свойства. Теплый объект, например, только потому теплый, что мы имеем строго определенную температуру тела и именно таким образом воспринимаем его своими температурными рецепторами. Да и само это якобы существующее вне нашего сознания и воспринимаемое нами свойство теплота – всего лишь наша психическая модель не вполне понятной и сенсорно недоступной нам никак иначе, кроме именно такой ее формы, физической сущности объекта.

Наиболее очевидно относительность и условность свойств объектов проявляется на следующем примере. Для обычного человека киноварь имеет красный цвет, для дальтоника – черный или темно-серо-желтый [Г. Гельмгольц, 2002, с. 38]. Следовательно, один и тот же объект приобретает «разные» свойства в зависимости от особенностей конкретного органа восприятия. При этом он вообще приобретает эти свойства, с одной стороны, вследствие способности части физической «реальности в себе», конституируемой нашим сознанием в качестве поверхности киновари, отражать световые волны в определенном диапазоне. С другой стороны, благодаря способности нашего сенсорного аппарата и мозга репрезентировать эти волны в виде поверхности определенного цвета. Сказанное не означает, что физическая «реальность в себе» лишена свойств. Правильнее сказать, что у нее потенциально неисчерпаемое множество свойств, которые могут быть конституированы сознанием вообще, но в человеческом сознании репрезентируются и конституируются лишь те, которые оно в состоянии смоделировать особым, присущим лишь человеку способом.

Как я уже сказал выше, без взаимодействия человека с реальностью нет ни образа (объекта), ни его свойств, так как без взаимодействия не формируется модель-репрезентация объекта. Даже такие выдающиеся исследователи, как Дж. Серл (2002), порой недостаточно четко высказываются, что вводит читателей в заблуждение:

Одной из труднейших и наиболее важных задач философии является прояснение различия между теми свойствами мира, которые внутренне присущи (intrinsic) ему в том смысле, что они существуют независимо от любого наблюдателя, и теми, что зависят от наблюдателя в том смысле, что они существуют относительно некоторого внешнего наблюдателя или пользователя (user). Например, то, что объекту присуща определенная масса, есть его внутреннее свойство. И если бы мы все умерли, у него по-прежнему была бы эта масса. А вот то, что этот же самый объект является ванной, не есть внутреннее свойство: он существует только по отношению к пользователям и наблюдателям, которые и придают ему функцию ванны [с. 21–22].

Ответить автору можно словами У. Джеймса (2000), которые тот сказал около века назад:

Многие современные физики (речь идет о последней четверти XIX в. – Авт.) полагают, что такие понятия, как «материя», «масса», «атом», «эфир», «инерция», «сила», не столько являются верным отображением скрытой от нас реальности, сколько интеллектуальными орудиями, применяемыми в качестве рабочей гипотезы для того, чтобы получить возможность распоряжаться силами природы. Подобные понятия в их глазах представляют не откровения, а простые условные обозначения подобно «килограмму», «ярду». Литература по данному вопросу обширна [с. 61].

Из этой верной, на мой взгляд, позиции автора следует, что нет ни одного свойства, приписываемого нашим сознанием объектам, которое можно отнести к «внутренне присущим», так как все они (свойства), как и сам образ (объект), конституированы в таком «специфически человеческом» виде именно нашим сознанием. Возьмем свойство «масса». В понимании «здравого смысла» это нечто, выражающееся в килограммах. В более «углубленном» – научном – понимании это сила, с которой объект давит на опору или с которой объекты притягиваются друг к другу. В еще более «глубоком» понимании иного по своей природе нечеловеческого сознания это может быть вообще не сила, а нечто другое, так как понятия сила в языке иного сознания, возможно, и нет вовсе, как и понятий вес или масса тела. Иной способ мышления и иной язык подразумевают иные модели реальности и иные свойства тех же самых объектов. При этом многие свойства, которые представляются нам главными в объектах, могут вовсе не конституироваться иным сознанием.

Распространяя на наше чувственное восприятие окружающей реальности принцип неопределенности В. Гейзенберга, ограничивающий применение к микрообъектам классических понятий ньютоновской физики[24], можно сказать, что окружающая нас реальность настолько многообразна, бесконечна и непостижима в своей физической сути, что мы вполне можем принять за ее адекватную чувственную модель ту доступную нам ее грань, которую в состоянии воспринять, и лишь в той форме, в которой способны это сделать. Впрочем, нам, во-первых, и не остается ничего другого, а во-вторых, адекватность нашей модели восприятия доказана эволюцией на практике. Тем не менее мы должны хотя бы отдавать себе отчет в ограниченности собственных возможностей познания физического мира.

Интероцептивные ощущения гораздо менее дифференцированы, чем экстероцептивные, например тактильные. Частично совпадая с ними по своим характеристикам, они отличаются большей лабильностью, слабой прогнозируемостью, локализацией внутри тела и неразрывной связью с его состоянием. При произвольной концентрации внимания на них можно обнаружить картину внутреннего восприятия, не намного уступающую по разнообразию восприятию внешнему, хотя и не столь тонко дифференцируемую и понимаемую человеком. Все эти обычно очень слабые ощущения могут становиться сильными и превращаться в большую проблему при некоторых видах психических заболеваний, когда меняется, например, порог чувствительности и они заполняют сознание, что бывает, в частности, при некоторых видах депрессии. Между интероцептивными и экстероцептивными ощущениями даже больше различий, чем между образами зрительного восприятия, например, и тактильными ощущениями.

1.3.3. Мысленные образы

Кроме образов восприятия, психология рассматривает образы представления, воспоминания и воображения, которые еще называют мысленными, или ментальными, образами. Р. Хольт (1981) дает такое определение мысленного образа:

…смутное субъективное воспроизведение ощущения или восприятия при отсутствии адекватного сенсорного воздействия; в бодрствующем сознании представлен как составная часть мысленного акта, включает образы памяти и образы воображения; может быть зрительным, слуховым или любой другой сенсорной модальности, а также чисто вербальным[25] [с. 53].

Б. Г. Мещеряков (2007) считает, что мысленные образы – это:

…мысленные репрезентации, феноменологически подобные картинам; то же, что и образы воображения [с. 222].

Вместо понятий мысленные, ментальные или психические образы, распространенных в современной зарубежной психологии, в российской психологии обычно используют понятия образы представления и воспоминания.

Г. Глейтман, А. Фридлунд и Д. Райсберг (2001) полагают, что:

…многие наши знания существуют в форме аналогий, называемых психическими образами [с. 351–352].

В качестве образа представления обычно рассматривается:

…наглядный образ предмета или явления (события), возникающий на основе прошлого опыта (данных ощущений и восприятий) путем его воспроизведения в памяти или воображении. В связи с этим различают представления памяти (образы воспоминаний. – Авт.)… и представления воображения (образы представления. – Авт.) [Большой психологический словарь, 2004, с. 406].

В качестве образов воспоминания рассматривается:

…извлечение из долговременной памяти образов прошлого, мысленно локализуемых во времени и пространстве [Психологический лексикон, 2005, с. 105].

С. Л. Рубинштейн (2007) определяет образ воспоминания как:

…представление, отнесенное к более или менее точно определенному моменту в истории нашей жизни [с. 18].

Ощущение, как и образ, можно не только воспринимать, но и представлять и вспоминать. Я определил бы представление как акт спонтанной или произвольной актуализации в сознании любых по модальности образов, не являющихся результатом актуального восприятия и не имеющих непосредственного отношения к автобиографической памяти; а воспоминание – как акт спонтанной или произвольной актуализации в сознании образов, относимых сознанием к автобиографической (эпизодической) памяти. Данные определения по крайней мере помогают уловить разницу между обсуждаемыми психическими феноменами.

В литературе выделяются и другие разновидности психических образов: последовательный, иконический, эйдетический и т. д.

По мнению некоторых авторов [см., например: У. Эко, 2005, с. 282; Б. Мещеряков, В. Зинченко,2004,с. 342], образ по своему содержанию может быть чувственным и рациональным (образ атома, мира, войны и т. д.). Однако образ в принципе не может быть ни по форме, ни по содержанию, ни по каким-либо еще параметрам рациональным. Образ – всегда только чувственная психическая модель. Она по своей природе не может быть рациональной или иррациональной, так как понятие рациональный означает:

…предполагающий использование обоснования или свойства разумности (то есть обычно немыслимый без и вне вербальных конструкций. – Авт.)… [Большой толковый психологический словарь, 2001а, с. 177–178].

Поэтому термин рациональный неуместен применительно к образу. Говорить о рациональном образе столь же бессмысленно, как, например, о сенсорной вербальной идее. Другое дело, можно говорить об образах, иллюстрирующих некую рациональную идею (идея атома, мира, войны и т. д.).

1.3.4. Образы представления и их отличия от образов восприятия

Если образ восприятия, возникающий при фиксированном в течение даже достаточно продолжительного времени на объекте восприятия взгляде, субъективно кажется единичным и устойчивым, то возникающие в нашем сознании в течение нескольких секунд образы представления даже одного и того же объекта отчетливо распадаются в процессе интроспекции на множество последовательно возникающих очень кратковременных, мимолетных образов. Это что-то вроде непрерывной последовательности, «потока» кратковременных образов. Даже удерживаемый сознанием более или менее устойчивый образ воспоминания определенного объекта интроспективно представляет собой такой «поток» непрерывно сменяющих друг друга образов. Причем лишь некоторые из них идентифицируются сознанием как точные репрезентации вспоминаемого объекта. Представьте себе, например, лицо знакомого человека, и вы немедленно убедитесь в том, что, скорее всего, не сможете удержать в сознании его образ. Образ этот возникает и немедленно сменяется другими образами, в том числе не имеющими отношения к вашему знакомому, а затем вновь появляется в сходном, но все же уже ином виде.

В норме нам достаточно легко удается прозвольно управлять течением своих образов представления. Например, представив себе нарисованного человечка, мы можем легко заставить его двигать правой ногой, мизинцем, левой рукой, крутить головой и т. п. Эта очень важная особенность образов представления «привязана» к вербальному мышлению. Достаточно подумать: он крутит головой, и образ делает это, как бы иллюстрируя соответствующую вербальную конструкцию. Образ представления, следовательно, способен изменяться в результате появления вербальных мыслей о представляемом предмете. Как только, например, мое вербальное знание напоминает мне, что объект представления может иметь нечто или, наоборот, не должен иметь чего-то, моментально это нечто появляется или исчезает в визуальном образе представления.