Попаданец: Возвращение

– Позвольте, все в рамках договора и исключительно с вашего с королем согласия. – Я невольно улыбнулся, приятно все же, что ни говори, что хоть кто-то смог увидеть за всей этой бумажной волокитой хотя бы частично мой темный гений. – Все для вас, себя не пожалел, лишь бы вам было хорошо и вы больше не воевали.

– Ах ты, бедняжечка! – Она театрально покачала головой. – А ну-ка, представь себе на секундочку, что я не дам тебе титул империи и не признаю твоих полномочий, потребовав пересмотра всех актов.

– Попробуйте. – Я откровенно и прямо смотрел на нее. – Думаю, вы поимеете шикарную боль в лице ваших торговых гильдий. Ох, боюсь, ни вам, ни тем паче королю, не пережить той бучи, что они поднимут, тут ведь надо учитывать момент, что вы еще ничего не подписали, а кое-кто уже подтянул неслабый капитал к границе.

– Кто? – Она подалась вперед. – И прошу, хотя бы намекни, как можно, находясь взаперти безвылазно в этом дворце, получить подобную информацию?

– Кто? – Я откинулся на спинку стула, слегка сдвинув пальчиком пару отчетов на своем столе, чтобы лучше видеть банковскую сводку, присланную Энтеми. – Ну, с вашей стороны, естественно, это Хельмиш и Ампатека, честно скажу, таких ушлых купцов на нашей стороне, как эта парочка, практически нет, даже боязно, как лихо они деньгами манипулируют.

– С-с-уки… – Император сморщил нос. – Как они только прознают обо всем наперед? Это твоя сводка с хранилища твоего? Как ты говоришь, «банк»?

– С него, родимого. – Я не стал заставлять столь возвышенную красоту вытягивать шею, словно гусыня, а любезно подтолкнул к ней листочек. – Вы лучше не фамилии домов смотрите, ваше императорское величество, а в нижний правый угол.

– Что это? – Голос императора слегка дрогнул.

– Это в сумме то, что пришло в Рингмар из вашей империи. – Я для наглядности обвел кружочком цифру.

– Семь миллионов?! – Императрица вскочила со своего места, опрокинув стул и уперевшись сжатыми кулаками в стол, низко склонилась над отчетом. – Эти ублюдки мне всего четыре ссудили на войну, а тебе, паршивцу, семь миллионов на голый зад отсыпали?!

– Ну, это же на перспективу. – Я пожал плечами. – Война была выгодна лишь единицам, тем, кто был завязан подрядами на армию, а здесь понемножечку, но каждый в итоге, кто смотрит дальше своего носа, получит свой откат.

– Какой откат? – Она удивленно уставилась на меня. – Еще не срублено ни одно дерево, еще не заложен ни один камень, ничего не подписано!

Она схватила листок со стола, пряча его куда-то в закрома ажурного платья.

– Не туда смотрите. – Я с тоской проводил взглядом похищенную столь наглым образом документацию. – Ко мне подтянули три десятка строительных артелей, считай каждая от своего торгового дома. Они строят склады, разворачивают дороги, кое-какую землицу выкупили под жилую застройку и торговые лавки.

– То есть сейчас эти упыри вылизывают твое баронство с головы до пяточек, за свои деньги, совершенно наплевав на свое родное государство?! – Император в недоумении уставился на меня. – Де Кервье вообще в курсе?

– В курсе, – раздался сухой голос старушки, заставив нас обоих вздрогнуть от неожиданности.

Начинается. Вечно у меня день открытых дверей, заходи, кто хочет, забирай, что приглянулось. Маленькая пожилая женщина неспешно подошла к нам, поправив на столе чайные приборы и подняв опрокинутый императором стул.

– Мне когда Гербельт показал цифры, я сперва по старинке организовала три звена бойцов для нашего мальчика, разозлилась малость, решила удавить. – Она пододвинула еще один стульчик, присаживаясь на него. – Пять поваров уже получили указ засыпать всю его еду ядом под завязку, восемь арбалетчиков сидят по дворцу, ждут команду.

Я почувствовал, как к горлу подкатывает ком страха.

– Но потом посидела, чайку попила, с медком, тебе тоже, кстати, советую, что-то вид у тебя бледноватый. – Она кивнула в мою сторону. – В общем, успокоилась и решила, что пусть будет все, как есть.

– Ты видела, какие суммы они в его землю вливают? – Император, явно успокоившись, так же присел на стульчик, заботливо ухаживая за экс-королевой, разливая чай по кружечкам. – Это просто уму непостижимо!

– Да мне тоже с трудом верится, что мы с тобой сейчас сидим рядом с самым богатым человеком во всем мире. – Старушка мило улыбнулась. – Представляешь, времена настали? Ты когда-нибудь могла себе такое представить? Уж не я, так это точно.

– Ох, Вальери, и не говори. – Та покивала сокрушенно королеве головой. – С каждым годом я смотрю по сторонам и не узнаю этот мир, все меняется, времена, когда можно было все проблемы решить ударом честной стали в спину, безвозвратно уходят.

– А жаль. – Император отсалютовал кружечкой де Кервье.

– И не говори. – Вальери де Кервье так же подняла свою кружку. – Мне вот, знаешь, что покоя не дает? Куда он все эти деньги денет?

– Кстати, да! – Император со старушкой на пару уперлись в меня взглядами. – И что вы, господин барон, имеете сказать по этому поводу?

– А я что? – Мне было неловко до жути. – Я все отдам.

– КОМУ?! – На пару выпалили женщины, подавшись вперед.

– Да кому я могу отдать? – Я смущенно пожал плечами. – Жене, конечно, больше некому…

– Нет, ну скажи на милость, где таких мужиков делают?! – Де Кервье закатила театрально глаза.

– А главное, почему нам в свое время всякая «шелупонь» под юбки лезла? – Император хлопнул кулаком по столу.

* * *

Уже под вечер император вернулся в выделенное под его делегацию крыло дворца, несколько устало отдавшись в заботливые руки фрейлин, дабы те помогли снять платье, расчесать после укладки плотное покрывало шелковистых волос и снять косметику. Руки девушек заботливо снимали боевое облачение прекрасной… императрицы, в то время как вереница слуг прямо в спальню внесла огромную, инкрустированную серебром и золотом бадью, больше похожую на миниатюрный бассейн, и теперь наполняли ее горячей водой, а также тяжелыми лепестками роз.

Легкая улыбка коснулась строгой и несколько надменной красоты на ее лице, когда горячая вода сделала свое дело, раскрыв поры на лепестках, отчего те выпустили в воздух дурманящий аромат сладких масел.

Большое, в два человеческих роста, зеркало стыдливо высветило, как легкая накидка соскользнула с плеч, горделивой ланью, или даже больше похожей на кошку статью, продемонстрировав обладательнице сего тела всю ее красоту и великолепие. Императрица неспешно погрузилась в горячее великолепие ласкающей воды, с блаженством прикрыв глаза и легким взмахом руки отпуская всех своих девочек-послушниц.

Внесенные ряды канделябров успокаивающе мерцали рядами свеч, мягко подчеркивая наступление ночи, а легкий пар, наполненный ароматом цветов, был подобен мягкой и ненавязчивой музыке, ласково баюкая тело и душу.

Все было идеально, казалось даже, тишину в покоях подобрали в специальных тонах, но зыбкость идиллии внезапно была нарушена смещением теней по углам. Это словно ветром подернуло свечи, серость теней всколыхнулась безумными волнами, совершенно неожиданно замерев сгустком тьмы в дальней оконечности зала.

– Гальверхейм! – Сгусток тьмы сплел некое подобие человеческой тени, в подробностях и всех оттенках серого выстраивая контур с узнаваемыми чертами высокого худощавого и седоволосого мужчины. – Ты сделала, что я просил?

– О боги, Алексис! – Легкая гримаса недовольства коснулась лица императрицы. – Ты совсем за чередой этих лет подрастерял свою галантность и такт? Где твои манеры, герцог? Не видишь, дама изволит отдыхать!

– Прости, Галчонок. – Призрак отобразил усталую улыбку. – Но у меня мало осталось времени, они заключили договор с Дочерью Луны.

– В игру вступает Тайшана? – Желваки заиграли на острых скулах императрицы. – Плохо дело, ты хоть и редкостный гад, но тебе не откажешь в шарме, мой старый враг.

– Мне тоже было приятно все это время гоняться за тобой, – рассмеялась тихо тень. – Так что мальчик?

– Мальчик? – Императрица передернула плечами, нахмурив брови. – Он взял твой подарок.

– Хорошо. – В подтверждение слов тень мягко склонила голову. – Очень хорошо, корми его с рук аккуратно, Гальверхейм, не потеряй его.

– Мне он нравится. – Женщина откинула назад голову, прикрыв веки. – Знаешь, на тебя похож, вернее на того, каким ты был когда-то очень давно.

– Не играйся, Галчонок, не влазь сюда, это не твоя игра! – Тень взволнованно подернулась рябью. – Не испорть мне мальца!

– Да я что? – Женщина кокетливо в полуулыбке вскинула бровь. – Подумаешь, какие мы нежные, я, может, из благих побуждений.

– Не смеши меня, где мы с тобой и где благие побуждения? – Тень сурово нависла над бассейном. – Смотри у меня! Головой за него отвечаешь, никто не должен знать о его судьбе!

* * *

Два разных полюса города замерли в каком-то тягостном ожидании. У южных ворот лейтенант Персиваль, впервые за чуть более чем двадцатилетний стаж несения караула на вратах города, с замиранием сердца всматривался в приоткрытые створки, а выше, не ведая о том, точно так же у северных ворот замер караул лейтенанта Келснера.

Полдень. Жаркий, с высоким и жарким солнцем, никогда не был помехой для бесконечной вереницы посетителей Финора. Так было определено еще более ста лет назад, западные и восточные ворота выпускали из каменного мешка стен, а север и юг были приемной. Здесь никогда не было перерыва, народ грязной, мутной и разномастной толпой втекал в узкие стены города, дабы затеряться в нем, разбившись на тысячи судеб, и вот сейчас привычный порядок вещей был нарушен. Городская стража юга и севера с недоумением взирала на внезапно онемевший зев врат, впервые, наверно, за все время, что люди здесь несут службу, совершенно остановившийся, совсем. То есть полностью. В ворота города вдруг совершенно прекратили входить люди.

– Лейтенант? – К Персивалю подходил его десяток, в недоумении оглядываясь по сторонам. – Что происходит?

И точно так же стражники северных врат осторожно жались к Келснеру, пытая его вопросами, что, впрочем, было бесполезно, так как не тот и не этот совершенно не догадывались об истинном значении сей немоты.

– Тихо! – Келснер, властный поджарый мужчина, воздел сжатый кулак, прекращая пересуды. – Встали по местам, я, кажется, что-то слышу.

– По местам! – Персиваль также расслышал какой-то приближающийся гул. – Всем внимание!

Но внимание требовать от служивых не нужно было, оно, что с севера, что с юга, всецело и так было приковано к распахнутым створкам, сквозь которые хорошо просматривался кусок тракта и нарастающее облако дорожной пыли.

– Боги поднебесья! – Первыми всполошились стражники с севера, внезапно, словно тараканы, брызнувшие в разные стороны из-под тапка. Келснер, бывший бравый вояка, не сразу осознал всю плачевность ситуации, в считаные секунды все его подчиненные скрылись в караульных помещениях, оставив лейтенанта одного в центре ворот, с открытым ртом и бешено стучащим сердцем, причем не в груди слева, а где-то, судя по ощущениям, гораздо ниже.

Мощь, вот как можно было охарактеризовать дутого мышцами вороного коня-тяжа, что внес первым в ворота своего пугающего седока. Да, это не простой конь, по его виду можно было подумать, что этот конь съел еще одного коня, чтобы его мышцы и холка смогли достичь подобного размера. Специальная рыцарская порода, Келснер, когда-то в былые годы служивший в армии и повидавший разного на своем веку, знал, что подобный жеребец стоит по деньгам, как три деревеньки разом со всем скотом, как двуногим, так и более дорогим, четвероногим. Это не тупые клячи, по золотому отдаваемые конными заводчиками, это целая история и аристократия в мире животных. Только знать и только рыцарские семьи имели право владеть подобным великолепием, заточенным исключительно под их нужды. Машина смерти, даже в таком виде использования его как средства передвижения, монстр помимо седока нес на себе специальный доспех, увенчанный сотней всевозможных шипов и рогов.

Келснер немного запоздало, но по уставу склонился в поклоне, ибо других толкований быть не могло, сидящая на жеребце коротко стриженная и закованная в тяжелый доспех женщина принадлежала ордену бестиаров, самому грозному, беспощадному и старому ордену короны, чей авторитет никогда и никем не ставился под сомнение, по крайней мере, в твердом уме и трезвой памяти, так сказать, во избежание. В подтверждение его мыслей следом за женщиной в ворота въехал знаменосец, на таком же тяже и также при полном доспехе. За его спиной развевалось кроваво-красное знамя с черным шипастым крестом, а древко венчал оскалом зубастый череп какой-то злобной твари.