
Полная версия:
Эхо

Сергей Лорен
Эхо
Пустая квартира
Тишина давила на барабанные перепонки с физически ощутимой силой, словно вакуум, высасывающий из комнаты остатки воздуха и звуков. Алексей Воронов лежал на спине, глядя в монотонно-серый потолок, и чувствовал, как эта тишина просачивается сквозь кожу, заполняя его изнутри, вытесняя мысли, желания, саму жизнь. Утро наступило несколько часов назад, но для него время слилось в один вязкий, тягучий поток серого цвета, неотличимый от цвета потолка, стен и неба за панорамным окном. Москва 2025 года за этим окном гудела, жила, дышала мириадами электрических импульсов, но сюда, на двадцать седьмой этаж стеклянной башни в спальном районе, доносился лишь приглушенный, почти инфразвуковой гул. Город напоминал гигантский, равнодушный механизм, а его квартира была стерильной ячейкой в его сотах.
Он заставил себя пошевелиться. Суставы отозвались тупой, ноющей болью, словно он не тридцатидвухлетний мужчина, а дряхлый старик, чье тело предает его с каждым движением. Одеяло, легкое, набитое синтетическим пухом, казалось свинцовой плитой. Он сбросил его с себя рывком, сел, свесив ноги. Холодный ламинат коснулся ступней. В комнате было прохладно, система климат-контроля поддерживала заданные восемнадцать градусов – идеальная температура для сна, как уверяла реклама. Но сон не приходил уже много недель. Приходили лишь короткие, тревожные провалы в беспамятство, наполненные обрывками кошмаров, из которых он выныривал с колотящимся сердцем, мокрый от пота, чтобы снова уставиться в непроницаемую темноту.
«Вега, свет на тридцать процентов», – голос прозвучал хрипло, чужеродно.
Под потолком мягко зажглась светодиодная лента, заливая спальню холодным, безжизненным светом, похожим на свет в морге. Умная колонка на прикроватной тумбочке – гладкий черный цилиндр – мигнула синим ободком.
«Доброе утро, Алексей. Сегодня вторник, двадцать третье мая. За окном шестнадцать градусов, облачно, возможны осадки. В вашем расписании на сегодня…»
«Хватит», – оборвал он ее.
Механический голос послушно умолк. Алексей обвел взглядом комнату. Минимализм, доведенный до абсурда. Белые стены, встроенный шкаф с зеркальной дверцей, кровать на низком подиуме, тумбочка. Ничего лишнего. Никаких фотографий, никаких книг, никаких безделушек, хранящих тепло человеческих рук. Все это было здесь раньше. Все это исчезло вместе с Ириной. Она была архитектором этого стерильного рая, который теперь превратился в его личный склеп. Он помнил, как она радовалась, выбирая оттенок краски для стен, почти неотличимый от соседнего в палитре, но для нее, в ее мире перфекционизма, разница была колоссальной. «Это не просто белый, Лёш, это цвет облака перед рассветом», – говорила она. Теперь он видел только цвет больничной палаты.
Он поднялся, прошел в ванную. Зеркало во всю стену безжалостно отразило его. Высокий, худой, с осунувшимся лицом и темными кругами под глазами. Взгляд потухший, волосы спутаны. Он не узнавал этого человека. Это был кто-то другой, изможденный призрак, поселившийся в его теле. Когда-то он ловил в этом зеркале улыбку Ирины, стоявшей за его спиной, чувствовал ее руки на своих плечах. Теперь за спиной была только пустота и холодный кафель. Он включил воду. Шум наполнил тишину, но не принес облегчения. Это был мертвый, механический звук, лишенный жизни.
На кухне, совмещенной с гостиной, царил тот же порядок, та же пустота. Глянцевые фасады без ручек, индукционная плита, похожая на черный квадрат Малевича, встроенный в стену терминал умного дома. Алексей открыл холодильник. Внутри сиротливо стояла бутылка воды, упаковка соевого протеина и тюбик с питательной пастой – сбалансированный рацион на день, как гласила этикетка. Вкуса он все равно не чувствовал. Он выдавил на ложку немного серой массы и проглотил, не жуя. Еда стала топливом, необходимой процедурой для поддержания функционирования организма. Не более.
Он подошел к окну. Внизу, далеко-далеко, по многоуровневым эстакадам скользили беспилотные электрокары. Между небоскребами, словно гигантские насекомые, жужжа, сновали доставочные дроны. Город жил своей сложной, отлаженной жизнью, и ему не было никакого дела до маленького человека в стеклянной клетке на двадцать седьмом этаже. Он чувствовал себя отсеченным от этого мира невидимым стеклом, не только оконным, но и каким-то внутренним, куда более прочным. Он видел людей, но не чувствовал их. Он слышал звуки, но не воспринимал их. Его профессия – звукорежиссер – стала пыткой. Он, который раньше мог часами оттачивать один-единственный звуковой эффект, добиваясь идеальной чистоты и глубины, теперь не мог вынести даже шороха собственных шагов по квартире. Звуки потеряли для него смысл, превратились в хаотичный шум, от которого хотелось спрятаться.
Рабочее место было тут же, в углу гостиной. Мощный компьютер, два больших монитора, профессиональные наушники, микшерный пульт, MIDI-клавиатура. Все самое лучшее. Когда-то это был его алтарь, место, где он творил магию, создавал миры из звуков для видеоигр и подкастов. Теперь это было место его ежедневного поражения. На экране висел открытый проект – фэнтезийная RPG. Нужно было озвучить локацию «Солнечная роща»: пение птиц, шелест листвы, журчание ручья, далекие смеющиеся голоса эльфов. Он надел наушники, нажал на «play».
В уши полился яркий, жизнерадостный звук. Щебет птиц был кристально чистым, каждый перелив, каждая трель записаны с невероятной точностью. Шелест листьев создавал ощущение теплого ветра. Смех эльфов звенел беззаботно и счастливо. Это был идеальный, выверенный, дистиллированный звук счастья. И он был абсолютно, невыносимо фальшив. Алексей слушал его, и внутри поднималась волна тошноты. Его пальцы лежали на микшере, но он не мог заставить себя пошевелиться. Он должен был добавить глубины, наложить реверберацию, сбалансировать частоты, но все, что он чувствовал – это острое желание удалить этот файл, стереть эту лживую идиллию с жесткого диска и из собственной головы.
Он сорвал наушники. Тишина квартиры обрушилась на него снова, и на этот раз она показалась ему спасительной. Он откинулся в кресле, закрыв глаза. И тут же перед внутренним взором встала она. Ирина. Не та, что уходила, с жестким, чужим лицом, а та, что смеялась вот так же, как эти выдуманные эльфы, запрокинув голову, когда он неудачно пошутил в их первую встречу. Ее смех был не идеальным, не чистым – с легкой хрипотцой, живой, настоящий. Звук, который он готов был слушать вечно. Звук, который он больше никогда не услышит.
«Ты становишься пустым, Лёш, – сказала она в тот последний вечер. – Как твоя идеальная тишина в студии. В тебе нет звука. Я говорю с тобой, а в ответ – эхо. Эхо моих же слов».
Эхо.
Это слово засело в его голове, как заноза. Он сам выбрал этот ник вчера вечером, когда в приступе отчаяния, дойдя до той точки, где боль становится настолько привычной, что перестаешь ее замечать, наткнулся на ссылку. «Тихая Гавань». Анонимный форум для тех, кому плохо. Звучало банально и жалко. Но он кликнул. Зарегистрировался как «Echo». И написал несколько строк.
*«Здесь кто-нибудь есть? Я не знаю, что писать. Внутри просто пустота. Огромная, гулкая пустота, как в заброшенном соборе. И тишина. Иногда мне кажется, что я глохну от этой тишины».*
Он не ждал ответа. Он просто выбросил эти слова в цифровую бездну, как бросают бутылку с запиской в океан. Но ответы пришли. Почти мгновенно. Десятки ответов.
*
*
*
Он перечитывал эти сообщения снова и снова. Короткие фразы от совершенно незнакомых людей, скрытых за никнеймами, тронули его сильнее, чем все неуклюжие попытки друзей и родственников «привести его в чувство» за последний год. Они не давали советов. Они не говорили «соберись, тряпка». Они просто говорили: «Мы тебя понимаем». И это было похоже на глоток воды после долгой жажды.
Особенно сообщение от Seraphima. В ее словах была какая-то особая, спокойная мудрость. «Нужно только дождаться». Он усмехнулся. Ждать он умел. Весь последний год он только и делал, что ждал. Ждал, что боль утихнет. Ждал, что вернется интерес к жизни. Ждал, что однажды утром проснется прежним. Но ничего не происходило.
Телефон на столе завибрировал, выдернув его из мыслей. На экране высветилось: «Дима». Единственный, кто еще не сдался и продолжал пробиваться через его стену молчания. Алексей сбросил вызов. Через секунду пришло сообщение.
*«Лёх, я знаю, что ты видишь. Возьми трубку. Заказчик по “Элизиуму” рвет и мечет. Ты обещал сдать рощу еще вчера. Если не ответишь через пять минут, я приеду».*
Угроза была реальной. Дима мог приехать. Он вломится в его стерильный мир, принесет с собой запах улицы, громкий голос и неудобные вопросы. Заставит его есть нормальную еду. Вытащит на балкон подышать воздухом. Алексей содрогнулся. Это было слишком. Слишком много жизни. Он не был к ней готов.
Он нехотя набрал Диму.
«Наконец-то, – раздался в трубке бодрый, чуть насмешливый голос друга. – А я уж думал, твой умный дом решил, что ты неодушевленный предмет интерьера, и перестал передавать тебе сигналы из внешнего мира. Как ты?»
«Нормально», – солгал Алексей. Это было его стандартное слово-щит.
«Ага, нормально. Так нормально, что опять срываешь дедлайн? Леш, это серьезные ребята, они не будут ждать вечно».
«Я сделаю. Сегодня», – выдавил он.
«Что с тобой происходит? – голос Димы стал серьезнее. – Это уже не просто хандра после расставания. Год прошел. Может, все-таки к врачу? Есть хорошие спецы, не шарлатаны. Поговорят, таблетки подберут…»
«Мне не нужны таблетки», – отрезал Алексей. Он уже представлял себе это: безликий кабинет, врач с дежурной улыбкой задает вопросы по стандартному опроснику, а потом выписывает рецепт на препараты, которые превратят его в безвольного овоща. Нет.
«Ладно, как знаешь, – вздохнул Дима. – Ты сам-то хоть ешь что-нибудь, кроме своей космической пасты?»
«Ем». Еще одна ложь.
«Смотри у меня. Я вечером после работы могу заскочить. Пиццы привезу».
«Не надо. У меня много работы. Сказал же, сегодня все сдам».
В трубке повисло молчание. Алексей знал, что Дима ему не верит. Но он был слишком хорошим другом, чтобы давить.
«Хорошо, – наконец сказал он. – Но если что – сразу звони. Слышишь? В любое время. Я серьезно».
«Да. Спасибо».
«Давай, звуковой маг. Жду от тебя эльфийских чудес».
Дима отключился. Алексей положил телефон на стол. Разговор оставил после себя гадкий осадок. Чувство вины перед Димой смешивалось с раздражением на его назойливую заботу. Он один хотел быть один. В этом был парадокс его состояния. Он страдал от одиночества, но любое вторжение в него воспринимал как агрессию.
Он снова повернулся к компьютеру. «Солнечная роща» смотрела на него с экрана немым укором. Он попробовал еще раз. Надел наушники. Но звуки счастья теперь казались еще более оглушительными и фальшивыми. Он закрыл проект. Откроет позже. Вечером. Ночью. Ночью работать было легче. Ночью весь город затихал, и его одиночество переставало быть таким кричащим, оно сливалось с общей ночной тишиной, становилось нормой.
Он открыл браузер. Пальцы сами набрали адрес «Тихой Гавани». Форум встретил его спокойной цветовой схемой – темно-синий фон, светло-серый текст. Никакой рекламы, никаких мигающих баннеров. Все было создано для того, чтобы успокаивать. Он зашел в свою вчерашнюю тему. Появились новые ответы. Десятки новых ответов. Люди делились своими историями, своими метафорами пустоты. Кто-то сравнивал ее с черной дырой, кто-то – с выжженным полем. И в каждом сообщении сквозила искренняя, неподдельная боль. Он читал, и ему казалось, что стены его квартиры раздвигаются. Он был не один в своей стеклянной башне. Таких башен были тысячи, и в каждой сидел такой же человек, глядя в экран и ища спасения.
Он нашел ответ от Seraphima. Он был длиннее остальных.
*
Алексей замер. Она снова попала в точку. С пугающей точностью. Эхо. Его ник. Его проклятие. Эхо смеха Ирины в пустой квартире. Эхо ее слов в его голове. Эхо их планов на будущее, которые теперь звучали как насмешка. Как она могла это понять? Это было не просто сочувствие, это было… знание. Словно она заглянула прямо ему в душу.
Его пальцы зависли над клавиатурой. Ему захотелось ответить ей, рассказать больше. Рассказать о том, как он работает со звуком, как он понимает природу эха, реверберации, затухания сигнала. Рассказать о том, что его собственная жизнь стала таким затухающим сигналом, который все еще мечется между стенами, но теряет силу с каждой секундой.
Он начал печатать.
*
Он остановился, перечитал. Это было слишком откровенно. Слишком жалко. Он никогда ни с кем так не говорил. Даже с Димой. Даже с Ириной под конец. Он стер текст.
Вместо этого он решил написать о чем-то более конкретном, менее пафосном. О том, что случилось сегодня. О том, что преследовало его весь день.
*
Он снова перечитал. Это было лучше. Честнее. Он нажал «отправить».
И сел ждать. Он сам не понимал, чего ждет. Но ожидание было напряженным. Он смотрел на экран, не отрываясь, обновляя страницу каждые несколько секунд. Прошла минута. Две. Пять. Ответов не было. Конечно. У людей своя жизнь. Они не сидят на форуме круглосуточно. Seraphima, кем бы она ни была, сейчас, наверное, пьет кофе, гуляет, работает, живет. А он сидит в своей коробке и ждет ответа от анонима в сети. Идиотизм.
Он уже собирался закрыть ноутбук, когда страница обновилась сама. Под его постом появился один-единственный ответ. От нее.
*
Алексей почувствовал, как по спине пробежал холодок.
«The Sound of Silence».
Эта песня. Их песня с Ириной. Она заиграла по радио в машине в день их первого свидания. Он тогда еще пошутил, что для звукорежиссера это странный выбор любимой песни. А она ответила: «Нет ничего более музыкального, чем правильно организованная тишина». Они слушали ее сотни раз. После их разрыва он не мог ее слышать. Он удалил ее из всех своих плейлистов. Он не упоминал ее нигде. Никогда. Ни в одном разговоре, ни в одной переписке.
Это не могло быть совпадением.
Это было невозможно.
Его сердце застучало быстро и тяжело, отбивая тревожный ритм в ушах. Он вцепился в подлокотники кресла. «Ты видишь то, что хочешь видеть, Леша. Это называется апофения», – прозвучал в голове голос Димы. Да. Апофения. Поиск связей в случайных данных. Его мозг, измученный депрессией и бессонницей, цепляется за любую соломинку, выстраивает конспирологические теории. Это просто популярная песня. Классика. Миллионы людей ее знают. Seraphima – просто начитанная, эрудированная женщина, которая привела удачный пример. Просто. Случайное. Совпадение.
Он пытался убедить себя в этом, но ледяные пальцы страха уже сжимали его внутренности. Он начал лихорадочно просматривать ее профиль. Никакой информации. Дата регистрации – три года назад. Количество сообщений – несколько тысяч. Все они были такими же – мудрыми, сочувствующими, полными точных метафор и литературных отсылок. Она была местным гуру, ангелом-хранителем этой гавани для потерянных душ.
Он вернулся к ее сообщению. И тут заметил еще одну деталь.
«Возьми этот гул внутри себя. Запиши его. Обработай».
Вчера ночью, не в силах уснуть, он сделал именно это. Впервые за много месяцев он подошел к своему оборудованию не для работы, а для себя. Он включил самый чувствительный микрофон, надел наушники и выкрутил усиление на максимум. Он записал тишину своей квартиры. А потом, в звуковом редакторе, начал ее обрабатывать. Усилил низкие частоты, пропустил через компрессор, вытягивая все скрытые шумы. Гул электросети в стенах. Тихое шипение вентиляции. Едва слышное биение собственного сердца, отраженное от стен. И из этого хаоса он начал лепить звук. Мрачный, давящий, атмосферный эмбиент. Трек, который он мысленно назвал «Пустая квартира». Он никому его не показывал. Он сохранил его в запароленной папке на диске.
Как. Она. Могла. Знать.
Паника начала подниматься из глубины живота горячей волной. Он вскочил, прошелся по комнате. Квартира, его убежище, внезапно стала враждебной. Стены словно сдвинулись, потолок опустился ниже. Он посмотрел на умную колонку. Черный цилиндр безмолвно взирал на него своим единственным невидимым глазом-микрофоном. Он посмотрел на веб-камеру ноутбука. Маленький черный зрачок. Он всегда был заклеен кусочком изоленты. Он подошел ближе. Изолента была на месте.
Бред. Это просто бред. Паранойя. Симптом. Он сходит с ума. Это единственное логичное объяснение. Его рассудок трещит по швам, и он начинает видеть зловещие знаки там, где их нет.
Он заставил себя сесть обратно в кресло. Нужно было ответить. Нужно было проверить. Задать вопрос, который либо подтвердит его безумие, либо… Либо что? Он боялся думать о втором варианте.
Его пальцы дрожали, когда он печатал ответ.
*
Он отправил сообщение и затаил дыхание. Сейчас она ответит что-то вроде: «Вот видишь! Великие умы мыслят одинаково». И ему станет легче. Он посмеется над своей паранойей. Все будет хорошо.
Ответ пришел через десять секунд. Десять секунд, которые показались ему вечностью.
*
Алексей перестал дышать.
Он уставился на экран. Кран. Проклятый кран. Он начал капать три дня назад. Медленно, монотонно. Кап. Пауза. Кап. Пауза. Он, со своим абсолютным слухом, слышал его даже сквозь закрытые двери. Этот звук въедался в мозг, как пытка. Он собирался вызвать сантехника, но апатия была сильнее. Он просто лежал и слушал, и этот ритмичный стук капель отсчитывал секунды его пустой, бессмысленной жизни. Он никому об этом не говорил. НИКОМУ. Это была его маленькая, личная пытка, деталь его персонального ада.
И теперь анонимный пользователь на форуме описывал ее в мельчайших подробностях.
Он резко оттолкнулся от стола. Кресло на колесиках откатилось назад и ударилось о стену. Он вскочил, лихорадочно озираясь по сторонам. Ему казалось, что за ним наблюдают. Прямо сейчас. Из-за зеркальной дверцы шкафа. Из объектива камеры на терминале умного дома. Из-за темного экрана телевизора. Невидимые глаза следили за каждым его шагом, невидимые уши слышали каждый его вздох.
Его квартира, его крепость, его тюрьма – больше не была пустой. В ней был кто-то еще. Кто-то невидимый, всезнающий и безжалостный. Кто-то, кто сидел по ту сторону экрана и играл с ним, как кошка с мышью.
Он бросился на кухню. Кран. Он посмотрел на него. Из носика сорвалась капля и с тихим стуком разбилась о металлическую поверхность раковины.
Кап.
Тишина.
Кап.
Звук, который раньше был просто раздражающим, теперь звучал как зловещий отсчет. Он протянул руку и до боли в пальцах затянул вентиль. Капать перестало.
Но тишина, наступившая после, была во сто крат хуже. Она была наполнена знанием. Знанием того, что он больше не один. Что его мысли – не только его. Что его жизнь – это сценарий, который читает кто-то другой.
Он вернулся в комнату. На экране светилось последнее сообщение от Seraphima. Он подошел к ноутбуку и захлопнул крышку. Но он знал, что это ничего не изменит. Они уже были здесь. В его голове. В его квартире. В его тишине.
И эхо их голосов только начинало звучать.
Тихая Гавань
Тишина, наступившая после щелчка защелки ноутбука, была иной. Она не была пустой. Она была тяжелой, плотной, как вода на большой глубине, и, казалось, в ней застыли невидимые взвешенные частицы чужого присутствия. Алексей стоял посреди комнаты, и само пространство вокруг него изменилось. Стены, которые раньше были просто границами его одиночества, теперь ощущались мембранами, вибрирующими от взгляда извне. Воздух, который он вдыхал, казался уже кем-то пропущенным через легкие, лишенным свежести, наполненным наблюдением. Он перестал дышать. Он прислушался. Не ушами – всем телом, каждой клеткой кожи. Он ожидал услышать скрип половицы, тихий вздох, шорох за зеркальной дверью шкафа. Но не было ничего. Только гул крови в ушах, нарастающий, как обратная связь от слишком близко поднесенного к колонке микрофона.
Паника была горячей, липкой волной, поднимавшейся от солнечного сплетения. Его аналитический ум, тот самый инструмент, что позволял ему расщеплять звуковые дорожки на тончайшие слои, сейчас заработал с бешеной скоростью, но не в поисках логики, а в лихорадочном построении самых чудовищных версий. Они здесь. Кто «они»? Неважно. Они знают. Знают про кран. Про песню. Про его ночной сеанс самокопания со звуком. Это знание было физическим вторжением, более грубым и омерзительным, чем любое физическое насилие. Ему казалось, что кто-то просунул ледяные пальцы сквозь его череп и теперь медленно перебирает его мысли, воспоминания, страхи, как коллекционер перебирает редких, насаженных на булавки бабочек.
Он медленно, на полусогнутых ногах, двинулся по комнате. Движения были скованными, словно он боялся потревожить невидимую паутину, натянутую по всей квартире. Его взгляд метался, сканируя каждый сантиметр. Умная колонка. «Вега». Черный, глянцевый цилиндр на тумбочке. Бесстрастный истукан. Он подошел к ней, взял в руки. Холодный пластик. Он перевернул ее. Никаких лишних отверстий, никаких следов вскрытия. Микрофон. Он знал, что у нее массив из семи микрофонов, способных уловить шепот из другого конца комнаты. Она всегда слушает. Ждет ключевого слова. А что, если она ждет не только его? Что, если она транслирует все, что слышит, куда-то дальше? Он с силой выдернул шнур питания из розетки. Синий ободок, горевший у основания, моргнул и погас. Стало тише? Нет. Тишина стала еще более звенящей.
Ноутбук. Он подошел к столу, посмотрел на закрытую крышку, как на ящик Пандоры. Веб-камера. Он проверил пальцем кусочек черной изоленты. Она была на месте, плотно прилегала к поверхности. Но что это доказывало? Существовали способы активировать камеру так, что индикатор не загорится. Он читал об этом. А микрофон? В ноутбуке их было как минимум два. Он не мог заклеить их все.
Телефон. Лежал на столе экраном вниз. Он перевернул его. Темное зеркало отразило его искаженное, вытянутое лицо. Он поднес его к уху. Тишина. Но он знал, что и это ничего не значит. Он был звукорежиссером, он знал, как легко можно превратить любое из этих устройств в ухо, подслушивающее его жизнь.