Невероятные приключения Кабальеро Франсиско де Падилья в землях ацтеков и майя в 1520 году от Рождества Христова

– Эпидемия, – вслух сделал вывод преподобный отец.

Я тут же подтвердил это заключение и уточнил:

– Оспа… Я видел признаки оспы у патера Гарсиа месяц назад, как раз перед нападением Кортеса на Нарваэса.

– Вы уверены, что это не чума? – с недоверием в голосе спросил отец Диего Каннаро.

– О чуме и её симптомах я знаю только со слов своей бабушки, но ничего похожего не видел. У падре Гарсиа была сыпь по всему телу, и ещё стали появляться пузыри – это оспа! Я сам ею переболел.

– Но погребальные костры? – продолжал сомневаться преподобный отец. – Судя по запаху, сжигают умерших. Так поступают в основном при чуме. – При оспе тоже, но не всегда. Как я слышал от бабушки, и при чуме, и при холере, как и при оспе, умерших чаще всего закапывают в братских могильниках. Редко когда сжигают.

В наш разговор вмешался один из солдат, нанятых мной в Веракрусе:

– Ваше преподобие, я уже год нахожусь в этой варварской стране и знаю, что эти безбожники всех своих умерших сжигают.

Говорят, что лишь знатных хоронят в каких-то гробницах вместе с золотом, а остальных сжигают.

Отец Диего Каннаро всё ещё колебался. Тогда я предложил разбить лагерь недалеко от города, а сам вызвался сходить в поселение и разузнать, что там происходит. Оспа мне не грозила. Падре в итоге согласился с моим планом и, прежде чем я отправился в этот некогда оживлённый город, достал из большого сундука, который тащили рабы-негры какие-то травы, завернул их в небольшую тряпицу и приказал мне этой самодельной маской прикрыть свои нос и рот, завязав концы тряпки на затылке. Также он потребовал не снимать эту «защиту», как он выразился, всё время, что я буду в городе.

– 9 —

Я быстро добрался до храма, где укрывался в своё время Нарваэс, и где потом его пленили люди Кортеса. Я надеялся найти там падре Гарсиа (если он, конечно, выздоровел) или кого-то из его паствы – храмы всегда были приютом отчаявшихся.

На верху пирамиды, около сожженного и разрушенного святилища, лежало около двадцати больных туземцев, чьи тела и головы почти полностью были покрыты твёрдыми, круглыми пузырьками. «Это всё же оспа», – уверился я.

Ко мне вскоре подошла одна из женщин, что заботилась о больных. Я сразу же узнал её – это была та самая туземка лет 25, что ухаживала за падре Гарсиа. Она с ходу с ярко выраженным возмущением стала мне выговаривать:

– Почему ваш Бог не хочет помогать тем, кто принял крещение? Здесь лежат только те, что стали христианами. Все они надеются на спасение, на помощь девы Марии… Они часто, очень часто молятся, но ничего не помогает, и ваших братьев и сестёр по вере становится всё меньше. Почему так?

Я приспустил маску на подбородок и подбодрил женщину.

– Надо верить и продолжать молиться. Бог милостив и…

Но туземка грустно замотала головой.

– Это не помогает. Никто не спасся. Все, кто заболевает этой болезнью, умирают… Ещё никто не выжил.

– А падре Гарсиа?

– Он выздоровел, как и ещё пара солдат, что болели вместе с ним. Правда, один из ваших людей, чёрного цвета, тоже скончался. Говорили, что он был рабом у командира, кому глаз выкололи во время сражения. Однако белые люди почему-то не умирают, а мы умираем. Умирают и те, кто крестился, умирают и те, кто верит в других, своих богов. Все умирают.

– Все? – я был удивлён. Конечно, я знал, что от оспы нет лекарств, и её надо просто пережить, что удаётся большинству из заболевших… Так, по крайней мере, было у нас в Европе, а здесь-то почему не так? Может, это какая-то другая болезнь, похожая на оспу, но неизлечимая? Однако, с другой стороны, падре Гарсиа и ещё двое испанцев выздоровели.

– Разве у вас раньше не было такой болезни? – спросил я.

Женщина покачала головой и с горечью в голосе сказала.

– Я тоже скоро умру, – она откинула с руки свою туземную накидку, показывая мне сыпь на своём теле. Правда её было немного, и она была слабо выражена.

– А где падре Гарсиа? – спросил я, не находя его присутствия здесь.

– Неделю назад он ушёл в горы, там где растёт агава. Он слышал, что «пульке», это наш напиток из агавы, целебен. Он хотел помочь своим прихожанам, которые искали спасения у него… Только он вряд ли вернётся.

– Почему?

– Большинство жителей нашего города не верят в Христа. Они, как и раньше, верят в своих богов и считают, что эта смертельная болезнь – наказание наших богов за то, что жители города перестали им молиться и приносить жертвы. Боги рассердились и теперь надо их задобрить… За патером почти сразу же ушло несколько жителей города. Среди них были и жрецы храма, что в предгорьях. Там обычно совершаются человеческие жертвоприношения, а отрубленные головы жертв нанизывают на длинные шесты, и этих палок с черепами там много…

Я слышал о подобных богомерзких ритуалах и слышал, как Кортес с рвением Христа, выгонявшего торговцев и менял из храма Божьего в Иерусалиме, разрушает статуи местных кровожадных божков и разбивает их жертвенники.

– А ещё говорят, – спокойно продолжала женщина, – что мясо из белого человека может вылечить эту смертельную болезнь.

– Вы едите людей?! – и хотя я слышал в Веракрусе об этой практике у туземцев, но не очень-то верил в это. Но моя собеседница совершенно равнодушно продолжала.

– Не совсем. Просто есть несколько обрядов, когда жрецам и родственникам надо съесть мясо того, кого принесли в жертву.

– Но это же мерзко…

– Падре говорил, что у вас тоже есть обряд, где вы причащаетесь телом и кровью своего Бога… Только я не понимаю, как это?

– Это таинство, во время которого на верующего нисходит благодать Божья… А плоть и кровь – это лишь образ учения Спасителя, а на самом деле едят хлеб и пьют вино[15].

Было видно, что женщина ничего не поняла. Она лишь заметила:

– Если мясо белого человека будет помогать от этой смертельной болезни, то вам, белым людям, придётся быть осторожнее в нашем мире.

– Зачем вы мне об этом говорите? Это угроза?

И тут мою собеседницу, до этого говорившую со мной отстранённо, словно прорвало. В её голосе стала чувствоваться нескрываемая обида вселенского масштаба и отчаяние от безысходности. Она стала говорить быстро и эмоционально, так же, как и в начале нашей встречи:

– В этом мире много зла… Очень много зла было от ацтеков: они требовали дани, много дани, и постоянно нападали на нас, некоторых убивали, а остальных уводили к себе, чтобы принести в жертву своим богам. Там на вершинах пирамид, в столице, они вырезали пленникам сердца и приносили их, ещё бьющиеся, в дар солнцу! Все мои братья именно так и закончили свою жизнь. Ещё до вашего прибытия в наши земли я побывала в Теночтитлане и видела своими глазами, как это всё происходит, видела и восторженную толпу, которая находилась внизу, кричала и радовалась каждому новому жертвоприношению… Это зло… И его пытался искоренить Кецалькоатль, но у него не получилось. Однако, прежде чем уплыть на восток, он обещал вернуться и всё же наказать зло. И тут появились вы, такие же белокожие, как и он… Я поверила вам и даже крестилась, но… от вас тоже много зла. Да, вы запретили человеческие жертвоприношения, но вы такие же жадные, как и ацтеки! А ещё эта болезнь, которая вас не убивает, но убивает нас. Почему так?

Я не знал, что ответить. Но женщина, видимо, и не ждала ответа. Она поменяла тему и спросила уже о другом:

– Как причастить всех тех, кто лежит здесь? Они все христиане и хотят попасть в рай после смерти. Падре Гарсиа говорил, что умирающий должен успеть исповедоваться и причаститься, прежде чем они туда попадут. Но, как это делается, знает только священник, а падре больше нет с нами. Как быть?

– Вместе со мной пришёл преподобный отец Диего Каннаро. Я попрошу его помочь страждущим.

– 10 —

Надо отдать должное, преподобный отец ни секунду не колебался, когда я обратился с просьбой исповедовать и причастить умирающих неофитов[16]. Он сразу же сказал: «Пошли», – и даже не надел маску, чего требовал от меня, когда я первый раз пошёл в заражённый город. Думаю, тут дело не в спешке, а скорее всего, он поверил мне, что нет никакой чумы, а оспой он, судя по его рябому лицу, уже переболел.

В храме я познакомил его с Каталиной (так после крещения звали молодую женщину, с которой мне пришлось иметь тяжёлый разговор), и они вместе стали обходить больных. Каталина неплохо справлялась с ролью переводчика, а преподобный отец с искренним состраданием выслушивал слова исповеди умирающих и причащал их.

Вскоре они подошли к молоденькой девушке лет пятнадцати, которая была очень плоха. Несмотря на то, что она сильно исхудала, а её лицо было обезображено болезнью, я узнал в ней Изабеллу. Девушка, кажется, уже не могла говорить и только еле шевелила губами. Она умирала, но узнав меня, слегка улыбнулась и сумела издать несколько звуков… Затем она ушла в мир иной.

Падре вопросительно посмотрел на переводчицу, но та пожала плечами, мол, это был просто набор ничего не значащих звуков. Однако это было неправдой. Я ясно слышал имя одного из их богов – Кецалькоатль. Она ушла с верой в него, а не в Христа.

Спасения ей не видать…

Преподобный отец закрыл Изабелле глаза и прочитал над её телом молитву.

Я ничего не сказал, потому что, меня не спрашивали… И я понимал Каталину, которая тоже ничего не сказала, потому что она хотела добра для Изабеллы.

Согрешили ли мы?

– 11 —

Уставший падре отдыхал в нашем лагере на окраине Семпоалы. Я сидел недалеко от преподобного отца и размышлял о том, почему оспа так беспощадна именно к туземцам. У нас в Старом Свете она тоже иногда свирепствует, но не с таким количеством умерших. Поделившись этими мыслями с падре, я услышал от него, что причина в том, что эти дикари ещё не уверовали в истинного Бога, поэтому и не знают слов спасения.

Однако я выразил сомнения, т. к. мы только что причастили человек двадцать туземцев, которые уже были христианами. И всё равно они, скорее всего, умрут… На что отец Диего Каннаро ответил, что на всё воля Божья.

Солнце опускалось на западе, где за широкой равниной, которую пересекали небольшие реки и рукотворные каналы, начинался горный хребет, туда нам завтра надо было добраться. Там, за ним, находилось нагорье, где в одной из долин расположилась столица ацтеков – Теночтитлан.

В это время к нашему лагерю со стороны Веракруса подошла молодая женщина в местной одежде. На ней была достаточно длинная юбка серого цвета, доходящая до лодыжек, а сверху что-то вроде длинной рубашки почти до колен, с небольшим треугольным вырезом у головы. На ногах были кожаные сандалии. Одежда была слегка украшена простыми узорами. В руках она держала небольшой узелок, видимо, со своим скромным скарбом.

Она шла неторопливо, но уверенно и безбоязненно. У нас в Испании мало какая девушка рискнула бы в одиночестве выходить за пределы даже своего дома, а эта молодая туземка лет двадцати спокойно бредёт от одного поселения до другого. Она не испугалась, увидев наш лагерь, и, более того, прямиком направилась к нам. Подойдя к падре, она поздоровалась с ним на хорошем кастильском языке и обратилась к нему с просьбой.

– Возьмите меня переводчиком. Вам же он нужен? Я узнала об этом, когда ваш человек (она рукой показала на меня) искал в Веракрусе переводчика. Мне рассказали об этом, но, правда, было уже поздно – вы отправились в сторону Семпоалы. Я тогда поспешила за вами, и вот – нагнала. Я хорошо знаю кастильский, а также язык ацтеков, майя и ещё пару местных языков.

Преподобный отец ожидаемо отказался от услуг молодой девушки. Но та не сдавалась.

– Я понимаю, что вы божий человек и обязаны держаться подальше от женщин, если этого, конечно, не требуется по делам службы. Поэтому я могу всю дорогу и на перевалах быть в стороне от вас и подходить только тогда, когда понадоблюсь, как переводчик.

Падре вновь отказал. Я же поинтересовался у девушки:

– Зачем ты хочешь идти с нами? Из-за оплаты?

– Нет, нет. Мне не нужна оплата. Мне нужно добраться до одного из городов, что рядом с Теночтитланом. Я, конечно, могу и одна дойти туда, но вместе безопаснее.

– Безопаснее? Всё-таки это опасное путешествие?

– Для местных – не очень, но всё равно лучше группой отправляться в далёкий путь, чем одной.

– И зачем тебе надо идти так далеко?

– Я уже говорила, что мне надо попасть в город около столицы. Это – Чолула[17], очень большой город, где много храмов и много жителей.

В наш разговор вмешался отец Диего Каннаро.

– Я думаю, что тебе надо вернуться в Веракрус. Тебя мы не возьмём, а путешествовать одной, как ты сказала, небезопасно. Переночевать ты можешь в нашем лагере, не по-христиански тебя прогонять на ночь глядя, но утром мы расстанемся.

Девушка была рассержена упрямством падре и привела ещё один довод.

– А вот Кортес постоянно держит около себя Малиналли, которую вы почему-то называете Малинче[18]. Это моя сестра. Она быстро выучилась говорить по-кастильски и теперь незаменимый переводчик у него.

– Малинче? – вдруг заинтересовался падре. – Это та, которая после крещения получила имя Марина и теперь живёт в грехе с Кортесом?

– Да, это та самая Марина. Только у Кортеса много жён. Те племена, которые заключали союз с ним против ацтеков, обычно закрепляли этот договор браком дочери вождя с Кортесом…

– Вот как, – задумчиво произнёс преподобный отец. – А ты, значит, сестра Марины?

– Доньи Марины – её так сейчас все называют.

Отец Диего Каннаро пропустил это замечание мимо ушей.

– И ты сможешь мне устроить встречу с ней?

– Зачем? Если исповедовать, то там есть падре Ольмедо, один из друзей Кортеса…

Девушка явно уже дерзила. Она понимала, что нашла тот довод, который «зацепил» старого инквизитора и теперь просто торжествовала. Однако преподобный отец не стал реагировать на её слова и просто предложил:

– Хорошо, ты пойдёшь с нами. Если понадобишься, я тебя позову. Более того, я тебе заплачу, если твои знания пригодятся нам в пути. Но за это, ты сделаешь так, чтобы я смог поговорить с самой Мариной, но без Кортеса и его людей.

На этом и договорились.

Молодую девушку звали Манойя, и она не была христианкой. Иногда придуманные нами правила подминаются обстоятельствами. Неужели приватный разговор с наложницей Кортеса был настолько важен для преподобного отца, что он с лёгкостью поступился своими принципами?

– 12 —

Весь следующий день мы двигались по тропе в джунглях к высокому хребту на западе, за которым находилось широкое нагорье с главным городом ацтеков Теночтитланом. По словам Манойи, нам предстоит добираться до него около недели по дороге, сделанной ацтеками, за которой местные жители заботливо ухаживают. Так что заблудиться нам не грозило.

Следующий день мы занимались восхождением в горы, где дорога местами сужалась до узкого прохода из вырубленных каменных ступенек. Затем какое-то время мы шли по хребту, испытывая холод, под градом и сильным ветром, а к вечеру спустились на плато и решили заночевать. Благо, там находился домик (как раз для путников, пояснила Манойя).

«У этих отсталых туземцев есть постоялые дворы», – я вновь задумался, что мы почему-то называем дикарями тех, кто во многом похож на нас.

Пресвятой отец, больше всех из нас уставший от длительного и сложного перехода, поспешил прилечь и, укрывшись плащом, который достал из своего сундука, быстро захрапел. Правда, перед этим он попросил меня не спускать глаз с нашей попутчицы и увеличить количество солдат в карауле. Я распорядился, чтобы солдаты дежурили по двое, определил для каждой пары время нахождения на посту, а сам присел около очага, где слегка потрескивали дрова, и около которого грелась Манойя. У меня было много вопросов про этот Новый Свет, он меня очень заинтересовал. Та информация, что я имел, мне всё больше казалась недостоверной и предвзятой. Мне хотелось выяснить правдивую картину.

– 13 —

Немного помолчав, я завёл разговор о цели её путешествия:

– Можно ещё раз уточнить, зачем тебе отправляться в такое далёкое странствие?

– Мне нужно увидеться с сестрой, доньей Мариной.

– Но твоя сестра всегда рядом с Кортесом, а ты говорила, что тебе надо попасть в какое-то конкретное место…

– Чолула, – напомнила она. – Именно там я её и увижу.

– А если Кортес её не отпустит? Я слышал, он ею очень дорожит.

– Она придёт, как только я скажу, – уверенно произнесла Манойя. Она давала понять, что спорить по этому поводу бесполезно, и я перевёл разговор на другую тему.

– У вас, у ацтеков, очень много богов. Разве может быть много богов?

– Может. Если их много, почему нам надо делать вид, что их мало?

– А сколько их?

– Думаю, что много, очень много.

– А ты их всех знаешь?

– Всех их никто не знает, – простодушно ответила туземка.

– Я хочу сказать тебе, что Бог – один, и именно он всё создал, а много бывает только демонов, слуг Сатаны, врага рода людского.

– А почему Сатана – враг людей?

– Он с помощью своих слуг прельщает людей служить ему, а затем забирает их души себе в ад на вечные муки.

Девушка задумалась и, по-видимому, не поняла, о чём я говорю. У туземцев, как я впоследствии узнал, было иное представление о посмертном воздаянии. Таких понятий, как «ад» или «рай» у них не было. Они верили, что после смерти их ждёт, какой-то один из множества загробных миров, где условия пребывания разные. И их посмертное благополучие во многом зависело не от того, как они жили и сколько грешили, а от того, как они примут смерть, которая может быть «доблестной», а может быть «позорной». Умереть, не сопротивляясь, от руки жреца во время мерзкого ритуала – это считалось доблестной смертью, а вот стараться избежать роли жертвенного агнца – это позор.

Манойя, видимо, решила поподробнее мне рассказать о вере своих соплеменников:

– У вас один Бог, а у нас их много. Главным для нашего народа является бог Уицилопочтли, бог солнца. Много храмов посвящено ему, но главный из них расположен в столице. Именно там и происходят самые многочисленные жертвоприношения. А вот в Чолуле расположен главный храм бога Кецалькоатля…

– Знакомое имя Кецалькоатль. За последний месяц я не раз его слышал.

– И запомнил… Мало, кто из белых людей правильно произносит имена наших богов.

– Он, вроде, был белым человеком. Так, по крайне мере, мне рассказывали.

Она покачала головой:

– Это широко распространённое заблуждение. Многие не разбираются в культе этого бога и часто допридумывают там, где недопонимают.

– Но, я слышал, как его называли бледнолицым и бородатым. У вас мужчины не имеют белых лиц, да и волосы на лице почти не растут, – не сдавался я.

– Кецалькоатль был одним из четырёх братьев, которые родились в начале времён. Это были боги-создатели. Кецалькоатль был белым богом-создателем, Уицилопочтли был синим богом-создателем… А были ещё чёрный и красный боги-создатели. В целом, здесь цвет – это не цвет кожи, а отличительная особенность, символ бога. Это наши боги, это они нас создали, и, конечно же, мы должны быть похожими на них. И на стенах храмов и на рисунках они изображены похожими на нас, только каждый из них имеет отличительный знак – одежду или повязку на лице именно своего цвета. Правда, Кецалькоатль носил ещё и белую маску и отрастил бороду, но для того, чтобы скрыть своё обезображенное лицо… Я молчал. Мир, который Манойя мне слегка приоткрыла, был далеко не примитивным. Конечно, они не знали истинную веру, но называть их из-за этого дикарями было несправедливо… Наши предки – греки и римляне – тоже были многобожниками, а сейчас все они верят в Христа. И, как мне известно, в Италии уже более ста лет образованные люди изучают культуру этих язычников[19], считая их произведения искусства образцом для подражания. С одним из них – Леонардо да Винчи – была знакома и моя бабушка, когда она была молодой и жила во Флоренции, и, как она рассказывала, он написал с неё одну из картин…

– 14 —

Наше путешествие по нагорью продолжилось на следующий день и обошлось без приключений. Мы опять заночевали на постоялом дворе, только на этот раз он был незаброшенным, как предыдущий. Хозяева – пожилая пара и энергичная девочка-помощница – быстро нас накормили и разместили по разным углам в двух помещениях.

Когда все наши спутники задремали (кроме двух караульных на посту), я подошёл к Манойе, она вновь сидела у пылающего очага, который, как и во всех домах туземцев, располагался посередине помещения.

Она приветливо улыбнулась и пошутила:

– Тебя заинтересовали наши боги? Хочешь стать последователем кого-то из них?

– Нет, я верю в истинного Бога, Он – один-единственный. И Он не требует человеческих жертвоприношений – эти дьявольские ритуалы для меня омерзительны. Разве Бог, настоящий Бог, может такое придумать? Это может идти только от дьявола.

– Я тоже против человеческих жертвоприношений, – вдруг неожиданно заявила девушка. – Я последовательница культа Кецалькоатля, бога знаний. Однажды, много-много лет назад, он правил в городе Толлане[20] и многому научил людей: научил разводить маис, строить дома, изобрёл письменность, календарь, запретил войны и человеческие жертвоприношения. Он говорил, что люди должны больше заниматься физическим трудом и изучать науки. Он запретил пьянство и придумал законы, а вместо человеческих жертвоприношений он приносил в жертву бабочек и колибри. А когда нужна была человеческая кровь, чтобы солнце не погрузилось в вечную тьму, то он сам себе наносил раны шипами агавы, и проливалась его кровь. Он вместо нас страдал… Когда мне рассказывали о вашем боге, Иисусе Христе, то я подумала, что эти два бога похожи друг на друга…

– Бог один и нет других, – сразу уточнил я.

– А падре Ольмедо говорил, что Иисус Христос – это Бог Сын, и что есть ещё Бог Отец и Святой Дух. Выходит, у вас три бога-создателя. А у нас их четыре.

– Падре либо плохо объяснял, либо ты чего-то напутала. Бог один, но существует в трёх лицах: Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой. Все эти лица есть суть одного Бога.

Манойя задумалась. Меня же заинтересовала судьба их праведника Кецалькоатля.

– Расскажи, а что было дальше в городе Толлане? И где он находится?

– Толлан? – переспросила девушка. – Он расположен к северу от Чолулы. А Кецалькоатль пострадал от брата Тескатлипоки.

Видя на моём лице недоумение, она стала объяснять:

– Вчера я говорила о четырёх богах-создателях. Одним из них и был Тескатлипока – бог ночи. Это чёрный бог-создатель. Последователи его культа покрывают всё своё тело чёрной краской, а на лице у них жёлтая полоска ткани… Когда я первый раз увидела негров в Веракрусе, то подумала, что они из храма этого бога.

– И как же Кецалькоатль пострадал от своего брата?

– Тескатлипока был недоволен, что его брат запретил человеческие жертвоприношения. Так же Кецалькоатль проводил миролюбивую политику с соседями. Не стало войн, а, следовательно, не стало пленных, которых и приносили в жертву. А бабочки и колибри в качестве жертв, вместо человеческих, воспринимались многими как насмешка. У Тескатлипоки было много сторонников среди жрецов и военной знати. Они жили за счёт войн и жертвоприношений, а в итоге их не стало. Они были недовольны и хотели вернуть старые порядки. И вот однажды Кецалькоатль сильно заболел и Тескатлипока предложил ему напиток из лечебных трав, который, как он обещал, не только вылечил бы его от болезни, но и вернул бы ему молодость… Однако напитком оказался «пульке»…

– Что? Пульке? Где-то я уже слышал это слово.

– Это напиток, который одурманивает. Он похож на ваше вино, только делается из агавы, – объяснила Манойя. – Опьянев, Кецалькоатль вёл себя недостойно. Но, главное, он нарушил собственный закон, запрещающий пьянство, и это все видели, и ещё он обидел сестру. Когда наутро Кецалькоатль пришёл в себя, то ужаснулся содеянному. Он приказал построить каменный сундук, где сам себя и сжёг. Вернее, сжёг своё человеческое тело, а его божественное тело улетело на восток. Но на прощание он обещал вернуться…

– О каком таком «божественном теле» ты говоришь?

– Кецалькоатль переводится как «крылатый змей» или «пернатый змей» – это и есть его божественное тело, в котором он пребывает и сейчас.

– Это – дракон, по-нашему? – предположил я.

– Я не знаю, что это слово означает. Кецалькоатль – это очень большой змей с крыльями за головой, и он улетел на восток.

– 15 —

На следующем ночном привале я вновь подсел к Манойе. Меня сильно заинтересовала жизнь и вера ацтеков. Я открыл в себе тягу к неведомым доселе знаниям об этих туземцах. Мне хотелось больше о них знать – это было захватывающе интересно, словно тебе рассказывают истории об эльфах и гномах, драконах и волшебниках, что и делала моя бабушка, когда я был маленьким.