Земля 2252

У Ливадовой их появление вызвало нехорошие предчувствия, грудь девушки высоко взымалась от учащенного дыхания, по виску скатилась капелька пота. Двое появившихся вместе с профессором застыли позади Мартынова с безучастными выражениями на каменных физиономиях. Высокие, крепкие мордовороты с массивными челюстями и необремененными мыслью взглядами. Женьке отчего-то подумалось о солдатах.

– Игорь Иванович… – Артурова встретила появление Мартынова с видимым облегчением. – Вы очень вовремя, и хорошо, что санитары уже с вами.

Мартынова, которого Яна так ждала, Женька видела второй раз в жизни; на первый взгляд этот человек выглядел безобидным. По крайней мере, в целом такое впечатление сложилось о нем вчера, и за день Мартынов ничуть не изменился. Высохший пожилой мужчина в белом халате и самых обычных серых брюках с отглаженными стрелками и в черных туфлях. Ливадова подумала, что человек, у которого постоянно растрепаны редкие седые волосы, обязательно рассеян и потому имеет добрый характер. Но, поймав цепкий взгляд ученого, сразу усомнилась в первоначальном впечатлении.

– Вижу. – Профессор скрестил руки на груди. – Объект на нужном эмоциональном уровне.

– Сделала все, как вы сказали, – отчиталась Яна.

– Да, да, вижу, – повторил Мартынов и растянулся в фальшивой улыбке, не отводя холодного взора от дикарки. – Операционная готова. Прошу.

Ученый сделал приглашающий жест.

А Женька поняла, что тихонько скулит и плачет. От страха и ненависти к этим нелюдям.

– Я русская. – Ливадова вновь попробовала донести эту простую мысль, она говорила сквозь слезы. – Россиянка! Такая же, как вы.

У Яны дернулись уголки губ. Эта одичалая из прошлого в сущности еще ребенок; да, в самом деле, говорит по-нашему. Больно видеть ее ужас вперемешку с мольбой. Артурова отвернулась, чтобы никто не заметил ее слабости.

– Сама пойдешь, или тебе помочь?

Женьку едва не парализовало от страха, но последняя фраза Мартынова вывела из оцепенения, взорвавшись в голове ослепляющей вспышкой яростного безумства. Ливадова зашипела и кинулась на профессора, как дикая кошка. Исполосовать ему морду! Выцарапать глаза!

Только в тот же миг поняла, что схвачена невесть как оказавшимся между ней и профессором санитаром, а второй уже за спиной, выворачивал левую руку.

– Не зря пришел с поддержкой, – усмехнулся Мартынов. – Верно, Яна… Яна? Чего молчишь?

– Да, все правильно, Игорь Иванович, – ответила чуть замешкавшаяся аспирантка.

Ливадову умело скрутили – завели руки за спину и согнули пополам. Санитары действовали практически безболезненно для Женьки, только первая же попытка освободиться принесла такую боль, что мысли о сопротивлении сразу исчезли. Девушка обреченно опустила голову, из раскрытого рта потекла струйка вязкой слюны, это уже безразлично. Сломлена, подавлена.

– Интересно у вас.

– Владимир Владиславович?

Голос Мартынова дрогнул от неожиданности. Удивительно, но куратор эксперимента здесь! Сын президента казался профессору типичным воякой, далеким от науки, и, очевидно, с явной придурью в башке. Как иначе объяснить выбор не корпоративной, а военной карьеры? Майор Воронцов по возвращении из двадцать первого столетия оставил ход исследований полностью на Мартынова, и было ясно, что куратор не намеревался вникать в детали работы лаборатории в Новосибирске. Однако же он тут.

– Здравствуйте, Игорь Иванович.

– Мы рады вас видеть, – неискренне произнес Мартынов, – но…

– Как продвигается эксперимент? – перебил профессора Воронцов. – На какой он стадии?

Говоривший приблизился к Женьке. Повинуясь невидимой для Ливадовой команде, санитары выпрямили ее, и девушка столкнулась взглядом с тем, кого чокнутый профессор назвал Владимиром. У него были голубые глаза и взгляд человека, который привык приказывать. Прибывший пристально рассматривал объект эксперимента и даже отступил на пару шагов, чтобы лучше изучить Ливадову.

Девушка упрямо уставилась на него. Кто еще не видел дикарку из прошлого? Слезы уже не текут из глаз Ливадовой, пусть она и задыхается от обиды и беспомощности. Но она не сдается! Она – человек! Такая же, как и они, хоть и этот военный рассматривает ее в лучшем случае как интересный научный экспонат, а то и просто как животное.

Она должна взять себя в руки! Нужно внимательно изучать все, что видит в этом прекрасном новом мире, и для начала пусть бы и этого человека. Он высок, особенно рядом с Ливадовой: Женька глядела снизу вверх. Широкоплеч. Правильные черты лица, коротко остриженные волосы, на вид лет тридцать. Одет в темно-зеленую форму. Покрой, как подумалось девушке, военный. По меньшей мере, золотые погоны говорят об армейской службе или чем-то подобном.

Военный вдруг протянул руку и взял девушку за подбородок, повернув голову одичалой сначала вправо, затем влево.

Они как нацисты!

Ну смотри, пялься, коли так нужно! Нервы вновь сдают. Стиснув зубы, сдерживая себя, чтобы не разреветься с новой силой, Женька глядела куда-то в пустую точку. Она все так же беспомощна, хватка санитаров ничуть не ослабла.

Радом с Воронцовым появился профессор:

– Владимир Владиславович, вынужден вам сообщить, что мы должны доставить объект в операционную.

– Она неадекватна?

Воронцов как будто не услышал намека не мешать эксперименту. Отпустил Ливадову и, прежде чем обратить взор на ученого, как-то странно глянул на Женьку. Девушке почудилось что-то людское, мелькнувшее в его глазах.

– Нет, что вы! – всплеснул руками Мартынов. – Но она намеренно введена в стрессовое состояние, дабы мы могли гарантированно понимать, прижился нетчип или нет.

– Вживление сегодня?

– Да, да, – замотал профессор головой с редкими седыми волосами, – прямо сейчас.

– Как скоро вы поймете, удачна ли операция?

– Уже завтра. Она либо умрет через несколько дней, либо подтвердится гипотеза о восприимчивости объекта из выбранного временного периода к глубоким технологиям.

– А потом?

– Потом мы продолжим наблюдение и в случае успеха начнем курс обучения. Моя помощница Яна Викторовна, – указал профессор на кивнувшую аспирантку, – подготовлена для проведения первого этапа обучения.

– Яна Викторовна, – обратился Воронцов к молодой ученой, – вы же сможете вести обучение в столице? В моем доме? В случае успеха сегодняшней операции?

Артурова растерянно заморгала ресницами.

– Что это значит? – Профессор мгновенно нахохлился.

– Я покупаю объект, – безапелляционным тоном заявил Воронцов. – Эксперимент продолжается. Как его куратор, я гарантирую дальнейшие исследования. Но они несколько… э… расширяются в границах. Ваш объект, точнее, моя будущая собственность, перевозится ко мне. Игорь Иванович, мы с вами вылетаем в столицу немедленно после операции, не дожидаясь ее результата. В Красноярске вы осмотрите дом, и я поручу незамедлительно переоборудовать несколько комнат согласно вашим рекомендациям. Исследования не должны пострадать. Все дополнительные расходы также будут оплачены.

Женька не знала, плакать или горько смеяться: торгуют ею, распоряжаются, словно предметом каким, и непонятно, будет ли завтра хуже, чем сейчас. Или лучше. А слез уже нет, выплакала за утро.

Новый хозяин девушки – да, сколь ни страшна эта мысль, но она про реальность, – отвешивал ученому каждое свое слово тоном, не терпящим возражений. А профессор не сводил озлобившегося взора с офицера.

– Это собственность университета! Только ректорат может распоряжаться объектом. Я не вправе отдать ее.

– Вы же походатайствуете перед ректоратом о моей просьбе. Не думаю, что мне будет отказано. К тому же эксперимент… Ничто не должно помешать НАШИМ совместным исследованиям. Исследованиям Академии наук и Генштаба! Ничто и никто! Вы же понимаете, о чем я говорю, – со сталью в голосе продолжал давить Воронцов.

– Да, – вдруг явно поник Мартынов, – понимаю. Думаю… ректорат удовлетворит вашу просьбу. Но я лично осмотрю место, где будет продолжен эксперимент! И тре… Настаиваю на моем допуске к объекту в любое время!

– Конечно. – Голос сына президента смягчился. – Как скажете. Все будет, как вы пожелаете. А пока, наверно, везите ее в операционную и давайте оформим сделку.

Ливадова всхлипнула – уже захотелось и заплакать, но слезы иссохли. Что больше пугает? Смертельно опасная процедура или рабство? Не лучше ли сдохнуть на операционном столе?

– Яна, – услышала девушка приглушенный голос профессора, будто тот говорил из-за невидимой стены, – проводи объект в лабораторию.

Это конец!

Глава 6. РЫНОК РАБОВ

Человек в шляпе поверх темно-зеленой банданы быстро совладал с растерянностью. Когда он заговорил, умостившись рядом с Андреем на корточки, изумление в его голосе уже исчезло.

– Слушай меня. Больше ни слова по-русски. Просто сиди и молчи. В крайнем случае, помычи, но закрой рот на замок.

Человек в черной гангстерской шляпе поднялся, добавив:

– Если не хочешь, чтобы тебя купили на консервы.

Ливадов стиснул зубы, опасаясь выругаться. Консервы! Что за… Нет, это не шутка. Людьми торгуют, словно скотом, и тот толстый в сером плаще и с отвратной прыщеватой рожей в самом деле похож на людоеда. Схарчит – и не заметишь как.

Нежданный доброжелатель отступил от Ливадова и принялся со скучающим видом разглядывать выставленных на продажу. Только Андрей вдруг заметил, что его пальцы нет-нет да и застучат по рукояти пистолета в кобуре справа. Волнуется.

Раздались едва ли не крики. Жиртрест размахивал руками и громко требовал продажи женщин, но старший из работорговцев был непреклонен, только мотал головой и молчал. Толстяк вдруг тоже унялся. Перестал кричать и взялся поочередно указывать на пленников-мужчин. Он что-то говорил, тыкая кулаком сперва в сторону дикарей, поднимая кверху то один палец, то два – указательный и средний, – и работорговец удовлетворено кивал. Видно, сговариваются по цене, и сейчас спора нет.

Непонимание возникло, лишь когда скупщик людского товара добрался до троих с короткими стрижками и крепким телосложением. Поднял три пальца, но продавец решительно не согласился. Вновь разговор на повышенных тонах, и на сей раз в него вмешался доброжелатель Ливадова. Человек в шляпе и бандане требовал себе того пленника, что стоял посредине и был выше двух других. За него было предложено четыре единицы – четыре пальца на вскинутой над головой руке. Но толстяк перебил предложенную цену растопыренной пятерней.

Тогда говоривший с Андреем попытался купить кого-то из двух других короткостриженых и угрюмых пленников, однако толстяк каждый раз перебивал цену. Работорговец растянулся в довольной ухмылке, а человек в шляпе озлобленно таращился на толстяка, тоже донельзя довольного собой, пока не махнул досадливо рукой. Жирный скупщик рабов победил.

Теперь вновь дикари. Продавец и двое покупателей шли мимо косматых пленников, с виду совершенно равнодушных к собственной судьбе. Предводитель охотников на рабов и толстяк чинно продолжили торг, а человек в шляпе не влезал. До тех пор, пока черед не дошел до Ливадова.

Андрей ощутил на щеках жар. Сука! Все внутри него протестовало против участи живого товара. Выдать бы в хари этих двоих все, что о них думает, и вмазать затем по рожам. Да нельзя! Почему нельзя?.. Человек в шляпе так сказал. Но и сам сейчас молчит, всего лишь покосился на толстяка и поморщил нос.

Жирный вонял. Резким запахом давно не мытого тела, будто бомж какой. Толстяк оглядел Ливадова и после краткого раздумья показал три пальца. Старший из работорговцев шумно засопел, прокаркав, что не согласен. Теперь уже толстяк энергично затряс башкой и ткнул несколько раз большим пальцем в плечо пленника. Ливадову подумалось, что скупщик сбивает цену, указывая на его щуплость. Действительно, в плечах ни с кем из троицы мордоворотов ему не тягаться.

Ниче! Андрей сплюнул. Дай только добраться до тебя, жирдяй, если выкупишь. Продавец и покупатель спорили, а обещанной помощи все нет. Андрей покосился на человека в шляпе, который тер ладонью бородку. Заметив взгляд Ливадова, тот наконец вмешался. Показал четыре пальца.

Жирный замолк, крякнул и с явным сомнением окинул взором Ливадова. Досадливо скривил толстые губы и будто нехотя выставил перед собой пятерню, на что последовала гневная тирада от говорившего с Андреем. Он что-то громко говорил на грубом, напоминающем немецкий, языке и постоянно махал рукой, указывая на нечто, что находилось за пределами лагеря. Старший из охотников за головами слушал его с неприкрытым удовлетворением.

Шесть! Человек в шляпе и бандане поднял обе руки. Толстяк засопел, поглядел исподлобья сперва на конкурента, потом на Андрея. Вновь презрительно скривился и, буркнув что-то себе под нос, сдался. Офицер работорговцев кивнул и задал вопрос новому хозяину Ливадова, тут же получив отрицательный ответ. Впрочем, он, вероятно, устраивал работорговца, потому что, опять кивнув, старший продолжил вместе с толстяком дальнейшую торговлю. Они перешли к следующему пленнику, дикарю, а человек в гангстерской шляпе остался около Ливадова.

Улучив момент, когда посторонних взоров вроде бы нет, человек в шляпе сделал знак держать рот на замке. Без вопросов! Андрей не возражал. Кто бы ни был этот тип со смуглой кожей, черными усиками и короткой бородкой клинышком, но, кажется, Ливадов нашел в нем спасение. А на кой черт тогда нужно было выкупать его да держать в тайне, что разговаривает по-русски?

Может, тоже русский? Вдруг здесь в будущем русские своих не бросают? Но погоди, Андрюха, не радуйся раньше времени. Эх… Ливадов не мог ничего поделать с собой. Казалось, что вот-вот будет освобожден. Внутренне он уже ликовал. Хорошо еще, удавалось сохранять маску безразличия и не выдавать себя, как об этом намекнул знаками Рамирес.

В голове сразу закрепилось именно это прозвище для человека в гангстерской шляпе. Похож он на латиноса: не слишком высокий, щупловатый, примерно одного с Андреем телосложения, только вдвое старше. По тому, как носит оружие, видно, что не для понтов. Чувствуется это: Андрей был уверен, что автомат неизвестной конструкции на плече его хозяина и два пистолета, которых в кобуре не разглядеть, будут применены быстро и легко, если возникнет такая нужда.

Рамирес – он будет называть его так, пока не узнает настоящего имени, – ждал, когда толстяк и предводитель охотников за головами закончат обход рабов. Жирный взял всех мужиков и хотел бы приобрести еще и женщин с детьми, но офицер наотрез отказался расставаться с этой частью товара. Странно, однако же многое еще придется узнать о прекрасном новом мире.

Продавец и двое покупателей скрылись в брезентовой палатке, откуда утром и появился офицер. Туда же торопливо зашел один из типов в черном комке и с красной папкой под мышкой. Сделку будут оформлять, а это их нотариус. Андрей вспомнил, как ходили два года назад принимать бабушкино наследство.

Рамирес пребывал в палатке недолго, он скоро вышел, и вместе с ним к Ливадову подошли двое автоматчиков из лысых работорговцев. Они отстегнули Андрея от общей цепи, но снимать ошейник и наручники не спешили. Встали с боков от Ливадова и вдруг схватили за руки: хватка у них была крепкая.

Андрей процедил от неожиданности ругательство, на которое, однако, никто не обратил внимания, да и сам Ливадов сразу забыл о нем. Подозрительное что-то здесь мутят. Человек в шляпе поднес к шее пленника надетые на левую руку большие часы – по крайней мере, это нечто крайне сильно напоминало их. Внутри ошейника раздался отчетливый щелчок, и через три удара шею с задней стороны больно кольнуло.

Рамирес удовлетворенно хмыкнул и поднял на уровень глаз Андрея руку с часами. Затем демонстративно поднес к ней правый указательный палец и нажал на часы. Укололо так, что из глаз посыпались искры. На мгновение почудилось, что они даже лопнули.

– Сука! – Андрей вцепился в долбаный ошейник.

Не помешали и браслеты на запястьях, а солдаты в черной форме с ремнями крест-накрест на груди и спине, оказывается, бросили хватку. Боль была такой, что Ливадов не заметил, как его отпустили.

– Твари, – пробормотал Андрей; из глаз против воли текли слезы.

Двое в черных комках заржали еще больше, их откровенно веселило недавнее страдание пленника, и не только их. Смеялись и рабы, что еще прикованы к общей цепи. Товарищи по несчастью, блин.

– Это, – тоже ухмыльнулся спаситель Рамирес, – чтобы ты понял, кому теперь принадлежишь

– Не боишься, – прохрипел Андрей, – по-русски-то… Услышат.

– Эти? – Человек в шляпе презрительно оглядел окружавших его. И рабов, и охотников за головами. – В стаде никто ничего не поймет. Я опасался лишь толстяка Эраста.

– Воды дай.

Новая вспышка боли. Когда Андрей пришел в себя, увидел нахмурившегося Рамиреса.

– С хозяином так не говорят, – произнес тот сквозь зубы.

Опять боль. Ливадов уже на земле.

– От господина ничего не требуют и ничего не просят. Ясно?

Андрей потупил взор, чтобы его новый хозяин не обнаружил в глазах лютую ненависть. Задушить бы эту сволочь!

– Ясно тебе? Не слышу!

– Ясно.

Посмотрев исподлобья на Рамиреса, Ливадов вдруг не обнаружил в нем и намека на вспышку озлобленности. Человек в шляпе вновь безмятежно и приветливо улыбался.

– Идем, – сказал Рамирес.

Не глядя на приобретение, человек в шляпе и бандане, новый хозяин Ливадова, двинул прочь. Мурлыкает, сука, что-то себе под нос. Андрей поднялся и последовал за ним в трех шагах позади. Рядом ступал бородатый и чрезвычайно угрюмый мужик в черном комке. Конвоир был вооружен коротким копьем и парой ножей на поясе.

Мог бы и с голыми руками быть! Ливадов понимал, что легко справится с бородой. Даже с надетыми наручниками – в спезназе обучили и такому, – да скорей всего доберется и до безмятежно ступающего впереди Рамиреса, но он не передушит всех работорговцев и охрану торга.

Надо ждать иного момента, чтобы освободиться и свести появившиеся счеты. Хозяин Андрея двигал в противоположную сторону от деревянного частокола в центре рынка рабов. Шли иным путем, чем в него заехали клетковозы. Вокруг покупают и продают людей. Под детский плач: здесь никого не заботит, если ребенка разлучат с матерью. Андрей сжимал кулаки и мрачно таращился в спину Рамиреса, что сейчас символизировал для него работорговлю.

Миновали очередную стоянку грузовиков с тремя группками распроданных людей – мужики отдельно, женщины и дети тоже. Ливадов старался не смотреть на рыдающих малышей – грязных, словно звереныши. Лишь тихо ругался про себя.

Показались столбы с колючей проволокой, деревянная смотровая вышка и распахнутые ворота, возле которых маялись от безделья с десяток автоматчиков в черной форме и с «калашами». Конвоир Ливадова крикнул что-то охране на воротах и после поднятой руки в ответ повернул в центр рынка, а Рамирес даже не оглянулся, чтобы проверить, следует ли за ним Андрей.

Из ворот в степную даль вилась двухколейная грунтовка. Вдоль правой обочины выстроились грузовики. Семь штук. Совсем не похожи на технику охотников за головами. Это были сверкающие темной матовой краской трехосные машины с поворотным узлом между угловатой кабиной без капота и металлическим кубом кузова. Окон ни на кабине, ни на кузове Андрей не обнаружил: сплошной металл. Только двери – одна в кабине, другая в задней части автомобиля. Без опознавательных знаков.

С крыши каждого кузова в небо смотрели стволы сдвоенной турели. Места для оператора нет, она либо автоматическая, либо управляется изнутри грузовика. Еще нечто похожее на противотанковый ракетный комплекс было размещено на крыше. Выглядели грузовики футуристически – полная противоположность клетковозам, которые всем своим внешним видом напоминали потертые жизнью сто тридцать первые ЗиЛы.

Но больше всех Ливадова поразила охрана. Бойцы в экипировке, походившей на ту, в которую были облачены похитившие его и Женьку солдаты, только лица в открытых шлемах. Снаряжение такого же темно-синего, почти черного цвета, каким были выкрашены грузовики. В руках крупнокалиберные автоматы. Два десятка бойцов, по двое или трое около каждого грузовика.

Колонна покупателей живого товара. Совсем иной технический уровень, не чета водителям клетковозов и охране лагеря работорговцев. Взгляды у бойцов в темной броне цепкие, злые и не сулят ничего хорошего идущим мимо них человеку в шляпе и его рабу.

– А вот и мой хомяк, – радостно известил Рамирес, – указав на джип, стоявший позади грузовиков и чуть поодаль от них.

Первое, что бросилось в глаза, – это большой звездно-полосатый флаг на передней двери. Чтобы уж наверняка было видно. Если в прекрасном новом мире есть русские, то отчего бы не оказаться в будущем и американцам? Почему-то попадать к ним в руки не хотелось, а вот угодил. Сука! Может, сказывалась служба в армии, но ничего хорошего от американцев Андрей не ждал.

Да, прекрасный… Ливадов вновь ругнулся, теперь уже на прицепившуюся к нему фразу про прекрасный и новый долбаный мир.

Еще озадачил белый крест на задней двери и надпись тоже белыми буквами «Preacher1». Крест будто католический, а что означает слово под ним, Андрей перевести не мог, да и хрен с ним. Ломать голову и думать, что означает крест и надпись, точно не хочется. Мозги и так кипят, сколько всего случилось. Лучше думай, парень, как сбежать от этих верующих пиндосов.

# # 1 Проповедник (англ.).

Автомобиль Рамиреса был выкрашен в лесной камуфляж и отличался от джипов охотников за головами так же, как их зилобразные клетковозы от стоящих справа грузовиков. Превосходил по всем параметрам и на порядок. Массивный, просторный и высокий. Четкие линии кузова; очертания резкие, словно джип в вечном движении, будто устремлен вперед. Вглухую тонированные стекла, а на крыше установлен крупнокалиберный пулемет, который явно управляется изнутри. На задней двери накрытая брезентом запаска.

Из машины вылезли двое. Лысый, коренастый, широкоплечий негр в солнцезащитных очках и высокий белый тип с короткостриженой соломенной бородой и такими же волосами. Оба в одинаковой камуфляжной форменной одежде, тоже под летний лес, в разгрузках. На левом рукаве американский флаг – опять он. На поясе у каждого висит кобура со стволом и нож. Автоматы, видно, оставили внутри. То, что у них есть автоматы, – несомненно. Зачем тогда разгрузка?

Поняв, что мысленно разговаривает сам с собой, Ливадов чертыхнулся. Раньше подобного не замечал. Не тронулся ли он умом?

– It’s in the car1, – велел Рамирес, когда подошли к джипу.

# # 1 Это бросить в автомобиль (англ.).

Невеликих знаний Андрея хватило, чтоб узнать английский язык и то, что о нем было сказано не как о человеке, а о предмете. Он раб, и этим все легко объясняется. Погоди же ты, Рамирес.

– Yes, sir2, – кивнул негр.

# # 2 Да, сэр (англ.).

Чернокожий махнул рукой Ливадову и, обойдя джип, потянулся к правой задней двери автомобиля. Открылось просторное багажное отделение, полностью изолированное перегородкой от салона автомобиля. Пол из ребристого металла, и вся прочая отделка тоже была металлической, окрашенной в стальной цвет. Стекла закрывала железная сетка в мелкую ячейку, и больше никакого убранства, кроме горевшей в потолке плоской лампы размером с ладонь.

Скотовозка. Рамирес не случайно купил раба: все-то у него предусмотрено для перевозки живого товара. Андрей выругался. Хоть бы он и в самом деле вздумал перепродать его русским.

– Come on3, – равнодушным голосом сказал негр.

# # 3 Залезай (англ.).

Ливадов уселся на пол багажника и втащил себя внутрь. Дверь закрылась, отрезав от внешнего мира. Враз обрубив и разговор Рамиреса с белобрысым: снаружи не слышно ничего. Стекла черные, непрозрачные. Полная изоляция.

– Тепло хоть, – пробормотал Андрей и поежился. В одних трусах было холодно. Он продрог и радовался теплу даже скотовозки. Думал, что лампочка погаснет, однако она продолжала милостиво светить.

Андрей протянул себя к перегородке между багажником и салоном и, опершись о стенку, закрыл глаза. Как же обманчиво может быть первое впечатление. Думал, что Рамирес хочет помочь, а оказалось – только купить.

– Я выберусь, – прошептали пересохшие губы. – Обязательно выберусь! Спасу себя и Женьку!

Внутри Ливадова закипала решимость и злость, что будут его проводниками к свободе. Это его надежда!       Хотелось бы верить, что его все же скоро выкупят! Очень хотелось, однако не стоит уповать только на удачу.

Дверь вдруг открылась.

– Давай сюда руки, – сказал Рамирес. За его спиной маячил негр. – Наручники сниму.

Когда браслеты были сняты, хозяин Ливадова кинул пластиковую двухлитровую бутылку с водой.

– Пей.

Чтоб тебя… Улыбается. Ругнувшись про себя, Ливадов с жадностью набросился на воду.

– Наверно, и есть хочешь, – продолжил Рамирес, – но обожди. Задерживаться тут больше не станем. Я уже должен быть в Ярославле.