скачать книгу бесплатно
– В том, что утром встало солнце или вдруг пошел дождь, – подхватил я, – в том, что в дуновении ветра появился запах весны…
– В том, что сегодня не стало хуже, чем вчера, кроме одного…
– Что еще один день ушел…
Мы замолчали, пораженные тем, что выговаривали одну и ту же мысль, которую можно было длить и длить. Не синхронно, но уместно дополняя друг друга. Так говорят люди, которые знают горький и гордый вкус одиночества.
Погода за витриной кафе переменилась так же резко, как полчаса назад. Выглянуло солнце, и пушистый снег на асфальте и жухлой траве стал выглядеть удивленно. Резко континентальный климат, хотя сейчас он, наверное, везде такой.
– Вы знаете, нам с вами придется принять решение: мы сейчас расстанемся, чтобы больше никогда не увидеться, или?.. – Она задала вопрос, который задала сменившаяся погода, который и в моей голове лежал на поверхности.
– Или, – твердо ответил я.
– Мы оба можем пожалеть об этом. – Это было больше похоже на интригу, чем на предупреждение.
– Я никогда не мог выбрать: о чем лучше сожалеть – о сделанном или несделанном? Но сделанное хотя бы можно будет вспомнить, если на то Всевышним дано будет время.
Аглая слегка кивнула и достала из клатча карточку. Нет, не банальную визитку, а именно карточку. Положила передо мной как вызов. На ней была гармонично сложенная загорелая женщина Аглая в купальнике на берегу какого-то моря-океана.
– Обалдеть! – наверное, я выглядел как мальчишка.
Она покровительственно и понимающе улыбнулась:
– Это из прошлой жизни, с обратной стороны мой телефон и электронный адрес.
Я нехотя перевернул карточку и удивился, что телефон и адрес были написаны рукой, тонким фломастером поверх рекламы какого-то греческого отеля на Ситонии.
– Написала давно, не зная, кому это будет предназначено. Как лотерейный билет, – пояснила она.
– Если бы я увидел вас в сети, то никогда не решился бы вам написать. Может, только «лайк» поставил бы, – признался я.
– Типичное поведение ненаглых мужчин, – прокомментировала Аглая и еще раз окунула меня в лазурь своих глаз. (Как же банально я это написал! Но важно заметить, что в процессе нашей беседы море в ее глазах менялось в цвете и отражении неба, а сейчас, как и за окном, над ним сияло солнце.)
– У меня нет визитки. Хотите я вас наберу, чтобы вы запомнили мой номер? – предложил я.
– Нет. Не нужно. Звук мобильного разрушит маленький хрупкий мир, который последние полчаса был вокруг нас. Удивительно, что наши телефоны всё это время молчали, будто подслушивали.
Это было очень точно подмечено.
– Мне давно мало кто звонит, – признался я.
– Мне тоже. Не волнуйтесь, я не испугаюсь неизвестного номера, я пойму, что это именно вы, – и ее уверенность передалась мне.
Она уже поднялась, подхватила клатч, длинные перчатки из тонкой кожи, улыбнулась, и я подскочил следом.
– Глупость какая-то, правда? – вдруг сказала-спросила Аглая.
– Я всегда понимал: чтобы понравится женщинам, нужен не томный взгляд и вычурная сексапильность, а загадка, тайна…
– Это верно для умных мужчин, – улыбнулась она в ответ, – а ум – это самый сексапильный орган мужчины.
Теперь она могла уйти, оставив на берегу своего моря немного поглупевшего стареющего мужчину в нерешительной растерянности с глупым киношно-сетевым вопросом во взгляде: «Что это было?»
Удивительная женщина в сером, каком-то полуспортивном, но модного бренда плаще с театральным клатчем и в длинных перчатках.
Ей было совершенно наплевать, что всё это не сочетается, потому что в любой одежде, как и без нее, она выглядела прекрасно и, главное, женственно. То, чего сейчас так не хватает гламурным красоткам, точнее, тем, кого таковыми считают.
* * *
Слава Карпенко приходил, когда ему нужна была слава. Точнее – ее очередная порция. Еще точнее – ему нужны были советы о том, стоит ли ввязываться в тот или иной проект. Вячеслав Денисович – человек творческий и деятельный, проявляющий себя в нескольких ипостасях: художник-график, фотохудожник и кинорежиссер, который к тому же делает вид, что разбирается в истории, философии, литературе, а также – в медицине. Впрочем, в последней у нас разбираются все. Он застал меня в коридоре у зеркала, от которого я не мог оторваться.
– Такое чувство, что свои прозрения ты черпаешь из этого старого зеркала? – иронично и нетерпеливо заметил он.
– Правильное чувство, – ответил я. – Я в нем вижу не меньше, чем за окном или в глазах людей. Знаешь, когда в квартире полумрак, а лучше – ночь и в окна светят уличные фонари, то в это зеркало можно войти.
– В медиума играешь? – ухмыльнулся Слава недоверчиво.
– Мы все во что-нибудь играем: если оставить нас без игры, мы будем никому не интересны. Даже самим себе. Но, когда я смотрю в это зеркало, я понимаю, что это не просто отражение какой-то части мира и это даже не параллельная реальность. Это аккумулятор времени, накопитель не только статичного пейзажа, но и движений, настроений, эмоций. Представляешь, когда ты начинаешь ощущать связь именно с этим аккумулированным материалом, важно успеть скользнуть в одну из комнат, которые за твоей спиной и одновременно впереди тебя – в отражении, главное – утратить на время эмпирическое чувство осознания отражения. И всё – ты там…
После этих моих слов Карпенко, что стоял за моей спиной, даже вздрогнул от реального ощущения потустороннего. Его собственное отражение страдальчески наморщило лоб.
– Ты, Серега, похоже, всё еще хочешь увидеть там отражение своей жены, – отмахнулся он от видений. – Ты сам сделал всё, чтобы она ушла.
– Да, – согласился я, – моей главной ошибкой было то, что я считал, что в моей жизни есть любовь всей моей жизни. Надо было чаще перечитывать Екклесиаста, помнить о том, что и это проходит и не всё и не всеми прощается. У нее прошло…
– А у тебя?
– Я встретил удивительную женщину.
– О! – оживился Слава. – Это уже интереснее. Может, всё-таки угостишь меня кофе или чаем?
– Да…
Я нажал кнопку на электрическом чайнике, кинул пару ложек молотого кофе в турку.
– Так кто она, твоя встреченная незнакомка? Или уже знакомка? – Слава любил покопаться в чужих отношениях, вдруг чего интересного для какого-нибудь бездарного сериала накопается.
– Не знаю. Красивая и умная, – пожал я плечами.
– Спортсменка, комсомолка… – передразнил друг летучей фразой из «Кавказской пленницы».
– Фигура лучше, чем у спортсменки, – признал я.
– О как! Значит, ты и на это обратил внимание?
– На это не надо было специально обращать внимание, это и есть женственность в обычном ее проявлении.
– Вот только ведет тебя вслед за ней не совсем обычно, – лукаво прищурился Карпенко над чашкой. – А как ее зовут?
– Аглая.
– Ничего себе!
– Да, не самое ходовое имя.
– Но красивое.
– Согласен.
– Ну так ты взял у нее номер телефона?
Вместо ответа я положил перед ним визитку греческого отеля. Слава и на нее прищурился, как естествоиспытатель на опытный материал.
– Обалдеть! – Разумеется, сначала он увидел загорелое тело Аглаи на пляже в купальнике.
– Как предсказуемо, – ухмыльнулся я, но, скорее, над самим собой.
– О! Крутой отель! – продолжил Слава исследование карточки и определил тоном эксперта: – Там еще в хорошую погоду Афон видно с другой стороны залива. Вода там какая-то нереально лазурная у берега…
– Ты был там?
– Неделю. Мы документалку о русских захоронениях в Греции снимали. Помнишь, я тебе еще рассказывал: нашли там кладбище офицеров и солдат царской армии. Ну и про чудо, что на памятнике этим офицерам и солдатам лик Богородицы проступил…
– Помню.
– А почему она тебе на этой карточке написала?
– Откуда ж мне знать. Сказала, что написала давно, но не знала кому.
– Жесть, – оценил мой товарищ; он порой легко спрыгивал на современный сленг, впрочем, кто без этого греха? – Жесть! Мистика и эквилибристика! Ну, и ты позвонил ей?
– Нет еще. На это надо решиться.
– Ну ты даешь! – Слава даже подпрыгнул. – Уведут ведь!
– Она не из тех, кто ведется. Она из тех, за кем идут, – заметил я.
Слава многозначительно прищурился и покивал, будто теперь он знал, как она меня зацепила и как сам я следую за ней. Но он никогда бы не смог понять силу моих одиночества и боли, рамки которых установил Господь, дабы я мог осмотреться во Вселенной. И если и пролетела сквозь мою галактику комета Аглаи, то с таким же успехом жемчужина могла упасть в темную воду. Всплеск – и всё… Во всяком случае, именно так я тогда думал. Но Слава мыслил бытовыми, не сексуальными даже категориями – достигаема или недостигаема женщина, можно ли заполучить эту комету на свою орбиту, а еще желательно, чтобы она не вызвала катастроф и катаклизмов на поверхности твоей планеты.
* * *
Несомненно, ковид кто-то придумал с тремя, как минимум, целями. Во-первых, чтобы вымерло поколение, которое помнит советское время у нас и социальный капитализм у них; во-вторых, чтобы загнать людей в пространство личного страха; в-третьих, чтобы виртуальное пространство еще больше вытеснило реальность, а виртуальные деньги окончательно добили и без того ничего не стоящие бумажные. Как курильщик со стажем я не мог не увязать двух простых вещей: вдруг весь мир, словно по мановению палочки режиссера, стал бороться с курением так, точно это была его главная головная боль. Мыслящим людям такое остервенение казалось, по меньшей мере, странным. Потом вдруг пополз слух, что курильщики кратно меньше заражаются ковидом. Просочились результаты исследований, что на койки инфекционных больниц попадают из ста человек только четверо курильщиков. А в госпитале Парижа почему-то стали клеить никотиновые пластыри некурящим медсестрам и санитаркам, работающим в «красной зоне». В одной из московских больниц сами врачи провели социологический опрос и выяснили, что в коллективе переболели все, кроме двух заядлых курильщиков. Нет, врачи не говорили, что курить полезно, но вот эта конспирологическая связь борьбы с курением и неуживчивости нового вируса с табаком была очевидна.
Потом вдруг весь мир начал бороться с солнцем. Точнее – с загаром. Еще недавно модный бронзовый загар теперь объявлялся чуть ли не смертельным. И в то же время для борьбы с ковидом человечество тоннами поглощало витамин D3, который бесплатно вырабатывается организмом под нашим солнышком. В итоге в самую информационную эпоху своего существования человечество более всего питалось слухами и мнениями, чем знаниями. Но умирали все: и те, кто верил в конспирологию, и те, кто ее скрывал, и те, кто над ней смеялся, и те, кто кричал, что ковид – это банальный грипп (хотя бывает ли он банальным?), и те, кто с этой заразой боролся. Для меня было очевидно другое: человечество не знало, не хотело знать о своем главном диагнозе – Апокалипсисе.
В сущности, о чем я? О том, что вышел из монастыря, где молился об ушедших в пандемию старшей сестре и друзьях, чтобы покурить. Грешен. Курю. Некоторые даже якобы верующие друзья надо мной посмеиваются, что в памятные дни я иду в храм или монастырь, чтобы заказать молебны и поставить свечи за усопших. Они не считают это нужным. Как мне им объяснить, что таким образом я отправляю им часть любви, которой не смог дать здесь. Не успел. И я верю, что она доходит до адресатов. Потому я стоял под октябрьским проливным дождем с опущенной на подбородок маской с сигаретой во рту. Вероятно – мокрый и смешной. Дождь же давно превратился из дарителя влаги в созидателя промозглой сырости. Зонт мой едва сдерживал этот унылый небесный душ, а по тротуару вдоль монастырских стен текли серые, как жизнь, ручьи.
Через дорогу от обители в элитном доме располагался спа-салон. Такова селява, как говорят французы. Но под козырьком его также одиноко стояла женщина с сигаретой. Стояла она лицом к витрине, но мне показалась знакомой. И только когда она бросала окурок в урну, я понял, что не ошибся, и несмело позвал:
– Аглая?..
Она оглянулась, остановилась, улыбнулась.
– Хотите горячего кофе? – крикнула через дорогу.
– Хочу.
– Ну так идите сюда.
В салоне было сухо, тепло, уютно и элитно. Еще добавил бы – мраморно. Девушка-администратор окинула меня этаким недоверчивым взглядом, но на просьбу Аглаи «Верочка, принесите нам кофе» метнулась к кофемашине.
Аглая сама ответила на мой немой вопрос:
– Это мой салон. А живу я этом же доме.
– Круто, – оценил я.
– Ничего хорошего. Хотя бы на работу надо ходить пешком, – улыбнулась Аглая.
– Хозяйке не обязательно ходить на работу, – заметил я.
– Если только работа не доставляет ей самой удовольствие, – парировала она с улыбкой. – А вы ходили в монастырь?
– Да. Сегодня день смерти моей старшей сестры.
– Сочувствую. Я тоже туда хожу. Хорошо там.
– Хорошо…
Кофе – хоть и из кофемашины – был ароматен, а главное – горячий.
– Вы промокли… Простудитесь. А тут еще этот вирус. Хотите в сауну? потом массаж?
Я жутко растерялся от такого неожиданного предложения. Только что стоял перед ликами Спасителя, Богородицы, а тут – массаж… Но Аглая будто прочитала мои мысли:
– В этом нет ничего такого. В конце концов, вы же не знаете, в каком виде вы предстанете перед Богом, или полагаете, вас не видно в определенные моменты, когда вам этого не хочется?
Логика была железная, и я даже засмеялся. Но, как только представил, что мое отогретое в сауне неспортивное тело разминают красивые руки Аглаи, смутился и утратил всякие иллюзии. Она словно поймала мой испуг из воздуха и тихо прошептала:
– Не комплексуйте, неужели женщины никогда вам не говорили, что самый сексуальный орган мужчины – это его мозг?
Прозвучало тихо, веско, но в моем смущении весьма неубедительно. «Кроме вас, никто», – хотел напомнить я и посмотрел через стеклянную стену на спасительную пасмурную улицу, в сторону монастыря. И увидел, что у ворот под проливном дождем стоит маленькая – лет девяти-десяти – девочка без зонта. Просто стоит и мокнет. При этом мне показалось, что она сквозь витрину салона тоже смотрит на меня. Прямо мне в глаза.
– Что это? – спросил я всех, включая Господа Бога.
И Аглая, и девушка на ресепшене также с удивлением посмотрели в сторону монастыря.
– Ее надо отогреть! – решил я твердо, поднимаясь.
