скачать книгу бесплатно
– Слушаю, – буркнул он, фокусируя взгляд на своём коммуникаторе, – а, это вы, Гордей… есть новости?
– Нужная санкция на возможное применение парализатора, – сказал он.
Оружие на борту было строжайше запрещено, однако на складах имелся небольшой запас спецсредств на случай опасного нарушения общественного порядка. До сих пор, с самого старта, этот запас не использовался и не вскрывался.
– Нашли подозреваемого? – заинтересовался Координатор.
– Возможно, – кивнул Гордей, – необходимо задержание для допроса. Я не могу гарантировать, что он последует со мной добровольно.
– Личность?
– Евгений Петров, навигатор, – ответил Гордей.
– Вот как… – Координатор задумался на секунду, но потом всё же ответил: – решение под мою ответственность. Берите то, что вам нужно. Только не затягивайте, через час выключение двигателей, передвижение по общественным местам будет запрещено.
– Да, я в курсе, – кивнул Гордей, – спасибо.
Записи экипажа, файл 047892
Из личных воспоминаний Гордея Захарова, инженера силовых систем и специалиста по общественной безопасности межзвёздного корабля «Москва»
Когда пошли слухи о первой волне демобилизации, Егор Петрович вызвал меня к себе на личную беседу. К тому времени батальон уже был расквартирован в глубоком тылу, под Челябинском, где когда-то был укрепрайон Вечных. Теперь уцелевшие здания и сооружения ремонтировали. Говорят, тут собирались оставить дивизию постоянной готовности, в состав которой должен был войти и батальон, который, скорее всего, будет сокращён до взвода. Не самая плохая перспектива; всяко лучше, чем заниматься оборудованием базы хранения.
Комбат выглядел необычно воодушевлённым. И вообще – в последнее время его поведение сильно поменялось. Нельзя сказать, что он стал более мягким, вовсе нет. Но каким-то… более человечным, что ли?
– Присаживайся, Гордей, – сказал он не по уставу после моего доклада, – поговорить надо.
Сердце у меня застучало чуть быстрее. Неужели и правда – дембель? Можно будет, наконец, скинуть эту опостылевшую форму, забыть про уставные обращения и распорядок дня…
– Долго тянуть не буду, – проговорил он, когда я занял стул с высокой спинкой, стоящий напротив его рабочего стола, – твой командир взвода накатал представление в Академию. И, в целом, с заявленными характеристиками я согласен. Нашей будущей армии нужны такие офицеры.
От неожиданности я даже рот приоткрыл. Кем только я не представлял себя после окончания Гражданской – но точно не военным! Да, я старался быть на хорошем счету, но в боевых условиях это ведь вопрос выживания, тем более в разведке.
– Вижу, удивлён, – продолжал комбат, – это хорошо, что сразу в пляс не бросаешься. Поэтому вот что: я дам тебе время подумать до завтра. Это дело такое, серьёзное. Никто на тебя давить не будет, и взводному не позволю. Офицерство – это совсем не то же самое, что служба на войне. Туда пойдут лучшие из лучших, в чью задачу будет входить бережное сохранение всего полученного кровью опыта. Понимаешь?
Я понимал. Только язык почему-то присох к нёбу, поэтому вместо уставной формы ответа я только автоматически кивнул.
– Теперь свободен, – улыбнулся комбат, – завтра жду, как соберёшься.
– Есть, – всё-таки смог выдавить я, поднимаясь.
В располаге возле моей койки на табуретке сидел Колька и читал книгу. Настоящую, бумажную, завёрнутую в пластиковую обложку. После той вылазки в логово вечного мы как-то сблизились, и теперь он ждал новостей после вызова.
Увидев меня, он поднялся и, воровато оглядевшись, подошёл и шепнул на ухо:
– Ну что? Дембель?
Я отрицательно помотал головой. Коля разочарованно вздохнул.
– Ясно… значит, ждать ещё, – сказал он и тут же добавил, будто спохватившись: – так чего вызывал-то? Собираются сержанта давать?
– Не совсем, – ответил я, и вздохнул, – наши отцы – командиры решили, что я достоин большего.
– В смысле? – Захлопал глазами от удивления Колька, – какого большего? Старшего сразу?
– В Академию представление делают, – признался я.
У Кольки глаза вспыхнули.
– Ну нифига себе новости! Я слышал, на подразделения разнарядки спускали… когда едешь?
– Не знаю пока, – сказал я и признался, – если честно, я вообще не уверен, что оно мне надо…
Коля сел обратно на табуретку, глядя на меня со смешанным выражением недоверия и удивления.
– Вот те раз… – сказал он, – да как от такого отказаться можно? Многие сейчас мечтают на службе остаться. Как-никак всё налажено. На гражданке сейчас не сладко, сам понимаешь. Страну восстанавливать надо.
– Понимаю, – кивнул я, – об этом как раз и думал…
Тут я услышал шаги за спиной. По «взлётке» спешил дневальный.
– Захаров, к комбату! – сказал он, когда подошёл ближе, после этого развернулся и пошёл обратно на тумбочку.
Мы с Колькой переглянулись.
– Эй! – окликнул я дневального, – я ж был только что!
– Снова зовёт! – ответил дневальный не оборачиваясь.
Мне ничего не оставалось делать, кроме как пожать плечами и вернуться в кабинет комбата.
В этот раз Егор Петрович был не один. Рядом с ним, в пол-оборота сидел незнакомый мне подполковник в лётной форме. Ещё одно заманчивое предложение о поступлении? «Дембель ещё не наступил, а на мою тушку уже столько кандидатов», – с неудовольствием подумал я, докладывая по форме о своём прибытии.
– Садись, Захаров, – кивнул Комбат.
Мне показалось, или у него в глазах было что-то вроде растерянности? Да что тут происходит?
– Рад познакомится, – улыбнулся лётчик, протягивая мне ладонь. Я пожал руку, которая оказалась сухой и крепкой, – наслышан о вас.
«Ну точно – свататься приехал», – подумал я. И ошибся.
– Нам нужна ваша помощь, – необычно мягко проговорил подпол, – дело особой важности, на контроле у Революционного комитета.
У меня сердце пропустило удар. Кажется, я понял, кто такой этот «лётчик». Контрразведка в наших войсках – одна из мощнейших, но при этом совершенно незаметных структур. Иначе мы бы ни за что не выиграли Гражданскую. Каждый из нас так или иначе сталкивался с этими ребятами, особенно после вылазок «за флажки», как у нас говорили. До сих пор это было всего лишь не самой приятной обязанностью.
«Что, блин, я сделал не так?» – лихорадочно размышлял я, припоминая подробности последних боёв.
– Вы не волнуйтесь только, – елейно улыбнулся подпол.
Почему именно «елейно»? Понятия не имею. Кажется, это что-то с религией связанное. Почему, когда я нервничаю, мне всякие заковыристые слова приходят в голову?..
– Давайте сразу к делу, – как-то резко подпол вдруг стал серьёзным; в его голосе прорезались стальные нотки, – ситуация следующая. Мы выявили внедрённого агента подполья Вечных. Слышал про такое?
Я кивнул. Каждый слышал о подполье; в освобождённых городах мамы им детей пугают.
– Мы могли бы взять его на месте, но тогда не останется возможности перехватить его канал связи. Этот агент завтра в составе группы кандидатов от части отправляется на станцию, где сядет на поезд, следующий по маршруту «Челябинск-Москва». Агент очень серьёзный, поэтому посадить в тот же вагон и тем более в то же купе наших сотрудников мы не можем. В части они известны. Новых людей привлекать тоже не желательно. Нам нужен кто-то с послужным списком. Понимаешь? Чтобы вести наблюдение и при обнаружении признаков подготовки сеанса связи дать нам знать. Как я понял, ты в составе той же группы тоже едешь в Академию, так?
Я беспомощно посмотрел на комбата. От ответил твёрдым взглядом исподлобья и едва заметно кивнул.
– Да, – сказал я, – еду.
– Вот и отлично, – снова улыбнулся подпол, – давай поговорим о технических деталях. Времени на подготовку у нас нет, но твой командир говорит, что ты смышлёный парень. Разберёшься.
Пассажирские самолёты были роскошной редкостью. Почти весь парк был потерян во время Революции Сознания, а во время Гражданской наращивание темпов их производства не было приоритетом. Конечно, кандидатов можно было отправить в Москву грузовым бортом, но в военно-транспортной авиации Революционных сил царила неразбериха, связанная с готовящейся реорганизацией, и согласование маршрута с путевыми листами было делом не быстрым.
К тому же, не факт, что кандидаты прибыли бы на место прохождения вступительных испытаний раньше: расписание ВТА кроилось на живую нитку, и борт, который планировался на Москву, легко могли переставить куда-нибудь на Магадан, а то и вовсе в дружественные страны.
При этом поезда были самым надёжным и точным видом транспорта, так что выбор именно этого способа доставки кандидатов тыловыми службами был очевиден.
Мы сели в состав в Чебаркуле – до него было ближе, чем до Челябинска, но всё равно пришлось трястись четыре часа в кузове грузовика по ухабистым лесным просёлкам.
Состав не был новым. Большинство вагонов ещё со времён до Революции, но купе содержались в хорошем состоянии: на окнах – чистые занавески, все туалеты работают, даже кондиционер включили, когда ближе к обеду стало жарковато. О чём ещё можно мечтать?
Парень, за которым мне нужно было наблюдать, ехал со мной в одном купе. Он был танкистом из соседнего полка нашей дивизии. Черноволосый, смуглый, приземистый, с весёлыми карими глазами – он сразу располагал к себе. Ему досталась верхняя полка, по диагонали от моей нижней. Ещё купе с нами делили два бойца из штурмовой пехоты, оба – сильно старше меня. Им было лет по двадцать пять, один даже бороду носил.
Как только поезд набрал скорость, старшие ребята откуда-то достали мутную бутыль самогона и начали праздновать отъезд. Такое, конечно же, не приветствовалось, но состав формально не принадлежал военному ведомству, поэтому никакого надзора военной полиции и комендатуры тут не было.
– Ну что, парни? – спросил бородатый, который сидел рядом со своим товарищем на его полке, – с нами или как?
– Как звать-то кстати? – вмешался другой, – я Максим, он вот Павел.
– Гордей, – сказал я, протягивая руку.
– Митька, – ответил предполагаемый агент Вечных, спускаясь с верхней полки, – ребят, я б с удовольствием, но такое дело – у меня аллергия на спирт. Даже от пива могу волдырями покрыться. Такое дело… – он грустно вздохнул.
– Ясно, – пресным голосом ответил Максим, – значит, комиссию не пройдёшь.
Из-за тона было непонятно, шутил ли он или говорил серьёзно. Митька беспомощно и даже жалобно посмотрел на меня. Почему-то в этот момент мне очень сильно захотелось, чтобы контрразведчики ошиблись. Чтобы подозрения оказались ложными.
– Да шутит он, – рассмеялся Павел; Макс в этот момент тоже улыбнулся.
– Так, а у тебя будут отговорки? – Спросил он у меня.
– Нет, – ответил я, – не будут.
– Значит присоединишься?
– Извините, ребят, но нет. Просто не люблю я это дело.
– Ты из разведчиков, что ли? – прищурился Павел.
– Ага, – кивнул я.
– Ясно. Да, у вашего брата другое к этому делу отношение. Слышал. Ну да ладно – нам больше достанется, – он подмигнул соседу.
Кроме бутыли с самогоном, попутчики достали пару пехотных сухпайков и распаковали их. В купе запахло тушёнкой.
– Но вообще я голодный, – сказал я, доставая собственный сухпаёк, – давайте хоть поужинаем вместе.
Макс кивнул, улыбнувшись. Митька как-то ловко и незаметно тоже пристроился рядом со мной.
– За Революцию! – произнёс тост Павел после того, как разлил самогон по гранёным стаканам в подстаканниках.
– За наших! – синхронно ответили мы.
Я стукнул кулаком по стаканам парней, потом приступил к ужину.
Расслабившись, ребята начали травить байки. Потом вспоминать курьёзные ситуации. После этого дошло дело и до более тяжёлых воспоминаний. Тосты за погибших товарищей. Разговоры становились всё менее весёлыми и постепенно стихли.
Наконец, Максим начал убирать пустые консервы обратно в пластиковый контейнер сухпайка.
– Ладно, – сказал он, – надо ещё отоспаться будет. И готовиться. На месте надо быть в форме.
Павел кивнул в ответ.
За окном сумерки позднего вечера становились настоящей ночью. Я включил свет для чтения над своей полкой и помог собрать мусор.
– Я вынесу, – сказал я, собирая контейнеры.
– Давай, – кивнул Максим, после чего вытянулся на своей полке.
– Я с тобой! – Митька поднялся, освобождая мне проход, и открыл дверь купе.
В коридоре было свежо и даже прохладно. Кондиционеры продолжали работать на полную мощность, хотя солнце давно зашло. Двери остальных купе были закрыты. Всё правильно: ребята отсыпаются, пользуясь возможностью. Это нам попались беспокойные попутчики постарше… хотя было ли это случайностью? Не могу точно сказать – от ребят из контрразведки можно было ждать чего угодно.
Я смотрел на Митькин затылок. Он шёл по коридору осторожной, крадущейся походкой, ловко подстраиваясь под колебания раскачивающегося вагона. Это продолжалось пару секунд, а потом он, после очередного толчка, вдруг налетел боком на поручень. Тихо выругался, и дальше пошёл так, как ходят обычные люди, придерживаясь рукой за стенку.
Во время инструктажа подполковник предупреждал меня, что агент обладает определённым набором специальных навыков, чтобы я был осторожен и ни в коем случае не вступал с ним в непосредственное столкновение. За время посиделок я как-то расслабился и почти уверил себя, что Митька нормальный, а подозрения насчёт него – это какая-то ужасная ошибка.
Спустя ещё несколько секунд я уже не был уверен, что его особая походка мне не померещилась. Подсознание от нервного напряжения иногда способно делать странные вещи.
Будто почуяв взгляд, Митька обернулся.
– Идёшь? – спросил он.
Я кивнул в ответ и, поправив контейнеры так, чтобы они не вывалились по дороге, пошёл вслед за ним.
В какой-то момент я вдруг остро ощутил себя на его месте. Наверно, сказался опыт разведчика. Каково это – быть в окружении врагов и продолжать делать своё дело, несмотря ни на что? Улыбаться им, шутить и балагурить – зная, что в любой момент ты готов убить того, кому улыбаешься? И так день за днём…
