скачать книгу бесплатно
К роскоши быстро привыкаешь. Всего-то денёк не пожрать – ещё полгода назад для меня было совершеннейшей нормой. А теперь только пятнадцать часов прошло, а желудок уже настоятельно требовал своё. Неприятное и почти забытое ощущение.
Стараясь двигаться как можно осторожнее, я достал из разгрузки энергетический батончик. Новенький, в специальной бесшумной упаковке, для спецподразделений. На освобождённых территориях уже наладили производство. Таких вот мелких вроде бы фактов становилось вокруг всё больше – и это давало поводы для оптимизма.
Стояла ранняя осень, но здесь, на юге страны, её прохладная поступь совершенно не ощущалась. Солнце жарило вовсю, и я успел хорошенько пропотеть в своём укрытии. Благо, отличная мембрана в особом варианте камуфляжа, который полагался спецподразделениям, отлично отводила влагу, чему способствовал приятный ветерок.
Я застрял тут, в руинах бывшего угольного терминала.
Задание было простым: пробраться в карстовые пещеры возле основания горного массива, где недобитки вечных устроили стратегический склад, и выяснить его заполненность, по возможности уточняя состав складируемой номенклатуры.
Это я от Макарова научился всяким таким умным словечкам, вроде «номенклатуры». Начитанный он мужик. Говорят, до Революции и Гражданской чуть ли не профессором был. Может и дать – не знаю, каким он был учёным, но разведчик из него вышел на славу. Мне повезло очень. У него во взводе была очень высокая выживаемость личного состава. Да, для этого приходилось много потеть и терпеть всякое на учениях – но жизнь того стоит.
В общем, в пещеры удалось проникнуть незамеченным – там хватало затопленных горизонтов, в которых не было ни наблюдения, ни электричества. Дальнейшее было делом техники и искусства оставаться незамеченным.
Склады оказались почти пустыми: с десяток законсервированных танков: древних Т-80, да пара каких-то импортных РСЗО. Я их опознать не смог – чехлы были слишком свободными, чтобы наверняка определить силуэт. Ну и пара десятков тысяч снарядов.
Выбрался я тоже благополучно, но на пути отхода начались сюрпризы. Противник изменил график патрулей, и я чуть не попался на выходе. Чистое везение: патрульные, видимо, оказались не слишком опытными и внимательными.
Мне удалось оврагом добраться до дороги, которая шла вдоль моря, сделав огромный крюк. Перебравшись на другую сторону через дренажную трубу, я вышел к прибрежным кустам. Береговая линия тут была каменистая, с многочисленными валунами, между которыми прятался неприметный грот.
Я даже успел вовремя. Но с эвакуацией случилась какая-то накладка: в условленном месте я не обнаружил подводный гидроскутер, на котором должен был выбраться в точку рандеву с нашим катером. Пришлось искать укрытие в этих руинах; они охранялись не особо тщательно и были буквально нашпигованы минами.
Ни о какой связи, разумеется, не могло быть речи. Оставалось только надеяться на командира, что он разберётся с осечкой и сумеет организовать эвакуацию.
На такие случаи у нас, конечно, были инструкции: сутки я должен был находится рядом с условленным местом и держать его в поле зрения, если позволяет оперативная обстановка. Потом – отходить, стараясь самостоятельно вернуться к своим.
Но куда отходить? И как?.. мы прорабатывали варианты возвращения через линию фронта. Она действительно недалеко отсюда, каких-то двадцать километров… но вечные окопались так, что там реально мышь не проскочит, не нарвавшись на мину или снайпера. Конечно, её тоже будут взламывать и довольно скоро. Но во время активной фазы наступления этот путь тем более будет закрыт. Уходить дальше на юг, к границам бывшей Грузии, а теперь турецкого протектората? Тоже сомнительно. Даже если сразу не убьют – будут держать, выторговывая что-то у нашей стороны. Оставаться здесь? Кормиться рыбой и птицами? Возможно теоретически, но сложно осуществимо на практике: вон как вражины территорию пасут, маршруты патрулей по два раза на дню меняют. Кстати, не потому ли, что я какие-то следы там, под горой оставил? Плохо. Тогда меня точно ищут.
Под эти тревожные мысли я задремал, а проснулся уже ночью. Началась гроза, сквозь порушенные плиты перекрытий хлестал ливень. В том углу, где я забился, было относительно сухо – но лишь относительно: по стенам текли влажные ручейки, да брызги периодически задувало прямо мне в бок.
Становилось прохладно, и я съёжился, чтобы максимально сохранить тепло.
Несмотря на непогоду, я не забывал бросать взгляды в сторону берега, где среди камней скрывался условленный грот. Меня мучила совесть: я позволил себе уснуть, а что, если как раз в это время приходили наши? Может, они оставили скутер? Пойти проверить что ли… но вылезать сейчас, при такой погоде, из развалин опасно: даже моё тренированное внимание могло не сработать и пропустить какую-нибудь хитрую растяжку.
Наверно, я бы так и не решился выйти до конца грозы. Но во время очередной вспышки ветвистой молнии я отчётливо заметил тёмные силуэты, прямо возле грота.
Наши или враги? Гадать не было никакого смысла: не рассуждая больше, я начал выбираться.
Минут через пять я уже был на месте. Очень вовремя: бойцы уже собирались нырять обратно в море. На них были чёрные гидрокостюмы и маски, так что я не опознал, кто именно пришёл за мной – но в том, что это были наши, никаких сомнений не было: полыхнула молния, и я отчётливо разглядел на плечах парней красный прямоугольник, символ революционных сил.
Увидев меня, один из ребят снял маску. Сказать, что я обалдел, значило не сказать ничего: это был сам Макаров.
– Ну что, студент! – громко, чтобы перебить завывания ветра, сказал он, – одевайся и по коням!
Я увидел, что в гроте стоит ещё один скутер и кислородный аппарат с гидрокостюмом. Быстро поспешил внутрь.
Переоделся я быстро, но аккуратно. Форму и оружие, как полагается, упаковал в герметичные контейнеры и закрепил в специальном гнезде на борту скутера.
Потом подключил кислородный аппарат. Перед тем, как надеть маску, я сделал глубокий вдох. Из-за грозы морской воздух был насыщен озоном.
В тот момент, кажется, я был совершенно счастлив. Меня не бросили, за мной пришли. И не кто-нибудь, а сам командир! Когда выберемся я, конечно, узнаю, что случилось, и почему эвакуация почти сорвалась. Но в тот момент это было совершенно не важно.
Глава 2. Любовь и шумеры
Разумеется, на корабле не было никакой демократии. Состав экипажа, должностные обязанности и зоны ответственности подбирались индивидуально лучшими социальными психологами, с учётом всех факторов, даже таких новых и необычных, как отсутствие старения и относительно ограниченное социальное пространство. Поэтому состав Управления был неизменным с момента старта. Судя по тому, что «Москва» приближалась к финальной точке своего путешествия без серьёзных происшествий – эта схема была вполне рабочей. Так, по крайней мере, до сегодняшней ночи считал Гордей.
Управление в полном составе собралось в Координаторской – закрытом помещении, имеющем изолированную систему жизнеобеспечения. Тут отсутствовали любые цифровые приборы или датчики, подключенные к цифровым системам. Мера безопасности, которая могла бы показаться параноидальной. Но только не для непосредственных свидетелей событий Революции Сознания, к числу которых относилось большинство членов экипажа.
Всё оборудование тут было аналоговым: осветительные приборы, проектор, магнитофон для протокольной записи. Окна отсутствовали, а входные двери представляли собой настоящий шлюз с ручным управлением. В центре стоял большой круглый стол с гладкой белой поверхностью, на которой были разложены блокноты и приборы для письма. Возле стола стояли кресла из чёрного кожзаменителя с высокими спинками. Кресел было десять – ровно в два раза больше, чем действующих членов Управления.
На месте председателя сидел Координатор экспедиции Григорий Мерецков. Единственный член экипажа, чей биологический возраст превышал возраст Гордея. До вылета он возглавлял кафедру теоретической физики МГУ. Во время Революции работал на заводах Урала, смог подняться по карьерной лестнице до начальника участка и получить путёвку на переобучение по «Программе восстановления научного потенциала», благодаря которой появилось целое поколение учёных старшего возраста, так называемое «поколение дедов», видным деятелем которого он был. Его семья погибла в самом начале Революции, в период городских побоищ. Он чудом выжил, потому что в тот момент был в командировке на севере.
Координатор носил короткий ёжик, отливающий сединой, и такую же короткую седую бороду. На его лбу полегли глубокие морщины, а кожа на шее чуть обвисла. Все эти признаки старения можно было без проблем убрать с помощью косметических средств и небольших подтяжек, но он не делал этого. Наверняка потому, что в людях всё ещё сохранялось глубоко заложенное, инстинктивное уважение к старшим.
– Я верно пониманию, что система наблюдения оказалась каким-то образом выключена именно в период… происшествия? – спросил Координатор у Гордея.
«Забавно, что главный избегает слова «убийство», – подметил тот про себя, – даже в таком узком составе».
– Не совсем так, – сказал Гордей, – записи были удалены. То есть, съёмка и запись параметров изначально велись.
– Их можно восстановить? – вмешалась Белла. В отличие от Координатора, главный социолог корабля биологически была самой молодой. На момент инъекции ей было всего девятнадцать, и она пожелала остаться в этом возрасте. Сомнительное, на взгляд Гордея, решение – можно было постареть хотя бы лет до двадцати пяти.
– Точно не могу сказать, мы ведь ограничили распространение информации. Поэтому ни с кем из специалистов по информационным системам я пока не советовался. Но, думаю, скорее всего, нет. Я проверил циклы перезаписи на повреждённых секторах – они были не просто повторно использованы. Служебные наноботы заменили их на другие ячейки, как полагается в случае поломки.
– Что ж, это ограничивает круг подозреваемых, не так ли? – заметил Клемент, главный астрофизик экспедиции. Он получил инъекцию в двадцать семь, но к тому времени уже успел обзавестись обширными залысинами, поэтому казался старше своего биологического возраста. Этому способствовали и очки в тонкой металлической оправе. Исправить зрение – уже очень давно вопрос нескольких минут и пары дней на восстановление, но среди учёных после «поколения дедов» очки были в моде, поэтому на борту они не были такой уж редкостью.
– В определённой степени, – осторожно ответил Гордей.
– Почему это «в определённой степени»? – спросила Белла, – это могли сделать только информационщики. Сколько на борту людей этой и смежных, включая дублирующие, специальностей?
– Пятьсот сорок три человека, – сказал Гордей. Разумеется, эту цифру, как и многие другие, имеющие отношение к дознанию, он успел подготовить и принёс с собой в виде записей от руки в бумажном блокноте.
– Много, – констатировал Клемент.
– Боюсь, что даже ими мы не сможем в полной мере ограничиться, – сказал Гордей, – у нас не было предусмотрено никакой системы контроля за факультативным обучением. Любой желающий мог получить нужные знания с помощью информатория и собственного коммуникатора.
За столом повисло напряженное молчание. Координатор глядел перед собой, сосредоточенно хмуря брови. Большинство смотрели на него, ожидая вердикта и дальнейших указаний.
– Почему мы до сих пор не говорили о мотивах? – вдруг спросил Захар, главный биолог. Он до сих пор сидел тихо, смотрел в стол и только вертел карандаш в своих тонких пальцах пианиста. Он и в самом деле был музыкантом. Его концерты пользовались большой популярностью у экипажа, а за прошедшие десятилетия он смог настолько отточить свой талант, что достиг виртуозности, невиданной никогда в прошлом. Правда, давал он такие публичные представления раз в год – во время новогодних праздников. Говорят, для друзей он играл куда чаще – но Гордей не входил в их круг, поэтому был лишен этого удовольствия.
Гордей тяжело вздохнул. Конечно, он думал об этом моменте, но надеялся обойтись без подробного обсуждения хотя бы на предварительном слушании по дознанию, где, по методическим указаниям, должны были заслушиваться только факты.
– На мой взгляд, наиболее вероятная мотивация может быть связана с ментальным расстройством, – нехотя произнёс он, – но для окончательных выводов неплохо было бы получить более полную картину…
– А какие факты и обстоятельства вы бы хотели ещё изучить? – спросил Дмитрий, главный инженер экспедиции и формальный начальник Гордея по первой специальности. Его утвердили на эту позицию в последний момент, когда остальной экипаж был уже сформирован. По слухам, в состав Управления хотели ввести самого Гордея, чему он, откровенно говоря, был совсем не рад, так что в определённой степени появление Дмитрия стало для него избавлением. Да и за прошедшие годы между ними ни разу не возникало никакого недопонимания. Дмитрий был предельно рационален, спокоен, рассудителен до холодности. Биологически он был моложе Гордея на пять лет, но выглядели они примерно на один возраст. Однако Дмитрий отличался более хрупким сложением, был узок в кости, а лицом как-то по-аристократически утончён.
– Чем занималась убитая, – сказал Гордей, упрямо глядя Координатору в глаза; тот едва заметно поморщился, – непосредственно перед происшествием. Прежде, чем думать о мотивах, надо выяснить хотя бы это…
– Я поддерживаю версию о ментальном расстройстве, – вмешалась Белла, – нужно будет подробное заключение психиатра, но… даже здесь есть нюансы. Картина случившегося мне кое-что напомнила.
– Что же именно? – заинтересовался Координатор.
– Что-то ритуальное, – ответила социолог, – связанное с религией. Понимаете?
За столом снова на некоторое время повисло молчание.
– Давайте подведём итог, – вздохнул Григорий, – согласно медицинскому заключению и собранным фактам на предварительном этапе дознания мы не имеем дело с несчастным случаем или суицидом. Верно?
– Верно, – кивнул Гордей.
– Верно, – подтвердила Алисия, которая тоже присутствовала на заседании, но до сих пор сидела тихо.
– Это означает, что у нас на борту случилось убийство, – Координатор всё-таки произнёс это слово – тогда, когда обходить этот момент и недоговаривать было уже невозможно. Запись итогового протокола отправится в бортовой журнал, очевидно, он понимал это, – что так же означает, что тот, кто совершил это деяние находится на борту и на свободе, – продолжал он, обведя тяжёлым взглядом присутствующих. – Означает ли это, что мы должны ввести общую изоляцию на время расследования? Поднимите руки, кто согласен.
Из членов Управления руку подняла только Белла.
– Ясно, – кивнул Координатор, – значит, действуем более осторожно. На вас, Гордей, ложится особая ответственность. После завершения дознания вы занимаетесь полноценным следствием. Если нужны будут дополнительные ресурсы – обращайтесь, постараемся оперативно решить.
– Как насчёт привлечения специалистов по общественной безопасности? Смежников? – Спросил Гордей.
– А сколько у нас на борту таких? – вопросом ответил Координатор.
– Тридцать два. Исключая меня.
– Не густо, – сказал Григорий, – а что бы вы хотели им поручить на этом этапе? Для чего нужны люди? Я так понимаю, что самый квалифицированный член экипажа по этому направлению именно вы. Поэтому вас и подняли по тревоге.
– Сколько из смежников по безопасности являются информационщиками? – вмешалась Белла.
– Тридцать два, – нехотя ответил Гордей.
– Значит, они все под особым подозрением, – продолжила социолог, – а есть возможность как-то обойтись своими силами? То есть, без привлечения людей, которые пока не в курсе случившегося?
– Могу и сам справиться, – ответил Гордей, – просто времени займёт больше.
– Хорошо, – кивнул Координатор, – пока подключайте Алисию везде, где возможно. Вы ведь не против? – он посмотрел на врача.
– Готова помочь, – нехотя ответила та, кивнув.
– Вот и отлично. Круг посвящённых пока ограничиваем присутствующими.
– Ещё мне нужен приоритетный доступ ко всем информационным системам, – спохватился Гордей, – и отмена любых регламентных ремонтных работ систем наблюдения и фиксации.
– Разумно, – поддержал его Дмитрий, – я могу это сделать.
– Хорошо, – кивнул Григорий, – на этом и решим. Гордей, когда будут результаты сообщите, встретимся в том же составе.
Накануне гибели Нина занималась изучением очередного пакета информационных сообщений с Земли. Обычно такие пакеты приходили раз в три-четыре месяца; ещё несколько дней специалисты на корабле изучали их содержание, делали обновления в корабельных базах, учебных программах, локациях виртуальной реальности и системы развлечений. Автоматизация процесса была минимальной; каждый пакет контролировался людьми и первоначально запускался в «песочнице» – контрольной среде, позволяющей развернуть рабочую модель любой информационной подсистемы. Разумные правила безопасности, разработанные на основе опыта Революции Сознания.
В первые несколько десятилетий после старта пакеты были достаточно объёмными. Наука продолжала стремительно развиваться, к тому же, запуск других межзвёздных кораблей подробно каталогизировался и отправлялся всему межзвёздному флоту для последующего создания карты звёздных поселений.
Корабль обладал достаточно мощным производственным потенциалом, чтобы обновлять свою начинку в соответствии с новыми техническими достижениями. Производственные системы и наноботы регулярно меняли поколения, а каждое последующее было более производительным, более энергетически эффективным и долговечным.
Самые оптимистически настроенные члены команды даже предполагали, что к моменту, когда «Москва» достигнет точки своего назначения, прямое сверхсветовое сообщение с родной планетой станет реальностью, и они получат возможность лично посмотреть на родной мир и те изменения, которые на нём произошли за почти два века.
Однако фундаментальные принципы строения Вселенной оказались крепким орешком. Да, развитие теории квантовой гравитации позволило начать опыты с искусственной силой тяжести, но энергетический баланс подобных систем оказался таким, что внедрять их на кораблях, подобных «Москве» не было никакого смысла.
Сила тяжести на корабле возникала благодаря вращению вокруг своей оси и постоянному ускорению, которые суммировались по вектору. И, хоть доля ускорения была относительно невелика, всего около 0,1 g в среднем – все помещения проектировались с её учётом. Поэтому сила тяжести не была постоянной вне жилых уровней, и даже на них слегка отличалась. К примеру, в каюте Гордея, из-за близости к защитной стене она составляла около 0,9 g в нормальном режиме полёта. Иногда параметры бортовой силы тяжести менялись, во время гравитационных манёвров внутри транзитных систем, которые рассчитывались таким образом, чтобы доставить минимум неприятностей обитателям корабля, особенно хрупкой миниатюрной биосфере.
Ещё кораблю приходилось периодически отключать маршевые двигатели, особенно на первой половине траектории, когда корма корабля была ориентирована на Солнце. Потоки ионизированной высокотемпературной плазмы сильно затрудняли приём сигналов с Земли; о какой-то более-менее объёмной по содержанию передаче в тот момент, когда были включены двигатели, говорить не приходилось.
Скорость передачи информации на такое расстояние после набора околосветовой скорости вообще была серьёзной технической проблемой: из-за влияния допплеровского сдвига теоретическая ёмкость стандартных каналов сильно снижалась. Поэтому приходилось использовать высокие и сверхвысокие частоты. Собственно, именно для дальней космической связи с кораблями, набравшими околосветовую скорость, за орбитой Марса выше плоскости эклиптики на астероидах были смонтированы передатчики на рентгеновских лазерах. Догоняя межзвёздный корабль, сверсжатые пакеты информации уходили в область высоких радиочастот, которые улавливали бортовые антенны.
На самом корабле для связи тоже были установлены рентгеновские лазеры. Но их мощность была значительно меньше, потому что, во-первых, возле Земли в качестве приёмников работали крупнейшие космические радиотелескопы, а во-вторых, не было необходимости в очень большом объёме передаваемой информации. Данные от бортовых лабораторий и научных центров вместе с результатами наблюдений транзитных планетарных систем на два порядка уступали по объёму входящим пакетам. По крайней мере, так было на большей части траектории полёта.
Для того, чтобы корабль мог выключить двигатели для приёма очередного пакета информации, на борту проводились мероприятия по подготовке. Открытые водоёмы, которые были в рекреационных зонах и парках, затягивались специальной прочной плёнкой. Животные, которые могли пострадать во время скачков вектора силы тяжести, изолировались в безопасных помещениях. Каждый член экипажа самостоятельно готовил собственную каюту: закреплял бытовую мелочёвку и другие вещи. Передвижение по открытым общественным помещениям и в технических зонах в этот период было запрещено, даже в магнитной обуви, несмотря на то что все пешеходные зоны были оборудованы магнитной подложкой.
Точное время отключения двигателей для приёма очередного пакета кодировалось в служебном файле предыдущей передачи. Таким образом можно было планировать нагрузку передающих мощностей в Солнечной системе и планировать её.
После того, как «Москва» начала торможение, необходимость в отключении маршевых двигателей для связи отпала. Однако теперь эту процедуру приходилось проводить для того, чтобы получать обновлённые сведения о конечной точке их путешествия – системе жёлтого карлика с невзрачным каталожным номером HD 186302. Потоки плазмы от двигателей на маршевом режиме не позволяли эффективно работать телескопам и другим приборам.
Имени у звезды пока так и не появилось, хотя право дать его было безусловно передано членам экспедиции. Общим решением экипажа этот момент было решено отложить до достижения внешних границ системы.
График отключения двигателей был первой страницей, которую открыла Нина, когда села за терминал информационной системы накануне своей гибели. Довольно странно для информационщика. Обычно такими вещами интересуются планетологи, ксенобиологи, специалисты по контакту… или она ждала данных по возможным перехватам радиопередач как лингвист? «Надо проверить, проходила ли она переподготовку как специалист по первому контакту», – решил Гордей, и тут же отправил запрос со своего терминала. В обычном режиме такая информация была бы ему недоступна – всё-таки на корабле достаточно трепетно относились к границам личного пространства, но теперь компьютер послушно выдал нужные данные.
Нет, Нина не интересовалась первым контактом и ксенопсихологией. Скорее, ей было интересно прошлое Земли. Она прошла переподготовку как историк и палеолингвист; о присуждении соответствующей квалификации была даже запись в бортовом журнале. Больше того – именно по этой теме она переписывалась с некоторыми учёными на Земле, как вскоре обнаружил Гордей.
Её интересовали новейшие археологические открытия, связанные с аккадской письменностью и мифологией. Она даже лично расшифровала ряд клинописных табличек, обнаруженных пару десятилетий назад под Багдадом, и её перевод был принят научным сообществом как эталонный.
Большая часть писем, адресованных Нине, было подписано неким Жаном Лу. Профессором археологии, если верить справочным данным. Они переписывались несколько десятилетий. Поколебавшись немного, Гордей отфильтровал переписку в общем каталоге файлов Нины и погрузился в их изучение.
Учёные обсуждали профессиональные вопросы. Нина предсказала несколько деталей быта древних аккадцев, которые нашли подтверждение в ходе последующих раскопок, чем заслужила его безграничное уважение. «Как будто ты была там лично!» – в таких выражениях описывал свои впечатления Жан.
Переписка началась через несколько лет после отлёта, и поначалу ответы следовали строго от передачи к передаче. Потом промежутки начали увеличиваться, что не удивительно: ведь расстояние до Земли росло, а, следовательно, росло и время, которое необходимо для прохождения сигнала. Самый большой промежуток между сообщениями составлял пятнадцать лет, а потом они стали снова приходить чуть ли не в составе каждого очередного пакета.
Поначалу эта странность Гордея озадачила. И только погрузившись в чтение он понял, что Нина и Жан одновременно решили писать друг другу, не дожидаясь ответов.
До определённого момента переписка была чисто профессиональной. Двое учёных увлечённо делились идеями, строили смелые теории, предлагали стратегии защиты гипотез. В одном из писем Гордей обнаружил приложенную фотографию Жана с раскопок в Ираке. С экрана на него смотрел симпатичный смуглый парень с умными глазами.
Через некоторое время после этого в сообщениях появились личные мотивы, которые вышли из философских рассуждений о природе разума, его эволюции и предназначения. Тон писем менялся, становился всё более доверительным. Гордей вычислил, что к этому моменту корабль находился уже в двадцати световых годах от Земли; собеседники не могли друг друга слышать, но поток сообщений продолжался, будто они угадывали мысли своего визави на расстоянии.
Наконец, в одном из писем промелькнуло со стороны Нины то, что официально запрещено не было, но считалось табу в общении с любыми людьми, которые остались на Земле.
«Сегодня была на смотровой палубе. Солнце всё ещё довольно яркая звёздочка, но уже ничем не выделяется на фоне прочих, – писала Нина, – величие пустоты поначалу меня подавляло. А потом я поняла, что даже сто лет полёта – это мелочь, крохотный шажок из огромной звёздной колыбели… Жан, тебе нужно подать заявку на включение в экипаж. Я знаю, у вас готовится новая волна. Ты как раз успеешь сделать инъекцию до того, как станешь стариком. Сделай это. И тогда мы обязательно встретимся где-то на этих звёздных просторах…»
Гордей похолодел. Он не ожидал, что Жан после этого продолжит общение. Но среди писем, которые пришли через сорок лет после этой реплики, он обнаружил следующее:
«Дорогая Нина! Извини, я мало рассказывал о себе. Беседы с тобой были настолько увлекательными, что моя собственная жизнь не казалась мне слишком важной. Что такое несколько десятилетий на фоне эпох, которыми мы с тобой оперировали?.. признаюсь, знакомство с тобой несколько поколебало мои убеждения. Но в любом случае этот путь для меня закрыт. У меня есть дети, Нина. Извини, не буду показывать их фотографии – боюсь, ты их возненавидишь. Но я люблю их. Очень. Моя семья – это маленький тёплый кусочек счастья. Таков мой человеческий путь. Прости, если разочаровал. Твой Жан».
Гордей закрыл глаза и помассировал виски указательными пальцами. Отсутствие родственников или близких людей среди остающихся на Земле и бездетность – ключевые условия при отборе участников межзвёздных экспедиций. Это в своём Манифесте обещал сам Хромов: вечность только для тех, кто готов покорять звёзды и отказаться от продолжения своего рода на Земле. Тогда, в самые тяжелые дни Гражданской, этот компромисс казался справедливым. Более того – единственно возможным. Никто на самом деле не верил, что обещанная Хромовым космическая программа настолько продвинется в реализации, так что вечная молодость не должна была достаться никому. Бывшая элита из элит, Бессмертные и их наёмные армии, были уничтожены, прокляты и забыты. В тот момент это устраивало всех.
