Как Ваня Осинкин доброе дело делал

– Добрый день, Таисия Ивановна, – поздоровался, ботаник, – А где Виктор Семенович?

– На рыбалке, – ответила Таисия Ивановна, – Вчера ничего не поймал, сегодня решил с утра. В вечер на танцах дежурить.

– Здрасте, – поздоровался начальник ЖЭО.

Сережа обернулся и снова с любопытством оглядел то, что недавно его так напугало.

– Идем, идем, – тянула Сережу Марина, – Мама, а Сереже мороженое, сегодня еще не покупали.

Сережа, гремя железным самосвалом, откровенно оборачиваясь на начальника ЖЭО послушно шел за сестрой.

– Давай конфету, – сказала Сереже Марина, – Нельзя брать конфеты у чужих.

– Моя, – ответил Сережа.

– Ладно, откуси половину, остальное давай, – согласилась сестра…

– . -

Поскольку фотографии передовиков были представлены лишь к вечеру предпраздничного дня, обновление стенда происходило утром уже в сам праздник. Парторг вместе с комсоргом вынимали из рамок тех, кто считались передовиками на день Рыбака и заменяли их передовиками дня Строителя. Впрочем, многие лица оставались на своем месте, заменялись лишь обновленные их фото. Так начальник планового отдела Петр Степанович не сходил со стенда уже, пожалуй, на протяжении нескольких лет. А рабочий кузнечного цеха Василий Николаевич Вертолетов, в прошлом уволенный из рядов Советской Армии за пьянство, в связи с чем, теперь совершенно не употребляющий спиртное, обновлялся на стенде уж и не вспомнить с каких пор. Наверняка, с тех самых, как только разменял армейские погоны на кузнечный станок. Среди старожил стенда ярко выделялся своей особой отличительной чертой и начальник жилищно-эксплуатационного отдела.

К парторгу с комсоргом, заменяющим фотографии, подошел директор дома культуры Гена.

Фамилию и отчество Гены, к сожалению, за давностью лет теперь уже не вспомнить. Но думаю, он не обидится, и не покажется ему такое обращение фамильярностью, ибо был он тогда довольно молод, и по отчеству его называли разве что только дети, приходящие в его заведение на различные творческие кружки, кукольные спектакли или торжественные собрания. Во время собраний директор Гена, бывало, играл на аккордеоне. А иногда, по просьбе детей, изображал на своем инструменте орган. И воспринимался в такие моменты Генин аккордеон как необыкновенное чудо.

Подойдя к стенду, Гена поздоровался.

– Привет Гена, – отозвался комсорг.

– Ну, что, Гена? – спросил вместо приветствия парторг.

– Все в порядке, – сообщил директор дома культуры, – “Невские зори”. К вечеру будут. С ударником и электрогитарами.

“Невскими зорями” называлась фирма, располагавшаяся на Владимирском проспекте в Ленинграде. Занималась обслуживанием праздничных вечеров и торжественных встреч. Одной из услуг предоставляемых фирмой являлось направление на праздник к заказчику вокально-инструментального ансамбля для исполнения, как отмечалось в смете, патриотических и застольных песен.

– С электрогитарами? – переспросил парторг, и услышав утвердительный ответ, сообщил, что если все пройдет хорошо, то возможно, директору дома культуры, так же стоит подумать о цветастом галстуке и дежурной рубашке отрадненского фотографа.

– Я уж лучше в своем, – чуть улыбнувшись, ответил директор.

Со стороны палисадника, к обновленному стенду, тяжело дыша стремительно направлялся начальник жилищно-эксплуатационного отдела. Поравнявшись с директором дома культуры, не произнеся ни слова, начальник ЖЭО принялся внимательно всматриваться в его молодые тщательно выбритые щеки. Не найдя в щеках директора чего-то ему необходимого, начальник ЖЭО перекинул свой глаз на комсорга. Затем, так же ничего не сказав – на парторга. И тут брови его и губы осенила улыбка.

– Здрасте, – поздоровался, в лице парторга, со всеми присутствующими начальник ЖЭО, – Я, вот что придумал. Надо бы цветы. Цветы надо. В теплице, дам команду, нарвут. Вручим лучшему рабочему.

По предложенному вопросу развернулось обсуждение. Парторг согласился, что предложение довольно дельное. Комсорг заметил, что лучший рабочий не определен, ибо вопроса о таком определении не поднималось. Директор клуба вспомнил, что цветы желательно дарить женщинам. Парторг принял к сведению и то и другое, в связи с чем обсуждение пошло в направлении определения лучшего рабочего завода женского пола по происхождению. Пока продолжалось обсуждение, зачинщик его увлеченно рассматривал обновленный стенд. Найдя среди прочих фотографию с собственным изображением начальник ЖЭО удовлетворенно произнес:

– Ну, ну…

Неизвестно, насколько бы затянулось обсуждение, если бы начальник ЖЭО не встретился взглядом с изображенной на фото пышногрудой, улыбчивой рабочей силикатного цеха Поляковой Тоней.

– Она, – ткнув пальцем в фотографию, решительно заявил Федор Ифанович.

Спорить с начальником ЖЕО не желал ни кто, даже парторг. Тем более, что для спора необходимы аргументы, коих на данный момент ни у парторга, ни у комсорга не было. Да и сам выбор, можно сказать, оказался довольно удачным. Кого ж еще, как не представительницу главного на заводе цеха, признавать лучшей работницей? К тому же из всех, красующихся на стенде, силикатчиков она единственная являлась представительницей того пола, которому, по мнению директора дома культуры, дарить цветы более предпочтительно. Парторг по предложенной кандидатуре высказал свое одобрение, после чего для её утверждения ни согласия комсорга, ни воздержания директора дома культуры не требовалось.

– Ну, ну, – одобрительно нукнул Федор Ифанович, и еще раз внимательно, как умел только он один, осмотрел стенд.

– А что это я смотрю, на стенде не вижу? – критически, по окончании просмотра, заметил Федор Ифанович, – Нет ни одного молодого. Я же просил практиканта моего. Ходатайствовал.

– Это какого практиканта? – поинтересовался комсорг, – Осинкина, что ли, петеушника? А Вы знаете, Федор Ифанович, что Ваш Осинкин вчера опять кирпичи продавал? Из Отрадного парня на остановке встретили и прямо днем напротив проходной продавали…

– . -

Под продажей кирпича в данном случае подразумевалось вовсе не то, что можно было бы под этим определением представить. Хотя в отдаленном приближении, озвученную комсомольским организатором операцию и можно было приравнять к марксистской формулировке «товар – деньги – товар». Только в действительности соблюдение данного классиком определения выглядело несколько иначе, нежели положено для общества развитого социализма.

К приехавшему в Павлово-на-Неве по каким-либо делам из другого места, например из Отрадного, подростку, ждущему, с тем что бы вернуться домой, автобус, в отсутствие посторонних, подходил какой-нибудь первоклассник, например Воробьев. В руках первоклассник держал кирпич. Кирпич не отделочный, обыкновенный строительный, коих в поселке, основанном на силикате, в предостатке находилось чуть ли не на каждом углу. Вываливались из перегруженных грузовиков, и никто из водителей ради двух-трех единиц не тормозил. Возле самой остановки, никуда далеко не отходя таких потеряшек можно было набрать маленькую тележку. А если с такой тележкой походить по поселку, то в течение месяца можно было заготовить строительного материала если не на дом, то уж на гараж обязательно. Так вот, выходил этакий даже еще не юнец из-за остановки с кирпичом в руках и предлагал заехавшему из Отрадного подростку приобрести данный кирпич в личное пользование.

– Дяденька, купите, пожалуйста, кирпич, – жалобно просил Воробьев.

За услугу свою, то есть подбор качественного, подвергнутого “особой термической” обработке изделия, а так же за его доставку прямо в руки заказчику, просил Воробьев «совершенно символическое вознаграждение» – пятьдесят копеек. Что самим, случайно здесь оказавшемся, “заказчиком”, определялось как возмутительное хамство, ибо даже в том случае если ему, вдруг, и окажется нужен этот в единственном экземпляре предлагаемый товар, то уж явно не за названную сумму. Официальная цена кирпича на заводе равнялась в то время десяти копейкам. Ответ на предложение мог быть разнообразным, но в любом случае – мало дружелюбным. После такого неосмотрительного поведения, в неродном для заехавшего из Отрадного подростка, из-за остановки появлялись несколько старшеклассников во главе с каким-нибудь ПТУ-шником, например Осинкиным, и вежливо спрашивали, почему прибывший к ним в гости подросток так неприлично себя ведет по отношению к подрастающему поколению.

– Ты, почему маленьких обижаешь? – вежливо постукивая кулаком в свою ладонь, спрашивал Осинкин.

Остальные разделялись на два лагеря. Одни уверяли, что заехавший из Отрадного подросток нехороший, и они обязаны заняться его воспитанием.

– Вреж ему, Ваня, вреж! – подначивали они Осинкина.

Другие, напротив, утверждали, что в Отрадном ребята, в общем-то, неплохие, обижать их не стоит. К тому же данный подросток, проступок свой осознал; «Так ведь, парень?» – говорили они; и в плане заглаживания вины, готов приобрести, предлагаемый ему, товар.

– Не трогай его, Вань, не надо. Парень-то неплохой.

Осекин внимательно выслушивал и тех и других. Кулак же его с каждым мгновением все крепче и решительнее ударял в ладонь. Ударял до тех пор, пока заехавший гость не соглашался с тем, что он – «хороший», и не выкладывал требуемую сумму.

– Да, – одобрительно произносил Осинкин, забирая деньги – А ты, я вижу, парень-то ничего. Смотри, кто тронет, скажешь нам. Если что, мы тут рядом, посторожим.

Он снисходительно хлопал “ничего парня” по плечу, первокласник вручал товар заказчику в руки. Кто-то желал гостю счастливого пути, кто-то предлагал, если потребуется кирпич, заезжать снова. После чего все уходили обратно за остановку.

Гость, успокоенный заверениями благосклонности, а так же в силу немалой тяжести врученного товара, бросал его куда-нибудь в сторону. Как только кирпич оказывался на земле, появлялся Воробьев. Он подходил к выброшенному изделию, поднимал его, возвращался к гостю и вежливо просил:

– Дяденька, купите, пожалуйста, кирпич…

– Хорошо я проходил мимо, – продолжал комсорг, – Так что, Федор Ифанович, на стенд Осинкину рано. Сознание у него до передовика не созрело.

Начальник ЖЭО устремил свой прожигающий взгляд сразу в оба глаза комсорга. Комсорг данное испытание выдержал, глаза не отвел и не отшатнулся.

– Ну, ну, – тяжело произнес Федор Ифанович, – Пойду, команду дам, что б нарвали. Покрасивее …

– . -

Учитель местной школы преподаватель физики Виктор Семенович по возвращении с утренней рыбалки особо удачным уловом похвастать не мог. В хозяйственной сумке из мелкой полиэтиленовой сетки уснули три среднего размера окуня и одна, чуть меньше, плотвичка. Имелся, правда, при рыбаке еще и трехлитровый бидон, наполовину наполненный водой. Там плескалась живая не уснувшая рыба. И было её не так уж мало – с десяток, а может даже и больше, плотвичек. Только были плотвички столь малы, что относить их к улову не имело смысла. Чуть подросший малек, едва способный уцепиться за червяка, и по глупости своей не отпускающий его вплоть до перемещения в рыбацкий садок. Малек, способный быть наживкой, но никак не приготовленным на сковородке рыбака тем крючком его подцепившего. Виктора Семеновича невозможность использования основной части добычи не смущала. Суть рыбалки, как известно, заключается не в одном количестве извлечённого из воды. Суть ловли на удочку скрывается в ожидании слабо заметного кивка гусиного пера, обыкновенно используемого в качестве поплавка. Окрашенное в красный цвет, перо стоит над водой. Легкая волна от утреннего, еще не ветра, скорее потока, чуть наклоняет его, и сердце рыбака замирает в разгадке. Волна проходит, перо возвращается к вертикали, рыбацкое сердце расслабляется, и ни что иное, как очарование, вливается в него вместе с тем дразнящим воздушным потоком.

Получивший свою порцию очарования физик, не смотря на практическое отсутствие улова, имел на лице своем довольную улыбку, в походке – небольшую рассеянность и то же, что и на лице – довольство. Уже на подходе к дому очарованному учителю физики повстречался учитель ботаники. О чем говорили товарищи, для дальнейшего повествования значения не имеет, поэтому разговор их мы упустим. Отметим лишь, что говорили они громко; громко на столько, что их услышала, находящаяся в квартире на четвертом этаже жена Виктора Семеновича – Таисия Ивановна; и говорили долго, поскольку Таисия Ивановна решила, в конце концов, направить за мужем сына Серёжу, с тем, что бы тот напомнил папе о вечернем дежурстве в доме культуры и о том, что до этого еще необходимо сходить в парикмахерскую, поскольку прическа школьного учителя обязана призывать учеников, а заодно и окружающих к прилежанию и аккуратности.

Выбежавший на улицу Серёжа папиному улову очень обрадовался. Особенно ему понравилось то, что находилось в бидоне. Понравилось настолько, что он потянулся к папе и, наклонившемуся ему, прошептал:

– Давай скажем маме, что это я поймал? Сейчас, пока мы тут стояли.

Папа согласился. Надо заметить, что дом, в котором жила семья учителя, стоял на самом берегу Невы и версия участия сына в обеспечении семьи речными продуктами, при определенном к ней отношении, могла показаться вполне реальной. Сережа взял бидон, гордо понес его домой. Виктор Семенович пошел за сыном. Ботаник Николай Андреевич, заверенный Виктором Семеновичем, что жена его гостю будет рада, пошёл за ними.

Очутившись в квартире коллеги, Николай Андреевич, особой радости со стороны его супруги не заметил, хотя и особенного недовольства по случаю неожиданного визита, высказано так же не было. Таисия Ивановна лишь невзначай заметила, что как раз закончила мыть полы и еще ничего не успела приготовить к обеду. А также, что парикмахерская работает по сокращенному графику, и что рыбаку-кормильцу необходимо еще до вечера успеть отдохнуть и сходить на огород полить огурцы и помидоры в теплице.

– Хорошо, хорошо, – отвечал на все замечания Виктор Семенович, называя при этом супругу “маманечкой”, – Мы не надолго, мы сей час, мы… Проходи, Николай, проходи. Я говорил, тебе будут рады.

Две комнаты, занимаемые семьей физика, располагались в коммунальной квартире. Другая семья, занимавшая третью комнату, уезжала летом на дачу. В результате чего места общего пользования оставались в распоряжении оставшихся. Вся пойманная рыба, за исключением малька в бидоне, была почищена хозяйкой дома, после чего, обваляна ею в муке, пожарена на подсолнечном нерафинированном масле и подана мужчинам на стол. Пока мужчины ели, Таисия Ивановна прополоскала, выстиранное уже бельё, сложила его в эмалированный таз, попросила мужа развесить его на балконе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.