Психи, тихушники и прочие фрики, или Они это заслужили

В какой-то момент (это было в 1984 году), Сана стал каким-то особо беспокойным. Вроде и пить стал больше, и деньги занимал чаще. Потом вообще стал бегать по соседям, умоляя купить у него постельное белье. Эта эпопея продолжалась неделю-две. А потом к нам зашла тётя Маруся и спросила: «Вы Сашку не видели? Он пропал, и попасть к нему в квартиру я не могу – дверь не открывается. Он ко мне пришёл пару дней назад. Денег просил. Я не дала. Он на это заявил, что сейчас придёт домой и повесится». Этой угрозе старушка особого значения не придала, так как сын ей неоднократно говорил, что от такой жизни как у неё он бы уже давно покончил с собой. Под «такой жизнью» он имел ввиду постоянное третирование и унижение его матери со стороны его же старшей сестры, в квартире которой жила тётя Маруся.

Итак, Сана пропал, найти его никто не мог, на работу он не выходил уже несколько дней (работал он электриком на пивзаводе), дверь в квартиру открыть не получалось. Тётя Маруся заходила к нам ежедневно, сокрушалась, не понимая, куда подевался непутевый сын, особо при этом не паникуя, или не подавая вида. Ушёл он от неё в субботу, а почти через неделю после этого, в пятницу все стало ясно. Подъезд, по крайней мере, между первым и вторым (нашим) этажами заполнился сильнейшим трупным запахом. На лестничную площадку было невозможно выйти. Дело было в июле. А лето выдалось жарким. Сана своё обещание, данное им матери, выполнил. Как выяснилось позже, сначала он заколотил дверь гвоздями, после чего перерезал вены, но осознав, что пользы от этого никакой, повесился на проводе от утюга на батарее в ванной, поджав ноги. Сана оставил записку со словами: «Я ни в чем не виноват. Меня оклеветали». Из петли его вынимала сожительница Валентина, с которой он к тому времени рассорился, и, кажется, расстался. Потом она признавалась, что предварительно закинула в себя стакан водки. После этого она подошла к начавшему разлагаться бывшему возлюбленному, сказала: «Ну, Перминов, держись», и перерезала верёвку. Кто его подхватил, – не знаю. Я видел в окно, как Сану выносили. Было очень страшно…

Причина суицида осталась загадкой. Возможно, Александр проиграл в карты большую сумму и, согласно бандитским понятиям, покончил с собой из соображений воровской чести. Может быть, поставил на кон душу. Примерно через месяц к уже описанному в первой главе Валерику зашли какие-то двое уголовного типа мужчин и спросили: «У вас на первом этаже сосед повесился?». Валерик ответил утвердительно. На это визитёры удовлетворительно кивнули головами, сказав что-то типа: «Ага, ну, все хорошо» и ушли. Но не исключено, что это была обычная белая горячка, наложившаяся на манию преследования или на какой-то другой психоз. Самоубийце было чуть за 30. Я по прошествии сорока лет с тех пор до сих пор не могу проходить мимо этой квартиры без некоторого внутреннего содрогания.

Вскоре в квартиру вернулся сын Перминова Андрей. Вместе с ним поселилась опекунша, его бабушка по матери. Её называли Томачкой. Она пила, но по сравнению с прежними хозяевами квартиры умеренно. Андрюшка был обычным полууличным парнем. Иногда я ходил за ним, чтобы пригласить его поговорить по телефону с его второй бабушкой тётей Марусей, которая звонила нам с просьбой позвать внука. Потом он вырос, стал профессиональным вором. Не помню, как он потерял квартиру. Знаю лишь, что бомжевал, сидел, потом опять бомжевал. В конце концов, его нашли в подъезде мёртвым. Не то передоз, не то туберкулез. Про Славика, которого забрали в Москву, я ничего не знаю.

Глава 3. Алевтина и другие

Прямо под нами, в небольшой двухкомнатной квартире «трамвайчиком» жила семья Бычковых. Пять человек. Баба Таня, ее сын Толик, сноха Алевтина, внуки Витюша и Андрюша. Баба Таня, в то время старушка лет 75-и, была обладательницей хриплого, но очень мощного и вечно кричащего голоса. Большую часть своего времени она проводила с подругами-ровесницами на скамейке у подъезда. Слышно бабу Таню было всегда. Однажды живший в доме мужчина, отработавший в ночную смену на заводе и пытавшийся отоспаться днём, вышел и отматерил по полной программе старушку, не умевшую сдерживать свою экспрессию. Сама она время от времени не без гордости и самолюбования говаривала: «А что, у меня ведь глотка-то лужёная». Но сама по себе баба Таня вряд ли удостоилась бы чести стать героиней нашего повествования.

Жена её тихого и безобидного сына Анатолия была гораздо интереснее и выразительнее. Все дело в ней. Если бы я знал в детстве такие слова как коммуникабельная, спортивная, эмансипированная, я бы применил их к Алевтине. Именно такой она мне запомнилась из раннего детства. Спортивной была вся семья. У них было четыре велосипеда, которые висели под потолком в маленькой прихожей. Сейчас я не понимаю, где они там умещались, и как там можно было при этом проходить. Четыре «Урала» должны были занимать абсолютно все пространство в коридорчике. Помню, как по выходным тётя Аля с дядей Толей и два их сына – погодки выезжали на велосипедную прогулку. Это казалось будто бы сценой из фильма. Больше я с такой идиллией нигде не встречался. А иногда они ездили аж на мотоцикле с коляской «Иж-Юпитер», что говорило об определённой степени материального благополучия и даже лёгкой степени зажиточности по-советски.

Несмотря на подобное внешнее благополучие, опасные сигнальчики начали появляться. Первым из них стала борьба Алевтины с туберкулёзом. Дело в то, что баба Таня кашляла. Кажется, у неё была астма. Она сама об этом говорила. Но невестка диагностировала у неё туберкулез. Здесь надо учесть, что места в наших квартирах для таких больших семей катастрофически не хватало. А тут ещё и туберкулез, пусть даже с приставкой псевдо. В семье Бычковых отдельно жили супруги. У них была своя маленькая дальняя комната. А в большой проходной комнате баба Таня жила со своими внуками-подростками. Кстати, спала старушка на сундуке. Помнится, в детстве меня этот факт интриговал. Я даже, кажется, бабе Тане немного завидовал. Тоже хотелось променять свою обычную кровать на экзотическую штуку, – сундук. Так вот, в целях борьбы с заразой Алевтина поступила следующим образом. Она переставила шифоньер, стоявший вдоль стены между сундуком свекрови и кроватью одного из внуков, поперек комнаты, перпендикулярно по отношению к стене. По убеждению молодой женщины, эта мера была способна победить туберкулез.

А ещё баба Таня и Алевтина держали кошек. У каждой был свой собственный зверь. Старушкину кошку звали Хохлатка. Алевтина это животное ненавидела. И вот, однажды она посадила Хохлатку в мешок, крепко перевязала и отнесла на помойку. Кошка либо задохнулась, либо погибла на свалке, будучи раздавленной ножом бульдозера.

А затем началась уголовка. Ну, это с точки зрения банальной обыденщины, то есть здравого смысла, кажется, что уголовка. Советский суд решил, что дальше нарушения административного права дело не зашло. А было все так. Алевтина пришла с работы домой, зашла в комнату. Баба Таня дремала на своём сундуке. Невестку это несколько огорчило. Она взяла нож и воткнула его в мирно лежавшую старушку. Кто и когда вызвал милицию, – сейчас уже никто не помнит. Но был суд. Алевтине дали 15 суток административного ареста, признав ее поступок мелким хулиганством. Моя мама свидетельствовала на суде против Алевтины, предлагая отправить ее в психбольницу. Над таким предложением посмеялись. Этим дело и закончилось.

Через пару лет приезжаю я из пионерского лагеря, и мне в качестве одной из главных новостей сообщают, что тётя Аля сошла с ума и угодила на Банную Гору (адрес пермской городской психбольницы). История её сумасшествия была такой. Для начала она нарезала огурцы, картошку и колбасу, покрошила в унитаз, после чего стала звать всех своих есть окрошку. Затем последовала прогулка по центру Перми с вилком капусты. Она отрезала от вилка кусочки и очень назойливо предлагала попробовать свежей сочной капустки всем попадавшимся навстречу. Последней выходкой стала попытка выколоть глаза вязальными спицами мужу Толику. После этого Анатолий вызвал психобригаду и отправил жену в психбольницу. Во время её лечения он с ней развёлся и вместе с матерью бабой Таней поспешно переехал в другую квартиру в том же доме.

Алевтину подлечили. Последующие года 3-4 не помню, чтобы она как-то особо о себе напоминала. Но потом началась следующая стадия болезни. Возможно, это было спровоцировано начавшимся одиночеством. Старший сын Витюша уже давно как закончил школу и поступил в военное училище в другом городе. А к этому времени младший, Антоша, кажется, женился и тоже съехал. Вот тут-то Алевтина и пустилась во все тяжкие.

Последовательность событий не помню, но общий набор её проделок был таков. Во-первых, женщина (ей было тогда где-то около пятидесяти) решила, что главным её врагом должна стать наша семья. А поскольку жили мы прямо над ней, об основании для жалоб думать было не надо. Мы обвинялись в систематическом нарушении покоя. Другим соседям Алевтина рассказывала, что в два часа ночи мы снимаем тапки (важная и неизменная деталь в этих рассказах) и начинаем целенаправленно топать по полу, чтобы разбудить её и вообще всячески испортить жизнь. Мы в это время, разумеется, спали.

Во-вторых, если уж, вправду, то днём мы, действительно, иногда слегка шумели (я мог прийти домой со школьными друзьями послушать музыку, которую мы включали не слишком тихо, хотя и не на полную катушку), Алевтина мстила. Расплачивалась она с нами жёстко. Она выливала к нашей входной двери фекалии. Такое случилось раза три-четыре. Как это прекратилось, – точно не помню. Скорее всего, закончилась эта самая неприятная для моей семьи часть приключений соседки снизу тем, что она вновь угодила на «Банку» (традиционное название городской психбольницы в соответствии с её адресом). А попала она туда на сей раз за то, что «травила невидимок». Травила она их очень просто, – газом. То есть открывала газ на плите, разумеется, не поджигая его, и уходила на некоторое время из дома. Гуляла часок-другой, возвращалась, выключала газ и расслаблялась от осознания того, что невидимки вымерли. Про «невидимок» она сама рассказывала кому-то из соседей, спрашивавших, зачем же она уж так-то, «ведь и взорваться может». На это Алевтина и посетовала, что «невидимки развелись в квартире и никакой жизни совсем не дают, приходится травить газом. Это единственный выход». Кто-то вызвал психобригаду. Вроде бы это сделал бывший муж Толик. Алевтину увезли и немного подлечили. Вернувшись из больницы, она на какое-то время забыла про невидимок и, кажется, даже стала здороваться с нами. И, вроде бы, этот сценарий потом повторился ещё раз, или два. И. как минимум, один раз психобригаду Алевтине вызывала моя мама. Причём на сей раз поводом стала не «борьба с невидимками», а сильные удары по стене поздними вечерами. Это была акция по устрашению, или наказанию нашей семье за все те невзгоды, которые мы приносили соседке снизу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.