Клуб ликвидаторов ошибок: международная драматическая повесть

– Отлично! До завтра, капитан!

Ольмер встал и принялся ходить задумчиво по комнате. Он явственно ощутил себя неким электрическим прибором, на котором вдруг переключили тумблер с мрачного душевного состояния на приподнятое и даже весёлое! Ольмер признался себе, что с ним такое впервые. А перед глазами, как в кинематографе, кадры крупных планов Ольги, повторяя сцены их знакомства от первого появления в двери кабинета в мэрии до прощания в столовой четверть часа назад. Но особенно подействовал на него один «кадр» в полный рост Ольги, где она развернулась, уходя, и посмотрела на Ольмера. В этой позе было что-то танцевально-призывное. Так «тумблер» переключился с грустного и презрительного на восторженно-любовное состояние души барона.

Тем временем русские гости гуляли по Вантаа. Каких-то особых впечатлений по первому приближению город у гостей не вызвал, город как город. Но зато Таня заметила другое: её ближайшая подруга Оля стала более задумчивой. Вдруг замирала без явной причины, хотя пейзаж не вызывал особых впечатлений. Таня знала о новом проекте Ольги «Международный клуб ликвидаторов ошибок» и думала поначалу, что причина задумчивости в нём. Она знала, что Ольга даже написала письмо в Англию, в мэрию Ньюкасла, и ждала ответа. Но потом Таня поняла, что дело не в этом. Особенно, когда Ольга вдруг проникновенно спросила:

– Как тебе барон?

Таня ответила подруге так:

– Ах, вот в чём дело! А я думаю, что это ты вдруг тормозишь?! По-моему, отличный парень. До нашего появления скучал и грустил. И вдруг резкая перемена! Кажется, запал на тебя.

– Ну уж и запал! Скажешь тоже!

– Молчи, верь мне, со стороны виднее…

– Ладно! – резюмировала Ольга. – Примем к сведению…

Сама при этом улыбнулась загадочно…

Вася довольно мрачно заметил:

– Мне кажется, наша Кинешма гораздо интереснее. Во всяком случае, волжский высокий берег с театром, бульваром и собором! И никаких шведских баронов!

Таня с улыбкой добавила:

– Ты прав, Вася, у нас одна Волга чего стоит! А вот бароны как раз не помешали бы!

Василий презрительно фыркнул.

– Вантаа – просто чуть-чуть более цивилизованное, современное городское формирование… – серьёзно сказала Ольга. Чувствовалось, что это говорит научный сотрудник краеведческого музея.

Так они гуляли часа два с лишним без особого восторга («Город как город», – глубокомысленно резюмировала уставшая Таня), пока не решили, что пора возвращаться, уже вечер. На карте путеводителя барон отметил кружочком свой дом. Карта была на русском, и они быстро его нашли.

Ольмер фон Тессин все это время находился в своей комнате и пребывал в странном для него состоянии. Постоянно владевшая последние годы им скука, в том числе и от его шведско-русского происхождения, вдруг переключилась («тумблер»!) на своё обратное состояние. Мало того, что Оль-мер вдруг вновь разволновался этим своим шведским обрусевшим историческим прошлым, он ещё и ощутил свою причастность (через драматурга Островского) к судьбе Ольги и её родного города Кинешмы, который чудесным образом оказался побратимом с его финским Вантаа! Барон почувствовал, как его зачерствевшая душа вдруг стала раскрываться навстречу этой русской девушке. Он даже ощутил сейчас нетерпение от ожидания её возвращения! При этом случилось нечто символическое. Барон увидел в окне близко пролетевшую чайку (рядом была река). И вдруг эта чайка уронила белое перо, которое, крутясь пропеллером, стало спускаться мимо его окна. Ольмер смотрел на него и улыбался. Он почему-то подумал, что эта чайка и это её летящее белое перо – привет ему от Ольги и одновременно провозвестник завтрашнего их путешествия по реке. Ему показалось, что летящее белое перо – знак чего-то очень хорошего. Барон давно уже не испытывал такого приятного возвышенного чувства!

Когда молодые люди вернулись в дом, они увидели хозяина, сияющего от радости, распахнувшего гостеприимно руки.

– Хорошо погуляли, господа?! – весело спросил барон, глядя исключительно в глаза Ольги. – Никак не думал, что наш город заслуживает столь длительного внимания.

– Это ты виноват, Ольмер! – воскликнула Ольга. – Твоё обещание прокатить завтра нас на корабле окрасило этим прекрасным ожиданием всю нашу прогулку!

– Надеюсь не разочаровать вас, – торопливо проговорил барон. – Сейчас торжественный ужин в вашу честь и… как говорят в России, – заслуженный отдых! Итак, вы желаете пировать в ресторане или прямо здесь?

Таня устало вздохнула:

– Если не принципиально, можно здесь? Ноги устали!

Ольмер обрадовался:

– Отлично! Я сейчас буду заказывать по телефону блюда, а вы… корректируйте!

Вмешалась Ольга:

– Ради бога, Ольмер, на твоё усмотрение!

– Спасибо за доверие! – серьёзно ответил барон. – Я жду вас здесь через сорок минут…

Глава вторая. Тем временем в Англии

Сэр Арчибальд Толк, ответственный за общественные связи мэрии Ньюкасла, сидел в своём кабинете и просматривал электронную почту мэрии. И вдруг… Толк не поверил своим глазам – письмо из России! Впервые за долгую службу Толка в мэрии. На очень неплохом английском!

«Джентльмены! Речь о вашем земляке – жителе Ньюкасла Бертране Перри… 300 лет назад его пригласил наш император Пётр Первый как инженера построить на истоке Дона шлюз, чтобы расширить реку для судоходства. Инженер построил шлюз, но ошибся, и вода туда не пошла. Император разгневался и казнил Перри. Времена были суровые. Так написал Андрей Платонов, известный русский писатель, в повести “Епифанские шлюзы”.

Я предлагаю культурологический проект: открыть в интернете Международный клуб ликвидаторов ошибок и начать с того, что, помимо Интернета, поставить памятники Бертрану Перри (памятные доски) у вас в Ньюкасле и у нас в российском городе Епифани, на месте действия повести Платонова. Таким образом мы исправим сразу две ошибки: вашего инженера Бертрана Перри и нашего императора Петра Первого (ибо так нельзя наказывать за техническую ошибку!). Это будет справедливо по отношению к вашему так ужасно пострадавшему земляку!

С уважением, Ольга Рюмина, культуролог».

Сэру Арчибальду, в прошлом – военному лётчику, показалось, что давит белый воротничок рубашки. Он впервые, кажется, за несколько лет ослабил узел галстука и посмотрел в окно, которое выходило на чудо 21-го века – подвижный мост «Миллениум». Как раз в это самое время по реке Тайн проходил большой корабль, и мост повернулся высокой аркой над рекой, чтобы корабль смог пройти под ним. Корабль элегантно прошёл под изящной аркой моста, после чего мост повернулся низкой пешеходной аркой через реку, под которой могли проходить небольшие низкие суда и пешеходы по мосту. Грандиозность и грациозность этого сооружения успокаивала Арчибальда всегда, прогоняя суетные мысли. Но в эту минуту он представил себе 300 лет, прошедшие с момента трагедии инженера Бертрана Перри в России, и величие ультрасовременного моста как-то померкло.

Однако схлынула волна удивления, и успокоившийся Толк набрал в поисковике компьютера:

«семья Перри». Вышло несколько имён и адресов в Ньюкасле. Толк набрал номер телефона самого старого из фамилии Перри – сэра Джонатана Перри, 76 лет.

– Простите, это говорит Арчибальд Толк из мэрии Ньюкасла. Могу я услышать сэра Джонатана Перри?

– Это я, слушаю вас, сэр Арчибальд!

– Сэр Джонатан, у вас есть родственники в России?

У старика Перри перехватило дыхание. Последние месяцы только и слышишь что о специальной военной операции русских на Украине и о санкциях против России.

– Нет-нет, что вы, сэр! Как можно! – испуганно проговорил старик.

– Извините, а 300 лет назад?

– 300 лет?.. Время правления королевы Анны?

– Да, да, это у нас. А точнее для нашего случая – Карла Двенадцатого в Швеции. Их война с Россией. Императором там был Пётр Первый. Он победил!

– О, Господи! Я не понимаю, к чему вы клоните?

– Был такой инженер Бертран Перри. Его вроде бы даже казнили. В России. Но это неточно.

– О, мой бог!.. Простите, а при чём здесь Швеция?.. Вообще-то, что-то брезжит. В недрах памяти.

– Сэр Джонатан, вы не могли бы зайти к нам, в мэрию? Через пару дней. Подумайте, повспоминайте, посоветуйтесь с родственниками… И посмотрите повесть русского писателя Андрея Платонова «Епифанские шлюзы». О вашем предполагаемом родственнике, который эти шлюзы строил по приглашению русского императора. Есть английский перевод. Подумаем о мемориале.

– О, Господи! Хорошо, сэр!..

Первое, что сделал сэр Джонатан Перри, это… в крайнем волнении полез на чердак своего старинного дома. Он сказал по телефону, что у него в памяти что-то брезжит. Это «что-то» было старинным портретом его дальнего родственника, написанным 300 лет назад художником из Ньюкасла. Он не помнил имени этого родственника, но, кажется, Бертран. Сэр Джонатан провёл полчаса в чердачной пыли и нашёл старинную небольшую картину, подписанную так: «Томас Гейнс из Ньюкасла “Портрет Бертрана Перри”».

Потрясённый совпадением невероятных исторических фактов, связанных с их родом Перри, сэр Джонатан спустил картину с чердака и протер её своим носовым платком от пыли. С портрета на него смотрел приятный молодой мужчина в форменном красном камзоле и с саблей, на нём был светлый парик. В лице явно угадывались фамильные черты Пэрри! Сэр Джонатан удивился, почему исторический портрет родственника не висит в доме, а пылится на чердаке? Наверно, бедный Бертран действительно оказался жертвой… Неужели – русского императора? Тогда тем более он должен висеть в доме! Или даже быть запечатлённым в мемориале, как сказали в мэрии!

Сэр Джонатан решил сфотографировать портрет и отправить его в мэрию. А оригинал отнести и показать.

Через два дня Перри собрался в мэрию, позвонив сэру Арчибальду Толку, и решил взять с собой саму картину, благо она была нетяжелой.

К этому времени Толк уже переговорил с мэром Ньюкасла, который ему сказал, что вопрос увековечивания памяти гражданина Великобритании они будут решать сами, без чьей либо помощи! Вопрос клуба ликвидаторов ошибок мэра вообще не заинтересовал. И Толк уже ответил Ольге следующим письмом:

«Леди Ольга! Вопрос увековечивания памяти Бертрана Перри лежит целиком в компетенции мэрии города Ньюкасла.

Просьба не беспокоиться!

С уважением,Арчибальд Толк, ответственный за общественные связи мэрии Ньюкасла».

Сэр Арчибальд был поражен, увидев картину начала 18 века с портретом молодого Бертрана Перри. Ещё ни разу трагические исторические события трехсотлетней давности, даже косвенно, не касались его лично. Они с Джонатаном Перри долго пили чай и даже немного виски. Арчибальд был моложе сэра Перри на двадцать четыре года. Он пришёл на службу в мэрию, будучи военным пенсионером, лётчиком. С чрезвычайным сочувствием он отнёсся к инженеру Бертрану Перри, герою повести русского писателя. Причём чувство это он испытывал впервые за много лет, ибо как лётчик к сугубо земным делам он относился снисходительно. Но тут было совсем другое: за земные дела поплатиться жизнью, это меняет дело! А когда Перри развернул картину, сэр Арчибальд так разволновался, что обнял сэра Джонатана и достал бутылку шотландского виски, подаренную ему мэрией города Форт Вильямс в Шотландии, где он был на Европейском фолк-данс фестивале с мужским танцевальным ансамблем Ньюкасла «Ньюкасл мен».

Когда они выпили по второй, не чокаясь, «за Бертрана!», Арчибальд вдруг вспомнил об идее русской леди создать в интернете «Международный клуб ликвидаторов ошибок». И он сказал сэру Джонатану:

– Русские хотят открыть в интернете Международный клуб ликвидаторов ошибок.

Джонатан молча одобрительно улыбнулся, но тут же испуганно закрыл рот ладонью, будто сболтнул что-то лишнее.

И тут Арчибальда словно прорвало:

– Послушайте, сэр! Я военный летчик! Чего мы боимся! Я летал с русскими, они отличные ребята! Они сейчас у себя вновь воюют с фашистами! Будь моя воля, я бы им помог!

Старик Джонатан схватил его руку и крепко пожал.

– Откровенно говоря, я бы тоже!

Лётчик разлил по третьей. Они выпили. И лётчик вдруг предложил:

– Предлагаю послать русским электронный портрет Бертрана! Это и будет наша с вами посильная помощь!

– Согласен! Ты отличный парень, Арчи! Давай выпьем за русских!

Последнее он добавил шепотом.

– Что ты шепчешь, Джо! – рявкнул Арчибальд, разливая по четвёртой. И вдруг прокричал на весь кабинет: – за нашу победу!

Он по-военному вскочил и вытянулся с бокалом в руке. Джонатан тоже встал, глядя лётчику прямо в глаза.

– Давно я так себя не ощущал… прекрасно! – тихо проговорил старик. – Спасибо тебе, Арчи!

Они по-русски чокнулись и дружно выпили. Сэр Арчибальд торжественно произнёс:

– Я отсылаю русским электронный портрет вашего… нашего Бертрана! Пусть это будет нашим вкладом в исправление наших ошибок!..

Этот визит в мэрию им обоим запомнился надолго!

Глава третья. Тем временем в Финляндии

Они шли по реке на небольшом судне в направлении Хельсинки.

Барон стоял на палубе рядом с Ольгой и вдруг положил на её руку свою. При этом прошептал:

– Оля, ты моя спасительница!

Ольга нежно улыбнулась ему, не убирая руки.

В это время пискнул её айфон.

– Извини, Ольмер, я посмотрю, кто это.

Она включила айфон и через секунду чуть не подпрыгнула от радости. Вдруг она обняла барона и поцеловала.

– Ольмер, дорогой, это всё ты! Ты приносишь мне счастье!

Ольмер слегка опешил и вдруг прошептал:

– А ты – мне!

Стоящего рядом Васю аж передёрнуло.

– А что, собственно, случилось? – с налётом иронии спросил он.

– Англичане! – весело воскликнула Оля. – Официально они мне как бы отказали… Но лично… и это, я считаю, главное… лично ответственный сотрудник мэрии Ньюкасла Арчибальд Толк прислал мне портрет Бертрана Перри, который ему принес родственник Бертрана старик Джонатан Перри. Портрету 300 с лишним лет!

– И что теперь? – иронически спросил Василий.

– А теперь, Вася… – назидательно проговорила Ольга, – наш сайт «Международный клуб ликвидаторов ошибок» я открою этим портретом Бертрана Перри. Картина шикарная!.. Хотите взглянуть?.. Английский инженер, кстати, твой коллега, Оль-мер, который в России строил шлюз, но вода туда не пошла. Его за это Пётр Первый, вроде бы, казнил. Так, во всяком случае, у Платонова.

– Жестоко! – задумчиво сказал Ольмер. Он посмотрел на портрет в айфоне Ольги. И вдруг все его старые аллюзии, которые у него были в связи с его шведским происхождением, вновь ожили в его сознании. Он смотрел на этот красный камзол, на это молодое лицо, на эту шпагу, и ему казалось, что это он сам 300 лет назад, плененный русским императором!..

– Фантастика! – прошептал барон по-русски…

– Сейчас для меня главное – сам факт ошибки. – спокойно проговорила Ольга. – А исправлением этой ошибки будет создание самого сайта КЛОША! И портрет Бертрана тоже сыграет свою благотворную роль…

Ольмер, очнувшись, спросил у всех:

– Ну как вам Финляндия, друзья?

Таня ответила с ласковой симпатией в голосе:

– Ты знаешь, Ольмер, всё очень приятно, современно, конструктивно… Но у нас, в Кинешме, – более задушевно, как-то мягче. Приедешь и сам почувствуешь… У нас же – Волга, великая русская река. Она тебя как бы обнимает, когда стоишь на высоком берегу… А рядом – старинный храм, бульвар…

Ольмер добавил:

– И театр имени моего дальнего русского родственника Островского. Александра, если не ошибаюсь.

Ольга сказала:

– Не ошибаешься, барон. Александр Николаевич Островский, великий русский драматург. Кстати, мы говорили с тобой о нашем императоре Петре Первом, который нанёс вам поражение под Полтавой, что ты любишь вспоминать – «как швед под Полтавой!» И он же казнил за ошибку англичанина Бертрана Перри!

Ольмер сначала весело встрепенулся. Но потом посуровел лицом.

– Да-да, Оля, именно так, и люблю, и одновременно ненавижу!

– Понимаю тебя! Так вот, барон, далее тебе скажу как культуролог, занимающийся историческими ошибками. Твой родственник Островский исправил, на мой взгляд, ошибку Петра Первого! Я имею в виду чуть-чуть более позднюю и более глобальную.

– Да что ты! Какую? Я как родственник должен знать!..

– Петр Первый в начале восемнадцатого века проводил в России реформы, перестраивая нашу страну в плане культуры по образцу Голландии или Германии. Он так и Петербург построил, тогдашнюю столицу. Роскошный европейский город!

– Мы с Урхо были там на экскурсии четыре года назад. Действительно, шикарный город.

– Ты понимаешь, Ольмер, Пётр слишком увлёкся Европой и сильно притушил яркую исконную русскую культуру! Чуть её вообще не разрушил!

– Да что ты!

– После Петра у нас был знаменитый историк Николай Карамзин, так вот в записках «О прошлом, настоящем и будущем России» он назвал реформы Петра Первого «блестящей ошибкой»! Это был доклад Карамзина императору Александру Первому…

– Ну надо же! – воскликнул Ольмер. – Я такого даже не слышал! Хотя моими предками считаются обрусевшие шведы.

– Чувствую, вас хорошо вразумили под Полтавой! – зло добавил Вася.

Ольмер неожиданно рассмеялся.

– Ты прав, Василий плюс, именно вразумили. И я это по-настоящему почувствовал именно сейчас, разговаривая с вами и слушая сводки с ваших фронтов, где вы сегодня воюете с новыми фашистами, в том числе и с нашими! А эти глупые нелепые европейские и американские санкции, наложенные на Россию! Они же фактически их наложили на самих себя!..

– Браво, Ольмер, зришь в корень! Точно, как твой родственник Островский! – воскликнула Ольга.

– А что, кстати, он сделал? Как исправил ошибку вашего императора?

– В своих пьесах он возродил почти разрушенную Петром исконную русскую культуру! Язык и русский быт! Кстати, поэтому на его пьесах в театрах всегда аншлаг! Так что, дорогой барон, тебе есть чем гордиться в России! Тебе лично!

Ольмер подскочил к Ольге и обнял девушку.

– Оля, милая, ты меня возрождаешь к жизни!

И они поцеловались, как близкие люди.

Вася аж задохнулся:

– По-моему, нам пора возвращаться! Что-то мне Финляндия не очень…

Ольмер, обнимая Олю, сквозь смех вдруг сказал:

– Мне тоже!

А Таня многозначительно продолжила:

– Ну так приезжай к нам! И Урхо захвати!

– Обязательно! – весело воскликнул барон… Тем более что он по образованию историк. Правда, финский, он учился в университете Хельсинки. Но я не уверен, что он знает об ошибке Петра Первого, а тем более – об исправлении её моим родственником Александром Островским.

Ольга внесла научную ноту в этот разговор:

– Ничего. Приедет в Кинешму и узнает!.. У нас ведь Таня – тоже историк. Будет на днях защищать диссертацию по Финно-Угорской, а точнее – мерянской культуре.

У Ольмера зазвонил телефон.

– Урхо, ты очень кстати позвонил! Мы плывём на моём служебном судне. Уже возвращаемся. Между прочим, о тебе речь как об историке. Ты знаешь, что такое мерянская культура?.. Не знаешь! Ну так тебе Таня объяснит, она тоже историк… Хочешь нас встретить? Отлично! Подходи к причалу через 27 минут. Пообедаем вместе.

Ольмер спрятал телефон.

– Вы поняли, господа, к нам через 27 минут присоединится Урхо. Пойдём обедать. Здесь есть неплохое местечко на воде.

Таня в волнении поправила свои тёмные волосы. Они с Ольгой представляли собой контрастную картину: Таня – брюнетка, а Оля – блондинка. Обе – природные. И обе – русские милашки! Так подумал барон.

– Я Урхо всё объясню, – вполголоса сказала Таня, – как историк историку. Тем более что у нас одна культурная группа. Финно-Угорская!

– Браво, Таня, – воскликнул барон, – ты настоящий учёный!..

Таня смущённо, как-то не по-учёному улыбнулась…

Через сорок минут Ольмер, Урхо, Таня и Ольга сидели в ресторане на палубе корабля, стилизованного под старинный барк.

Вася не пожелал обедать в компании, мотивируя тем, что обнаружил на карте Вантаа Международный деловой центр с представительствами разных фирм нескольких стран. Причём недалеко от того места, где они находились. Он сказал:

– Прошу меня извинить, Я вас покину. Хочу, не теряя времени, посетить Деловой центр.

Урхо подсказал:

– Он тут недалеко, Василий. Чувствуется, к нам приехал настоящий бизнесмен! Если в дальнейшем понадобится организационная помощь, обращайтесь прямо ко мне. Вот мои телефоны и почта.

И Урхо протянул Васе свою визитную карточку.

– Большое спасибо, Урхо! Барон, я приду прямо в дом, если не возражаешь. Подкреплюсь там же, в Деловом центре.

– Хорошо, Василий. Мы будем дома часа через три. Не заблудись! Дом я отметил на твоей карте.

– Да-да, мы уже шли по твоему ориентиру, не волнуйся. Счастливо и приятного аппетита!..

Первый, кто обрадовался отсутствию за обедом Василия, это – Ольмер. Он чувствовал, что тот неравнодушен к Ольге, и барон его раздражает. Второй была сама Ольга. Года два назад у нее с Васей был роман, даже с близостью, чему Оля была потом совсем не рада, ибо Василий вёл себя нетонко, нахраписто, как бывший спецназовец. В спецназе он служил в армии, очень этим гордился и бравировал. Его супербоевые заслуги сыграли для его характера, как думала Ольга, вредную службу. Не помогало даже его стихотворство, кстати, неплохое. Например, из посвященного ей:

У майских гроз пронзительные крики.Одним ударом гром сломает грусть.На яблоню с дыханьем ЭвридикиМальчишкою влюблённым засмотрюсь…

Оля даже любила его повторять вслух.

Однако дальше дело не пошло, вскоре она почувствовала равнодушие к автору на его беду. Он даже на коленях стоял. Сейчас его отношение к Ольге было менее пылким, но остались нежность и готовность воспылать вновь.

Они вчетвером сидели за столиком в обстановке палубы старинного парусного корабля. Теперь барон чувствовал, что Урхо смущён, и дело тут в Тане. Урхо был женат, но у них как-то не ладилось. Детей не было, и за два с лишним года контакт у них с женой постепенно исчез, и они разошлись. Урхо в свои тридцать лет весь ушел в чиновную круговерть. И сейчас, глядя на очень симпатичную брюнетку, которая поглядывала на него с явным интересом, он испытывал давно забытое чувство влечения к женщине.

Таня вдруг сказала полушепотом:

– Мы с вами, Урхо, оказывается, коллеги…

Сразу возник Ольмер:

– Господа! Так не годится! Мы за одним столом и только половина – на «ты»!.. Может быть – брудершафт?

Урхо и Таня одновременно воскликнули: «Не возражаю!» И все рассмеялись.

– Наливаю! – сказал Ольмер и налил всем вина. Мужчины взяли свои бокалы, встали и подошли к девушкам. Они тоже встали с бокалами. Пригубив вино, все поцеловались. Нежные улыбки говорили об удовольствии. Когда вернулись за стол, всеми почему-то овладело смущение. Его нарушила Таня:

– Урхо, ты как историк, конечно, знаешь, что мы относимся к одной культурной группе – финно-угорской? Тем более что у нас с Олей, как кинешемок, мерянское происхождение.

Урхо проявил некоторую осведомленность:

– Насчет финно-угорской группы языков, это мы немного проходили в Университете Хельсинки. А что такое «мерянское»?

– Какой у тебя приятный акцент! – почти прошептала Таня. – Меря – это дославянская народность. Она, эта народность, растворилась в славянах, подчёркиваю – абсолютно мирным путём. И далее жила у них в генах. У мерян был даже свой язык, «Кинешма» на нём – «Глубокая вода». И всё это вместе с вами – финно-угорская группа!

– Вот почему мне так легко с тобой разговаривать, Таня! Мы с тобой одной национальной группы.

– А можно поесть? – весело спросил барон. – Надеюсь, это не противоречит финно-угорской культуре?

– Нисколько! – в тон ему воскликнула Ольга. Все рассмеялись и принялись за еду…

Наступил вечер.

На «старинную палубу» пришли пианист, скрипач и саксофонист. Они заиграли «Серенаду» Шуберта.

Барон предложил:

– А не потанцевать ли нам, господа?

Урхо ответил:

– Вижу, ты вылечился! Как вы, девушки?

Девушки ответили дружно:

– Мы с удовольствием!

Молодые люди встали и парами отошли на центр палубы…

Урхо был высокий блондин, а Ольмер – шатен выше среднего роста. Таким образом, составились две идеальные пары, как по заказу. Музыканты улыбнулись дружно и разыгрались вовсю. Особенно разошёлся саксофон, как и полагается для такой мелодии. Девушки от выпитого вина и волшебной музыки разомлели в мужских руках. Обе давным-давно не испытывали такого. Скорее даже – никогда! Впрочем, мужчины тоже. Урхо прошептал на ухо Тане:

– Ты сказочная!..

На что девушка возразила:

– Абсолютно реальная!

И улыбнулась Урхо своими вишнёвыми глазами. И добавила:

– Ты, кажется, тоже!.. Коллега!..

Урхо осторожно погладил Таню по теплому-теплому плечу. Она ещё больше приблизилась к нему, почти прижалась. Прошептала под музыку: