Смерть идёт на запах

Глава 6

Сидим на кухне. У меня в руках остывает чашка ароматного кофе. Антон из своей потягивает. А я – ну точно статуя, застыл и смотрю в одну точку.

– Ты кофе-то пей, пей, дорогуша, – сказал Антон.

Он протянул ладонь и слегка подтолкнул мою чашку под донышко вверх.

– А? Что? – встрепенулся я.

Хорошо помню то состояние. Вроде бы всё сознаю, понимаю, что вокруг – реальность. Но…

– Не хочется верить, что мы не в фильме ужасов, – сказал я Антону.

Тот печально улыбнулся, сделал маленький глоток и ответил:

– Не в фильме – точно. Может быть, в книге. И то – бездарной. А ты бы такую мог написать?

– Какую? Бездарную? – спросил я.

Вероника с Антоном частенько критикуют мои опусы, что в прозе, что в стихах. Ну, Вероника – критиковала. Ага, как-то так правильнее. Боже ж мой…

– Чего сразу «бездарную»? – проговорил Антон. – Страшную! Или даже так: ужасную.

– Ужасную? – переспросил я. – Такую точно смог бы. Вернике опять бы не понравилась.

При этих словах на глазах навернулись слёзы. Я поставил чашку и закрыл лицо руками. А потом протянул, почти простонал:

– Ой, божечки…

Антон потрепал меня по макушке и проговорил:

– Сочувствую. Крепись. Надо о будущем подумать. Но пока – настоящее. Или даже недавнее прошлое. Ты совсем ничего не знал?

Я отнял руки от лица, взглянул на него и пожал плечами.

– А что я должен был знать? Постоянно дома, созвоны и редкие встречи с Вероникой. Телека в наши дни ни у кого нет. Одни только родители Вероники – прямо динозавры! Купили ей квартиру – и обязательный экран перед диваном. Кому это надо? Она его толком и не включала.

– А сеть? – спросил Антон.

– Что – сеть? – удивился я. – Ещё до войны ж её почистили. Мусора нет, лишних развлечений нет. Всё подаётся в рамках. Да и мои интересы… Чего мне мир? Зачем знать дела Империи? Сепаратисты в Лондоне? Пляски дикарей за океаном? Пусть радуются, что им, «коренным», после Великого Разгрома вернули их же землю. Радуются – и пекутся о восстановлении традиций.

– А Юг, Союзники? Неужели не знаешь, как с месяц назад в Сомали первые вспышки зафиксировали? Ещё говорили: «Вирус поражает высшую нервную, но обходит центры обоняния в мозге». И потом – Иран, перекрывающий доступ в Мекку, выступления генерал-губернатора в Нью-Дели с разъяснениями правил карантина. Опять-таки, беспорядки на Старом Востоке, заявления Островитян о разрыве контактов с Империей. Неужто всё мимо?

Я помотал головой и сказал:

– Это же всё в компетенции врачей. Я и не обратил внимание. Да и что я в том смыслю, в неполные двадцать… Хотя поэтесса из Нижнего чего-то такое на форуме бросала, типа, Москва на грани карантина. Предупреждение генерала-губернатора и так далее.

– Эх, молодёжь! – протянул Антон. – «Рамки», «компетенции». Нас вот, когда-то, никакие рамки не сдерживали. Даже приказ маски носить – во время ковида. А наши активисты… Да что говорить. Однако, справедливости ради, тогда всё иначе было. Нас пугали эпидемиями, чтобы в те самые рамки вогнать, где вы сейчас. Ну, вогнали, а потом, когда война – выгнали. И в другие, правильные. А результат – один! Как пришла реальная беда – никто не готов оказался. Даже вывод из Сна Императора не помог, судя по всему.

Я не выдержал и воскликнул:

– Да что это за беда такая, что даже Воззвание к Императору не сработало? Уж Он-то всё может!

– Разделяю твою веру в Него, – ответил Антон. – Но при заболеваемости, близкой к ста процентам и такой же смертности – через три-четыре дня от первых симптомов… Поздно! Все поздно…

Я встрепенулся:

– Близкой? Но не стопроцентной? Вот я и вы – мы же не заболели. А Вероника… Почему?

Настало время Антону пожимать плечами. Он сказал:

– Слышал, люди с творческим потенциалом не подвержены. Причём, это вроде как генетическое. Остальные… ты видел. Правда, есть и выжившие среди заболевших. Про них такие дикие вещи говорят… Просто наш маленький город в стороне от мегаполисов пока ещё. Хотя люди, как ты заметил, убегают из домов, и, увы, в домах же умирают. И, кстати, о генетике. Что с твоим родными? Ты говорил недавно, матушка ждёт прибавления в семействе. Что с ней и с отцом?

Я побелел от страха при одной мысли о родителях. И тут же покраснел от стыда, что всё это время даже не думал о них.

– Не знаю, – сказал я. – Сегодня должны бы вернуться из Томска. Там тоже ещё недавно было тихо. Сейчас попробую связаться. Если телефоны ещё работают.

Я потянулся в карман за смартфоном.

Глава 7

Связь держалась дольше других систем. В конце концов, более полувека доведения до ума цифровых технологий, с промежуточными откатами назад и прыжками вперёд. Было время всё отладить!

Даже неолуддиты, которыми меня всё детство пугали и которые… Ну, вы помните: «гениальная» идея о чипировании. Потом война с прогрессом не моторов и движимых ими устройств, а систем управления и – сюрприз! – всё той же связи. «Большой брат следит за тобой!» Ага, нужны вы кому-то.

Да, да. Цифровой концлагерь – ужас ужасный первых этапов. А потом… «Нас заменит ИИ! Бойтесь потерять работу!». В таких условиях надёжность посчитали важнее скорости и многозадачности. В итоге, как отец отзывался после, инфосеть Империи стала простой, как валенок, и тихоходной, как улитка. Но собиралась пережить своих создателей.

Туда же стремилась сотовая телефония. Никаких семь, восемь и прочих «джи»! Главное с гарантией донести сигнал до принимающей стороны даже на Луне или Марсе. Последнее, безусловно шутка. Освоение планет, кхм, немного застопорилось. Теперь даже и не скажу, насколько «немного». Но принцип ясен.

Тогда, на кухне в квартире Антона, я отодвинул остывший кофе и взялся за смартфон. Поэтическая натура подбивает сказать «разогретый», раз кофе остыл. Но как-то глупо так говорить, даже учитывая, что моя память общается сама с собой. Чего аппарату греться в кармане? От трения о брюки? Но играться с оксюморонами красиво.

Смартфон почувствовал тепло моей руки, определил владельца по ДНК в потожировом следе и приветливо распахнул тридешную интерфейсину меню. Говорю же, регресс технологий, плата за надёжность.

Я взглядом запустил нужное приложение. Пошёл вызов. Никаких трёхмерных видео! Всё по классике – звуком. Не до голограмм сейчас в моей руке. В принципе бы ответили – уже хорошо.

Помню, несколько секунд нервничал, психовал. Родители, по идее, к тому времени уже должны бы миновать Болотное. Хвала небесам, там везде стояли старые надёжные вышки шестого поколения.

Отец рассказывал, неолуддиты в Империи вообще не особо развернулись, больше на западных окраинах, на так называемом «Старом Западе». Чего с них взять? В двадцатые перестали что-то экономически значить, но отсвечивали в сфере культуры.

С учётом же войны и окончательного передала мира и это ушло в прошлое. Вот и взялись за старое – крушить символы прогресса, как за двести лет до того англичане. Как ещё заявлять о себе?

Сытая имперская глубинка взирала на окраинные манифестации с удивлением. Но политика «надёжность в обмен на прогресс» докатилась и до центральных губерний. Хорошо, что претворяли в жизнь идеалы без фанатизма. Как знать, осталась бы иначе возможность поддерживать связь в разгар эпидемии или нет. Потом-то нечем и не с кем стало общаться, ретрансляторы и обесточили.

Через несколько мгновений томительного ожидания спокойный баритон отца ворвался на кухню Антона.

– Привет, привет, – поговорил Павел Аркадьевич, мой незабвенный родитель. – Рад твоему звонку. В Томске такой бардак, надо сказать… Еле-еле выбрались, хорошо хоть сетевое такси пылит по дорогам, как прежде.

– Как вокруг дела? – уточнил я.

– Говорю же бардак. Ты меня не слушаешь?

Голос отца и на миг не потерял ровное звучание. Мой на этом фоне слышался не хуже воплей какой-нибудь истерички. Я пояснил высказанную мысль:

– Такси, как там в такси. Вы же не одни едете?

– С нами дядя Саша, композитор, и тётя Нина, писательница. Хе-хе, можно сказать, твоя коллега. В Болотном ещё чета Игнатовых хотела присоединиться, они из Кемерово на Томской машине ехали. Но чего-то нет их, наших ультраконсервативных педагогов. Не случалось ли чего?

Я облегчённо вздохнул и сказал:

– Хорошо, у вас всё в порядке.

– А что с нами случится? Да, в Томске немного напряжённо последние пару дней. Друзья наши, провожая, жаловались на лёгкое недомогание. Но такси автоматизировано, пункты отдыха и питания вдоль трассы тоже. Что с нами станется?

Спокойные слова отца, особенно в части состояния друзей семьи, крайней меня обеспокоили. Я мягко уточнил:

– Говоришь, Алтуфьевы приболели? А ты с Игорем Дмитриевичем в дороге созванивался?

– Нет, к чему? Уж не думаешь ли ты…– проговорил отец. – Игорь Дмитриевич до нашего приезда только-только вернулся с Юга. Неужто?

– Не знаю, отец, я ничего не знаю, – сказал я. – Но здесь у нас полный коллапс.

– Ладно, не драматизируй, – заметил отец. – Жди дома, там всё обсудим. Мы от остановки отъезжаем, скоро у вас будем. Эй, чего нос суёте? Не видите, машина отходит? Я вам говорю! Осторожнее! Назад! Ну что ты будешь делать.

Отец на миг замолчал, а потом опять обратился ко мне:

– Представляешь, какая нелепица: мужчина с закрытыми глазами и здоровенным носом. Пытался проникнуть к нам в такси. Но едва выскочил из-под колёс и… Представляешь? Бежит за нами. Василиса же не послушается, не остановится. Верно?

Последний вопрос адресовался интеллектуальной ассистентке автоматизированной системы управления линией такси. Я услышал женский голос:

– К сожалению, подбирать в пути незарегистрированных пассажиров запрещено правилами. Информация о попытке несанкционированного доступа в кабину отправлена органам правопорядка.

– Нет, ты слышал? – спросил отец у меня. – Сумасшедший дом, а не дорога!

Я хорошо помню, как слушал отца, а самого всё более и более пронизывала тревога. Мне тогда очень не понравился этот носатый «безбилетник», которого я даже не видел своими глазами. Ничего, скоро таких все мы предостаточно насмотрелись. И увиденное понравилось ещё меньше.

Глава 8

Разговор с отцом… Первый звоночек грядущего… О, как пафосно и банально всегда звучит – и тогда, в самом начале звучало. Но куда деться? Я посмотрел на Антона и сказал:

– Жуть, апокалипсис какой-то!

Антон глотнул из чашки, судя по всему, на автомате. Отнял её ото рта, нахмурился, заглянул внутрь. Затем повернулся к кофемашине – налить ещё. И вот только после всего проделанного он мне ответил:

– Ты молод и не в курсе. «Апокалипсис» – это не конец света, это книжка такая древнего автора. Самое забавное, что книжка даже не о конце света, а о втором пришествии Христа.

Я выслушал его занудную речь. Посмотрел, словно оценивая, издевается или всерьёз говорит. Не понял, кстати сказать. Выражение лица Антона… ну, как-то ни о чём. «Ладно, – думаю, – книжка так книжка». А вслух спросил:

– Чего же тогда в фильмах про апокалипсис говорили, когда показывали зомби или катастрофы какие-нибудь?

Антон усмехнулся и ответил:

– Это тоже со старой книжкой связано. Прежде прихода Христа конец света же объявлен. Четыре ангела, дай Бог памяти… Голод, мор и ещё два какие-то. Плюс, зверь из бездны, Антихрист и всё такое. Кофе ещё будешь?

Я машинально кивнул и протянул чашку. Шипение кофемашины, пара-тройка секунд излияний кипятка вперемешку с паром – и чашка заполнена. Кстати сказать, как же не хватает тех мелочей сейчас, когда вспоминаю всё это, выходя из убежища!

Теперь, когда выживаем по подвалам, не до кофемашин. Нам вообще не до чего из старой жизни. Ловим крыс, кто умеет, и кому не претит – готовят их. Остальные помогают справиться с расплодившимися грызунами и за это…

Я вон постоянно подряжаюсь Костяну помочь. Он «лавку»… ну, как лавку, перетащил из разгромленного супермаркета тушёнки-сгущёнки и башляет… Но да, нечто вроде лавки Костян содержит. Крысы атакуют, жрать-то всем хочется. Я с переменным успехом их гоняю, хвостами отчитываюсь – отрезанными. Сами-то крысы Костяну ни к чему.

Проехали! А тогда, у Антона на кухне, ещё ничего не зная наперёд, мы могли вести культурные беседы. Об Апокалипсисе, точнее так: об «Апокалипсисе», в кавычках, то есть. Не, не читал, ни тогда, ни потом. Но, может…

– Уточни, – прошу я, – чья книжка-то?

Антон подал мне чашку, сел обратно за стол, сделал глоток кофе и ответил:

– Некто Иоанн, его видение записали и назвали… ты уже в курсе, как. Это из христианства.

– Православного? – ревниво спросил я.

Просто в Империи… Ну, кто знает, тот знает. Ещё вот, правда, ислам и индуизм… Но это совсем другое дело! Антон же в ответ на мой вопрос заметил:

– Как посмотреть. Если в смысле «русская православная церковь», то не совсем. Если про «святую апостольскую»… Ты, кстати сказать, в курсе, что в её название слово «католическая», точнее «кафолическая» присутствовало?

– Как это? – спросил я.

– Эх, молодёжь… – привычно протянул Антон. – Это ж потом слово «католическая» для Западной церкви приспособили. А так-то кафолическая, значит, вселенская. Ну, Восток, тот, который напротив Рима, а не наш, Дальний. Так вот, Восток, чтоб не путались, стал «ортодоксальным», а Запад – «католическим».

– Ладно, понял, – сказал я. – В школе иначе объясняли, да не суть. Ты на другой вопрос лучше ответь. Мир не только христианство знает, а про апокалипсис как конец света все толковали. Как так?

Антон пожал плечами и проговорил:

– Сила традиции! И ещё – Европа, когда основывала колонии по миру, в Африке, Азии, Америке… Короче, европейцы за собой и свои понятия тащили. Но так-то про конец света говорили ещё и до, и во время распространения христианства. Скандинавы, скажем, это Рагнарёк назвали. Зима вечная, волк Фенрир освободится, боги погибнут и всё такое.

Он говорил, как будто ворковал, постепенно делая голос всё тише и тише. Я едва успевал следить за его мыслью. Она почему-то ускользала, текла, словно ручеёк по мелким камням. Я видел такой в каком-то парке, мы с родителями тогда пошли, чтобы…

Рука с поднятой и поднесённой ко рту чашкой безвольно упала на стол. Чашка со звоном покатилась по столу, свалилась, ударилась, разлетелась на мелкие кусочки, которые рассыпались по полу. А я смотрел, как приближается поверхность стола, превозмогая тяжесть век, неминуемо опускавшихся, опускавшихся, опуск…

Глава 9

…веки с трудом приподнял. В глазах какая-то муть. Смотреть трудно. Моргнул, ещё раз и ещё. Стало чуть лучше, но ненамного. Вокруг полумрак, так что особо не насмотришься.

В голове лёгкий туман. Мысли тяжело цепляются одна за другую, пытаются образовать общую картину случившегося раньше, происходящего сейчас, будущего дальше.

В голове мелькало… Ну как мелькало, скорее показывалось и исчезало, словно кукольник из-за угла высовывал куклы, надетые на палец. Куклы – на палец, надетые. С пальцем, вставленным в…

«Кухня. Кофе. Чашка. Звон. Стол… Вероника…»

О, Господи! Вероника! Я резко приподнялся с дивана, на котором лежал. Скинул плед, которым меня накрыли. И рывком сел, спустил ноги, обхватил голые колени согнутых ног, коснувшихся пола. Пальцы – замком. Туловище в майке – качается взад, вперёд.

Мысли побежали резвее. «Эпидемия. Беспорядки в крупных городах. Смерти. Связь есть. Автоматические транспортные линии работают. Родители… Что там с родителями? Должны скоро приехать. Договорились встретиться дома».

Скрипнула дверь. Я посмотрел на заглянувшего в комнату Антона. Он сказал:

– Очнулся? Молодец. Вырубился прямо за столом. Ты это, дорогой мой, извини. Я тебя разоблачил малость, когда на диван перетащил. Подумал, что так удобнее будет. Держи.

Антон зашёл в комнату, протянул мне джинсы, рубашку. А где…

– Носки в ботинках оставил, – сказал Антон. – Ищи под кроватью. А телефон – на кухне, на столе.

– Мы или минимум я, что, всё это время в обуви по квартире… – начал было я.

Тем временем нашарил под кроватью обувь, натянул носки и собирался надеть всё остальное. Антон перебил меня:

– Нашёл, о чём переживать. Кругом конец света, не ведаю, перед вторым пришествием или вместо. А ты… Я бы переживать о чистоте, которой навредит уличная обувь, стал бы в последнюю очередь.

– А чего я это, того…

Я задавал вопрос, а сам натягивал джинсы. Антон объяснил:

– Вырубился прямо с чашкой кофе в руках. Вполне понятно после увиденного и пережитого.

Я кивнул, встал с дивана, надел рубашку, заправил в джинсы. Застёжка щёлкнула, фиксируя выбранную мной длину просунутого в неё ремня. Дальше – больше: расправил одежду, наклонился за обувью, натянул и зашнуровал ботинки.

Ну вот. Процедура окончена. Не привык одеваться под чьим-то присмотром, да ладно уж. Бросил на Антона быстрый вопросительный взгляд и поинтересовался:

– А что будем делать с телом…. Вероники?

Антон засуетился, развернулся к выходу из комнаты, сделал в его направлении пару шагов и сказал:

– Что тут сделаешь? В сети пишут – коллапс служб. Худо-бедно работают доставка, и то, где до сих пор кто-то есть на сборке, а ещё – линии автотранспорта. Они автоматизированы. Будут слать и принимать машины, пока не вырубится электричество. Или не словят программный сбой.

– Что, так и оставим её гнить в комнате? – спросил я.

Антон обернулся в дверях, посмотрел на меня и ответил:

– Чего сразу – «гнить»? Потом придумаем что-то. Или ты хочешь, как в старых фильмах: лопаты, носилки – во двор и могилку вырыть? Ты когда-нибудь могилки вообще рыл? Молчу уж, что носилок нет и придётся тащить на руках. Как много трупов ты перетаскал? Я вот ни одного. Война без меня обошлась. Поэтому, извини, извини… Захочешь в могильщика поиграть – сам, всё сам, дорогой.

С этими словами он вышел из комнаты. Я постоял, посмотрел ему вслед. Прав он, чего говорить. Мы же не в фильме ужасов про конец света. Скорее, это конец света решил обойтись без режиссёра, съёмочной группы, оператора… Сам заявился на порог.

Реальность – она такая, не особо спрашивает, логично ей так развиваться или не очень. О романтике же и идеалах рыцарства… Ну, писал, писал я об этом. И, быть может, ещё напишу. А сам…

Я вышел вслед за Антоном. Коридор – кухня, стол – телефон. Взял в руки, посмотрел. Ага, родители звонили! Точнее, мать. Не дозвонилась, понятное дело. Птичкой над аппаратом взлетело трёхмерное изображение пропущенного сообщения.

В воздухе передо мной развернулся маленький пергамент. Зазвучали слова матери:

«Как получишь – немедленно домой! Мы здесь. На станции такое… Убежали от каких-то хулиганов, вызвали местное такси. Машины ещё ходят. Так что спасибо Василисе, довезла. На вопросы что да как не отвечает. Говорит, инфосеть заблокирована центральным властями. Чтобы без паники… Приезжай как можно быстрее. И, родной, будь осторожнее!»

«Постараюсь», – подумал я и прикрыл глаза. Сообщение растворилось в воздухе.

Глава 10

Спасибо родителям, они открыли мне глаза на разыгравшуюся в мире и городе трагедию. И они же предупредили: будь осторожнее. Но кто, когда слушался родителей?

Я взглянул на Антона. Он стоял у окна и смотрел на улицу. Что там? Я подошёл глянуть. Улица пустая. Впрочем, у нас и обычно-то люди толпами не бродят. Разве что студенты вокруг университета.

Возле университета, да, по перекрёстку от Главного здания к общагам и кафешкам люди могли разбредаться в значительном количестве. Справа – налево, слева – направо. И все такие разные: у нас со всего мира народ собирается. Ага, собирался, значит.

Я продолжал смотреть вслед за Антоном во двор. По пустынной улице гулял ветер. Бумажки какие-то гонял. Что? Откуда? Остатки упаковочного материала? Видать, в спешке собирали вещи, потом упаковка рвалась. И вот…

Забытые вещи лежали в пыли, а машин не видать. Все срочно снялись и уехали? Ведь сказано же: без паники! Это я тоже, помнится, от родителей услышал. А те – от Василисы. Народ не послушался. Сейчас, наверное, они собрались где-то на трассе в Большой Город.

Я представил: сначала неслись, спешили, торопились. Потом сбились в кучку. Затор! Из машин выглядывают, некоторые выскакивают. Все нервничают, кричат, толкаются. Кое где драки наметились.

И многие же во всю болеют. Часть прямо в машине… Уже того, готовы… И всё равно, из последних сил спешат, стараются прорваться. Тысячи машин, растянувшихся по дороге. Сигналят, сталкиваются, прорываются…

– Не известно, что там, в Большом Городе? – спросил я.

Антон вздрогнул, оторвался от окна, на меня глянул и проговорил:

– Честно говоря, даже подумать боюсь.

Я не отставал и предложил:

– Может, запросим в инфосети?

Самому-то страшно кинуть пару взглядов в смартфон. Вроде всё бы сразу узнал… Но из чужих уст как-то… не знаю… как через сито, что ли. Без красок, пусть с дополнительными, часто выдуманными подробностями, но обще, отстранённо. И с комментариями.

Антон всё-таки постарше. Вдруг ему не так ситуация представляется. Не так остро, не так в новинку. Он словно схватил ход моих мыслей, усмехнулся и сказал:

– Что, думаешь, если запрошу, то мне как-то по-особенному ответят?

– Ну, не знаю, – ответил я. – Мой аппарат не столь давно ограничения потерял. Отец следил до последнего, чтобы лишнее в сети я не видел. Пожалуй, только в универе и отстал от меня. Благо, ехать далеко не надо, всё тут, под боком.

– Боже, дорогуша, – сказал Антон. – Тебе сколько? Двадцать? Двадцать два? Вероника что-то говорила, да я как всегда – мимо ушей. Она весёлая у тебя… была. Но слушать всё, что она несла…

– Нет, – ответил я, – мне ещё нет двадцати. Но скоро.

Антон всплеснул руками и проговорил:

– О, родной, в двадцать лет, пусть неполные, ты поминаешь о родительском контроле? Вот мы в своё время…

«Сейчас заведёт шарманку! – подумал я. – Вечно эти сравнения! “Вы – такие, а мы были этакие. И вообще: война, страдания, рано повзрослели”» Как будто война, несмотря на её последствия для остального мира, сильно на старших отразилась.

Нет, ясно, что удары с орбиты нанесли много урона. Только ведь – Врагу! Не даром же Старый Запад быстренько счёл за разумное перейти под крыло Империи. Юг-то и так был с нами.

А те, за океаном… Сколько они трепыхались? Совсем ничего! Больше их Союзники в том же полушарии чего-то пытались, старались. Диверсии, теракты… Пекин вон до сих пор что-то вроде радиоактивной пустыни, как и часть Дальнего Востока.

Жалко наших Союзников, конечно. Но предупреждали же их: вступайте под сень – защитим! Не послушались, всегда ведь в одиночку шли. Доктрина такая, понимаете ли. Была.

После войны, говорили, остатки былых Врагов на Западном Побережье ещё чего-то творили, старались. Какие-то планы по реваншу вынашивали. Прахом пошло, судя по всему. У нас, правда, тоже.

Но так-то не надо про «рано повзрослевших» среди старшего поколения, которому «выпало». Выпасть, может, и выпало. Только решилось без них. Подготовились власти, устранили варианты у Врагов. Быстро всё кончилось.

Эх, а сейчас же чего? Или к такому не подготовишься, учитывая ложные тревоги с эпидемиями прошлого? Один только фарс с якобы вернувшимся ковидом чего стоил. Вот, как в старой сказке про мальчика, что о приходе волков обманывал, и пустили настоящего зверя к себе домой.

– Может, всё-таки запросим информацию? – спросил я у Антона. – Вдруг не все ветки сети заблокированы?

Я умоляюще посмотрел на него и тут же добавил:

– А пока суд да дело – в супермаркет сгоняю. Или, скажем, в аптеку. Доставка-то уже может и не работать. Так я по старинке, ногами.

Антон ухмыльнулся и спросил:

– Ага, а запрос на мне, получается. Чтобы сильно не шокировал тебя, да?

Я пожал плечами и смущённо улыбнулся. Не говорить же Антону, что такая моя неустойчивость к инфострессам – из прошлого, ещё более раннего прошлого, чем даже встреча с Вероникой. Я и место в универе, собственно, потерял или не удержал, поскольку…

Глава 11

Неумение или нежелание использовать информацию напрямую преследовало меня с детства. Я банально не мог спросить или сказать о чём-то. Почему? Выбирайте: стеснялся, гордился, зазнался…

Какое-то смешанное чувство просыпалось во мне, стоило встать цели найти и использовать нужную информацию. Я ходил вокруг да около, иногда – буквально. Прямо вот так брал и выписывал бесчисленные круги у компьютера, то ли боясь, то ли не решаясь его запустить.

Хотя, казалось бы, в наше время чего проще? Бросил взгляд – получил отклик. Информация течёт, ты её… А вот тут со мной и происходила странная метаморфоза. В смысле, в момент использования полученной информации.

Нет! Совершенно непонятно, о чём я вдруг вспомнил и пытаюсь витиевато, через кучу образов и сравнений – ладно, не кучу, а лишь парочку – объяснить. Нужен пример, конкретный случай. Тем более что я уже заикнулся о таком.