Сельсовет

Сергей Большаков

Сельсовет

Памяти деда моего – Ивана Васильевича Лобанкова, первого председателя Кривоноговского сельсовета посвящаю.

С. Большаков

Часть I. Глава 1. Хозяйственный дятел

Алексей любил вечером сидеть у окна и наблюдать за тем, что происходит на тихой деревенской улице. За окном, по берегам заплывшего грязью древнего пруда, который во времена его прадеда величали не иначе как озеро, тревожно шелестели листвой разросшиеся за последние годы гладкоствольные осинки – они протягивали свои макушки к небу. Небо сморкалось на землю неприятными сгустками холодного дождя. Наблюдать за происходящим на улице было бы совсем неинтересно, если бы не бог весть откуда прилетевший маленький шустрый дятел. Он враз изменил картину дня. Даже дождь прекратился, а в небе, словно яркая шапочка, снятая с головы птички, неожиданно показалось солнышко.

«И чего тебе не сидится где-то в уютном местечке, которое ещё можно найти в кронах, не полностью сбросивших листву деревьев?» – подумал Алексей о птице. Спустя некоторое время он с сожалением понял, что потерял дятла из вида, огорчённо вздохнул, но через минуту вновь увидел пёструю проворную птичку. Та, словно исполняя его желание, перелетела на осину – самую ближнюю к его дому, всего шагах в пяти-семи от окна. Ловко перебираясь вверх по серому с синеватым отливом стволу, дятел внимательно, словно доктор при обходе больных, осматривал кору, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, прислушиваясь к происходящему под корой. Так уж был устроен слух птахи, что он мог уловить, как жирная неповоротливая гусеница точит живую плоть дерева, выполняя заложенную природой программу своего существования. Птичка тоже выполняла свою жизненную программу – искала пищу, чтобы дожить в полном здравии до времени, когда наступит пора найти партнёра, создать птичью семью, отложить в гнезде яйца, высидеть их и завершить цикл воспитанием птенцов. Такая программа заложена во всём живом – от человека до самой мелкой мошки, пользующейся любой, даже самой короткой минутой тишины и относительного тепла для того, чтобы выполнить предначертанное свыше.

Наблюдая за дятлом, Алексей восхищался: неутомимый пёстрый трудяга заботится не только о том, чтобы добыть пропитание для себя, но при этом излечить дерево и даже заложить основу будущего жилища – дупла. Дело это непростое. Сначала там, откуда птичка извлекла гусеницу, скопятся дождевая вода и снег, которые ослабят твёрдость древесины. Этим непременно воспользуются насекомые, их личинки продолжат точить рыхлую плоть дерева, пока не прилетит новый дятел и не освободит дерево от беспощадных вредителей, увеличив полость дупла. Так будет продолжаться до поры, когда на осинке не появится достаточно вместительное, непродуваемое, сухое, тёплое гнездо, которое обживёт совсем крохотная птаха. Птаха та станет в силу своих возможностей увеличивать жилплощадь, пока её не прогонит с обжитого места более сильная птица. Завершится история тем, что уже достаточно вместительное жилище займёт хищный зверёк, способный защитить свой новый дом от непрошеных гостей. Станет жить зверёк в уютном жилище, взращивая потомство, доводя его до полной самостоятельности, заодно делая дом свой более просторным и уютным.

«Всё у них, как и у нас, у людей», – удивляясь сходству жизненных процессов, размышлял сидевший у окна парень. Так же основательно, подобно дуплу на дереве, обустраивалась и его родная деревня.

Взять хотя бы утративший своё первое назначение пруд. Сначала здесь была дорога, уходящая поворотом от деревни Лентьево с большого Белозёрского тракта на то самое село Божонка, которое известно далеко за пределами не только уезда, но даже всей России, как место битвы на реке Сить, произошедшей 4 марта 1238 года. Неудивительно, что та трагическая для России дата напрямую связана с возникновением его деревни на этом невысоком взгорке, лежащем между руслами реки Сить и её притока – Облужьи. В день битвы участник охвата монголов, идущих в атаку на защитные укрепления русичей, княжеский дружинник Прокоп Заплата вызвался идти с князем Юрием Всеволодовичем через болота, чтобы ударить в спину захватчикам. Задуманную князем хитрость реализовать не удалось – путь дружинникам преградила неожиданно появившаяся протока с непокрытою льдом водой. Был Заплата среди тех, кто, следуя за Юрием Всеволодовичем, выскочил на испуганном звуками шаманского бубна коне в самую гущу монгольского войска. Удача отвернулась тогда от православных, русичи были в большинстве своём уничтожены.

Часть I. Глава 2. Прокоп Заплата

Прокоп Заплата остался жив, но при падении с коня повредил ногу. Повредил, однако избежал плена, за что был благодарен судьбе. Благодарил он судьбу и за то, что смог не только отползти на приличное расстояние от места битвы, но даже найти легко раненого коня, на котором смог уйти ещё дальше от Божонки. Ехал он вверх по реке, придерживаясь натоптанного конями следа. Следы чьих коней указывали ему путь, он не знал. Надеялся только на удачу, которая, как ни странно, после битвы сопутствовала ему. Заплата понимал, что далеко от Божонки ему не уйти: любой отряд монголов, даже одинокий вражеский всадник, настигнут его, пленят или предадут смерти. Двигался он, увечный, навстречу неизвестности. Сам калека, и конь такой же. С каждым шагом конь двигался всё медленнее, дышал всё тяжелее. Печальные думы одолевали всадника. Он прочитал все молитвы, которые смог вспомнить, и поклялся, что место, где он поймёт, что окончательно спасся, станет местом дальнейшего его проживания. Видел он всполохи пожара в ночном небе над Божонкой, даже, казалось, слышал победные крики монгольских воинов.

Пройдя ещё несколько шагов, конь под ним захрипел и, словно извиняясь, что не мог окончательно спасти всадника, тоскливо заржал и повалился на холодный снег. Если бы мог, Прокоп непременно помог своему другу по несчастью, но, понимая свою беспомощность и обречённость коня, опустился на колени, прикрыл глаза ладонями, заплакал. Догадавшись, что конь умер, Заплата попробовал подняться на ноги. Превозмогая боль, он сделал несколько неуверенных шагов в сторону кустов, где сумел выломать две рогатых палки, опираясь на которые он смог, пусть очень медленно, но двигаться дальше вдоль русла Сити. «Если на небе есть Бог, услышь мою молитву, помоги мне», – вновь и вновь повторял он про себя. При этом ему казалось, что он не одинок, и становилось легче.

Постепенно он притерпелся к боли, понял, как следует ступать и опираться на сломанные палки, чтобы боль не заслоняла сознание тяжёлым туманом. Так он прошёл ещё немного, прежде чем позволил себе остановиться, присесть на гибкие прутья кустарника, обильно росшего вдоль реки. Ему казалось, что он очень хорошо устроился, тонкие, но прочные ветви, на которых он сидел, заботливо качались в такт его размышлениям, отчего Заплата стал погружаться в сладкую дремоту. Сколько времени пребывал в таком состоянии, он не знал, очнулся от громкого хруста снега под чьими-то шагами. Это был человек, который торопливо шёл в направлении Прокопа и, казалось, что-то говорил на ходу. Заплата не слышал, что именно, да и ему было все равно, что происходит вокруг. Он смирился с судьбой и не готов был каким-то образом постоять за себя, да и защититься было нечем, кроме двух палок в руках, которые были неплохой опорой при ходьбе, но при этом бесполезны при защите от вооружённого противника.

Ему снова повезло. Незнакомец оказался не монголом, а последователем некоего Болотея, считавшегося хозяином всего вокруг, начиная от леса, реки, трясин – до гатей, проложенных через топкие бескрайние болота, без которых эти места вовсе были бы полностью изолированы от окружающего мира.

– Я – Забота, – представился незнакомец. – Вижу, без меня тебе не обойтись. Где требуется помощь, там и я, отчего и просыпаюсь – Забота!

– От помощи отказываться глупо. Конь мой околел, сам я смог только лишь вот эти палки выломать, чтобы идти, опираясь на них, но далеко я так не уйду.

– Ни к чему далеко!

– Как это ни к чему? А монголы?

– Они заняты своими делами, грабежами да расправами над пленными. Теперь, пока не сожгут все постройки, не расправятся над пленными, не набьют походные сумы свои чужим добром, не успокоятся. Потом, возможно, и станут рыскать по округе, но пока им не до того!

– Ты, я вижу, из ратников княжеских. Верно? – Забота поднял глаза на Прокопа, ожидая ответа. Тот утвердительно кивнул головой. Забота продолжил:

– Недалеко от места, где пал твой конь, я приметил обронённую кем-то саблю. Мне она без надобности, я не воин. Теперь, встретив тебя, жалею, что не прихватил её. Но это можно исправить! Подождёшь? Я быстро обернусь, заодно и мяса добуду. Твой конь сослужит нам последнюю службу даже после смерти. Пока же я постараюсь обустроить тебе некое укрытие с лежанкой, чтобы ты спокойно дожидался моего возвращения.

Новый знакомец, получив молчаливое согласие от Заплаты, скрылся в прибрежных зарослях, оставив недавнего дружинника на лежанке в спешно сооружённом шалаше. «Зря, наверное, согласился я ждать. А если он не вернётся? Придётся идти дальше самому. Но как и куда?».

Забота не обманул, спустя пару часов он вернулся. Как обещал, принёс крепкую саблю с острым клинком в богатых ножнах. Прокоп был очень доволен полученным подарком. Никогда ранее ему не доводилось иметь такого качественного оружия. Теперь он сможет при необходимости оказать сопротивление. Вот бы ещё поправить здоровье, вылечить ногу!

Здесь снова пришёл на помощь новый знакомый, который, оказалось, владел лекарским искусством. Не мешкая, он развёл огонь, соорудил импровизированные сиденья возле ласкового костра, на котором готовились большие куски тёмного конского мяса. После трапезы Забота осмотрел ногу воина. Осмотр успокоил обоих. Перелома, по словам лекаря, удалось избежать, хотя были повреждены сухожилия и при ударе о землю получен сильный ушиб бедра. Тут же Забота приготовил какой-то отвар, затем, выломав две ровные палки, наложил на ногу крепкую шину, используя широкие полосы порванной одежды, которую он добыл где-то во время своей отлучки. «Значит, помнил о раненом этот интересный небольшой, шустрый мужичок», – с благодарностью думал Заплата, стараясь продолжить знакомство. После ужина и оказанной помощи самочувствие и настроение Прокопа заметно улучшились. Наслаждаясь теплом, исходящим от костра и успокаиваясь от треска горящих дров, дружинник решил, что пришла пора познакомиться с Заботой ближе:

– Я крайне признателен тебе, мил человек, за помощь и участие. Господь непременно отблагодарит тебя!

Говоря это, он увидел недовольное выражение на лице лекаря, как называл он про себя неожиданного помощника. Тот после длинной паузы со вздохом сообщил:

– Мне нет нужды в благодарности вашего бога, а мой меня за помощь тебе вряд ли поблагодарит. Да и не ради благодарности я тебе помогаю. Каким бы мы богам не служили, мы от одного корня происходим, одного рода-племени, оба – русичи! Потому обязаны друг другу помогать, поддерживать! Раз свела нас судьба, буду тебя держаться, покуда не надоем. А коли надоем, ты только намекни, и я исчезну, словно не было.

«Как у него всё просто», – решил дружинник, качнув согласно головой. Переночевав возле костра, знакомцы встретили рассвет уже в дороге. Лекарь старательно помогал Заплате. После утренних процедур и выпитого отвара Прокоп вполне сносно мог передвигаться.

К полудню путники вышли на невысокий холм. Пройдя по нему до середины, решили остановиться, передохнуть. Съев по куску хорошо прожаренной конины, запили холодной речной водой, набранной лекарем про запас в большую глиняную ёмкость. Опять разговорились. Прокоп сообщил, что дал обет: навсегда останется жить там, где ощутит себя в полной безопасности, обретёт спокойствие. Теперь, как ему кажется, он нашёл такое место. Теперь он понимает, что никуда не нужно бежать в поисках чего-то лучшего. Рядом с ним находится заботливый товарищ, лекарь и спокойный человек, а данное слово нужно держать. Потому он решил, что останется здесь. Если попутчик имеет необходимость продолжить путь, он удерживать не станет. Если же лекарь решит остаться, то Заплата будет рад этому и готов разделить будущее не с попутчиком, а уже с другом, с напарником.

Так на месте будущей деревни оказались два первых её жителя. К лету дружинник основательно оклемался, хотя продолжал заметно хромать. Его травмированная нога высохла, сделалась заметно короче и немного кривилась в бедре. Но этот недостаток почти не мешал ему управляться с многочисленными делами, первым из которых была постройка дома. Когда стало ясно, что им вдвоём дом не построить, лекарь сказал, что ему необходимо отлучиться на недолгое время для решения важного вопроса. Прокоп без особого энтузиазма отнёсся к сообщению, но перечить не стал. За время, проведённое рядом с Заботой, он всё больше доверял напарнику, перестал искать в его поступках «второе дно».

Не разочаровал лекарь своего товарища и в этот раз. По возвращении он сообщил, что договорился с помощниками, которые прибудут через несколько дней и займутся строительством их будущего жилища. Так и вышло. Не далее чем через седьмицу1*, пожаловали гости – четыре дюжих молодых мужика. Были они не очень разговорчивы, зато бойкими в работе. Без раскачки приступили к делу. Чуть выше по реке нашли хороший еловый островок. Тут же начали валить лес. Затем, пользуясь течением реки, стали спускать брёвна вниз. Напротив облюбованного взгорка вытаскивали брёвна на берег, чтобы не мешкая, по накатам поднимать их к месту будущего строительства. Дело у работников спорилось, ошкуренные брёвна уложили так, чтобы они хорошо продувались, быстрее просыхали. Строители говорили, что могли бы рубить будущий дом и из не полностью просушенного леса, но не станут так поступать, потому что привыкли выполнять работу качественно: «Дом надо строить на века! Чтобы он был надёжным гнездом на три-четыре, а то и пять поколений минимум».

Иногда строители куда-то отлучались, но Прокоп, видя спокойствие лекаря, если и волновался по этому поводу, то совсем немного. Мастера непременно возвращались и продолжали дело, словно не было никакого перерыва. Единственный раз Заплата испытал тревогу, когда плотники принесли скобы и гвозди. Осмотрев их, Прокоп недовольно щёлкнул языком. Не понравилось ему, что железо, из которого были изготовлены скобы и гвозди, было рыхлым. Угадывалось, что изготовлены они из болотного железа, не отличавшегося высоким качеством. Как бы то ни было, другое железо в этих местах сложно было раздобыть, тем более – добыть быстро. Приходилось обходиться тем, что есть. И за этим ребятам пришлось побегать по болотам. Размышляя так, Прокоп понял, что его напарник наверняка воспользовался своими связями с миром загадочного Болотея. Нательных крестиков плотники не носили. Это бывший княжеский дружинник подметил ещё в первые дни, любуясь слаженной работой строителей, которые для удобства сняли рубахи и восхитили наблюдателя крепостью своих привыкших к тяжёлой работе тел. Мышцы строителей послушно напрягались, красиво перекатываясь под загорелой кожей. Со временем удалось выяснить, что его догадка была правильной – плотники были приверженцами Болотея, равнодушными к вере в Спасителя. При этом они хранили молчание, видя крестик на теле Заплаты, либо слушая звон колокола, изредка долетавший до них из дальнего далека. Прокоп помнил слова лекаря о том, что вера не может являться поводом для раздора между русскими людьми. И он твёрдо придерживался этого не лишённого мудрости мнения. На первом месте – кровь, вера вторична. Так понимал Заплата понравившиеся ему слова своего лекаря.

Прокоп обратил внимание, что его напарник всё чаще называет его не по имени, а по прозванию. В один из вечеров Забота поинтересовался, когда и почему его прозвали Заплатой?

– Это не меня так прозвали. Прозвание я унаследовал от отца, а тот – от деда. Дед же получил его за то, что после смерти супруги, через отведённый для скорби срок, стал сожительствовать с рано овдовевшей соседкой. Односельчане смеялись: «Поставил мужик заплатку на прореху, закрыл свободное место. Жизнь не терпит пустоты!». Так что я здесь совсем ни при чём, – заключил хромой напарник. – Мне не очень нравится это прозвание, потому я решил, что иначе мой род будет подчёркивать свою особенность. Начиная с меня мой род станет чередовать имена наследников, называя мальчиков либо Прокоп, либо Алексей. Даст Бог женюсь, и если родится сын, назову его Алексеем.

– Кстати, – поддержал беседу Забота, – я давно собирался с тобой об этом поговорить. Дом будет готов к следующей осени, а в новый дом следует ввести заботливую хозяйку. С этим не стоит спешить, но и откладывать ни к чему. Время сейчас сложное, оно требует решительности во всём, в том числе и в продолжении рода.

Часть I. Глава 3. Молодая хозяйка для нового дома

Заплата целиком и полностью был поглощён строительством своего жилища, а также обсуждал со строителями возможное возведение других домов нового поселения, что в итоге должно превратить пока ещё одиночную застройку в крепкую, основательную деревню, в которой каждому будет привольно жить. Пусть земля вокруг не самая подходящая для земледелия, зато лугов для выпаса скота предостаточно, плюс холм находится между руслами рек Сить и Облужья. Значит, жители будущей деревни смогут разнообразить свой стол продуктами, добываемыми в этих небольших, но щедрых на дары речках. Какая может быть женитьба, думал новосёл, если у него нет времени на отдых, и он до сих пор не знает ничего о тех, кто живёт рядом, в возникающих там и тут поселениях. После битвы, понимая, что завоеватели не собираются вмешиваться в жизнь уцелевших русичей, не являющихся ратниками, уцелевшие люди стали вылезать из своих временных укрытий и принялись осваивать новые пустынные территории. Пока ещё местность была необжитой, заброшенной, пустынной. Однако население увеличивалось с каждым годом, между деревнями налаживались коммуникации.

Мысли о создании семьи в последнее время казались Прокопу просто смешными. О какой семье может идти речь, когда он по-прежнему неуклюже хромает и мало пригоден к тому, чтобы обеспечить необходимым не только себя, но и жену с детьми. Нанимать кого-то для помощи он не имеет возможности. Всех богатств при нём – одна сабля, подаренная другом-напарником Заботой, больше ничего нет. Свежесрубленный дом – тоже больше заслуга лекаря и его друзей-плотников, чем его. Несмотря на то, что с плотниками ему приходилось общаться каждый день, найти понимания не удавалось. Да, они при необходимости разговаривали, но жили по-прежнему каждый в своём мирке. Неизвестно как бы пошло дело, если бы не вмешался случай.

После очередной отлучки один из плотников, назвавшийся Тихомиром, вернулся с сестрой, которую он решил вывести в «большую жизнь» из болотной глуши. Девушка была тихая, как и Тихомир. Даже между собой сестра и брат общалась сдержанно, словно боялась проронить лишнее слово. С чужими людьми она не разговаривала вовсе, только испуганно вращала большими голубыми глазами да вздрагивала при каждом слове, в котором была хотя бы одна твёрдо звучащая буква. Сначала Прокопу девушка совершенно не приглянулась. «Дикая слишком», – решил он и перестал обращать на неё внимание, в лучшем случае считая ещё одним членом бригады плотников. Через некоторое время Заплата заметил, что брат о чём-то настойчиво разговаривает с сестрой, то и дело переводя взгляд на хозяина нового дома. После того разговора с братом девушка стала прислушиваться ко всему, что говорит Прокоп, старалась услужить. «Видимо, посчитала меня за важного человека, от которого многое зависит», – решил Заплата. Когда в избе сложили большую печь, Прокоп подумал, что дому необходима хозяйка, которая станет следить за чистотой, создавать уют и готовить пищу для достаточно большой бригады. Собрался даже поговорить об этом с Тихомиром и самой девушкой, которую звали непривычным именем – Амелфа. Брат в общении упрощал труднозапоминавшееся, по мнению Заплаты, имя, называя сестру – Амела. Прокоп решил, что последует примеру Тихомира. Девушка приняла его попытки с благодарностью. Видимо, такое обращение напоминало ей дом, семью и всё то доброе, что осталось в прошлом, в светлом далёком детстве, где не было хлопот и забот, преследующих едва не на каждом шагу любого взрослого человека.

Когда Заплата, пользуясь зарождавшимся доверием, объяснил девушке, что теперь в её обязанности входит приготовление пищи на весь их дружный коллектив, а также она отвечает за чистоту в доме, Амелфа спокойно выслушала Прокопа и незамедлительно приступила к исполнению своих обязанностей. Наблюдая, с каким старанием и любовью Амелфа хлопочет возле печи, Заплата поймал себя на мысли, что девушка прекрасна в домашних делах. Любое дело спорилось в её руках. В такие минуты она преображалась и уже не казалась пугливой и угловатой, напротив, становилась ловкой, привлекательной, даже красивой. Помимо того, приготовленные ею блюда были сытны и аппетитны. Это не были какие-то изысканные яства, но все с удовольствием их кушали, благодарили расторопную, мастеровитую хозяйку. Прокопу было приятно видеть это.

Постепенно происходило сближение молодых людей. Несмотря на обособленность плотников и девушки, Заплата всё же выяснил некие подробности её прежней жизни. Оказалось, Амелфа происходила из довольно известного рода людей, наделённых редкими способностями. Её предки считались едва ли не колдунами. Если в православном мире к таким людям относятся с осторожностью и недоверием, то среди приверженцев Болотея их окружают вниманием и почётом. Неудивительно, что родители юноши, принадлежавшего роду Болотея, выбрали Амелфу в невесты своему отпрыску. Дело шло к свадьбе, но вмешался случай. Владимирский князь Юрий Всеволодович неожиданно нагрянул в эти забытые Богом края охотиться. Захотелось князю потешить себя добычей экзотического животного – болотного лося, который разительно отличается от своего обычного лесного собрата. По словам знатоков, лось этот вместо копыт имел нечто похожее на ласты живущих в воде зверьков типа выдры. Голову редкого животного украшали не только мощные рога, но и короткий хобот, позволяющий дотягиваться до верхних веток болотных кустов, пригибать их, чтобы насладиться их поеданием. Помогал хобот добывать и обильно растущие в торфяниках и болотной воде сытные корнеплоды. Знатоки-охотники утверждали, что счастливый обладатель хобота болотного лося может не только без проблем передвигаться по топким трясинам, но и сможет дотянуться до того, что недосягаемо для обычного человека, например, до сокровищ Болотея.

Во время охоты князь и его слуги зашли туда, куда хозяин болот никого не допускал. Среди охранявших богатства был и тот, кто намеревался в ближайшем будущем стать мужем девушки. Князь был настойчив в своём желании найти и завладеть сокровищами Болотея. Столкновения избежать не удалось. В противостоянии княжеская дружина оказалась искуснее и удачливее местных воинов. Суженый девочки погиб. Амелфа была слишком мала, чтобы осознавать всю горечь случившегося. Не стала она и обрекать себя на одиночество до конца своих дней. Всё это было слишком непонятно, отчего совершенно необязательно. Однако, понимая, что она должна как-то реагировать, девочка, в сущности ещё ребёнок, заметно изменилась. В голове её зрели мысли о том, что она обязана отомстить за смерть назначенного ей в мужья человека. Тянулись густой торфяной жижей бесконечные безрадостные дни, сливаясь в череду дней, месяцев и лет. Отдушину для себя она находила в хозяйственных хлопотах и заботах, да в постижении мудрости семейного ремесла.

Всё продолжалось до того дня, когда находящийся в частых отлучках брат вернулся из очередного похода в мир людей «крепкой земли». Сначала девушка противилась возможности отправиться в тот незнакомый мир, но постепенно брат убедил её, что это пойдёт ей на пользу, потому что невелика радость прожить всю жизнь, не вылезая из болот, не ведая, что есть другой мир, другие люди, верующие в богочеловека – Иисуса Христа, принесшего себя в жертву ради других. Девушка подивилась, посчитав рассказ о Христе доброй сказкой, какие распространялись среди жителей болот в немалом количестве. Трудно было поверить, что кто-то может пожертвовать собой ради других. Среди знакомых ей людей таких не было. Их просто не могло быть, потому что в её мире жизнь посвящали прежде всего себе. Девушке это не нравилось, было чуждо. Она мечтала о жизни, посвящённой любимому человеку, который бы тоже жил ради неё. Но судьба распорядилась иначе, наречённого ей в мужья человека не стало, а жизнь продолжалась, и молодость побуждала действовать. В конце концов Амелфа приняла решение идти с братом, чтобы собственными глазами увидеть тот, другой мир, новых, непонятных людей. В своих представлениях она рисовала самые фантастические картины: от огромных домов до людей – жителей «твёрдой земли» в сверкающих рыбьей чешуей одеждах, и много чего ещё рисовал её мечтательный разум.