Колокол

И все казалось настолько живым и естественным, что Михаил вздрогнул. Он испугался того, что все люди, находящиеся в церкви, так же как и он, видят сейчас на экране всю его жизнь, со всеми мыслями и поступками, без одежд и прикрас. И Гаврилову вдруг стало страшно и стыдно одновременно. Он с ужасом взглянул на окружающих и даже заглянул в глаза стоящей рядом женщины, чтобы увидеть то презрение, которое она, наверное, испытывала к нему.

Заметив странного мужчину, пристально смотрящего на нее и наклоняющегося к ней, женщина посторонилась и перекрестилась.

– Что с вами, мужчина, – шепотом спросил Михаила незнакомый молодой человек, стоявший сзади, – вам плохо?

Гаврилов оглянулся. И только теперь он смог понять, что все то, что видит он на экране иконостаса, явлено лишь ему одному, и что никто из прихожан не видит того, что видит он.

– Нет, нет, ничего, – также шепотом ответил Михаил. – Все хорошо, простите, пожалуйста, – и, повернувшись обратно, снова посмотрел наверх.

Видение полностью не исчезло, но поблекло.

Гаврилов закрыл глаза, но даже сквозь прозрачную пелену век перед его взором продолжали проплывать картины его собственной жизни. Михаил отчетливо и ясно понимал, что все то, что он когда-либо думал, чувствовал, мыслил, все его деяния и поступки нескрываемы, и все они рано или поздно будут явлены перед лицом Творца во всем своем неприкрытом естестве. И тот страх и тот стыд, которые он испытал только что, лишь на мгновение представив, что все его греховные помыслы и деяния видны другим людям, есть лишь ничтожная доля того страха и стыда, что придется испытать ему перед лицом Спасителя, когда вся жизнь его явится укоризною и великим стыдом для взирающих на него ангелов, архангелов, пророков, апостолов, мучеников, подвижников и всех праведных. И от этого понимания холод пробежал по всему телу Михаила.