Осьмушка жизни. Воспоминания об автобиографии

Оставшись один на один со своими размышлениями и эмоциями, я принял решение уволить сам себя, что и сделал, оформив процедуру надлежащим образом с передачей всех документов, печати и пр. юристу Г. А. Павловой. Так в октябре 1997 года закончился период моей работы в «Даконо», начавшийся в сентябре 1992-го.

Жить в эпоху перемен

Есть такое выражение: «Не дай вам бог жить в эпоху перемен!» Иногда эту мысль облекают в форму проклятия, пожелания врагу: «Чтоб ты жил в эпоху перемен!» Принято приписывать это высказывание Конфуцию. Не думаю, что Конфуций говорил что-то подобное. Он составлял свод правил о том, как следует правильно жить в любую эпоху. А про перемены говорил вполне разумно: «Не стоит бояться перемен. Чаще всего они случаются именно в тот момент, когда они необходимы». Конфуций не сеял тревог. Но у китайцев есть другая народная мудрость: «Лучше быть собакой в спокойное время, чем человеком во время хаоса». Видимо, отсюда и выросла формула-проклятие: «Чтоб ты жил в эпоху перемен!»

Моё поколение – родившиеся после Великой Отечественной войны – счастливчики. Мы родились, росли, мужали, взрослели во времена, когда в стране не было войн и революций. Перемены были, и воспринимались они весьма эмоционально: разоблачение культа личности, оттепель, заморозки, застой, перестройка… Но это ещё не хаос, не те радикальные и непредсказуемые изменения, которые происходят во времена ломки основ жизни. Такая ломка произошла на рубеже 1980—1990-х годов, когда рухнуло всё: государство, его материальная и духовная основа. Пришлось заново искать жизненные ориентиры, цели. Что делать со своими прежними представлениями о жизни? Следует ли отказываться от прежних идеалов? Как понять – чем я в своей системе ценностей, идеалов, в своей памяти о прошлом могу поступиться в связи с необходимостью приспосабливаться и выживать в наступившую «эпоху перемен», а чем поступаться нельзя? Что составляет сердцевину моей личности, без которой я не существую?

Никто не был готов к этому экзамену, но жизнь заставила его сдавать и не оценки выставляла, а определяла дальнейшую судьбу.

Предшествующим поколениям выпало пережить настоящие драмы: революции 1917 года и Гражданскую войну, радикальные ломки основ бытия. Это поколения моих родителей. На их же долю выпали трудности и жестокие противоречия строительства социализма, трагедия Великой Отечественной войны. Они не только выжили и выстояли, они смогли сохранить свои идеалы и ценности и передать их своим детям – моему поколению. Они «остались людьми во время хаоса», если вспомнить китайскую поговорку. Но вот к чему они нас не готовили, так это к тому, что нам придётся делать выбор между идеалами и ценностями, воспринятыми от родителей, и новыми правилами игры на выживание, появившимися в 1990-е и последующие годы. Наши родители думали, что построенное ими общество хоть и не лишено недостатков, но способно к самосовершенствованию, а в его основе жизненная сила такой мощи, что серьёзной угрозы его существованию нет. Они ошиблись: угроза была, причём в самом этом обществе. И угроза оказалась смертельной: государство погибло, общество распалось, хотя люди, из которых оно было сложено, остались. И оказались в том самом хаосе, в той самой эпохе перемен. Мы продолжаем в ней жить…

Есть, впрочем, и другой взгляд на жизнь в эпоху перемен. Тютчев его выразил так:

Счастлив, кто посетил сей мирВ его минуты роковые!Его призвали всеблагиеКак собеседника на пир.Он их высоких зрелищ зритель,Он в их совет допущен был —И заживо, как небожитель,Из чаши их бессмертье пил!

Переехав из Кишинёва в Москву, мы оказались в эпицентре того самого хаоса, который охватил весь бывший СССР. Наша жизнь стала экспериментальной моделью выживания в эпоху перемен и в «минуты роковые». Полагаю, что значение нашего опыта, описанного в этой книге, выходит за рамки семейных воспоминаний и представляет широкий интерес.

Не хочу я писать о плохом…

Сразу после Тютчева цитировать собственные рифмованные строки не очень, конечно, дальновидно, но это моё стихотворение как-то вспомнилось и к слову пришлось. В заглавии – строка из стихов, написанных давным-давно:

Не хочу я читать о плохом,Я хочу почитать о хорошем.Не хочу я писать о плохом,Я хочу написать о хорошем.Напиши мне, поэт, о любви,О веселье и смехе, о грусти…Душу рвать над страной не зови,Лучше душу возьмём и отпустим!Отпусти её на берег моря,Отпусти на вершину горы…На вершине у моря нет горя,Только солнца и ветра дары.Не зови меня драться и биться,Не зови драчунов разнимать.Дай хоть на ночь однажды забытьсяИ увидеть живой свою мать.Напиши, как идут рыбакиС тихим неводом по мелководью…О плохом ты писать не моги —Не плохого у нас и в заводе.Не хочу я читать о плохом,Я хочу почитать о хорошем.Не хочу я писать о плохом,Я хочу написать о хорошем.

Вот такие мысли и эмоции пришли мне в голову лет двадцать тому назад. Похоже, что они там витают до сих пор.

Вспоминая, я обращаюсь в основном к эпизодам, которые мне приятно вспоминать. А о том, что неприятно, – вспоминать не хочу. Разумеется, жизнь складывалась не из одних приятностей, тем более если речь идёт о «бизнесе 90-х», о мотивах и поступках людей, в него вовлечённых. Наблюдательный Карл Маркс верно заметил, что «нет таких преступлений, на которые не пойдёт капитал ради 300% прибыли». (Историки пишут, что эту мысль высказал профсоюзный активист Томас Джозеф Даннинг, а Маркс его просто цитировал, но «в памяти народной» это высказывание приписано Карлу Марксу.)

По своему опыту скажу, что афоризм этот в целом верный, в частностях – нет. На любые преступления идут ради куда меньшей прибыли, равно как не всегда идут и ради большей. Стремление к богатству в «новой России» пропагандировалось как естественная норма, присущая всем людям. Моральные ограничения, в сущности, отвергались, их заменила формула из лексикона «демократов»: разрешено всё, что не запрещено. Но и то, что было «запрещено», то есть требования законов, подверглось тотальной девальвации: от любых преступлений можно было откупиться.

Ограничения некоторых «бизнесменов» 90-х определялись одним: оценкой перспективы быть убитым партнёрами. Но и от этого нередко можно было отмазаться, договориться. Хотя страх быть убитым самому или подвергнуть опасности своих близких имел место, равно как и нежелание оказаться под следствием, судом или за решёткой. Страхи эти воспринимались как неотъемлемый элемент бизнеса и присущих ему рисков, которые, как нас учили с экранов ТВ, есть непременные и благотворные элементы рыночной экономики.

Охватившее многих стремление к наживе пагубно сказывалось на взаимоотношениях людей. Возрастало взаимное недоверие, процветала зависть, допускалась возможность обмана партнёров, коллег, наёмных сотрудников. Разумеется, большинство людей оставалось носителями советской морали, но среди тех, кто стремился к лидерству, алчность побеждала нравственность.

Справедливости ради надо сказать, что своя мораль и нормы поведения сохранялись и в криминальной среде. Помню одного нашего заказчика. Назову его Юра Таганский. Он пришёл со своим «проектом», суть которого была в закупке партии лекарств в одном месте, их перевозке на нашем самолёте и продаже с прибылью в другом месте. Денег на всю сделку у Юры не хватало, и он предлагал нам вложиться с прибылью.

Два эпизода вспомню в этой связи. На первой встрече Юра (внешность его отвечала идеальным киношным представлениям о бандите: бритоголовый, рыжая короткая щетина, полноватый, взгляд исподлобья, лексика уголовная), оглядев присутствующих с нашей стороны, выбрал меня и попросил выйти на два слова. Мы вышли, и он сказал: «Серёга, вот этого хмыря, который слева от тебя сидит, чтобы тут больше не было: это стукач». Все в тот момент видели друг друга впервые, но у Юры было своё чутьё. Не могу сказать, что он был так уж неправ.

О совместном бизнесе мы договорились. Юра улетел вместе с грузом на нашем самолёте, а потом пропал. Мы потеряли свои деньги и отнеслись к этому как к «накоплению жизненного опыта» без всякой надежды вернуть утраченное. Но спустя какое-то время этот Юра позвонил мне и, что называется, мамой поклялся, что деньги вернёт, что его подставили старые враги, поэтому он пока скрывается за границей. Но о долге помнит и вернёт обязательно. Так он звонил несколько раз, потом замолк. Позднее я узнал, что «старые враги» его всё-таки нашли и убили.

В компанию регулярно приходили разного рода «коммерсанты». С теми, кто шёл самотёком, разбираться нередко приходилось мне. Один такой проходимец запомнился и оставил на душе неприятный осадок. Он представлялся потомком русских эмигрантов, живущим в США. Приехал налаживать деловые контакты в современной новой России. О себе он говорил, что служил в ВМФ США, а теперь договорился о какой-то концессии (не помню, какой именно, возможно – золотоносный прииск) в Сибири, и работы уже начались. Надо взять ещё три или четыре «Катерпиллера», на что нужно тысяч 40—50, и срочно отправить машины туда. Деньги ему нужны буквально на неделю, он вернёт их с прибылью.

Внешность господина была более чем выразительной: вылитый Столыпин или кто-то подобный из портретов благороднейших высших чиновников Царской России. Я не поверил ни одному его слову, попросил предоставить информацию о себе, оставить заявку и хоть что-нибудь, на что я мог опереться в оценке предложения, и зайти через день-два. Он стал суетиться, пытаясь оставаться величавым, но кое-какую информацию о себе оставил. Этого мне хватило, чтобы узнать, что это бывший наш советский офицер-моряк, сбежавший в США. Предатель-перебежчик.

При следующей встрече я отказал ему без объяснения причин, ссылаясь на отсутствие у компании свободных средств. Говорил сперва вежливо, но, поскольку он начал «гнуть пальцы», то и в более резкой форме. Выгнать-то я его выгнал, но он оказался не так прост: смог спустя день-два втайне от меня проникнуть к нашему первому лицу, и выцыганить-таки у него 40 тыс. долларов.

Но не подобные эпизоды относятся к тем, о которых вспоминать не хочется. Не хочется вспоминать о некоторых поступках людей, с которыми был тогда связан, высказывать свои обиды и разочарования. Не хочется вспоминать о тех моих внутренних переживаниях, когда я, подавляя стремление к другой, более естественной для меня жизни, заставлял себя продолжать играть в эту игру по её правилам. Я был подобен пленнику, который верит, что его ждёт свобода, если он отработает надлежащим образом несколько лет. Надо только потерпеть. И я терпел. Неприятные моменты сменялись терпимыми, терпимые – радостными. Жизнь в те годы не была чёрной полосой. Это была вполне многоцветная жизнь, в которой встречались и тёмные пятна, и негативные эмоции, но им на смену приходили позитивные события и интересные люди.

Об этом и буду вспоминать.

Послесловие и послевкусие

Чем стали эти пять лет в моей жизни и судьбе? Что осталось в душе, памяти и жизненном багаже? Об этом стоит поразмышлять. Считаю такие размышления полезными не только для себя, но и для других.

Оценивая какой-то период своей жизни, надо вспомнить, какими в то время были жизненные цели. Например, в период учёбы в школе или институте целью является получение образования, диплома. В другие периоды жизни столь же конкретную цель не всегда бывает легко сформулировать: мы «просто живём», решая какие-то текущие задачи, достигаем разных результатов, которые мы можем считать промежуточными целями: продвигаемся по службе, обзаводимся семьёй, детьми, осуществляем какие-то важные покупки: дома, квартиры, совершаем путешествия. Можно вспомнить и о недостигнутых целях, а потом взвесить, сравнить сбывшееся и несбывшееся и дать общую оценку этому периоду жизни.

Большинству людей производить подобные «взвешивания» прожитой жизни в голову не приходит, да это, как правило, и не нужно. Но если приходилось принимать решения, круто менявшие течение жизни, человек может задуматься о подобном анализе прожитого и задать себе вопрос: надо ли было поступать именно так, или следовало поступить иначе? Обдумав, он может не только дать оценку своим поступкам, но и поделиться жизненным опытом с другими людьми.

Оглядываясь на прожитое, я мог бы задавать самому себе подобные вопросы, например: стоило ли становиться физиком (тем более что от этой профессии пришлось отказаться) или надо было выбрать что-то другое? Вопрос можно назвать и праздным, и глупым, и риторическим, вспомнить популярную сентенцию о нетерпимости истории к сослагательному наклонению, – все эти оценки рациональны, но на самом деле из «иррациональных» размышлений можно извлечь и немалую практическую пользу. Одна из них – обретение и укрепление позитивной самооценки. Объяснив мотивы своих поступков, сформулировав убедительные доводы в их оправдание, мы обретаем состояние психологической устойчивости. Наш жизненный путь нами самими воспринимается не как путь ошибок, неудач, разочарований, а как не всегда простой, не лишенный препятствий, но в целом результативный и целесообразный. Такое самоощущение дорогого стоит, но обрести его не всегда удаётся. О том, как это и многое другое, относящееся к нашему внутреннему миру, можно делать, я написал книгу «Искусство жить, или Как быть счастливым несмотря ни на что», о которой уже упоминал и, видимо, ещё не раз вспомню: мне кажется, ссылка на эту книгу здесь вполне уместна.

Ответственным – судьбоносным – было моё решение о переезде из Кишинёва в Москву. Было ли оно оправданным? О мотивах этого поступка я написал во вводной главе, описал обстоятельства того времени. Спустя тридцать с лишним лет полагаю, что решение было верным. А верным ли был выбор той стратегии и тактики нашей жизни после переезда в Москву? Чтобы ответить на этот вопрос, надо вспомнить о целях, которых хотелось достичь.

Цели периода 1992—1997 могут быть сформулированы, например, так: перейти из состояния беженца в статус «оседлого» гражданина, обрести жильё и обеспечить нормальные условия жизни для семьи. Подводя итог, следует сказать: все цели достигнуты, и в этом отношении «проект „Даконо“» стал для меня одним из самых важных и, несомненно, позитивных результатов жизни.

То, что на этом пути много чего было негативного: обиды, переживания несправедливости и компромиссов с собственными идеалами, – составная часть реальной жизни. Важно уметь правильно воспринимать и оценивать эти стороны жизни, не забывать о других – позитивных – эмоциях и результатах. Не следует уподобляться навозной мухе, для которой окружающий мир – кучи дерьма, лучше стремиться походить на пчелу, для которой всё вокруг – море цветов. У мух и пчёл выбора нет, у мудрого человека – есть.

Вспоминая о том времени и о тех людях, с которыми свела судьба, я чаще испытываю позитивные эмоции, и мне хочется, чтобы именно они оставались в моём сердце, в моей душе, а не портретная галерея отрицательных типов и не горькая смесь неприятных эмоций. Я не отношусь к тому типу мемуаристов, которые идут на поводу у двух своих инстинктов: нравственного эксгибиционизма и мстительного сведения счётов. Мне это не свойственно.

Завершая раздел воспоминаний, связанный с компанией «Даконо», хочу вспомнить хотя бы имена тех людей, с которыми были прожиты эти годы. Все они без исключения были людьми доброжелательными и квалифицированными. Вот некоторые из них.

Первый в списке, разумеется, Феликс Золотарёв. О нём в этом мемуаре сказано немало, в том числе не без критики. Но в душе у меня сохраняется чувство благодарности за то, что в самый сложный момент жизни он протянул мне руку и в дальнейшем помог на том этапе достичь всех жизненно важных целей.

Второй в списке – Виталий Николаевич Курочкин, соучредитель и вице-президент авиакомпании «Даконо Эйр». Он сыграл важную роль в начальный период становления компании, привлекая многих своих знакомых. Потом он вернулся в Дубай, где работал ещё с советских времён, и продолжил там свою самостоятельную деятельность, оставаясь при этом важным функциональным звеном в наших международных деловых схемах. Виталий Николаевич – человек интеллигентный, образованный, квалифицированный. Общение с ним всегда было – и остаётся до сих пор – более чем комфортным.

Третий в списке – я, генеральный директор «Даконо Лтд» и вице-президент авиакомпании «Даконо Эйр». Следующий – Виктор Алексеевич Борисов, заместитель генерального директора «Даконо Лтд» и вице-президент авиакомпании «Даконо Эйр». Я уже писал о том, какую роль Виктор Алексеевич сыграл и продолжает играть в моей жизни. Я ему искренне благодарен за многолетнюю дружбу. С ним немало пройдено вместе и в «Даконо», и в последующие годы. В. Борисов окончил Московский государственный институт иностранных языков им. М. Тореза, Дипломатическую академию МИД СССР, находился в долгосрочных командировках в Кувейте и Египте. В компании он курировал ряд проектов, связанных с зарубежной работой: в Камбодже, в Иране, в ОАЭ, в Великобритании. Его знание нескольких иностранных языков, умение вести переговоры и переписку делали Виктора незаменимым специалистом и лицом компании в международных контактах.

Продолжу список руководящего состава. Следующий – генерал-полковник Н. И. Москвителев, первый генеральный директор авиакомпании «Даконо Эйр». Я о нём уже упоминал. Добавлю, что Николай Иванович – фигура публичная. О нём немало можно прочитать в интернете.

Ещё один заместитель директора – контр-адмирал Владислав Борисович Скворцов. Владислав Борисович оставил о себе добрую память. Его участие в работе компании не было на виду, но опыт Владислава Борисовича, его связи и знания были незаменимыми.

Ближайшей для меня как финансового директора сотрудницей была Степанова Надежда Романовна, главный бухгалтер. Она проработала в компании с первого до последнего дня. Помню первую встречу с ней, «смотрины», на которых я её немножко «экзаменовал», задавая бухгалтерские задачки на знание «плана счетов» (я к тому времени уже кое-чему в этой сфере поднабрался). По мере роста компании разрасталась и бухгалтерия, появились специалисты, отвечавшие за разные направления планово-экономического учёта. В конце концов сложился довольно большой коллектив. Всех, к сожалению, не вспомню, но некоторые имена назову: Марина Августиняк, Татьяна Безрукова, Оксана Бугайчук, Василий Журавлёв, Лидия Кульпина, Марина Марченко, Татьяна Огненко…

Говоря о планово-экономической сфере, не могу не вспомнить и свою жену – Елену Бортникову – в качестве сотрудницы компании. Ей принадлежит разработка сводной базы данных всех расходов, платежей, стоимостей, экономических параметров: расходов топлива, объёмов перевезённых грузов, характеристик рейсов и пр. Это была авторская разработка, которую в те времена мало кто мог бы сделать: для этого надо было быть программистом высокой квалификации, иметь соответствующий опыт. Всё это у Лены было, и то, что она сделала, не просто облегчало работу бухгалтерии, но делало возможным проведение быстрой и всесторонней экономической оценки бизнеса.

Важным звеном работы компании была юридическая служба, которую вела Г. А. Павлова – юрист высшей квалификации и при этом человек удивительного обаяния и скромности. Впоследствии она создала своё адвокатское бюро «Павлова и партнёры», имеющее очень высокий профессиональный рейтинг. С Галиной Анатольевной мы до сих пор поддерживаем добрые, дружеские отношения.

Вспомню наш секретариат: Татьяну Олеговну Шатилову и Марину Солощенко. Шатилова прежде работала в ЦМТ в представительстве зарубежной компании, откуда Феликс «сманил» её в нашу компанию. А Марина прежде работала в нашем посольстве в Египте, её в компанию пригласил Виктор Борисов, который там работал в должности второго секретаря посольства. С Мариной мы тоже продолжаем поддерживать отношения.

Наташа Вачевских была в числе самых первых сотрудников, её пригласил один из учредителей – Валерий Роганков, связист. Валерий проработал недолго и ушёл на вольные хлеба, полагая, что в сфере связи и телекоммуникаций, бурно тогда развивавшейся, он добьётся большего успеха. Этим его планам сбыться не было суждено: Валерий вскоре заболел и умер.

С самого начала в компании работали переводчицы: Наталия Вихляева и Юлия Калашникова. Вихляева до «Даконо» работала в США, преподавала русский язык. Проработав у нас год, она вновь уехала в Америку, вышла там замуж. Юлия Калашникова тоже через некоторое время поменяла работу, но связь с ней – ныне живущей с мужем в Норвегии – мы поддерживаем до сих пор.

Татьяна Дмитриевна Золотарёва в прошлом работала инженером в НИИ, занимавшемся молниезащитой самолётов. В компании её функцию я бы определил как «советница Золотарёва», хотя у неё временами были и корпоративные обязанности, связанные, например, с учётом расходов топлива; был период, когда она на некоторое время брала на себя обязанности валютного кассира. Вести какой-то ответственный участок на постоянной основе ей было затруднительно, поскольку она довольно часто брала отпуск за свой счёт и улетала отдыхать. Чаще всего – на Кипр. Татьяна не забывала давать Феликсу настоятельные кадровые рекомендации. По моему мнению, её советы, хоть и были продиктованы заботой о бизнесе супруга, не были квалифицированными и ответственными.

Вспомню тех, кто постоянно или в основном находились в Жуковском: В. Бочкарёв – брат Т. Золотарёвой, В. Беляев, С. Зеленев, А. Евдокимов, авиационные инженеры и пилоты Гуляев, Жихарев, Жилин, Мякотных, начальник службы снабжения Н. Салатов…

Важное звено компании – транспортный отдел, наши водители. У Золотарёва, Курочкина и у меня были персонально закреплённые водители и автомобили: Дима Ковара и Игорь Канель («под» Золотарёвым), Володя Асрян (у Курочкина), Миша Кевбрин – «мой». Кроме них, в компании было ещё несколько машин и водителей, которым приходилось ежедневно возить лётный и инженерный состав, бухгалтерию и других сотрудников. Среди них вспомню Анатолия Муратова, попавшего однажды в аварию, после чего у него осталась серьёзная травма ноги, которую долго не удавалось восстановить и вернуться к работе. Запомнился ещё один водитель по фамилии, кажется, Мастич. Однажды он в выходной день взял с нашей стоянки без спроса автомобиль («Волга» ГАЗ-24) и поехал то ли просто кататься, то ли «бомбить», что было нашими правилами строго запрещено и контролировалось. В этой своей поездке Мастич сбил пожилую женщину, началось расследование. Мастич в разговорах с нами повёл себя как-то странно, и мы пригласили эксперта-психиатра, который минут за двадцать беседы установил диагноз и со словами «наш человек» увёз его в психушку.

Виктор Борисов предпочитал ездить за рулём сам. У Николая Ивановича Москвителева был свой водитель с машиной и своя секретарша – Ольга Прокопьева.

Одним из основных звеньев компании была т. н. «авиационная группа». В неё входили опытные, квалифицированные люди, за плечами которых была работа в представительствах «Аэрофлота» за рубежом; были в ней и бывшие лётчики. Все они хорошо владели английским, осуществляли полное сопровождение каждого рейса – как из офиса, так и находясь на борту в качестве сопровождающих. Вспомню их имена: В. Бердников (ставший позднее генеральным директором авиакомпании), В. Захаревич, П. Марченко, А. Письменный, А. Солянников, А. Гилязов, В. Семейкин… У меня, к сожалению, не сохранилось полных списков, так что вспомню не всех…

Не могу не назвать имена инженеров, которых пригласил Н. И. Москвителев, служивший с ними в армии и знавший их высокую квалификацию и надёжность: А. Коломин, Н. Савельев. Работал у нас и зять Москвителева – Виктор Апатьев, полковник авиации, эффективно работавший в сегменте, занимавшемся поставками топлива. Запомнился ещё один сотрудник из бывших военных: инструктор-парашютист капитан Курявый Иван Романович. На его счету было какое-то совершенно невообразимое количество прыжков с парашютом, он охотно рассказывал о разных «случаях из жизни». Ну, например, таком. Во время каких-то полевых учений в ближайшем селе вечером должны быть кино и танцы в Доме культуры. Иван Романович познакомился с девушкой и обещал прийти. Но учения затягивались. Чтобы не опоздать на свидание, Иван Романович, завершая последний прыжок так изменил направление приземления своего парашюта, что спланировал прямо к ногам девушки, которая его ждала на танцплощадке возле Дома культуры. Вот такой он был лихой парашютист! В нашей компании капитан Курявый был «по хозяйственной части». Одной из его особенностей, вызванной, видимо, огромным количеством приземлений, было то, что просто стоять он не мог, ему надо было переминаться с ноги на ногу. Если к этому добавить простонародно-игривую манеру речи и содержание рассказов, Иван Романович в эти моменты был настоящим артистом разговорного жанра, как сейчас сказали бы, стендап-комиком. Вспомню ещё двух сотрудниц компании, работавших в офисе на Саввинской: Елена Мартынова, прежде работавшая в редакции академического журнала «Вопросы литературы», и Татьяна Урлина, обеспечивавшая работу нашего буфета.