Тело

Поднявшийся к вечеру, легкий ветерок, набрасывал снежную муку на остывавшее тело. Снежинки сначала таяли, но быстро перестали.

***

У него появилось имя. Василий. Вася. Васька. Раз есть тело, значит, есть и имя. Так всегда бывает, если тело такое, какое нужно. Потому что есть тела, у которых нет имени. Безымянные ему тела не нужны. Но он тут же понял, что это не то тело. Хоть и с именем. Нет. Слишком слабое. Надо ждать. Оно придет.

***

Глава 3

Глафира даже не нашла, что ответить. Известие о том, что они сегодня уезжают в город, просто подкосило её. Возражать она боялась, помня про тяжелую руку Порфирия. Поэтому лишь спросила:

– Надолго?

– Навсегда!

Она в ужасе закрыла рот рукой. В краешках глаз заблестели слезы.

– Ну, ну! – прикрикнул Порфирий. – Заной еще тут у меня.

Потом смягчился:

– Не переживай. Все сменилось. Теперь можем ехать хоть в Иркутск, хоть еще дальше в Россию. Хоть в сам Петербург. Денег хватит.

Он видел, что его слова совсем не успокоили жену. Наоборот, глаза стали совсем испуганными. Он буркнул:

– Потом объясню, сейчас некогда. Иди, собирай вещи. Только те, что в дорогу. Поесть складывай поболе. Путь не близкий. А дом и все остальное, я счас татарину продам. Помнишь, он давно приценивался. Вот рассветет, он лавку откроет и пойду. Все, иди.

К удивлению Порфирия, с продажей дома, все устроилось как нельзя лучше. У Керима подрастал сын, скоро придет пора женить. Ему надо дом. Тем более, Порфирий после недолгого торга уступил. Известие о том, что он собрался срочно уезжать, конечно, вызвало сильный интерес. Но хитрый татарин не стал выспрашивать почему. Вместо этого, он сразу узнал на счет остального имущества. За сколько продается? Так что с этой стороны было все нормально. А ведь Порфирий боялся, что придется все бросать даром. И бросил бы – деваться некуда. Мертвяк вон он, под забором. Жизнь дороже. «Пусть попробует найти его в городе. Там кругом електричество. Свет день и ночь».

Пока крутился, уже подоспел обед, а они еще не думали выезжать. Дел сразу оказалось невпроворот. Хотя утром думал – «запрягу лошадь, посажу в сани жену и дочку и умчусь». Иногда он останавливался, смотрел на кучу вещей посреди избы и словно приходил в себя. «На хрена это все? У меня там столько золота, что можно купить десяток домов и табун лошадей». В обед он окончательно понял, что выбирать, что брать, а что оставлять – дело бесполезное. Поэтому заявил:

– Все! Берем только то, что успели собрать. Иначе лошади сани не утянут. Давай перекусим. Пообедаем и выезжаем. И так только ночью до первой заимки доедем.

Жена с красными, заплаканными глазами начала собирать на стол.

– А где Аня? С утра не вижу.

– Да, тут она была. Сейчас только отпросилась с Верным во дворе поиграть.

– Во дворе?!

Порфирий метнулся из-за стола. Не одеваясь, накинув только валенки, побежал на улицу.

– Аня! Аня, дочка! Ты где?

Никто не отвечал. И тут он услышал, что Верный опять скулит, так же, как утром. Вместо того, чтобы броситься к хозяину, как он обычно делал, пес забился в свою будку и даже не выглядывал оттуда. Внутренне деревенея, Порфирий направился в сторону сарая. «Только не это!» – мысленно твердил он. Что не это? Он и сам не понимал.

Дочка сидела там, где он закопал Ваську. Рядом из снега торчала синяя голая рука.

– Доча, доченька, – тихо позвал он. Та словно не слышала. Она так и сидела на коленках, опустив вниз голову. Сдерживая крик, он медленно направился к ней. Когда до девочки оставалось несколько шагов, она подняла голову.

– Нет!!! Нет!

Он остановился, словно наткнулся на невидимую стену. То, что сидело на снегу, уже не было Анечкой. Это был даже не ребенок. Не человек. Хотя тело оставалось детским, дочкиным, из побелевших глаз на него смотрела неведомая тварь.

– Где оно?

Это её голос. Тоненький, детский голос дочки. Такой родной и знакомый. «Может, заболела?» Мозг цеплялся за любое, лишь бы не знать правды.

– Ты про что, доча?

Но он сразу, без всяких объяснений понял, что существо спрашивает про самородок.

– То, что ты привез сюда. Я чувствую, оно здесь.

Он не ответил. Впервые за время, с той минуты, когда он увидел золото, оно перестало владеть им. Дочка была важнее богатства, важнее всего. Порфирий протянул вперед руки и шагнул к девочке.

– Милая, очнись. Иди к папе.

Лицо девочки скривилось, словно она пыталась что-то вспомнить. Она опять опустила голову. Вдруг, девочка повалилась на снег, и затряслась. Она что-то пыталась сказать, но слова прерывались хрипом и стонами. Порфирий наклонился, чтобы схватить дочку, но не успел. Из-за его спины выскочила жена и упала на колени перед девочкой. Схватила её голову и прижала к себе. Он даже не заметил, как она появилась здесь. Глафира сразу заголосила:

– Анечка! Доченька! Что с тобой!

Женщина повернула к мужу злое, покрасневшее лицо:

– Что ты с ней сделал?! Ты бил её что ли?

Девочка прижалась к матери, заплакала и начала успокаиваться. Порфирий вздохнул. Успокаивается. Значит, просто какой-то припадок. Я, идиот, напридумывал себе всякой чуши. На радостях, из его головы совершенно вылетело то, про что спрашивала у него дочка. Её вопросы, про золото. Он только сейчас почувствовал, что замерз. Из теплого на нем были только валенки.

– Глафира, веди её в дом. Пусть полежит. И чаем отпаивай, что ли.

Жена перестала плакать и тискать дочку. Она вдруг оттолкнула девочку и повернулась к мужу.

– Эй, Глафира! Ты что?

– Где оно? – голос жены звучал твердо и сухо. Совсем не так, как мгновение назад.

Он смотрел в побелевшие мертвые глаза жены, и медленно отступал назад. Теперь сомнений не было. Он ошибся. Это не болезнь. Дьявол пришел по его душу. И забирает сейчас души его родных. Плата за его убийство.

– Глаша, это ты? Что с тобой?

Спрашивал он только для проформы, он знал, что это не она, не его Глафира. Надо было просто остановить дьявола, хотя бы на секунду. Сбить его с толку, чтобы успеть добраться до дома. Жена, или тот, кто сейчас был в ней, понял это. Женщина оскалилась. Улыбка напугала Порфирия даже больше, чем мертвый взгляд. Сзади поднялась дочка.

Как только Аня зашевелилась, Порфирий остановился. Может, дьявол отпустил дочку. Переселился в мать. Но Аня совершенно не обратила внимания на отца. Осматривая двор, она сообщила:

– Оно где-то тут. Надо найти.

Больше он не выдержал. Сорвался с места, и уже через несколько секунд захлопнул двери и накинул крючок. Первым делом скользнул в кладовку. Там справа от входа на своем месте на стене висела винтовка. Он сорвал её с гвоздя, перехватил и передернул затвор. Хорошо, что вчера не разрядил. Чисто потому, что не до этого было. Тут же на другом гвозде висел подсумок. Он торопился, чуть не оторвал железную солдатскую пуговицу, пока расстегивал. Патроны посыпались на пол. Он схватил горсть и сунул в карман. На всякий случай. Трехлинейка была заряжена, там еще оставались четыре патрона. Один он вчера истратил на Ваську. Тут же, на другой стене, висела шинель Порфирия. В ней он пришел домой, после своих трех лет в армии. Давно обрезал ей длинные полы, и одевал на охоту. Сейчас она оказалась очень кстати. Он мгновенно, как когда-то на службе, натянул её и рванулся к дверям. Откинул крючок и толкнул стволом дверь.

Никого. Никто за ним не гнался и не ждал у дверей. Порфирий шагнул на крыльцо. Во дворе было пусто. «Куда они делись?» И тут же до него дошло, где могут быть эти – он даже не знал, как сейчас назвать своих близких. Наверняка, в сарае. «Нашли, наверное. Эту штуку сатанинскую. Хоть бы священник какой, был бы в деревне. Может, помог бы». И сразу некстати вспомнилось, что иногда роль священника исполнял тот, кого он убил вчера, и с которого все это началось. «Где же Васька взял эту напасть?» Он только сейчас сообразил, что совсем не задумывался, откуда мог появиться такой странный предмет. Особенно в их глуши. Лукавого козни! «Ладно, не до этого. Потом все. Если, отобьюсь, если выстою, уверую! Уйду в тайгу, скит построю и всю жизнь отмаливать буду! Лишь бы дочку вырвать из сатанинских лап».

У него не было плана, он не знал, что делать с людьми захваченными бесами. В страшных рассказах, что рассказывали в детстве, о таком иногда тоже говорили. Но ничего из тех рассказов, сейчас не подходило. Нет у него ни иконы чудотворной, ни такого же креста. Никогда такой ерундой не интересовался. А оказывается, надо было. «Может, вернуться, взять иконку с красного угла. Глафира-то верила в бога. Вдруг, поможет».

Однако он не успел. Вдруг, как-то совсем по предсмертному завыл Верный. Он за все утро, так и не выполз из своей будки. Заскрипел снег. Порфирий вскинул винтовку и едва удержался, чтобы не кинуться обратно в дом. Из-за угла вышел Василий. Он еле переставлял ноги. Мертвец. Тут не было никаких сомнений. Порфирий впервые видел его при дневном свете. Все, то, что он натворил с односельчанином, сейчас было видно особенно четко. На груди, вокруг винтовочной раны, темнело заледеневшее черно-красное пятно крови. От вил остались лишь дыры на зипуне. Никакой крови там не было. В спутанных длинных волосах набился снег. Глаза, похожие на ледышки, слепо таращились в никуда. Все это Порфирий ухватил одним взглядом. Но тут же его глаза прикипели к тому, что мертвец держал в руках. Золото! Проклятое золото! Все из-за этого самородка.

Порфирий, вдруг, с удивлением понял, что он уже не боится мертвого. Прошлым летом он встретился с раненным медведем, так вот это было гораздо страшнее. Если конечно не думать, что это оживший мертвец. «Может, это потому что день? Или потому что он такой медленный?» Ночью было совсем не так. Но он тут же пожалел о том, что так расхрабрился. Из-за спины Васьки появились жена и дочь. Однако сейчас это были только их оболочки. От белых страшных глаз, по спине пополз холод. У них даже походка сменилась. Обе сейчас двигались, словно рыси: мягко и настороженно. И они точно понимали, что у него в руках. И мать, и дочь, как только увидели направленный в их сторону ствол, мгновенно спрятались за Васькой.

– Не дури, Порфирий, все будет хорошо. Тебе понравится.

Это был голос жены, но звучал он совершенно незнакомо. В голосе Глафиры всегда присутствовал испуг. С самой свадьбы, когда ему пришлось первый раз поучить молодую жену жизни. Чтобы сразу поняла, кто в этом доме хозяин. Он бил тогда не сильно, просто для проформы. Пару раз ударил. А что такого – его отец всю жизнь мать вожжами учил. И ему досталось тоже, пока в силу не вошел. С тех самых пор, в голосе Глафиры всегда слышались слезы. Да и по-настоящему заплакать она была готова в любой момент. Но вот теперь никакого испуга, а тем более слез.

– Замолчи, сатана! – как можно тверже ответил Порфирий. – Не посмотрю, что ты в личине моих близких, пристрелю обеих. Лучше так, чем ад вечный.

– Он ничего не понимает.

Это уже был голос дочки. Тот же, тоненький, детский, но уже не родной. Порфирий постарался не думать о том, чьи это тела. Перед ним были враги. И они боялись оружия. Это надо использовать.

– Кто ты? Сам Вельзевул? Если, ты за мной, то отпусти их и забери мою душу. Или хоть дочку. Я сам пойду с тобой.

– Да. Ты мне нужен. Пойдем в дом и там поговорим. Так для всех будет лучше.

В этот раз говорила дочь. Подобные слова из уст девочки резали слух. «Что происходит? Лукавый серьезно меня уговорить хочет? Может обмануть смогу?»

В это время, остановившийся было мертвец, вновь двинулся к крыльцу. «Нельзя пускать их в дом! Не услежу там за двумя».

– Стой! Сначала пообещай.

Но, как оказалось, никто с ним разговаривать и не думал. Из-за мертвеца, вдруг, выскочила дочка, – Порфирию показалось, что её вытолкнула мать, – и прыгнула к нему. Выстрелить в девочку он не смог. Хотя палец уже лежал на спусковом крючке. Но и подпустить в себе, то, что было в теле дочки, он не мог. Рефлекс охотника и солдата сработал. Он резко поднял ногу и оттолкнул оскалившуюся тварь. Девочка отлетела на Василия, и тот тупо застыл. В лице дочки что-то изменилось. На секунду Порфирию показалось, что глаза потемнели. Пропала страшная белизна. Она скривила личико, словно собиралась заплакать.

Порфирий, сразу же забыл обо всем, и бросился к ней, но ему не дали. Сбоку, словно большая кошка, на него прыгнула Глафира. Она успела подкрасться, пока он был занят дочкой. Удар тела был таким мощным, что он свалился с крыльца. Однако винтовку из рук не выпустил. Жена снова прыгнула на него. Уже с крыльца. Если бы он стал задумываться о том, что это его Глаша, она успела бы вцепиться в него. Но руки среагировали сами – он успел выстрелить прямо в грудь. Тело жены отбросило. Порфирий вскочил и сразу передернул затвор. Им уже завладела ярость схватки, словно он опять бьется с раненным медведем.

Он вскинул трехлинейку и обомлел – жена, не обращая внимания на кровь, хлеставшую из сквозной раны, прыжками неслась к воротам. Следом за ней, нисколько не отставая, мчалась дочь. У самых ворот, дочь даже обогнала, толкнула створку и выскочила первой. За ней исчезла и Глафира. Это было явное подтверждение, что телами завладел дьявол. Человек не зверь, он никогда не сможет так носиться со сквозной дырой в груди. Это косуля, даже с пробитым легким, может еще сто метров галопом пролететь.

Порфирий в ужасе побежал на улицу. Там уже могли ходить люди, а после выстрела, сюда обязательно, кто-нибудь прибежит. Ведь не так уж часто стреляют в деревне, а любопытство, даже в зиму на улицу выгонит. Что будет, когда его переродившиеся родные встретятся с другими людьми, он не представлял. И не хотел даже думать об этом. Пробегая мимо топтавшегося на месте Василия, он на секунду остановился. Эта неуклюжая тварь уже почти не пугала его. Порфирий со всей силы ударил мертвеца прикладом в грудь. Тот, не выпуская из рук самородок, завалился на спину. Отбирать золото было некогда. Потом. Порфирий выругался и побежал дальше. Уже на ходу он удивился сам себе: тут такое творится, а он все равно продолжает о золоте думать. «Правильно меня бог наказал».

Как только охотник оказался за воротами, он понял, что все – не успел. С горки, навстречу бегущим тварям, спускался сам лавочник Керим. Похоже, как раз шел к ним. А снизу от выезда из деревни, спешила старуха Кривова. Вот эту точно гнало любопытство. Но самое плохое было за ней: со стороны речки толпой шли несколько ребят. Наверное, собирались кататься на льду, да услышали выстрел. Все это Порфирий оценил за секунду. До бабки Кривихи и мальчишек было еще далеко, и он перестал о них думать. Надо было предупредить татарина.

– Керим! Убегай! Убегай! – кричал он на ходу.

Татарин остановился и недоуменно смотрел на разворачивающееся перед ним действо. Похоже, он ничего не понимал. Даже не дернулся, услышав крик Порфирия. А еще через несколько секунд было уже поздно. Девочка добежала до него, обняла и уткнулась головой в живот. Охотник остановился, теперь резона, чтобы бежать туда, не было. Что произойдет дальше? Заберет ли Сатана душу у Керима, или ему нужны только близкие Порфирия?

С женой что-то происходило – она двигалась все медленней. Сначала и она, и дочка были одинаково быстры. Но, как только они выскочили на дорогу, все изменилось. Она все больше отставала от дочки, а сейчас уже просто брела. Почти так же, как Васька.

Ничего страшного пока не случилось. Татарин, похоже, не разглядел глаза Ани, а жена была еще далеко. Порфирий, осторожно, словно скрадывая зверя на охоте, двинулся вперед. Мосинку он держал так, чтобы сразу можно было стрелять. Патрон уже находился в патроннике. Керим в это время, наклонился, отодвинул девочку и что-то сказал. Охотник напрягся. И это произошло – Керим резко выпрямился, отодвинул Аню и шагнул навстречу подходившей Глафире. Та, шаталась, но упорно шла к нему. Лавочник, не глядя, оттолкнул женщину – та завалилась на снег, – и двинулся дальше, навстречу Порфирию. Походка мужчины изменилась: так волк подкрадывается к стаду. Порфирий не сомневался, что, когда тот подойдет ближе, то вместо черных живых глаз азиата, он увидит страшные бельма. Однако тот не пошел ближе. Он прошел лишь несколько шагов, и остановился. Потом сошел с накатанной санями дороги. Порфирий понял зачем. Там была натоптанная тропа, уходившая в узкий проулок между изгородями. Керим в любой момент мог скрыться в нем. Готовил себе путь отступления. «Боится пули. Значит, дьявол забрал и его» . И татарин тут же подтвердил это.

– Эй, Порфирий, опусти ружье.

Охотник скривился, как от зубной боли – голос Керима стал точно таким, как у его близких. Спокойный и деловой. Это являлось железным доказательством. Даже без мертвых глаз. Татарин всегда был красноречивым – хитро прищурившись, он заливал собеседника цветастым словесным потоком. Забалтывал перед сделкой. И он никогда не называл Порфирия по имени. Только – дорогой. Словно не мог нарадоваться, что видит его. Сейчас устами Керима явно говорил кто-то другой. Но Порфирий на всякий случай, все равно, спросил:

– Керим, это ты?

– Да, это я. Положи ружье и я подойду. Ты увидишь, что я не изменился.

Охотник горько усмехнулся – сама эта фраза говорила об обратном. Настоящий Керим никогда так не разговаривал. Вместо этих нескольких слов он бы сейчас выдал целую речь, с улыбками и прибаутками.

– Порфирий, нам надо поговорить.

– Говори, – ответил охотник, но винтовку не опустил. Пусть боится. «Похоже, мертвым дьяволу владеть хуже, чем живым». Этот вывод напрашивался сам собой: Васька и Глафира отличались от дочки и Керима. Если убитые, были похожи на мух зимой, то движения живых были резкими и быстрыми. «Да и разговаривать мертвые, похоже, не могут».

– Я не хочу рисковать, – спокойно признался татарин. – твое оружие опасно. Мне надо, чтобы ты его убрал. Пойми, решить все миром, гораздо проще.

«Что за дела? Зачем он меня уговаривает?» – Порфирий был сбит с толку. По его разумению дьявол должен был разговаривать совсем не так. Но обдумывать это он не стал. Признание Керима в том, что он боится ружья, заставило Порфирия действовать. Вскинуть винтовку, упереть приклад в плечо и прицелиться – секундное дело. Уже нажимая курок, он понял, что не успевает, но все равно выстрелил.

Все-таки это был не человек. Но и человек тоже. Только человек мог сообразить, что значат действия Порфирия, и что произойдет дальше. Ну, а реакция у бывшего лавочника стала точно не человеческой. И даже не звериной. Так резко извернуться в момент выстрела не смог бы даже верткий горностай. Не говоря уже про зверя крупнее. А вот Керим смог. Он непостижимым образом выгнулся и отпрыгнул в сторону. А пока Порфирий передергивал затвор, тот уже скрылся в проулке. Бежать за ним было бесполезно. Судя по тому, как они носятся, он за ними не угонится.

«Куда делась дочка, она ведь только что стояла там, возле матери?» Он быстро крутнулся, осматривая улицу. Ему показалось, что её шапка мелькнула за забором у того переулка, куда скрылся Керим. Это плохо! Похоже, твари тянутся друг к другу. Обрадовало его только одно – исчезли дети и бабка Кривиха. Оно и понятно – они увидели, как он стрелял в татарина. Он и сам, увидев такое, наверное, постарался бы скрыться от греха подальше. «Наверняка подумали, что я пьяный буяню, или что с ума сошел». Не ровен час, можно тоже попасть под пулю. «Догадались бы еще, закрыться и сидеть дома, не высовываясь».

Плохо, что на выстрел могут еще прибежать любопытные. Посмотреть, кто это прямо в деревне балует. «Ничего, если кто появится, притворюсь пьяным и припугну», – подумал он. Порфирий знал, что в деревне его опасаются, а если увидят, что он с ума сходит, вообще будут прятаться.

Он еще раз глянул вокруг – убедиться, что подвохов не будет, никого нет. Хотя, вполне возможно, за заборами кто-то и прячется. Глазеет сейчас на него. Любопытство человеческое непобедимо. Порфирий закинул Мосинку на плечо и пошел к, так и лежавшей на снегу, жене. От самых ворот дома, до нее тянулся яркий кровавый след. «Похоже, легкое пробил, – подумал он. – Вон как кровь хлестала. Хоть бы померла по-настоящему. Все ж одним меньше». Ему вдруг стало не по себе, из-за того, что он подумал о жене, как о каком-то совсем незнакомом человеке. И даже не о человеке, а как о непонятной, опасной твари. «Совсем я умом тронулся. Как так можно? Ведь прожили уже больше десяти лет. Правильно говорят, что золото душу забирает».

Однако шевельнувшееся в душе чувство, тут же погасло, как только он увидел её глаза. Мертвые и белые. Без капли жизни. Но она жива. Скорее не мертва. Он даже не знал, как назвать то состояние, в котором она сейчас находилась. «Наверное, только попы знают, как это называется». Замороженные глаза не двигались. Даже в зрачках, не было теперь ни капли той блестящей черноты, которая так поразила его в молодости. Белый молочный зрачок почти сливался с белком. Но она явно еще видела, потому что, хоть и медленно, но повернула голову за ним. И это было жутко. Смоляные растрепавшиеся волосы и черные брови, теперь казались неестественными, словно приклеенными. Все это он уловил за один взгляд, но, жалость, начавшая топить душу, исчезла в одно мгновение, когда жена начала подыматься. Все-таки это тварь. Это не Глафира. Она медленно, рывками, как оттаявшая весной лягушка, перевернулась на живот и начала подниматься.

«Что делать-то с ней?» Он уже придумал, как можно по-настоящему убить вот таких, не мертвых до конца. Но отрубить голову бывшей жене, сил у него не хватало. Он знал себя, и знал, что в горячке и не такое бы мог сделать. Дурной он в ярости. Но сейчас, в трезвом уме, он подобного не сотворит. Иначе, он сам, и без помощи сатаны, в нечисть превратится. «Ладно, попробую по-другому».

Порфирий не дал твари встать. Когда она уже стала подниматься с колен, он толкнул её прикладом. Та снова завалилась. Стараясь не думать о том, кем это тело было до своей смерти, он схватился за воротник кожушка и потянул. «Да, нормально. Смогу». Тем более к их дому, дорога шла под горку. Он быстро, почти бегом, потащил тело по накатанному насту. Глафира тянула руки за голову, но на бегу никак не могла схватить Порфирия. Он, не останавливаясь, на одном дыхании, затащил бывшую жену в ограду и остановился только у крыльца.

К его удивлению, мертвец Васька так и лежал на снегу. Его уже даже припорошило. Он был в том же положении, в каком оставался, когда он побежал вдогонку за близкими. Золото тоже было там. Прижал руками к животу. Впервые, оно не произвело на охотника никакого впечатления. Мелькнула мысль, что все – Василий больше не оживет. Но подумать об этом, не дала Глафира: как только он остановился, она смогла дотянуться до его руки. Пальцы сжались на предплечье. Мертвенный ледяной холод, браслетом сжал руку. Порфирий вскрикнул и вырвался. Он даже отпрыгнул. Жена была настоящим кусочком льда. «Как она еще двигается? Кровь уже должна замерзнуть». Охотник перевел взгляд на Василия. «Может, и Васька заморозился?» Разбираться времени не было. Надо срочно пристроить и жену, и Василия. Чтобы уменьшить число врагов.

Он бегом бросился в сарай. Там, в углу, висели все веревки и конская упряжь. Порфирий схватил пеньковую потертую веревку, ту, которой увязывал сено, когда возил его с луга домой. Она была длинной, но бежать за ножом некогда. Он выскочил на улицу. Там, в чурке, был воткнут топор. Одним движением отхватил кусок, и вернулся к жене. Силой, преодолевая её сомнамбулическое сопротивление, Порфирий примотал руки жены к телу и завязал. Потом, опять за воротник, поднял её и волоком потащил в дом.

На кухне он отпустил её, откинул старый вытертый половик, и поднял крышку подполья. И тут же остановился. «Зачем я её сюда? Там же все равно тепло». Он захлопнул крышку обратно, схватил жену и поволок обратно на улицу. В этот раз в сарай. Туда, где находился холодный погреб-ледник для мяса.

Порфирий сидел на табурете у печи и бездумно смотрел на, прыгающие по полу зайчики от пламени, играющего в отверстиях на чугунной дверце. Вокруг этого небольшого пята света, сгустилась тревожная темнота. Лампу он зажигать не стал. Он бы и печь не затапливал – не хотелось привлекать внимания к избе. Но почувствовал, что может замерзнуть. И сам стать таким, как те, что сейчас лежали на полу в погребе. Пока он возился с этими полутрупами, было тепло, и даже жарко. Особенно, когда тащил волоком Василия. Порфирий зря надеялся, что тот больше не оживет. Он двигался. Правда, уже совсем медленно. Как только он попробовал поднять тело односельчанина, тот зашевелился. Пришлось спеленать и его тоже. Золото тот из рук так и не выпустил. Охотник не стал возиться и вырывать самородок. Пусть лежит в погребе.

Сейчас Порфирий уже не сомневался, что эта штука и есть главная первопричина всех бед. Лукавый специально подбросил его Ваське, чтобы смутить род людской. А за ним, и он, Порфирий уже почти продал свою душу. На смертоубийство пошел. Похоже, прав был тот расстрига сумасшедший на ярмарке, который блажил, что вот-вот начнется конец света, и Антихрист в мир явится. Но он все равно готов был хоть сейчас расписаться кровью и отправиться на вечные муки в ад, лишь бы вырвать дочку. Лишь бы Анечка стала снова тем, кем была.