Второй

Разгадывая очередную тайну, Полковник обращался к Виктору на «вы», как к равному, как к достойному собеседнику. Как ко «Второму», мнение которого важно для Петренко «Первого».

– Так, Виктор Сергеевич, вы не ответили: стоит ли нам лететь на Луну? Что думаете, коллега-с.

– Кому это «нам?» Нам с вами? Вдвоем?

– Вдвоем? Не думал об этом. А хотя здорово было бы махнуть вдвоем на Луну. Чтобы больше никого. Только мы. Без баб. Но попутно замечу, что вы, батенька, анархист, любимый сын хаоса! Какая вам разница, с кем лететь? Важна идея, а не исполнители. Не важно, кто маньяка поймал, важно, что поймали. Нужна какая-то возвышающая нас идея. Разве вы ничего не слышали и не думали про лунный проект?

– Не слышал. Откуда? Я ведь ни с кем не общаюсь, кроме Лиды.

– Я так и думал. Лев Семенович говорит, что о полете на Луну окончательного решения не принято, но, если будет принято, нас оповестят. Не всех, конечно. Но вам я скажу. Но по телевизору об этом не скажут. Не надейтесь.

– Так нет же телевидения?

– Пока нет, но скоро один канал запустят. Правда, черно-белый. Системы Пал-Секам. Я к вам на днях заскочу, обсудим. Сандалии неплохие нашел. Посмотришь? Сорок пятый размер, мне великоваты, подошву можешь себе взять, пригодится.

Некоторые истории Петренко производили на Виктора Сергеевича столь яркое, ошеломляющее впечатление, что он записывал их в свой дневник наблюдений. Для потомков.

«Вчера Полковник рассказывал страшные, невероятные на первый взгляд вещи. Говорит, что горсовет считает, что все граждане должны сдавать государству лишние органы. В голосе Полковника я уловил тревогу, мне кажется, он не врет, и не фантазирует, и не пугает.

А вот я испугался и спросил: „Что значит – лишние? Если у человека два глаза, то будет ли один глаз считаться лишним?“ Он ответил, что пока непонятно. Непонятен и статус глаза: внешний это или внутренний орган. А это тоже важно.

Я спросил, считается ли палец органом или это часть органа. Если что, я готов пожертвовать пальцем. Полковник ответил, что и этого он не знает. На вопрос „Есть ли возрастные ограничения“ Иван Иванович ответил, что вряд ли.

– Думаю, что нет, сейчас, сам знаешь, молодежи мало. Да, совсем забыл, те, кто сдаст больше всех органов, получат награду – дизельное топливо, сто литров.

Полковник сказал, что члены комиссии уже выехали в Маргаритовку, на свой страх и риск. Риск, потому что, насколько ему известно, схемы минных полей в Маргаритовском районе у них нет».

Ночью неподалеку от поселка рвались мины. То ли это сотрудники КоЛиО (комитет по лишним органам) ехали в Маргаритовку, так и не найдя актуальной схемы минирования, то ли животноводы налетели на мины – сами либо с овцами.

Но главным моментом в картине мира Полковника был Рай.

– Витя, ты и о Новом Рае ничего не слышал? – обычно шепотом и с каким-то благоговением спрашивал Полковник.

– Нет, а должен был?

– Мы будем его строить. Это будет величайшая стройка всех времен и народов. Сейчас принимаются предложения – как по месту размещения, так и по содержательному наполнению. Можешь отправить свои предложения. Что думаешь?

– Пока не думал. Это что-то вроде дома отдыха?

– В каких-то деталях – да! В Раю должна быть построена идеальная система здравоохранения. Библиотеки, театры должны быть. Но в целом – это идеология. Без идеи рая человеку нельзя. Иначе что будет им двигать? Зачем он будет рисковать жизнью, к чему будет стремиться. Сейчас, Витя, идет широкая общественная дискуссия на эту тему. Зачем, думаешь, по выходным я езжу в город? Обсуждать Рай. У нас кружок.

Полковник считал, что в Рай люди должны попадать при жизни, после восьмидесяти лет.

– Но знаешь, Витя, есть и другие мнения. Комитет по молодежной политике горсовета считает, что возраст не должен играть существенной роли, главное – дела. Сделал хорошее дело – увеличил свои шансы на попадание в Рай.

По словам Полковника, на первых порах для строительства Рая придется привлекать и частные инвестиции, пропуском в Рай может стать золото.

– Иначе как мы построим его? На какие деньги? Приходится мириться с привлечением частного капитала, – говорил Полковник. – Но это только начало. В дальнейшем попасть в Рай можно будет, только заработав очки за какое-нибудь хорошее дело, например за участие в спортивном соревновании. Или сдав на органы руку или почку.

По словам Полковника, этот пункт вызвал горячие споры среди организаторов: непонятно, надо ли будет вернуть кандидатам в Рай отданные на благое дело почки или глаза.

– Все это еще не проработано. Я полагаю, что должны быть разработаны специальные справочники, в которых будет прописана цена каждого хорошего дела. Что-то типа Библий, – шепотом говорил Полковник. – Пока мы только условились писать слово «Рай» с большой буквы.

– А доступные женщины там будут? В Раю с большой буквы, – как-то поинтересовался Виктор Сергеевич у Полковника.

– У женщин будут равные права с мужчинами. Заработала право – ступай в Рай.

– То есть это будут наши ровесницы? Это будет что-то вроде дома престарелых?

– Это сложный вопрос. Но мы и об этом думаем. Лично я полагаю, что должна быть профессия «работник и (или) работница Рая», обслуживающий персонал. Это решит многие проблемы. А с другой стороны, зачем тебе девушки, главное – качественное медицинское обслуживание, зубные протезы. Или тебя еще интересуют девушки? признайся, Витя.

5. Неожиданная находка

Но вернемся в холодное осеннее утро 2034 года.

Утро Виктор Сергеевич обычно начинал с обхода соседних домов. Надежды найти что-то новое и полезное у него, в общем-то, не было, все уже было найдено давным-давно. Но во время обхода могла родиться какая-нибудь идея, например – как использовать что-нибудь ранее казавшееся бесполезным.

Петров надел резиновые сапоги, взял лопату и пошел в центр поселка. Дожди превратили улицу Приморскую в неглубокую реку, по берегам которой росли чуть начавшие желтеть кусты в человеческий рост. Кусты отражались в воде. Казалось, что пенсионер медленно бредет по реке, среди отраженных кустов. «Красиво», – подумал Виктор Сергеевич.

Первым на его пути был двухэтажный особняк бывшего директора ОАО «Механический завод» Антона Левицкого. Двухэтажные дома были разграблены в первую очередь. В том числе и дом Левицкого. Кирпичное директорское здание частично сохранило стены, а вот крыши, полов и лестниц на второй этаж почти не было – они сразу же пошли на дрова. «А я говорил, не надо строить двухэтажные дома, зачем привлекать к себе внимание», – рассуждал Петров.

У самого Петрова дом был одноэтажный, двухкомнатный плюс большая кухня, семнадцать квадратных метров. Дверь в дальнюю комнату зимой всегда была закрыта, чтобы не отапливать нежилое пространство. Это был склад. Там Петровы хранили Лидкин спортивный велосипед, посуду, одежду, проволоку, какие-то книги на растопку, стеклянные банки, пластиковые бутылки, противогазы, автомобильные камеры, резину. Все они могли пригодиться в хозяйстве. В отдельной коробке лежали сгоревшие лампочки – Виктор Сергеевич не знал, как их использовать, но чувствовал, что их час еще пробьет. Виктор Сергеевич хотел спрятать в дальней комнате спортивные награды жены, а также урну с прахом ее отца, но Лида настояла, чтобы эти вещи хранились в зале.

– Пусть люди спрашивают меня о наградах и об отце, – кричала Петрова. – Если тебе нечем похвастать, то это не значит, что все должны быть такими.

Изюминкой дома, построенного по проекту Виктора Сергеевича, был глубокий благоустроенный подвал. Лаз в подвал был в кухне. В подвале всегда было холодно, там можно было хранить картошку, соленья и прятаться самому. В подвале стояли две табуретки и две кровати без матрасов (чтобы не провоцировать грызунов – так Виктор Сергеевич объяснял себе и Лидке аскетизм помещения). Еще были стол, верстак и полки для солений, настоек и компотов. К стенам подвала Виктор Сергеевич прибил и специальные деревянные полочки – для свечей или керосиновых ламп. С зажженными свечами подвал напоминал средневековый замок.

Гордостью Виктора Сергеевича была подвальная система вентиляции. Приток воздуха обеспечивали три пластиковые канализационные трубы. Они начинались в подвале на глубине одного метра, затем тремя лучами расходились по саду и выходили из-под земли в пяти метрах от подземелья. Чтобы грязь или грызуны не попадали в подвал через трубы, Виктор Сергеевич закрыл входы металлической сеткой из алюминиевой проволоки. Сетку Петров сделал сам.

Но вернемся к дому Левицкого…

Второй этаж дома когда-то занимала библиотека. Десять лет назад, уезжая, директор устроил отходную. Втроем – Левицкий, Виктор и Полковник – допили имеющиеся в доме запасы спиртного: виски, коньяк, дорогую водку. Тогда Виктор Сергеевич и увидел, что у Левицкого много книг. Как минимум пять шкафов, деревянных, со стеклянными дверцами. Там были «Библиотека современной фантастики», собрание сочинений Конан Дойля, Уэллса, Жюля Верна, Марка Твена и «Тысяча и одна ночь».

– Пусть остаются, может, мы еще вернемся, дочитаем, – сказал Левицкий. – А ты, Витя, если интересно, заходи изучай. Вот тебе ключ от второго этажа. Если хочешь, читай в беседках! – Казалось, Левицкий вот-вот заплачет: он и сам хотел читать в беседках, вдыхая ароматы вишневого сада. Но не получилось.

Почитать директорские книги Виктору Сергеевичу не удалось – библиотеку в первую же ночь вместе со шкафами забрал на дрова другой обитатель поселка – уже упомянутый автомеханик Максим Степанов. Максим книг не читал. Он их только жег.

– Простите, ради бога, я ж не знал, что вы их читать собираетесь, – спустя пару лет каялся Максим, когда в случайном разговоре выяснилась судьба библиотеки Левицкого.

Виктор Сергеевич любил вишневый сад Левицких. Шестнадцать гектаров самоплодной тургеневки. Немного, но все же. Антон Левицкий любил вспоминать Чехова:

– Конечно, это не тысяча десятин, как у Антона Павловича, но размах у меня чеховский.

– Хотите скупить наши участки? – интересовались соседи.

– Думаю над этим. Но все будет зависеть от продаж механизмов, производимых нашим заводом.

Продажи механизмов резко упали незадолго до начала Смуты, и скупить участки Левицкому не удалось. А потом стало не до участков, и Левицкие уехали.

За десять лет сад зарос сорняком.

Вишни еще в начале лета Виктор Сергеевич собрал – на компот. То, что не собрал Петров, съели муравьи.

Вслед за библиотекой с участка Левицких исчезли и садовые беседки. Кто их забрал, Виктор Сергеевич так и не понял. Максим и Полковник говорили, что это не их рук дело.

– Наверное, кто-то приезжал из соседнего поселка, может быть даже постарались животноводы, – сокрушался потом Виктор Сергеевич. – Или металлисты.

– Я как чувствовал, часть домой отвез, – вспоминал Полковник. – На антенну.

Отъезд Левицких сопровождался скандалами.

– Антон, я не могу без водопровода! – кричала жена Левицкого. – Давай быстрее собирайся, поедем. Это про́клятое место.

– Выпей водки, – советовал Антон.

– Витя, я боюсь здесь оставаться, – говорил Петрову Левицкий перед отъездом. – А жена – тем более, она у меня красавица, на пятнадцать лет моложе, вода ей важна еще… В городе спокойнее. Там людей больше, власть хоть какая-то, а здесь никого. И свет отключили. В общем, я не знаю. Воды нет, газа нет, есть жена.

– Антон, я же тебе советовал: ставь дизель, дизель – это и свет, и колодец. Ты думаешь, в городе безопаснее? Опаснее там, где больше людей. А безопаснее всего ночью на кладбище. – Виктор где-то вычитал эту фразу и поначалу поразился ее мудрости. Потом понял, что автор сам никогда не бывал ночью на кладбище, просто выдвинул гипотезу.

В дневнике наблюдений Петров записал трактат «Страх и красота»: «То, что кажется нам страшным, некрасивым, не всегда на самом деле опасно. И наоборот, опасное иногда нам кажется красивым. У диких народов существует даже культ опасной красоты. У них красота – синоним опасности. Но есть и третий случай: предмет кажется страшным, некрасивым, мы пугаемся, думаем, в чем же опасность, ищем, но не находим ее, привыкаем, и предмет уже не кажется опасным. Таким образом мы пропускаем проявление главной опасности. Яркий пример – кладбище. Надо бояться не мертвецов, а внезапной смерти от страха, например от разрыва сердца».

Левицкому было за пятьдесят, он был сердечником и мобилизации не подлежал. Однако в городе его забрали на рытье окопов. За неделю Антон похудел на десять килограммов, стал малоразговорчив и еще поседел. Однажды он не вернулся с рытья окопов. Третий инфаркт, догадалась жена.

Жена Антона приглашала Полковника и Виктора Сергеевича на похороны. Но это был самый разгар Смуты, и никто никуда не поехал.

– А то и нас отправят на окопы, – предположил Виктор Сергеевич. – По ошибке. Потом ошибка окажется роковой.

– Неплохая, в общем-то, смерть, – говорил Полковник. – Я бы тоже хотел так умереть. Раз-два – и все. Чтобы никто меня не мучил, не пытал, не жег кожу спичками и я никого не обременял просьбами типа «еще один стакан воды, пожалуйста, спасибо, и еще один можно». Такая смерть – роскошь по нынешним временам. Может, поедем? Я города давно не видел.

– Боюсь свой дом увидеть разрушенным, да и на мины можно налететь. – Виктор Сергеевич категорически отказался от предложения. – К тому же Антона ради нас не станут держать незакопанным.

– Один я не поеду. Но мины – пустяк, если иметь хорошую карту. А у меня лучшая карта в этом районе. – У Полковника действительно была лучшая карта – ему ее выдали военные сразу после того, как установили мины. – Я же когда-то был участковым, меня уважали еще лет десять.

Виктор Сергеевич в который раз осмотрел дом Левицких в поисках чего-нибудь бесполезного. Того же зеркала, например. Пусть и разбитого. Он придумал, что окружит дом зеркалами. Чтобы можно было видеть, что происходит за забором, не выходя из дома. Типа зеркала заднего вида. Очень полезная вещь.

Зеркала Виктор не нашел. Зато обнаружил неработающую шариковую ручку – возможно, деталь от пипетки. Еще нашел металлическую водопроводную трубу. Труба шла от дома в центр сада. Пять метров. Видно, Антон хотел, чтобы в каждой беседке был водопровод, наверное для жены. Труба ржавая, но полезная. Одному не дотащить. «Как-нибудь притащим с Лидкой». Виктор присыпал трубу опавшими листьями.

Обход поселка имел еще одну цель – так сказать, «оборонительно-пограничную».

– Мы пенсионеры, и нам нельзя терять бдительность, – часто говорил Полковник. – Бдительность – это безопасность. Потеря бдительности чревата непредвиденными последствиями.

– Да-да, – соглашался Виктор Сергеевич. – Утрата бдительности – мина замедленного действия.

– Я не против молодежи, – любил пошутить Полковник. – Но каждое поколение должно жить на своем этаже. У нас в поселке одноэтажное строительство. Нет здесь места для молодежи. Разве что подвал.

На этот раз Виктор Сергеевич не нашел ничего ни полезного, ни опасного.

6. Новые жители поселка

Пару лет назад, в доме проректора строительного института Виктор Сергеевич заметил газету. Брезгливо расправил палкой смятую бумажку. Газета была сравнительно новая, месячной давности.

«Откуда? – Виктор Сергеевич испугался. – Значит, тут кто-то был. Не местный. Местные бумагу не бросят. Пригодится на растопку или что-нибудь завернуть. Да никто и не приезжал за последний месяц».

И это в пятнадцати минутах от его дома!!! – ужаснулся пенсионер.

Виктор Сергеевич надел очки и прочитал заголовки статей. «Ушла под асфальт», «Наши краше», «С новыми силами и без отдыха», «Отправился на юг», «Округлившиеся формы», «Умножь счастье на четыре», «Будет как новенький». По заголовкам невозможно было догадаться, о чем пойдет речь в статье. Кроме одной – «Футбол. Еще одно достойное поражение».

«Значит, опять играют в футбол», – подумал Петров, который футбол не любил, но никогда и никому об этом не говорил и даже ходил вместе с рабочими обувной фабрики на стадион. Он винил в Смуте футбол, как, впрочем, и шахматы, и другие соревнования. Даже карточные игры и лотерею. Ему казалось, что игры возвышают людей недостойных, заменяя упорный труд и живой ум на эфемерный спортивный успех.

Он даже написал статью для своего дневника наблюдений: «Футбол – это не игра. Футбол – это форма войны, ее репетиция. Есть мнение, что, играя, люди меньше воюют, а я считаю, что такой подход ошибочен».

Виктор залез на крышу проректорского особняка. Из трубы одного из домов на Морской шел дым.

Вернувшись домой, Петров позвонил Полковнику. Доложил обстановку:

– Обнаружены незваные гости. Вероятно, вооружены.

– Конечно вооружены. Ты из дома выходи только с ружьем и гранатами. И Лидка пусть сейчас сети не ставит, – предупредил Иван Иванович. – Это дом, где раньше начальник районной милиции жил. Там стены толстые, генерал Сидоров по своему проекту строил, наскоком не возьмешь. Давай рано утром нагрянем. Позвоню Максиму. Пусть пулемет возьмет. Кто они и сколько их, мы не знаем. Пусть и Лида пойдет. Мало ли что. Может, помощь медсестры понадобится. Я и свою Наташку возьму. Встречаемся на углу Ленина и Морской в шесть утра. Захватите канистры с бензином.

В шесть утра компания была в сборе. Лидка пришла в каске, найденной в школьном музее. Полковничиха Наташка принесла в ведре провизию, на случай если битва затянется. Максим притащил пулемет неизвестной конструкции – «чоппер», по его словам. За Максимом увязался и его отец. Роман Максимович был возбужден, он шел в ногу с невидимыми однополчанами, отдавая честь невидимому главнокомандующему.

– Марш-бросок – это мое. Наконец-то настоящее дело. – Роман Максимович говорил очень тихо, но часто.

– Нельзя было отца оставить дома? – Полковник был недоволен явлением Степанова-старшего.

– Сказал, что, если я не возьму его с собой, перейдет на сторону противника.

– Ладно. Может, отправить его на разведку? – спросил Полковник Максима.

– Папа, пойдешь в разведку?

– У меня нет оружия, сынок!

– Роман Максимович, а если я вам дам лазерную винтовку, пойдете? – Виктор Сергеевич вспомнил, что в кармане лежит вчерашняя находка – шариковая ручка без стержня. Смотрите в дырочку, находите объект, говорите – «убил»! Все! Дело сделано.

– Это другое дело, – обрадовался Степанов-старший. – Куда идти?

– Надо обследовать брошенный катер на берегу залива, – распорядился полковник, и Степанов-старший ушел. – Виктор и Максим с канистрами зайдут со двора, подойдут к дому через Луговую. Я постучусь в ворота. Если враг начнет стрелять, поджигайте дом. Не дадим им выйти. Лида – медсестра. Наташа…

– Я повар, – подсказала Наташка. – Картошки наварила.

– Дайте мне гранату, – попросила Петрова. – Я доброшу до дома. Я в юности хорошо метала гранаты.

– Гранаты я не взял с собой. Брось в дом камень, после того как я постучу в ворота. На первом этапе штурма важен шум и неожиданность.

Максим предложил:

– Шум шумом, но, может, все-таки сразу подожжем дом со всех сторон? Пока они спят. Помните, как того мужика сожгли? Без всякого шума.

Максим, конечно, немного лукавил – шум был, мужик, лет сорока, в военной форме без знаков различия, сгорая заживо, кричал. Зачем он приходил в поселок, никто не узнал.

Полковник возразил:

– Нет. Это крайний случай. Вдруг у них с собой есть что-то ценное или взрывоопасное. У того мужика были снаряды. Помните, как рвануло, сами едва остались в живых и пожар с трудом потушили.

– Конечно помню, – рассмеялся Максим, – такой метеоритный дождь нам на голову выпал.

Через пятнадцать минут команда заняла исходные позиции. Полковник постучал ногой в ворота.

– Эй! Мы знаем, что вы здесь. Выходите по одному с поднятыми руками. Дом окружен.

Лидка бросила в сторону дома кирпич из ограды. Но не добросила.

– Иван Иванович, сделай предупредительный выстрел, мелких камней нет, а кирпичи трудно метать, не добрасываю.

– Эх, Лида! – Полковник облизал губы и выстрелил. – Выходите по одному, если хотите жить.

Из дома раздался женский крик:

– Выходим! Подождите, мы не одеты.

– Пусть так выходят. – Роман Максимович вернулся из разведки и с интересом рассматривал происходящее в прицел «лазерной винтовки». – Посмотрим, что они из себя представляют. Без прикрас. А то – ишь!

Через две минуты из дома вышли двое в ватниках и калошах: женщина лет пятидесяти в очках и платке и наголо стриженный мальчик.

– Руки вверх! – распорядился Полковник.

– Пусть разденутся, под ватником автомат можно спрятать, – посоветовал Максим и крикнул: – Раздевайтесь! Одежду нам бросайте.

– Правильно сынок, так и надо, – поддержал сына Степанов-старший. – Думаешь, у бабы грудь, а на самом деле это кирпич за пазухой. Даже два кирпича.

Пожилая женщина улыбнулась и молча разделась догола. Без одежд и платка она выглядела моложе, не старше сорока. У нее была, в общем-то, красивая грудь… «Похожа на сорт томатов „грудь Венеры”, – подумал Виктор Сергеевич. – Неплохо, лучше, чем давленые „сливки”».

У женщины была татуировка на бедре – ветка роз и тигрица.

Мальчик не двинулся с места. Полковник еще раз выстрелил в воздух. Мальчик вздрогнул, заплакал.

– Тетя Лика, мне раздеться?

– Что делать, Лена? – Лика опять улыбнулась. – Раздевайся и никого не стесняйся.

Мальчик разделся. Оказалось, что это не мальчик, а очень худая девушка лет восемнадцати. Девушка зарыдала во весь голос и упала на колени.

– Мы ничего вам не сделали. Что вам надо?

– Больная, что ли? – Максим с любопытством подошел к девушке и пнул ее ногой. Девушка упала в грязь, Максим засмеялся. – Меня зовут Максимом, я автомеханик.

– В доме еще кто-то есть? – строго спросил Полковник.

– Никого, – ответила старшая женщина.

– Подойдите ко мне. – Полковник надел на женщин наручники. – Рассказывайте, откуда, куда и кто такие.

– Ватники можно надеть? – кокетливо поинтересовалась Лика и захихикала.

Лика сообщила, что Лена – ее дочь, они едут в Сочи лечить почки, но заблудились. Ехали на катере под названием «Азов-2», попутчики сказали, что это Сочи, приехали, вылезайте. Не дождавшись, когда женщины соберут вещи, выбросили в море.

– Мы думали, что утонем или замерзнем, все-таки осень.

Но оказалось, что море неглубокое, по колено. Женщины быстро добрались до берега.

– «Азов-2» в Сочи не идет, – угрюмо заметила Наташа. – Только до Керчи.

– Но мы-то не знали, мы билеты с рук брали. Мы им отдали все наши талоны на питание. И серьги у меня еще были, теперь ничего у нас нет.

– Талоны здесь не работают. Скажите спасибо, что не убили. Документы у вас имеются? – Полковник продолжал допрос.

У Лики был диплом о высшем образовании на имя Расула Гамзатова.

– Это шутка, – объяснила Лика. – Я подумала, люди прочтут и улыбнутся, дадут поесть, не ударят, тем более не убьют.

У молодой не было ничего.

– В школе училась? – обратился к Лене Полковник.

Молодая ничего не сказала. Она дрожала от холода и страха.

– Училась, читать умеет, – опять улыбнулась Люда.

– А скажите, это вы газеты оставили в домике? Ведь это такая ценная вещь, – поинтересовался Виктор.

– Это Лена бросила, она хотела вылечить почки и стать журналисткой. Говорила, что хочет почитать свежую местную прессу. Это мы в городе купили. А я учительница! У меня есть настоящий диплом, но я его потеряла.

Свою настоящую историю Лика рассказала Виктору Сергеевичу спустя пару лет.

Во-первых, оказалось, что она никакая не Лика, а Людмила Ивановна Назарова. Людмила Ивановна действительно когда-то работала в школе. Начинала Лика учительницей русского языка.

– Я тогда еще больше улыбалась, – так Лика объясняла свой стремительный карьерный взлет. Очень скоро Лику взяли в горисполком, в столовую, на раздачу.

Лена была дочкой Людмилиной подруги. Подруга упросила Лику взять семнадцатилетнюю Ленку к себе помощницей. Денег за работу в горисполкоме не платили, но кормили. Женщины много ели, особенно Елена, которая хотела поправиться и выйти замуж. Так много, что в иные дни работников горисполкома кормить было нечем и они ругались и грозились отправить работников столовой на каторгу. В конце концов злоупотребления вскрылись, Людмиле и Елене грозила расправа, им пришлось бежать. На катере «Азов-2».

Настоящая это история или еще одна Ликина фантазия, Виктор Сергеевич не понял.

– А что ты называешь каторгой? – спросил Петров.

– Это когда тебя командируют на электростанции крутить турбины. До конца жизни ты крутишь турбины. Ну или что-то в этом роде.

7. Полковник выгоняет Наташку