Я всё знал заранее… Часть 2. Тайна Тициана

Наутро, в 6:30 после удара колокола в первый канонический час, монахи, учёные братья – litterati, наиболее подкованные в церковной премудрости, во главе с Приором братом Перье вышли из церкви. Один за другим они прошли по клуатру – claustrum, четырёхугольной галерее с цветистым садом в центре, и подошли к залу капитула – capitulum, где братья-монахи читают Устав монастыря и Евангелие. Встали у входа в ожидании отца Оже. В этом зале Аббат обычно наставлял братию и принимал сильных Мира сего, решая конфликты между монастырем и церковными властями или светскими сеньорами.

На этот раз монахам надо было принять единственно верное решение на предъявленные Папой требования. Рассевшись вокруг отца Оже за большим столом, братья попеременно, но бегло начали просматривать один манускрипт за другим. В окончании одного из трактатов Брату Сергиусу бросились в глаза фраза Арнальдуса: «Трансмутировать что-либо можно лишь через «смерть» вещи как таковой, лишение ее свойств, через состояние первоматерии». Пролистнув ещё пару страниц, из всего разнообразия замысловатых фраз и формул, его взгляд выхватил один из постулатов известного алхимика: «В действительности философское делание состоит в растворении камня в собственном меркурии так, чтобы свести его к первоматерии»….

– Да… Мудрёно и не очень понятно, вернее, совсем непонятно, пока. – Мелькнула робкая мысль в голове молодого монаха.

Брезгливо поморщившись, брат Бернард, один из наиболее старших и сведущих монахов, процедил сквозь зубы:

– Это же запрещённая Церковью ересь! Этим бумагам место в костре Инквизиции, там же, где и их автору!

Ему, кто-то робко, а кто и понастойчивее, начали наперебой вторить братья-монахи. Приор, брат Перье вслух произнёс вопрос, который вертелся на языке каждого из монастырской братии:

– Почему же сам Папа прислал эти бесовские бумаги, написанные самым отпетым еретиком?

Аббат Оже, потупив взгляд, произнёс фразу, которая при всей своей очевидной кощунственности, разом прояснила всю суть происходящего:

– В нынешней ситуации Папа остро нуждается в деньгах. Власть, политическое и католическое доминирование в Европе сейчас не просто подорваны, они попраны Светской властью, а особенно властью короля Филиппа! – последние слова отец Оже отчеканил ровно и очень уверенно. – Когда срочно нужны деньги, и к тому же очень много, в дело пойдут не только еретические книги с безбожниками, но и дружба с самим Сатаной!

Воцарилось тягостное молчание, длящееся уже насколько нескончаемых минут. Наконец, его прервал отец Оже обращением к молодому монаху-учёному, брату Сергиусу:

– Послушай, брат Сергиус! Мог ли бы ты изучить трактаты Арнольдуса и взяться за это сомнительное дело по трансмутации золота?

– Брат Сергиус! – уже отчётливее и громче произнёс отец Оже. – Я хотел бы знать твоё мнение о трудах Арнальдуса. Брат Сергиус! Брат, да слышишь ли ты меня?!

Я, современный молодой художник, всё отчётливее начинал воспринимать окружающую меня странную и, казалось бы, ещё совсем чуждую мне реальность. Я вроде бы даже участвую в происходящих событиях… Здесь и Сейчас… Сначала как бы со стороны, затем, всё отчётливее и более ощутимо, и теперь уже, как непосредственный участник сложившейся безвыходной ситуации. Видение проявлялось как будто бы из небытия прямо в самом зале капитула монастыря Сен-Пьер.

– Сергиус! Сергиус! – я слышал это имя, как сквозь пелену каких-то грёз или видений!

Господи, так это же я. Выходит, Я и есть – Сергиус!!! А монахи обращаются именно ко мне…? Да, как же такое может быть…? О, нет!

Слава Всевышнему! Я, всё же – не брат Сергиус, а московский художник. Просто я сейчас вижу окружающую меня действительность глазами монаха Сергиуса! Я, как и все слышу свой собственный, то есть голос Сергиуса!

Как-то разом я вышел из гнетущего оцепенения, оказавшись в центре реальных событий! Похоже, брат Сергиус также прибывал в не менее странном и пространном состоянии.

– Отец Оже, только само чтение и понимание сути этих манускриптов займёт у меня не меньше полугода! К тому же, необходимо разобраться в том, как обустроить лабораторию для химических опытов, да и, вообще, понять, что именно для всего этого нужно…! – в порыве на одном дыхании выпалил эти слова брат Сергиус, хотя мне казалось, что произношу их именно Я….!

Получается, что и я, современный молодой художник, как и все участники этого обсуждения, тоже каким-то мистическим образом причастен к интриге происходящих событий.

Брат Сергиус уже более десяти лет занимается изучением естественных наук, добившись в этом значительных успехов, да и другие науки были ведомы этому талантливому молодому монаху. Именно поэтому выбор Отца Оже и пал на него.

– Вот и ладно. На том и порешим, – твёрдо произнёс Аббат и благословил братьев, осеняя их крестным знамением, – Мир всем…

– Брат Сергиус, начинайте знакомиться с труда-ми Арнальдуса и составьтесписок всего необходимо-го для начала работ. А, там, как-нибудь разберёмся. Всевышний не оставит наси поможет найти правильное решение! А, уж, кольвремя дорого, то и беритесь за дело, брат Сергиус, неотлагательно!

Брат Сергиус молодой, но уже очень образованный и дисциплинированный монах, довольно скоро ознакомившись с трудами старого алхимика, спустя всего лишь месяц предоставил отцу Оже перечень всего необходимого для начала работ. Для этого требовалось оборудовать лабораторию, место которой нашлось рядом с кухней, отгородив небольшую часть трапезной. В этом отгороженном закутке для проведения химических опытов был сложен очаг, дымоход которого совместили с кухонным. Воду и стоки тоже соединили с кухонными трубопроводами.

Сергиус был освобождён от всех монашеских служб и монастырских обязанностей. Молиться ему было дозволено прямо в лаборатории. В ней Сергиус пропадал сутками, иногда даже оставаясь на ночь и просыпаясь с первыми лучами солнца. Раз за разом приходилось повторять всё, что предписывал Арнальдус, строго соблюдая составные части разных веществ и компонентов, время их соединения, последовательность и продолжительность протекания реакций.

Кто только из братьев, учёных-монахов не поддерживал Сергиуса в то сложное время. Разбирающиеся, хоть немного, в естественных науках, делились теоретическим или практическим советом, иные, просто дружески сочувствуя, приносили ему в лабораторию лакомые кусочки из кухни, а то и целые деликатесные блюда. Некоторые братья иногда подолгу засиживались с Сергиусом в лаборатории, готовя на открытом огне очага ароматный глинтвейн из вина, виноград для которого собрали этим августом, мёда, лекарственных трав и специй. Старинный монастырский рецепт.

Устав Святого Бенедикта позволял монахам употреблять вино во время ежедневной трапезы по норме в один гемин (0,3 литра). Однако в Уставе была одна оговорка: «Если условия местности, или тяжелый труд, или летний зной потребует большего, то давать на усмотрение аббата, соблюдая всячески, чтобы не дошло до пьянства». В общем, хотя, до пьянства и было сказано не доходить, мера употребления вина сильно варьировалась от одного аббатства к другому.

Так, молча, под сочувствующие взгляды братьев, выпивался маленькими глоточками горячий и ароматный глинтвейн, хотя бы на немного отвлекая брата Сергиуса от проблем неразрешимой задачи.

Сергиус начал усердно молиться, призывая на помощь Всевышние силы. Не зря же в толковании тайны имени «Сергиус» сказано, что Цвет его имени – Золотой, Камень – Жемчуг, в характере есть явная предрасположенность сочетать в себе сильные черты характера и целеустремлённость.

Но ни молитвы, ни его усердие, в проводимых химических опытах во всех мыслимых и немыслимых комбинациях, никак не способствовали получению долгожданного результата. С постоянным однообразием в результате всегда получалось что-то не то, совсем не то, что требовалось Папе Клименту.

Вновь и вновь, со слипшимися от усталости и вечного недосыпания, глазами, вчитывался Сергиус в тексты манускрипта Арнальдуса, нашедшего Философский камень, силясь понять тайный смысл написанного великим адептом алхимии:

«В эзотерическом смысле, совокупность знаний, сведений, недоступных непосвящённым, несведущим в мистических учениях людям, особых способов восприятия реальности, имеющих тайное содержание и выражение в психодуховных практиках, камень символизирует трансмутацию низшей, животной, природы человека в высшую, божественную. Целью для моих практик был сам философский камень. И духовное освобождение, превознесение, даруемое тому, кто им обладает – абсолютная свобода».

Арнальдус ссылался на результаты опытов, описанных в трудах Пифагора, Платона, Аристотеля, арабского философа и врача Авиценны.

Сергиус начал менять реактивы, составные компоненты и элементы, задействованные в опытах, их чередование и время вступления в реакцию. Использовал различные сочетания ртути, свинца, олова, серебра, скипидара, азотной и серной кислот с примесью соединений йода и без него. Молодой монах соединял их не только так, как описывалось в трактате алхимика, но и, экспериментируя в поисках искомого результата, допускал и иные вариации проводимых опытов. Неизменным всегда было только одно. В реторте на дне оставались разные комбинации осадков цветом, очень похожим на золото. Разнообразные виды осадков, какие угодно! Но только не золото! Пытливый ум молодого учёного требовал хотя бы понять – что именно получалось вместо драгоценного металла…? Что это за странное вещество в виде порошкообразного осадка, внешне напоминающее золотой песок? Надо бы его исследовать…

Однажды, под утро, находясь ещё в полусонном забытьи, ему даже показалось, что он получил «Золотой напиток»! Этому средству приписывалась могучая сила: оно должно было не только облагораживать металлы, но и служить универсальным лекарством. Его раствор, в определённой степени разведённый, так называемый Золотой напиток, «питьевое золото» – Aurum potabile, принятый внутрь в малых дозах, должен был исцелять все болезни, молодить старое тело и делать жизнь более продолжительной.

Увы, всё было тщетно! Золото не получалось!

Сергиус не мог поверить в некомпетентность Арнальдуса. Ведь, он уже ставил опыты по трансмутации и получал чистое золото в Риме в 1286 году. Значит, либо при переписке трактата Арнальдуса ошиблись переписчики Папы Климента, либо сам Арнальдус умышленно допустил ошибку в описании рецепта.

Вдруг, молодой монах как будто понял потаённые мысли Арнальдуса. Наверняка, великий алхимик предположил возникновение беспорядка, ужаса и даже катастрофы после того, как кто-то из людей в одиночку овладеет тайной технологией трансмутации или, а это ещё хуже, несколько избранных персон будут владеть этим магическим знанием. Тогда-то Мир, скорее всего, сначала сойдёт с ума от изобилия золота, а затем, погрязнув в нескончаемой чреде войн, познает полный крах своего политического, экономического и социального устройства. Попросту, наступит полный хаос!

Так, за работой Сергиус и не заметил, как пролетело 12 месяцев, включая изучение трактатов Арнальдуса и обустройство лаборатории. Наступила вторая половина ноября 1312 года. Надо было писать отчёт Клименту о проделанной работе с отрицательным результатом.

Опять, уже спустя год, 20 ноября отец Оже собрал учёных монахов монастыря Сен-Пьер в зале капитула аббатства по вопросу поручения Папы Климента. Потупив взор, аббат огласил результаты проделанных опытов:

– Золото не получилось!

Кто-то из братьев читал молитву и, предвидя весь гнев Понтифика, который непременно обрушится на головы монахов аббатства, вместе с тем радовался тому, что бесовским и еретическим планам не суждено было свершиться:

– Слава Всевышнему! —

Отец Оже, как всегда, спокойно и твёрдо подвёл итог:

– Брат Сергиус пиши отчёт о завершении работ с результатом, который ты получил. Не забудь приложить манускрипт с описанием опытов, чертежей и с окончательными выводами. Я же напишу Клименту сопроводительное письмо.

Молодой учёный монах-алхимик составил отчёт о неудавшихся экспериментах по трансмутации золота, и при этом вложил в кожаный кофр Папы Климента V свой отчёт-манускрипт о способе изготовления чудодейственных красок, которые способны передавать такие оттенки, каких по силе воздействия на человека доселе и не существовало.

Завтра утром отец Оже положит в кофр своё сопроводительное письмо для Папы, зальёт его замок сургучом и скрепит всё своей аббатской печатью. Отставив кофр на столе лаборатории, брат Сергиус, опасливо озираясь, тихо произнёс:

– Этому тайному замыслу по трансмутации неблагородных металлов в золото сбыться было не суждено! А, вот имя моё, как великого алхимика волшебных красок, будет триумфально шествовать из века в век!

Я, современный московский художник отчётливо видел этот манускрипт, понимал суть проводимых химических опытов и чётко слышал эту фразу Сергиуса, правда, тогда ещё, не придал этому должного внимания, хотя, всё происходящее, очевидно, носило судьбоносный характер, и заслуживало более внимательного и вдумчивого отношения к событиям того далёкого и очень тревожного времени. … Ведь, я же всё знал заранее…

Всё опять повторяется и повторяется вновь! Опять это странное, сначала мутно-размытое, а затем, всё более отчётливое видение постепенно начинает становиться ощутимой реальностью.

То ли я – монах-бенедиктинец времён расцвета Святой Инквизиции, то ли – алхимик, познающий тайну «философского камня», то ли – великий художник, уже открывший секрет невероятно-диковинных красок.

С первой же оказией, 30 ноября 1312 года кофр был отправлен Папе Клименту V в Авиньон.

8. Тициан. Творческий путь

Мощный виток развития масляной живописи начался в эпоху Возрождения. Живописцы этой эпохи наслаждались свободой, которую давали масляные краски по отношению к материалу. Их использование дало безграничные возможности для развития новых техник живописи. Лучшими полотнами этой эпохи стали картины Леонардо да Винчи, Микеланджело Буанаротти, Рафаэля, Караваджо, Тициана, Альбрехта Дюрера, Сандро Боттичелли.

Тициан Вечеллио, которого в те ранние годы все называли просто Тицианом, хотя впоследствии это имя зазвучало как титул высшего достоинства, родился в глухой деревушке Пьеве ди Кадоре, в семье со старыми благородными традициями в 1480-е годы. Когда именно, это уже никому точно неизвестно.

Уже на десятом году жизни Тициан начал пробовать свои силы в живописи. Рисуя, он искал, прежде всего, живые, золотистые, солнечные краски. Он рисовал иначе, чем другие знаменитые и признанные художники того времени, и потому один из уважаемых и известных в Венеции живописцев сказал маленькому Тициану страшные слова: «У тебя нет таланта!». Теперь же все искусствоведы единодушно утверждают, что Тициан, бесспорно, стоит во главе венецианской школы живописи.

Тициану не было и тридцати лет, когда его признали лучшим живописцем Венеции. По месту рождения художника иногда называют «Тициано да Кадоре». Позже он известен так же, как Тициан Божественный.

Уже к середине 1520-х годов, которые условно принято считать началом второго периода, в творчестве Тициана определяются три главных жанра, в которых он не знал себе равных. Основное внимание он уделяет религиозной теме, портрету и аллегорическим композициям на мифологические сюжеты или poesie, как мастер сам называл их в письмах к друзьям и заказчикам. Пик творческой зрелости приходится на 30-е годы, когда Тициан обретает всеобщее признание и громкую славу, а его искусство становится поистине народным, отражающим быт и нравы венецианцев, их тягу к свободе и независимости.

Тициан первым обратил внимание на то, что красота живописи зависит не только от чистоты цвета красок, но и от их гармонии.

– Загрязни тона твоих красок, – часто подсказывал он своим ученикам.

В процессе своих собственных проб и поиска техник смешения красок, я обратил внимание, на то, что в работах Тициана композиции становятся менее динамичными, более «повествовательными», что ли. Художник создаёт «живость» и драматизм сюжета, используя иные техники, нежели те, которыми все традиционно пользовались ранее. Вблизи картина кажется беспорядочным хаосом мазков, и лишь на определенном расстоянии цветовые пятна сливаются и из них проявляются чёткие контуры и фигуры. Накладывая краски на холст, Тициан использовал не только кисть, но и шпатель и даже палец. Местами структура холста просвечивалась и казалась, как бы обнаженной, что придавало краскам особую прозрачность и воздушность.

Необычная техника Тициана не находила понимания у большинства его современников – настолько новой и непривычной она была для своего времени. В этот период художник пользовался более жидкими красками. Прежнее колористическое богатство уходит, и на первый план выступает игра света – цвета как бы «тлеют изнутри». Главную роль теперьуже играет приглушенный золотистый тон, чаще используются оттенки сине-стального и коричневого.

Новая техника раскрыла поразительные колористические возможности масляных красок, которые, будучи нанесенными методом полупрозрачной лессировки на хорошо подготовленную поверхность доски или холста, излучают удивительное сияние. Тициана не могла не потрясти светоносная живопись Пьеро делла Франческа. Он внимательно изучал работы старых мастеров и вобрал в себя все лучшее, что было у «отцов Возрождения». По прошествии лет Тициан во многом превзошел своих учителей, став величайшим колористом в истории мировой живописи.

Тайна колорита его работ – непостижима. Так, в чём же она, в чём эта тайна? В слияние оттенков? В удивительной точности перехода тонов? В составе красок? Неподражаемое искусство накладывать краски ставят Тициана на вершину совершенства. Эта загадка до сих пор остается необъяснимой.

Напрасно многие пытались подвергать краски, которыми он писал, химическому разложению, для чего безжалостно пожертвовали несколькими его бесценными произведениями: анализ дал самые обыкновенные результаты, а тайна его колорита так и осталась в гениальной недосягаемости.

«Похищение Европы» – одна из семи «поэзий» Тициана, как он их сам называл. Произведение получилось очень драматичным, полным накала страстей. Ему удалось достичь такого эффекта с помощью мрачной и контрастной цветовой гаммы, а также диагональной композиции, которая задает движение, усиливает динамичность.

Всё же, был какой-то секрет, какая-то тайна и в технике нанесения красок на холст, и в изготовлении самих красок. Так, в чём же именно этот секрет, в чём же его тайна? Мне непременно надо её раскрыть…

9. Петербург. Эрмитаж. Наши дни

Август 2022 г

Итак, позавтракав в кафе при отеле и собираясь посетить один их величественнейших музеев Мира – Эрмитаж, мы с Данилой пересекли улицу Садовую, которая проходит вдоль почти всего города, и вышли на Вознесенский проспект к остановке автобуса № 10. Всем, кто хотел бы познакомиться с Санкт-Петербургом, непременно надо воспользоваться маршрутом десятки.

Автобус медленно проехал вдоль всей Исаакиевской площади, мимо чуда архитектурного творения Огюста Монферрана – Исаакиевского собора. Это высочайший в Мире купольный храм со строгим триумфальным узором величественной колоннады из красного гранита, на которую опирается балюстрада с фигурами ангелов. Затем, выехав на Адмиралтейский проспект, и далее по Невскому, не доезжая до Дворцового моста, вышли на остановке «Дворцовая площадь».

Велико было желание сразу же окунуться в мир культуры эпохи Возрождения, и, как бы громко это не звучало, полностью раствориться в коллекции искусства Италии, которую так бережно хранит исполненный величия Эрмитаж!

Я предложил Даниле сразу же перейти на второй этаж в залы эпохи, которые представлены итальянскими мастерами: Тициан, Караваджо, Филиппино Липпи, Десидерио да Сеттиньяно, Боттичелли, Джампетрино, Бернардино и многими другими, во главе с Леонардо да Винчи… Среди этих залов есть тот самый отдельный зал, ради которого я и задумал теперешнее познавательное путешествие с Северную столицу.

На стенах зала Тициана, окрашенных в тон ткани несохранившейся обивки XIX века, представлены 10 картин кисти великого итальянского живописца, среди которых «Даная», «Святой Себастьян» и «Кающаяся Мария Магдалина».

Собрание картин Тициана в Эрмитаже одно из лучших в мире – многие из работ украшали интерьеры дома самого великого художника в Венеции, а уже потом, с течением времени, они разлетелись по самым богатым коллекциям всего Света.

Особое внимание привлекает картина «Святой Себастьян». На мой взгляд, по сути, эта работа – первая ласточка импрессионизма задолго до его расцвета, так несправедливо недооценённая современниками.

На полотне исчезли грани рисунка, исчез деспотизм композиции, исчезли даже краски, их переливы и игра. Один цвет – черный. Он и создает весь красочный эффект. Не это ли является признаком великого мастерства и талантом предвидения!

К образу кающейся Марии Магдалины Тициан обращался неоднократно. На мой взгляд, из всех полотен, которые мастер посвятил Марии Магдалине, эрмитажное является лучшим. После смерти Тициана его сын продал картины великого мастера Кристофоро Барбариго. А, уже через несколько веков этот холст для Эрмитажа приобрёл сам Николай Первый.

По волшебству живописи, такой легкой, простой и уверенной, эрмитажная «Даная» едва ли не одна из лучших картин во всем творении Тициана. Можно предположить, что, если образ женщины, оставляет зрителя немного холодным и слегка равнодушным, то это, вероятно, потому, что сам живописец был в данном случае более заинтересован общим красочным эффектом, нежели передачей чувственной прелести.

В «Несении креста» Тициан приблизил к зрителю бледное, измученное лицо Иисуса с подёрнутым кровавой пеленой взглядом, заставляя пережить весь трагизм его последнего пути. Но при этом Христос у него не сломлен.

Христос в ясном сознании от происходящего. Он осознанно совершает восхождение на Голгофу.

Образ Христа Вседержителя, наверняка восходил к византийской христианской иконографии. Его правая рука поднята в благословляющем жесте, в левой – хрустальная сфера, символ власти над миром. При этом Христос сохраняет глубоко человеческий образ. Колорит полотна сдержан, он впечатляет энергичной проработкой основных цветов – красного и синего, тонкой нюансировкой тональных переходов на освещенном лице, виртуозностью деталей – несколько точных и сильных мазков кисти передают прозрачность и выпуклость хрустальной сферы.

Конечно же, мы с Данилой посетили и другие залы Эрмитажа. Его интересовало практически все экспозиции. Он жадно впитывал в себя всё, чего касался его пытливый взгляд. Я же, наоборот, подолгу просиживал на скамьях, обитых красным бархатом, и с удовольствием смотрел на Данилу, так увлечённо и внимательно изучающего творение великих живописцев.

Находясь под впечатлением от воочию увиденных полотен Тициана, ради чего я и посетил Питер, а особенно после впопыхах записанного сегодня утром рецепта волшебных красок из привидевшегося мне манускрипта монаха-алхимика Сергиуса, я отнёсся к работам других корифеев живописи, более сдержанно.

Лишь к вечеру мы добрались до нашего уютного отеля «Приют Паломника» и, перекусив в кафе, отправились отдыхать по своим номерам, продолжая хранить сдержанное молчание, всё ещё находясь под ярким впечатлением увиденного в Эрмитаже. Прощаясь, мы условились за завтраком определить план экскурсий на следующий день.