Мир меняется.

Была Ирина ростом ниже среднего, даже по тогдашним, более чем лояльным отношением к избыточному весу, полноватой. Черты лица крупноватые, не смотря на двадцать с небольшим лет, в уголках глаз морщины, руки с обстриженными по ноль ногтями.

Но всегда улыбчивая, приветливая, готовая всегда прийти на помощь. В смысле перевязать рану, выправить вывих на ноге. На сплаве бывает всякое.

Что касается кухни, за которую отвечали девочки под командованием Ирины, то все делалось быстро и слаженно. Причаливают все плав средства на место ночевки, через пол часа горит костер и на нем висят котелки с водой. Еще через час ужин готов. Пусть даже из макарон или гречневой кашей с тушенкой. С чаем, киселем или какао. С конфетами вместо сахара. Но всегда в дозах, достаточных чтобы накормить всю голодную туристическую братву.

Так что, в городе Ирина была не очень на виду – на работе в лабораторном халате, вне работы в простом платье и босоножках. Но в походе, где на одну женщину приходится пять мужиков, и от нее зависит питание и медицинское обслуживание всех, она «королева».

После ужина, все собирались вокруг костра, пели под гитару, общались. Все происходило на фоне естественных природных декораций. Когда заходило солнце, никакого освещения кроме костра не было. Как будто последние люди на планете. Все это при полном контакте с природой- ароматы таежной травы, стрекот кузнечиков, шум воды. И заметьте- ни капли спиртного.

В то время туристическое движение повсюду было на подъеме. Это и отдых, и проверка себя на прочность. Всю амуницию таскали на себе, гребли веслами что бы плав средства двигались. Когда проходили пороги можно было со страху и в штаны наложить. Когда проходишь там первый раз, а потом привыкаешь.

А какие виды природы во время похода присутствовали! Где еще такое в то время увидишь.

Не успели мы с Юлькой рты раскрыть, как Ирина с улыбкой стала от нас обороняться:

– Нет, нет, нет, ребята, мест у нас в этот поход на реку «Кан» уже нет. Сейчас каникулы. Нет мест ни в плав средствах, ни в палатках, спальник остался только один, и он на двоих, вы все равно вдвоем там спать не будете.

При этом предложении, я покосился на Юльку, та слегка повела носом, что означало: напугали, ежа голой попой.

– Но если это все есть у вас свое, то, пожалуй, можно, – продолжила Ирина.

– Здрасьте, – наконец вставил я слово, – вообще – то мы не за этим, мы хотели вернуть вам вещь, которая, судя по этой надписи на рукоятке, ваша.

Я вытащил из сумочки фонарик и протянул его Ирине.

С лица Ирины медленно сползла улыбка. Видно было что эта вещь ей знакома, но даже взять ее в руки она боялась. Повисла неловкая пауза. Как говорили в то время – слон родился.

– Или это не ваше, – желая выручить девушку из неловкой ситуации продолжил я.

– Теперь нет, – ответила Ирина, – откуда он у вас взялся?

– Нашли мы его случайно в мусоре за Институтом Физики, – вкратце рассказал я историю нахождения фонарика, опустив при этом эпизод с Бичарой. Девушка и так напугана, чего же еще сгущать краски.

Ирина грустным взглядом посмотрела куда – то вбок. Я проследил за этим направлением и увидел на стене коридора стенную газету. На огромном листе ватмана были наклеены фотографии последнего похода по реке «Мана», с веселыми комментариями, написанными разноцветными красками.

На некоторых фотографиях рядом с Ириной был парень. На некоторых фото этот парень был с голым торсом. Эдакий голубоглазый блондин.

Красавец, ну что тут скажешь. Юлька молча его рассматривала, по тому как загорелись ее глаза, было понятно, что парень ей очень понравился.

– Это мой бывший. Звать его Илья, – пояснила Ирина, присев на стул.

На первых фото, в начале и середине похода, Ирина и Илья смотрели друг на дружку совершенно влюбленными глазами, а вот на последних фото если и сидели в одной лодке, то Илья был какой – то задумчивый.

Видно было, что эти воспоминания даются Ирине не легко. Но из уважения к нам, проявившим, возможно, излишнюю об ней заботу, стала рассказывать:

– Ходили мы с Ильей в походы два раза, все время были вместе, полюбили друг друга, хотели этой осенью сыграть свадьбу, – выпалила Ирина на одном дыхании, – он даже записался участником на эксперимент в Институте Физики, чтобы заработать на свадьбу. Эксперимент на выживание – его и еще троих добровольцев будут помещать в герметичную капсулу в подвале Института, где они будут сидеть несколько месяцев. Космонавты, так сказать. Проверка на совместимость для полетов на планету Марс. Здоровье у него есть, ума тоже много. В Институте ведет такие темы, которые военные заказали. Секретные в общем.

Ирина еще раз посмотрела на фото.

– Любила как умела, – с нажимом продолжила Ирина таким тоном, показывающем, что любые возможные сомнения в этом просто неуместны.

– Мы были в походе, сначала все шло хорошо, потом оказалось, что река петляет гораздо больше, и оказалась намного длиннее, чем было нарисовано на нашей несовершенной карте. Из графика прохождения мы выбились на несколько дней. Но еще хуже, закончились почти все продукты. Осталось немного сухарей, крупа, соль, чай. Чтобы было чего есть парни ловили рыбу, собирали грибы, ягоды в лесу. На одной из последних стоянок, после ужина, Илья взял удочку и пошел на реку – наловить рыбы на завтрак. Все вскоре залезли в палатки, в спальники, улеглись спать. Что Илья не пришел с реки обнаружилось только утром. Искали его весь день, пока не стемнело. Удочка его так на берегу и валялась, а сам как сквозь землю провалился. Или утонул. Но это невозможно – плавал он как дельфин. А под следующее утро Илья пришел сам, парни обнаружили его спящим в своей палатке. Радости нашей не было предела. На вопрос, – где ты был, – отвечал, что вечером съел какой – то гриб, видимо ядовитый, «вырубился» и проспал под кустом сутки. Быстро свернули свой лагерь, и на возможной большей скоростью погнали на базу. Там нас потеряли. Но знали, что мы туристы опытные – не пропадем.

Мобильных телефонов в то время не было, всю информацию о происходящем в мире такие вот туристы в походе получали из маленького транзистора, который работал пока не садилась батарейка. Забирались в такие места, где плохо было слышно даже радиостанцию «Маяк».

– Я ему не поверила, – со вздохом сказала Ирина. Видя наших глазах с Юлькой немой вопрос – ну ведь нашелся же, живой здоровый, чего же еще?

Продолжила:

– Изменился Илья, стал задумчивым, на меня не смотрел как раньше. Но это не все. Вся одежда его была как после химической чистки, а ведь мы неделю в походе: где-то песок, зола, рабья чешуя. А тут ничего. Даже на кедах резина как новая. И главное запах. Чистого тела, одеколона или какого – то антисептика. Как у меня в лаборатории для уничтожения болезнетворных микробов, только запах горазда приятнее. Поначалу я молчала, думала сам все расскажет. Не дождалась. Пришлось выпытывать информацию с боем.

Тут в первый раз за весь разговор в глазах Ирины мелькнул стальной огонек. Понятно, в процессе достижения своей цели, которую она сама себе и ставит, для женщины преград не существует.

– Поначалу Илья все отрицал, потом стал рассказывать про какую – то «Русалку» и подземный город. Я ничего не поняла. Но про «Русалку» не врал. Или еще какую «Кикимору». Я женщина, я чувствую, что – то там у него с ней было.

Вдруг решившись, Ирина быстро взяла фонарик, который я положил на ящик с консервами. Взяв его левой рукой, правой рукой к нашему изумлению, быстро выдернула рубинчик из гнезда. Рубинчик оказался не камнем, а чем – то типа транзистора с торчавшими сзади двумя плоскими проводками.

– Вот эту штуку Илья предъявил мне в качестве доказательства своего рассказа. С его помощью он и от «Русалки» сбежал, и из подземного города выбрался.

С этими словами она положила фонарик и рубинчик обратно на коробку.

– Это потом, – продолжила Ирина, – Илья на своей работе его усовершенствовал, и решил подарить его мне в качестве примирения. Но меня этим не купишь, я женщина гордая.

Последние слова дались ей не просто. В глазах заблестели слезы.

– Бери, говорит, с этой штукой сможешь кому угодно, даже мне, внушить свою волю, – помолчав сказала Ирина, – но мне этой дьявольской игрушки не надо. Уж сами, как ни – будь.

– Как сами, что, без меня? – услышали мы сзади мужской голос. Мы и не заметили, как в комнату вошел здоровущий парень и, услышав концовку крайнего предложения, задал свой вопрос.

По тому как Ирина подскочила и засияла улыбкой мы с Юлькой поняли, что теперь этот парень и есть ее новый «хахарь». Да и простоватое лицо, этого здоровяка, повернутое в сторону Ирины, выражало совершеннейшее счастье и благодушие.

Девушки часто предпочитают сильных парней вместо умных. Этот сможет нести рюкзак Ирины, свой рюкзак, палатку, два спальника и саму Ирину не напрягаясь.

– ну все ребята,– закончила разговор Ирина,– день идет к вечеру, а у нас с Колей ничего не собрано.

Значит этого «громилу» звать Коля. Поняв, что разговор закончен, я положил фонарик и рубинчик обратно в сумку, мы направились к выходу. И так было понятно, что в присутствии нового жениха, никакие прежние свои похождения с предыдущим избранником, Ирина рассказывать не будет.

На некоторые события девичья память бывает совсем короткая.

Мы с Юлькой вышли из Особняка и направились на троллейбусную остановку. День действительно подходил к своему логическому завершению. Мы торопились поскорей добраться до дому. Погода портилась.

По небу поползли тучки, стало душно и темно. Мы почти не разговаривали, переваривая в голове, по своему тогдашнему разумению, все ранее услышанное.

Троллейбуса долго не было. Сидя на скамеечке, я наконец высказался:

– вот чего она до парня докопалась, ведь ей же все объяснили. Она совершенно напрасно вытащила с Ильи эти никому не нужные признания. Есть такие ситуации в жизни, когда лучше помолчать. Тем более он же мужчина. Не должен давать отчет о своих действиях. Да они с Ириной еще и не были на тот момент женатые. Это еще хорошо, что теперь у Ирины новых хахаль – Коля, а ведь могло этого случиться.

– а вот и нет, – возразила Юлька с неожиданной серьезностью,– ведь у них панировалась свадьба, а тут такое. Начинать совместную жизнь с вранья плохо. Женщина такой же человек, как и мужчина. Имеет право все знать.

– конечно,– согласился я,– у нас в стране равноправие, да только вы женщины, особенно молодые, не думаете о последствиях своих действий. Наверное, думаете, что всегда правые. А если чего- то делаете неправильно, так это виноват кто- то другой, вот тот же Макс. Может он и вправду проспал сутки под кустом, а Ирине наговорил всякого, чего пришло на ум, просто чтобы она от него отстала.

– женщина ближе к природе,– опять возразила Юлька,– природу не обманешь, а вам мужикам всем только с железками ковыряться. И сами такие же простые, как семь копеек.

– женщины бывают очень упертые,– вспомнил я слышанную от отца мысль,– особенно если чего- то себе нафантазируют, а потом в это поверят.

Тут подъехал битком забитый троллейбус. Кое – как мы в него втиснулись. Я передал кассирше плату за проезд. Кассирша при этом, важно восседала на своем креслице возле задней дверцы, покрикивала на входящих на первую площадку, что – бы не забывали передавать плату за проезд. При этом она ни в коем случае не собиралась отправиться пешком вдоль салона троллейбуса за этим сама. Такой ненавязчивый Советский сервис.

Так мы и ехали зажатые со всех стон, пока трудяги, а это были в основной массе они, не стали потихоньку выходить на своих остановках. Это у нас были каникулы, а люди работали на заводах, фабриках и конторах.

Ближе к концу поездки салон троллейбуса освободился настолько, что мы с Юлькой уселись на диванчик. За окном неторопливо проплывал пейзаж советского промышленного города с безликими квадратными домами с серыми стенами и отсутствием любой какой- либо рекламы, кроме вывесок «Магазин продукты» или «Аптека».

– что- то с этим фонариком пока вопросов больше чем ответов,– в задумчивости продолжил я разговор,– может прав был Добрый, и надо от него избавиться?

– я в технике не разбираюсь,– возразила Юлька,– но, если и вправду он обладает такими способностями, может вернуть его обратно Илье. Ребята в клубе сказали где его в институте искать. Фамилия его Масковских, а звали его в походах коротко- Макс. Ведь вещь его. Ирина от нее решительно отказалась.

– ну что- ж,– подытожил я разговор,– значит поищем этого Макса. В любом случае про фонарик лучше помалкивать. Народ у нас встречается разный, вдруг кому взбредет в голову магазин ограбить.

Зная Юльку, я не надеялся, что она в обозримом будущем все наши поездки не расскажет, со всеми надуманными подробностями, своим недалеким подругам. Но так – же я знал, что они все равно ничего не поймут. И вряд ли у них вызовет искреннее сочувствие история с Ириной, которую обманул ее несостоявшийся жених.

И тут я получил бесцеремонный толчок сзади в спину. Обернувшись, мы увидели сидящего за нами толстого стриженного под ноль пацана, развалившегося сразу на два места. Этого пацана я не знал, но его наглая ухмылка показалась мне знакомой.

– Эй, пацан, – сказал тот, – дай закурить.

Я и теперь бывает, со всем своим жизненным опытом, теряюсь от неприкрытого хамства и наглости.

В том случае, я вообще впал в ступор. Больше от неожиданности конечно. И этот толстый прекрасно это увидел. Ему было скучно ехать, решил немного размяться.

– Не курю, – промямлил я, понимая, что разговор с толстым продолжится на конечной остановке троллейбуса, куда мы неспешно подкатывали.

Так и вышло. Юлька пошла на выход первой, я следом, за мной по пятам шоркая ногами по полу троллейбуса и подталкивая меня в спину двинулся Толстый.

Отойдя от остановки, мы встали друг против друга. Толстый действительно был намного меня, в то время худобы, крупнее. Наглая ухмылка стала еще шире.

– Ну так чего ты там, – продолжил толстый, – нет закурить, сбегай, достань!

Я, не трогаясь с места, молча передал стоящей за мной Юльке сумку с фонариком. Та отошла от нас на несколько шагов. Опыт проживания в Поселке Железнодорожников приучил местных девочек в «пацанские» разборки не лезть. Как – то предотвратить или отложить все равно не получится, а вот самой попасть под раздачу запросто. Объясняй потом маме откуда у тебя синяк на руке.

Видя, что я не трогаюсь с места, Толстый лениво поднял правую руку для замаха и двинул ее в мою сторону. Я левой рукой поймал его правую руку одновременно упал на левое колено, правое подставил ему под ноги, при этом со всей возможной силой дернул эту «тушку» на себя. Ноги толстого запнулись о мое правое колено, он грохнулся на землю. Как куль с картошкой или еще с чем. Только мелькнули в воздухе его ноги в вытянутых на коленках трико и стоптанных плетенках.

Я вскочил на ноги, при этом услышав в мозгу голос своего тренера по самбо: – Ну и что это было?

Да знаю, знаю. Провел этот прием я коряво. Получилось, как получилось. Все равно я не смог бы толстого даже приподнять.

Толстый продолжал лежать на дороге, только оседали фонтанчики дорожной, растолченной в пудру сотнями ног пыли, которую он при падении поднял. Как правильно падать его, похоже, не учили.

Что произошло дальше меня удивило еще больше. Вместо того чтобы встать и броситься на меня, толстый лежа стал орать:

– Что сильный, сильный да? Скажу Хрящу он тебе рожу то набьет.

И дальше в том же духе. Поняв, что представление окончено, мы с Юлькой быстрым шагом пошли восвояси.

– Мог бы его и не бить, – вдруг сказала Юлька, – это пацан с Поселка и местные пацаны его посылают за газировкой и спрятанными недокуренными «бычками». При этом, бывает, ставят пинки под зад, чтобы ходил быстрее.

– Мог просто сказать ему: «а по фени ботаешь?» – продолжила Юлька, – он бы понял, что ты свой. Или ты мог бы просто уйти.

В переводе на русский язык это означает: «а по блатному понимаешь»?

– Ну и чего ты мне об этом раньше не сказала, – искренне удивился я.

– Ну я думала, ты его знаешь, – скромно произнесла Юлька.

Толстого, как потом выяснилось, я действительно не знал, но потом вспомнил, у кого видел его наглую ухмылку. Его, то же толстая по комплекции мама, работала в нашем трехэтажном магазине «Стекляшка», в «Продуктах» на первом этаже. Сидела обычно в отделе «Хлеб», в котором я почти каждый день отоваривался.

Когда у нее было плохое настроение, а оно у нее было почти всегда, сидела как раз с такой наглой ухмылкой. При этом она так швыряла батоны хлеба об прилавок, что если это были бы хрустальные вазы, то они разлетались бы при этом вдребезги.

Любой город – это большая деревня.

Погода стремительно портилась. Небо совсем закрыли тучи, со стороны «Афонтовской» горы сверкали молнии и отдаленно долетали звуки грома. Внезапно молния сверкнула совсем близко и от удара грома мы с Юлькой выронили сумку с фонариком, которую она передавала мне, собираясь двигаться домой с возможно быстрым шагом. Было уже очень поздно, темно, стал накрапывать дождь.

Сумка упала на дорогу. Из нее выпал фонарик и рубинчик. И только я их подобрал, полил дождь. Как из ведра. Мы мгновенно вымокли.

К моему удивлению, Юлька никуда не сдвинулась с места, где мы с ней только что попрощались, и где начиналась дорога, идущая через кусты и лес, в сторону Поселка. Быстрым шагом, а другим мы в то время не ходили, Юлька была бы дома минуть через пять.

Стояла прямо как остолбеневшая. Остановившийся ее взгляд пристально всматривался куда – то в темноту.

– Ты чего домой не идешь, – спросил я, сам собираясь побыстрей бежать домой и переодеться в сухую одежду.

Опять рядом сверкнула молния, тут и я увидел огромную черную собаку, неподвижно стоящую как раз посреди дороги в поселок. Ошейника на ней не было, передняя правая лапа была перебинтована. В густой черной шерсти сверкали капельки дождевой воды. Собака так – же, как и мы на нее, неподвижно смотрела на нас, никак не реагируя даже на молнии и гром.

Причем, Юлька собак не боялась, у них в Поселке во дворах стояли деревянные стайки, под которыми жило много разных собак. Но эта собака была не с Поселка.

А вот я собак побаивался. Когда- то в детстве, меня чуть не покусал пес моей бабушки по кличке «Верный». С моими родителями мы приехали к бабушке в гости. Она живет в одноэтажном столетнем деревянном доме в слободе «Николаевка». Дом этот с бабушкой пес и охранял. И только я по привычке направился к этому псу чтобы пожать ему лапу, тот накинулся на меня. Не узнал, что, ли. Старый пес был уже. Но покусать не успел. С тех пор я к собакам стал относиться настороженно: кто его знает, чего у этого пса в голове.

В этот момент, как я потом вспоминал, мысли у нас Юлькой, сошлись: нам дубликатом очень захотелось, чтобы это пес куда – ни будь сгинул.

Я не сразу понял, что это у меня в ладони стало горячо. Машинально раскрыв ладонь, я увидел покрасневший рубинчик, который к тому же стал жутко горячим. Так продолжалось не долго, секунды две. После чего рубинчик опять погас, а дождевая вода, обильно поливавшая все вокруг, быстро его охладила.

Когда мы с Юлькой, а она тоже пристально следила за всем происходящим с рубинчиком, перевели глаза в направлении собаки, собаки там не было. Как будто действительно сгинула. Можно идти домой, дорога свободна.

По выражению Юлькиного лица, да и по всей ее напряженной фигуре, было видно, что ни за какие «коврижки» она по этой дороге не пойдет.

Делать что – то было надо, становилось совсем поздно.

– А давай, пойдем ко мне домой, там и переночуешь, – неожиданно даже для самого себя, произнес я, чувствуя, что начинаю замерзать.

То, что моя Мама в Санатории, Юлька знала, а что мой Отец на рыбалке и будет домой завтра, нет.

– Папа мой на рыбалке, – как смог стал я успокаивать Юльку, – будет дома завтра. К вечеру.

Ситуация была без вариантная. Юлька поплелась за мной.

Перед своей Мамой у Юльки отмазка была: в поселке по соседству жила ее подруга, у которой якобы она в очередной раз заночевала. Когда дело не касается биологического соперничества за парней, девочки бывают очень дружны.

Через некоторое время, совершенно вымокшие, мы с Юлькой ввалились в коридор моей квартиры.

Убедившись, что ни моей Мамы, ни моего Отца действительно дома нет, Юлька решила, что раз на сегодняшний день хозяйки в этом доме нет, то хозяйкой в этом доме на сегодня будет она.

Я, наконец – то переоделся в сухое, мокрую одежду при этом засунул в круглую стиральную машинку, стоявшую в ванной. Чего напрягаться? Через две недели приедет с Санатория Мама и все постирает.

К огромной Юлькиной радости, у меня дома была и горячая и холодная вода. У них в поселке уже неделю холодной воды не было, а горячей не было две недели. Юлька быстро освоилась в моей ванной, нашла и мыло, и шампунь, только спросила, – можно ли взять банный халат твоей Мамы?

– Да пользуйся, – мне было все равно.

По просьбе Юльки, я вытащил из – под ванны начатую картонную коробку со стиральным порошком, после чего был из ванной выдворен.

Как радушный хозяин, я поставил на газовую плиту чайник, достал из холодильника баночку сгущенки, и вытащил из хлебницы огромный молочный батон белого хлеба, купленный сегодня утром у той самой продавщицы, сына которой пришлось сегодня вечером ронять в дорожную пыль.

Было уже действительно очень поздно. Я включил наш черно- белый телевизор. Шел концерт. Четверо грузин очень красиво, складно, с чувством, прямо со слезой в голосе, пели про Русские березы.

– Вот надо же, – думал я, – грузины, а как любят Русские березы.

Тут с шумом распахнулась дверь из ванной и в банном халате моей Мамы оттуда вышла Юлька. В руках у нее был тазик с постиранной одеждой.

– Где вы сушите одежду, – поинтересовалась Юлька. Я молча показал на балконную дверь. Дождь прекратился, и на нашем небольшом открытом балконе, было уже довольно сухо.

Юлька быстро туда проследовала и стала ловко развешивать чистую мокрую одежду на висевшую поперек балкона бельевую веревку.

К моему удивлению, у Юльки, следом за своими шортиками и маечкой, на бельевую веревку были повешены и мои, снятые мною и закинутые в стиральную машинку, штаны и рубашечка. Но что меня удивило еще больше, следом на бельевую веревку были вывешены Юлькины трусы и Юлькин смешной бюстгальтер.

Не сразу, но все же до меня дошло, что у Юльки под бельевым халатом моей Мамы ничего одето не было.

Свист закипевшего на кухне чайника, вернул меня к необходимости исполнения роли гостеприимного хозяина. Чай я заварил, баночку со сгущенкой открыл. Юлька ловко порезала столовым ножом молочный батон.

Жутко голодные, мы с Юлькой сами не поняли, как быстро выпили весь чай, съели и батон, и сгущенку.

Допив чай и доев батон со сгущенкой, Юльке пришло желание поговорить: – Это что же получается: рубинчик оказывается может действовать на собак? – в задумчивости то ли сказала, то ли спросила она.

– А с чего это ты решила, что собаку прогнал рубинчик, ты же смотрела на собаку, и не видела, как он светился, – засомневался я.

– Видела, видела, я на секунду перевела на него глаза, – когда ты разжал кулак. Красиво он в темноте светился, прямо как уголек, – продолжила Юлька, – а где кстати, рубинчик, ты его случайно не потерял ли?

– Этот рубинчик для нас теперь, похоже, как «чемодан без ручки», лень поднять и жалко бросить. Вот ведь «мелкая», – сказал я, – как это тебе удается все замечать?

«Мелкой» мы называли Юльку раньше, пару лет назад. За последний год она подросла. Да в общем то все наши девочки подросли. И набрали женского очарования. У некоторых это женское очарование было видно за километр. Особенно на уроках физкультуры.

Юлькины округлившиеся формы мы парни конечно же давно заметили и обсудили. Как в прочем и то, что теперь делать с этими отросшими женскими прелестями ни наши девочки, ни Юлька в том числе, пока представляли себе не очень. Официальное, в том числе школьное, половое воспитание подростков, вступающих во взрослую жизнь, в Советском Союзе было на очень низком уровне. Что – то расскажут родители, что – то парни постарше. Бывали иногда статьи в журнале «Здоровье».

– Я все видела, – продолжила Юлька, – даже то, как шипели и испарялись капли дождя, когда попадали на камешек.

А ведь она была права, капли дождя падали на рубинчик, испарялись, как на раскаленной плите, но на моей ладони никаких следов не осталось.

– Хорошо, – продолжил я, – а чего он сам без батареек заработал?

– А потому, что у нас обоих возникло одновременно желание, чтобы собака исчезла, – высказала версию Юлька, – сила сдвоенной мысли оказалась сильнее батареек.

То, что мы оба хотели, чтобы эта черная собака свалила побыстрее, и больше не появлялась, сомнений не вызывало.