Шерлок Холмс и запертая комната

– Да-да, конечно, – поспешно пробормотал я, устремляясь к лестнице. – Я сейчас же с ним переговорю.

Я как раз отворял дверь в гостиную, когда грянул очередной выстрел. Быстро распахнув дверь, я, горя искренним негодованием, решительно ворвался внутрь. В гостиной, в облаке вонючего порохового дыма смутно вырисовывалась фигура Шерлока Холмса. Облаченный в халат, он сидел в кресле с сигарой в зубах и дымящимся револьвером в правой руке, а левой рукой небрежно поглаживал жуткую маску. И я невольно испугался – уж не околдовала ли она и его тоже?! И даже попятился, попытавшись быстренько скрыться. Впрочем, я решительно взял себя в руки. Ведь Холмс – мой друг! А друзей в беде не бросают!

– А, Ватсон… – вяло протянул он.

– Господи, Холмс, но это же просто невыносимо! – крикнул я, входя в гостинную и закрывая за собой дверь, сильно недовольный всем происходящем. – В доме воняет, как на стрельбище. Если вам не жалко домашнего имущества, умоляю, пощадите хотя бы нервы миссис Хадсон! И оставьте маску в покое! – Я быстро распахнул окна эркера настежь и с облегчением отметил, что выстрелы, по всей видимости, заглушал шум проезжающих по улице карет и двухколесных экипажей, и не привлекли к ним излишне подозрительного внимания. – И нездоровую атмосферу создаете, – сурово добавил я.

Холмс протянул руку и положил револьвер на каминную доску.

– Нет, ей-богу, Ватсон, не знаю, что бы я без вас делал! – насмешливо сказал он. – Я и прежде замечал, что вы обладаете недюжинным даром. Являетесь тем оселком, на котором может оттачивать мысль более высокоорганизованный разум.

Замечание про более высокоорганизованный разум я демонстративно пропустил, словно его и не слышал. Только поморщился.

– Давненько не видел вас с сигарой, – заметил я, вешая пальто и блаженно опускаясь в свое любимое старое кресло.

– Все зависит от настроения, Ватсон, – благодушно заметил Холмс, затягиваясь сигарой. – Вот в данный момент позволил себе маленькое баловство, позаимствовал одну сигару из запасов полковника Уорбертона. – Он покосился на каминные часы. – Гм… Впереди у нас еще целый час. Так что давайте обменяемся взглядами о многообразии человеческой подлости, а также о высочайших проявлениях духа, присущих даже худшим из нас, – загадочно произнес он, и я невольно насторожился. – Страдивари, Ватсон. Скрипка за вами, в углу.

Пожав плечами, я подал ему футляр.

И пока Холмс задумчиво играл, я не находил себе места.

Я был счастлив. Чувствуя, что все время глупо улыбаюсь, я, не в силах усидеть на месте и постоянно болтаясь по гостинной, ловил на себе подозрительные взгляды Холмса, бросаемый им на меня поверх скрипки, но ничего поделать с собой не мог. Да и не хотел.

Так что Холмс наконец прервался, убирая смычок.

– Ватсон, я вижу вас насквозь! – воскликнул он, с легким удивлением глядя на меня. – Ну-ка выкладывайте, что вас так сильно и странно беспокоит?

Я растерянно остановился напротив него, не зная, с чего и начать. Да и надо ли вообще?

– Ну же, смелее, Ватсон! – подбодрил он меня, видя мое замешательство.

– Холмс, дружище, я кажется влюбился! – выдохнув, быстро сознался я, и на моем лице непроизвольно расплылась глупая, отвратительно-счастливая улыбка.

– Фи, Ватсон! – неожиданно для меня удивился Холмс. – Это же ведь только природное влечение, предназначенное для продолжение рода. Нельзя же этим так глупо увлекаться!

– И тем не менее, Холмс!… – радостно воскликнул я, снова энергично заходив по комнате – стоять на одном месте я был не в силах. – Черт, вам этого не понять, сухарь вы этакий! Вы даже и не представляете, как мне сейчас хорошо!

– Я это вижу, – сухо заметил Холмс. – И я в принципе ряд за вас. И я вам также ужасно сочувствую.

– Почему это? – удивился я, пристально посмотрев на Холмса.

– Ваше разочарование будет просто катастрофическим, – честно ответил он.

– О чем это вы говорите? – еще больше удивился я, теряя остатки своей эйфории.

– О вас, вашей любви и вашем ужасном разочаровании, – тихо заметил мой друг.

Какое-то время я смотрел на него, на его спокойное и несколько виноватое лицо, а потом энергично тряхнул головой.

– Да ну вас, Холмс! Чтобы вы понимали в любви! Это все-таки не пепел от сигарет!

11

В этот момент в гостиную вошла миссис Ходсон.

– Джентльмены, – все также степенно произнесла она, – ужин готов. Подавать?

– Конечно, дорогая миссис! – тут же воскликнул Холмс, мгновенно меняя свое лицо с растерянно-удрученного на вежливо-спокойное. – Мы в нетерпении его ждем.

И наша хозяйка вскоре принесла ароматную утку, запеченную в духовке с яблоками и рисом.

За ужином мы разговаривали о любви и о женщинах вообще.

Судя по выражению лица Холмса, мой друг решил, что я серьезно заболел, и пытался тактично меня успокоить. И меня это откровенно забавляло.

Я никак не мог успокоиться. Все время Кора Мюррей стояла перед моим взором. Особенно как трепетали ее длинные пушистые ресницы, когда она смотрела на меня, и – еще более особенно – как она откусывала этот треклятый кекс! Вид ее белоснежных зубов, волнующе открывающийся ротик приводили меня в странное исступление!

12

Вскоре солнце скрылось за домами. У нас в гостиной заметно потемнело.

– Подремлем, или что-нибудь почитаем? – вдруг поинтересовался Холмс.

Я с некоторым удивлением посмотрел на него.

– В том смысле, что газ стоит денег, – пояснил Холмс недовольным тоном – для него все это было очевидным. – Денег, которых в настоящий момент у нас нет.

– Почитаем, – тем не менее ответил я – сидеть в темноте мне не доставляло удовольствия.

Холмс кивнул, потянулся и включил газовый светильник. Стало гораздо светлее.

– Благодарю вас, – невольно кивнул я.

– Вы себя еще возненавидите за это решение, – хмыкнул Холмс. – Когда наступит время платить по счетам.

Я ничего не ответил, молча уткнувшись в книгу, которую я в настоящий момент читал – такая книга всегда лежала на камине.

Было почти одиннадцать, когда на пороге гостиной возникла заспанная Мисс Хадсон.

– Господа, к вам явно полицейский, – спокойно сообщила она. – И скорее всего – инспектор. Впустить?

– Впустите, пожалуйста, – сказал Холмс и из-за миссис Хадсон выдвинулась угловатая фигура инспектора Лестрейда в клетчатом пальто. А сама хозяйка ушла спать.

– Добрый вечер, джентльмены, – сухо поздоровался вновь прибывший.

– Добрый вечер, – произнес Холмс. – Хоть мы с вами и встретились пару раз, но у меня в гостях вы впервые.

Он снял пальто и повесил его на крючок рядом с моим.

– Я понял, что вы имели в виду, мистер Холмс, – сказал он, поворачиваясь от вешалки. – В полночь на дежурство перед домом заступит констебль. И о разбитом окне тоже не беспокойтесь; в дом можно будет пробраться, не тревожа жильцов, – добавил он, взяв стул и приблизившись к камину.

Холмс удовлетворенно потер руки.

– Отлично, великолепно! У вас талант досконально выполнять… э-э… самые деликатные поручения, – тепло заметил он. – Ну а пока одна-две трубки помогут нам скоротать оставшееся время. Считаю, для нашего плана будет фатальной ошибкой, если мы займем позиции до наступления полуночи. А теперь берите-ка стул и попробуйте вот этот табачок. А мистер Ватсон попытается доказать вам, чем отличается от того, который курит он сам.

Вечер мы проводили весьма приятно. Шерлок Холмс находился в приподнятом и добродушном настроении. Он терпеливо выслушал рассказ инспектора о банде французских фальшивомонетчиков, чьи действия угрожали стабильности луидора. Затем и сам побаловал Лестрейда весьма хитроумной теорией о влиянии рунических знаний на развитие кланов в северной и северо-западной Шотландии.

А я все это время был в сильнейшем нетерпении – так хотелось снова увидеть Кору!

Время от времени мне хотелось тайно выскользнуть из квартиры и уехать самому, и я придумывал море отговорок чтобы покинуть гостиную. Но каждый раз сдерживал свое нетерпение. Наконец я взял себя в руки и переключился на эту странную таинственность моего друга.

– Холмс! – наконец воскликнул я. – Может вы мне объясните, на кого мы собираемся устроить засаду?

– Да, кстати, Холмс, мне тоже будет интересно послушать! – поддержал меня Лестрейд.

Холмс внимательно посмотрел на нас обоих.

– Я не скажу, кого подозреваю, – решительно ответил он. – Вдруг я окажусь неправ? И это будет некрасиво. Поэтому действуем по факту – кто зайдет ночью, тот и убийца. Хотя надо будет еще посмотреть на его поведение – мало ли что.

– Холмс, а что вы ожидаете? – поинтересовался инспектор.

– Некоторых его определенных действий, – уклончиво ответил он.

И я понял, что большего от него мы не добьемся.

Бой часов, возвещающих о наступлении полуночи, вернул нас к реальности.

Холмс быстро встал с кресла и подошел к письменному столу. Выдвинул ящик. В кровавом свете газового светильника я заметил, как мрачно и сосредоточенно было его лицо. Холмс достал из ящика тяжелую дубинку.

– Вот, суньте-ка в карман, Ватсон, – сказал он, протягивая мне это орудие. – Ибо я уверен, наш подозреваемый склонен к насилию. А теперь, мистер Лестрейд, поскольку миссис Хадсон уже, наверное, в постели, давайте спустимся потихоньку и поймаем первый же экипаж, – добавил Холмс, захватив с собой маску, которую он сунул в бумажный пакет.

Лестрейд первым открыл двери гостиной.

– Инспектор, – прошептал Холмс, – две ступеньки скрипят – четвертая и последняя.

– Я знаю, – недовольно ответил инспектор.

Тихо, чтобы не разбудить миссис Хадсон, мы спустились друг за другом, добросовестно обходя скрипучие ступеньки, которые слабо освещались светом от уличного газового фонаря, проникавшем к окно.

Я, следуя за инспектором, замер, когда вдруг замер и он. Тихо щелкнул замок и наружная дверь открылась, впуская в темную прихожую скудный свет уличных газовых фонарей.

Мы поспешно вышли наружу, в ночную прохладу и свежесть, ударившую нам в лицо. Холмс также аккуратно прикрыл дверь. Я в это время молча направился направо. В сотне ярдов от нас на перекрестке в ночное время обычно кучковались кебы. И действительно, в сумеречной дымке – не все фонари горели – я разглядел пару затаившихся сонных кебов. Мои спутники, судя по шагам – старались догнать меня.

Я подошел к ближайшему экипажу. Решительно распахнул дверь.

– Подъем, – сказал я в темноту.

– Да я и не сплю, сударь, – тут же послышался невнятный ответ и наружу, на мостовую, вылез вполне осоловевший кебмен и еще более сонно полез к себе на рабочее место.

– Вот и отлично, – сказал я, оборачиваясь к своим спутникам. – Экипаж подан! – взмахнул я рукой.

– Джон, тебе бы в театр… – тихо засмеялся Холмс, проходя мимо меня и улыбаясь. – Зря ты подался в медицину.

Идущий позади него инспектор тоже приглушенно рассмеялся, и я, обидевшись, молча забрался за ними внутрь кэба и затих в углу.

– Любезнейший, – громко произнес Холмс. – Пожалуйста, Кембридж-террас, девять!

– Но! – тут же сдавленно выдавил из себя кебмен, экипаж тронулся, громко загремев колесами по булыжной мостовой, и я невольно посочувствовал всем местным жителям, так как сам всегда был недоволен, когда ночью меня будил грохот повозок.

Экипаж медленно двинулся вперед.

– И побыстрее, пожалуйста, – недовольно добавил Холмс, судя по интонации находясь в сильнейшем нетерпении.

– Как скажете, сэр, – донеслось снаружи.

И лошадь тут же прибавила шаг.

13

Ночь выдалась ясная, звездная, и, проехав лабиринтом узких улочек, мы вскоре оказались на Эджвер-роуд. По приказу Холмса кебмен притормозил на углу, и я увидел перед собой убегающую вдаль Кембридж-террас, безлюдную и освещенную редкими уличными фонарями. Тусклый свет чередовался с излишне черной тенью. Мы вышли из экипажа и, невольно поежившись, зашагали к нужному нам дому, так как вышли несколько раньше – а то вдруг нас увидят?

Улица была узкой и темной – фонари горели не все.

Наконец мы подошли к требуемой калитке. Она была закрыта, но Холмс молча чем-то там пошуровал и калитка открылась.

– Холмс? – донесся до меня тихий удивленный возглас инспектора.

– Лестрейд, – только и ответил Холмс.

Мы вышли на аллею.

Лестрейд кивком указал на доски, которыми было забито окно.

– С одной стороны они не закреплены, – шепнул он. – Только, прошу вас, осторожней.

Холмс небрежно кивнул, приближаясь вплотную.

Вскоре послышался тихий скрип и доски отошли, открыв достаточно свободного пространства. Мы по очереди протиснулись в эту щель и оказались в антикварной комнате полковника Уорбертона, где, естественно, царила полная тьма.

Холмс извлек фонарик, его слабый луч прорезал тьму, и мы по стене дошли до алькова, где стоял диван.

– Ну вот, – шепнул мой друг, ставя маску на место. – Вполне удобная позиция, и камин совсем рядом.

Мы сели на диван. Холмс выключил фонарь и мы замерли в засаде.

Ночь выдалась на удивление тихая. Хотя время от времени тишину нарушал проезжающий мимо экипаж с припозднившимися гуляками – до нас доносилось их разухабистое пение да цокот лошадиных копыт, постепенно замирающий где-то вдалеке, у Гайд-парка. Потом, примерно час спустя мимо со звоном колокольчиков и пистолетным щелканьем бича возницы промчались бешеным галопом лошади пожарной повозки. Больше тишину не нарушало ничего, кроме тиканья высоких напольных часов в другом конце комнаты.

В воздухе попахивало какими-то благовониями; от этого запаха, распространенного в восточных музеях, меня стало клонить в сон, и я изо всех сил принялся бороться с собой, стараясь не уснуть.

Первые часы казалось, что в комнате царит чернильная тьма, но вдруг я заметил, что слабый свет от уличного фонаря, тонким лучиком просачивающийся через уцелевшее и не забитое окно, падает на один из экспонатов, находившихся в комнате. И я похолодел от страха, когда разглядел, что это. На меня пристально смотрело призрачное и от этого не менее страшное лицо идола! И он смотрел именно на меня! Должно быть, я невольно содрогнулся, потому что невидимый в темноте Шерлок Холмс тут же придвинулся ко мне.

– Маска, – шепнул он. – Наш трофей, конечно, менее впечатляет, но куда опаснее.

Откинувшись на спинку дивана, я пытался успокоиться, но вид этой страшной реликвии повернул ход мысли в новое русло. Перед глазами возникла странная фигура Чандры Лала в белом одеянии, индийского слуги полковника Уорбертона, и я силился припомнить, что именно говорила мисс Мюррей, описывая воздействие маски смерти на человека. Я знал об Индии, возможно, даже больше, чем Холмс, понимал, что господствующие там религиозный фанатизм и жертвенность не только могут оправдать любое преступление, но и вдохновить фанатика, верующего в подобных идолов, на самый дикий и жестокий поступок, невообразимый с точки зрения западного человека.

Я сидел и раздумывал о том, стоит ли делиться с коллегами этими соображениями, как вдруг от этих мыслей меня отвлек скрип дверной петли. Надо было немедленно предупредить Шерлока Холмса, что кто-то входит в комнату. Однако, протянув руку, я обнаружил, что друга моего рядом нет.

На протяжении нескольких секунд стояла полная тишина. А потом луч света, падающий из окна, пересекла сутулая фигура, чьи шаги заглушал ковер, и скрылась в тени прямо передо мной. На секунду мне показалось, что я видел накидку с высоким воротником и капюшоном, а также длинный и тускло поблескивающий предмет, зажатый в приподнятой руке незнакомца. А еще через секунду луч фонарика осветил камин и раздалось какое-то постукивание и тихое позвякивание стекла.

Я уже было приподнялся с дивана, как вдруг чья-то тень метнулась на человека в капюшоне. Фонарик тут же погас, навесив на глаза толстый полог непроглядной тьмы. Тишину прорезала энергичная возня и приглушенный крик.

– Ватсон! – сдавленно выкрикнул Холмс – его явно душили.

Я слепо бросился вперед, во тьму, и тотчас наткнулся на клубок тел. Навалился сверху, судорожно ощупывая одежду. Ага – это не пальто моего друга! Я быстро ударил дубинкой в то место, где должна находится голова противника, но попал ему в плечо, и тут же невидимые стальные пальцы схватили меня за горло. Я вскинул руку, пытаясь попасть нападавшему в глаза, но попал в скулу, и тот час его зубы злобно впились мне в предплечье. Человек этот обладал недюжинной силой. Но тут, слава Богу, вспыхнул свет – это Лестрейд зажег газовую лампу и бросился нам на помощь. И борьба тут же прекратилась. Все стихло. Щурясь от яркого света, я приподнялся на ковре и присел. Огляделся сквозь почти сомкнутые ресницы.

Холмс с побелевшим от напряжения лицом сидел, привалившись к стене, и одной рукой держался за плечо. Тяжелая кочерга валялась в камине, среди осколков оконного стекла, которые Холмс сложил сюда во время вчерашнего нашего визита. Рядом с камином Лестрейд крепко держал какого-то мужчину, полностью закрытого длинным плащом с капюшоном.

– Вот ваш человек, Лестрейд! – пробормотал Холмс. – Арестуйте его за убийство полковника Уорбертона и его супруги!

Лестрейд, внутренне озлобясь, судя по выражению его лица, резко и зло сорвал с нападавшего капюшон, и я остолбенел от изумления, не в силах вымолвить ни слова. Я просто глазам своим не верил и не сразу узнал в человеке с перекошенным от ярости лицом и злобно косящими глазами красивого и загорелого капитана Джека Лейшера.

14

В этот момент в комнату вбежала Кора.

– Что здесь происходит?! – воскликнула она, растерянно глядя на всех присутствующих. – Что все это значит?

– Это значит, что мы арестовали убийцу вашей подруги, – тихо произнес Холмс.

– И кто же это? – еще более растерянно произнесла она, пробегая глазами по всем нам.

– Это – Джек Лейшер, – кивнул я на убийцу, мелко дрожжа. Я никак не мог отойти от горячки боя, причем – боя насмерть.

– Как?! – выдохнула она, резко побледнев. – Не верю! Не может быть! Это какая-то ошибка! Джек, скажите, что это неправда!

Но капитан только хмуро подставил руки под наручники.

– Вот так вот, – печально произнес Холмс, Лестрейд громко защелкнул наручники, а я приблизился к Коре и протянул руку, желая ее успокоить.

Но она неожиданно отпрянула от меня, словно от отвратительной змеи.

– Не прикасайтесь ко мне! – закричала Кора. Лицо ее покраснело и перекосилось от ярости. – Пустой напыщенный болван! Вы – ничтожество! Вы мне противны!

Эпилог

Прошло много-много дней. В том смысле что все это время я Холмса не мог и не хотел видеть. Да и вообще никого. Отбиваясь от слов сочувствия и вообще любого участия.

Впрочем, за все это время я наконец-то смог взять себя в руки, хотя и с трудом…

И вот мы снова с Холмсом, как ни в чем не бывало, сидим в гостиной у камина. Смотрим на горящий огонь, наслаждаемся уютным треском поленьев.

Холмс разлил по стаканам бренди с содовой и протянул один из них мне. Откинулся на спинку кресла, и в свете газовой лампы его заостренные орлиные черты казались высеченными, словно на барельефе.

– Должен извиниться перед вами, Ватсон, за все случившееся, – сказал он, касаясь губами края стакана и делая небольшой глоток. – Я тогда недооценил капитан Лейшера. А как ваша рука?

Он внимательно посмотрел на меня.

– Все еще чуточку побаливает, – ответил я, слегка скривившись и также делая небольшой глоток. И животворная жидкость приятно обожгла тело, вливая дополнительные силы и поднимая настроение. – А как ваше плечо? Мне помнится, именно туда попал удар капитана Лейшера кочергой?

– Ничего страшного, Ватсон, обычный синяк, – равнодушно отмахнулся он. – Честно признаюсь, той ночью были моменты, когда я уже начинал сомневаться, что этот тип попадется в расставленную ловушку.

Я вопросительно посмотрел на своего друга.

– Да еще с приманкой, Ватсон, – кивнул он мне. – И если б он не заглотнул мой крючок, нам стоило бы немалых трудов припереть капитана Лейшера к стенке. Расчет был на одно: что страх быть обвиненным в убийстве пересилит у него голос разума. Так, кстати, оно и случилось.

И Холмс удовлетворенно кивнул.

– Честно сказать, я до сих пор не понимаю, как вам удалось раскрыть это дело, – проговорил я, впрочем без всякого интереса – другие проблемы все это время сильно не давали мне покоя – я все это время фанатично пытался забыть мисс Кору.

Холмс снова откинулся на спинку кресла и сложил пальцы домиком.

– На самом деле оно не представляло особой сложности, друг мой, – сказал он, слегка поглаживая плечо и невольно морщась. – Факты были вполне очевидны, но деликатность этого дела требовала, чтобы убийца раскрылся сам. Косвенные улики – сущее проклятие для человека, мыслящего логически.

– И все равно не понимаю. Я ничего не заметил, – честно возразил я.

– Все вы заметили, Ватсон, просто не связали воедино, – ободряюще улыбнулся мне мой друг. – Помните, мисс Мюррей во время нашего разговора упомянула, что двери антикварной комнаты были заперты изнутри, а вот шторы на окнах не были опущены.

И Холмс, подавшись вперед, внимательно, не мигая, посмотрел на меня, наверное ожидая от меня возгласа – Ну да, как же я не догадался! Теперь-то все стало понятно! Но я промолчал, и он, пожав плечами, продолжил, осторожно откидываясь в кресле.

– Во-первых, вы помните, что шторы не были опущены. И это в доме, где окна первого этажа выходят на улицу! Странно, не правда ли? Помните, я тогда даже перебил мисс Мюррей, стал расспрашивать, были ли у полковника Уорбертона какие-либо необычные привычки. Этот факт мог свидетельствовать о том, что, возможно, полковник в тот вечер ожидал визитера. И что сама природа этого визита была такова, что хозяин или гость предпочли бы воспользоваться не входной дверью, а окном. Старый солдат относительно недавно женился на молодой и красивой женщине, а потому я сразу отмел версию о простом, вульгарном убийстве. И начал выстраивать другую, где визитер мог быть мужчиной, чей конфиденциальный разговор с полковником не понравился бы кому-то из обитателей дома. А потому визитер предпочел войти к полковнику через окно.

– Но ведь и окна тоже были заперты, – заметил я.

– Естественно. Мисс Мюррей утверждала, что миссис Уорбертон зашла к мужу в антикварную комнату сразу после обеда и там между ними произошла ссора. И тут я подумал, что, если полковник действительно ожидал гостя, тогда шторы на окнах он специально не опустил, чтобы тот с улицы видел, что полковник в комнате не один, давая тем самым понять гостю, что аудиенция откладывается. Сначала, разумеется, это были просто предположения, соответствующие ряду фактов.

– Ну а личность загадочного гостя? – поинтересовался я, снова делая небольшой глоток.

– Поначалу тоже предположения, Ватсон, – ответил мне Холмс, также поднося свой стакан ко рту. – Мы знали, что миссис Уорбертон не одобряла поведения капитана Лейшера, племянника мужа. Я понял это еще в самом начале рассказа мисс Мюррей, но само по себе это еще ни о чем не говорило. И я нисколько не продвинулся бы в рассуждениях, если бы не последняя часть повествования Коры Мюррей. Один упомянутый ею факт превратил подозрение в уверенность, и я сразу понял, что мы имеем дело с хладнокровным и тщательно спланированным убийством.

– Что-то не припоминаю, – замялся я.

– Да вы же сами отметили этот факт, использовав выражение "невыносимый"! – искренне удивился Холмс, недоверчиво посмотрев на меня.

Я сильно задумался.

– Господи, Холмс! Ну конечно же! – сообразив, воскликнул я, побоясь упасть в глазах своего друга. – Мисс Мюррей упомянула о запахе сигары полковника!

– Да, и это в комнате, где до этого прозвучали два выстрела! – улыбнувшись, тут же откинулся на спинку кресла Холмс. – Там ведь должно было сильно вонять порохом. И тогда я понял: никаких выстрелов в антикварной комнате не производилось.

Он посмотрел на меня, вертя в руках стакан.

– Но ведь выстрелы эти слышал весь дом, – возразил я.

– Выстрелы, прозвучавшие снаружи, а не внутри дома! – тактично поправил меня Холмс. – Судя по всему убийца отлично владел огнестрельным оружием, из чего я сделал вывод, что он, очевидно, военный. Вот тут, наконец, было над чем поразмыслить – ведь военных в доме было двое! Но чуть позже я получил очень важную информацию – и снова из ваших уст, Ватсон, – он многозначительно посмотрел на меня. – Сидя здесь, я закурил одну из сигар полковника и, когда услышал, что вы внизу, произвел два выстрела из револьвера того же калибра, что был использован для убийства Уорбертона.

– В любом случае на руке должны были остаться следы ожогов от пороха, – задумчиво пробормотал я, лихорадочно соображая про себя, в чем конкретно состоял его план.

– Не обязательно, Ватсон, – возразил он. – Порох из патрона – вещь загадочная, отсутствие ожогов еще ни о чем не говорит. А вот запах сигары – это куда как важнее! Впрочем, признаюсь, несмотря на всю ценность вашего замечания, окончательно прояснил картину лишь визит в дом.