скачать книгу бесплатно
И отвертеться не удастся. Это Вадим понимал тоже очень хорошо. Если еще и в этом мире он перестанет быть своим, то ему просто не выжить. А оставаться своим можно, только поступая по понятиям этого мира. И по этим понятиям отказаться он не мог.
– Живет же такая тварь… божья. И не сдохнет никак. – подумал Вадим, а вслух спросил: – Что, сильно прижало?
– У-у-у! – взвыл, скрипнув зубами, Макс. – Подыхаю. Подыхаю, понял?
И снова принялся раскачиваться, обхватив голову руками.
– Ладно, пойдем, хрен с тобой, только попозже. Сегодня будет дивная ночь. Ночь, просто созданная для любви. Так что, я думаю, поднимемся неплохо.
– А чего ждать? – не поднимая головы возразил Макс. – Чего ждать-то, уже и так вечер, пока доберемся – стемнеет. Сейчас уже рано темнеет, – слова его доходили до Вадима комком невнятных звуков, бормотаньем, ничего не значащим шумом.
– Ладно, через полчаса пойдем. Все ближе к ночи, да и попрохладней.
– Ага… Когда придет блудница ночь и сладострастно вздрогнут гробы…
– Что? – Вадиму показалось, что он ослышался. – Что ты сказал?
– Ничего, отвали.
– Гробы?.. – Вадим пристально взглянул на сидящую перед ним фигуру. – … Я к прелестям твоей особы подкрасться в сумраке не прочь.
Он замолчал. Затих и Макс. Надо же, кто бы мог подумать! Этот урод наизусть цитирует Бодлера. Откуда? Кто вы, мистер… Макс?
Через полчаса они вышли из дома. Уже и вправду начинало смеркаться.
– Время охоты, – подумал Вадим, – самое оно…
4
Застолье уже миновало ту первую, самую тягостную фазу, когда в большинстве своем посторонние друг другу, удручающе трезвые люди, исподтишка поглядывая по сторонам, с преувеличенной вежливостью угощают соседей по столу стоящими рядом с ними салатиками. Скованность, смущение, неловкие движения и еще большее смущение из-за этой своей неуклюжести, все это, слава богу, ушло в прошлое. Кануло в лету и забылось. Как забылись имена большинства гостей, с которыми Света, как хозяйка вечера знакомила Вику.
Да и на что ей их имена? Расстанемся и не вспомним друг друга. Завтра в толпе я не узнаю ни одного – думала Вика.
Странно, почему из всех однокурсников Светка пригласила только ее? А эти все кто? Откуда? Порой Вике казалось, что это все вовсе и не Светкины друзья-приятельницы, скорее уж ее этого Виктора, кто он там ей – жених? Так, бой-френд? Ей-то, Вике, в принципе какая разница?
Этот Виктор присутствовал здесь как бы виртуально. Место у него было, правда, почему-то не рядом с хозяйкой, а чуть ли не на другом конце длинного стола, и он иногда появлялся на этом месте, чего-то быстро проглатывал, выкрикивал какой-нибудь тост вроде: "Ну, будем толстенькими!" или "Ну, ладно, чтобы у всех и всегда!..", залпом выпивал, и убегал, на ходу зажевывая.
Сперва Вика подумала, что Виктор хозяин, или, по крайней мере директор этого кафе, но Света сказала, что нет, просто у него здесь друзья и вообще "все схвачено". Это обстоятельство объясняло выбор заведения, наверняка не лучшего в городе (хотя Вика и не могла считать себя в этом вопросе знатоком, но кое-где она все же успела побывать, особенно сейчас, с приездом Славика). Да и находилась эта "Ассоль" у черта на куличках, в двенадцатом микрорайоне, где Вика и не бывала-то никогда.
Вообще все это мероприятие свалилось на нее как снег на голову. Никогда они с этой Светкой Полонской особо не дружили. У каждой из них был свой кружок, и интересы их как-то не пересекались. Светка – высокая, шумная, резкая, любила экстравагантные наряды, первая украсила себя модной татуировкой и пирсингом. Вокруг нее всегда было много народу, – она любила быть в центре, и в основном народ был все приезжий, из разных мест области. Светка, видимо, представала перед ними эдаким воплощением столичного духа.
Но дурой она не была. Училась легко, хорошо, а по некоторым предметам так и вовсе блестяще. Это обстоятельство их сближало. Несколько раз они готовились вместе к рефератам. Сблизило их, как будущих историков и совместное увлечение допетровской эпохой, загадкой личности Самозванца, драматичностью судьбы Марины Мнишек. Но личные жизни их лежали совершенно в разных плоскостях.
А вчера вдруг Светлана позвонила и, как будто это было в порядке вещей, пригласила Вику на свой день рождения. Конечно, это можно было объяснить каникулярным временем. Все поразъехались, приходится довольствоваться тем, что есть. Но вот, к примеру, Верка Топтыгина – одна из постоянных Светкиных спутниц, она точно дома. Вика встретила ее на днях и та жаловалась, что приходится торчать здесь, в этом пекле, а все потому, что у родного папочки опять случился облом с деньгами. Веркин папа был предприниматель и все время качался на финансовых качелях: то вдруг лопается от денег, а то бедной Верке не на что в буфет сходить. Ну, и где же эта Верка?
Нет Верки, и спросить об этом Светку как-то неудобно: может, они поссорились. Тогда зачем наступать на больную мозоль. И еще Светка просила непременно привести Славика. Это тоже было странно. Славик, конечно, не иголка, фигура в городе заметная – все же сын одного из самых известных в городе людей, кстати ректора их со Светкой университета. Но откуда она узнала, что Славик и Вика…
Да, собственно, если что и было когда-то, – господи, еще в десятом классе! – если что и было, так это было давно и неправда, чтобы там Славик ни думал по этому поводу. Про школьные дела Светка знать никак не могла, они жили в разных районах города и, соответственно, учились в разных школах. Никому из их общих знакомых Вика про Славика не рассказывала. Два года его не было, она про него и думать забыла. Теперь вот приехал из этой своей Москвы, и всю эту неделю просто покою от него не было. Буря и натиск. Вика, если честно признаться, устала от него и поэтому, услышав Светкино приглашение, даже обрадовалась: может быть эта красавица сумеет переключить на себя внимание ее кавалера.
И вот только сейчас она вдруг задумалась обо всех этих странностях. К тому же Светка никак не демонстрировала, что хотела бы завладеть вниманием Славика. Да и Виктор этот, несмотря на свое постоянное отсутствие, тем ни менее все-таки был здесь, мелькал. А он, похоже, парень серьезный. Как сейчас принято говорить "из крутых". Вряд ли он слишком спокойно отнесся бы к ухаживанию Славика за его подругой. Но Славик и сам не очень обращал на Свету свое благосклонное внимание.
Славику было не до того. Славик, привычно сияя своей неотразимо-белозубой улыбкой, купался в лучах славы. Неизвестно, кем он там был в этом своем МГИМО, провинциал несчастный, может тихо и скромно сидел в уголочке и не рыпался, но здесь он был безусловно гвоздем программы и кумиром почтеннейшей публики.
Славик был нарасхват. Одних, преимущественно девчонок Викиного возраста и моложе интересовали подробности столичной жизни, особенно личной жизни московского бомонда, других – перипетии предвыборной борьбы и послевыборные перспективы в их родном городе. Вперемешку со звоном бокалов и заздравными выкриками раздавалось со всех сторон:
– Слава, – а правда, говорят, что Киркоров сказал, что не будет больше выступать?
– А что, в Москве действительно памятник Цою поставили? А вы видели?..
И только Славик оборачивался, чтобы доложить, что памятник Цою действительно установили на Арбате, хотя и гипсовый, как с другой стороны уже доносилось:
– А правда, что Татьяна Дьяченко развелась с Юмашевым?
– Вячеслав Сергеевич, а вот ваш отец заявил на днях на собрании в Погорелом…
– Славик, а вы видели Максима Галкина? А что, он правда сейчас на "Бентли" ездит?
– А скажите, как вы считаете, Кензо…
– А мне лично Борселино больше нравится.
– Борселино на последнем показе, конечно… Но Кензо все равно круче. А вам как?..
– У Аллегровой, говорят, роман с Шуфутинским…
– А что, у Нагиева…
И Вика решила, что Славика пора выручать.
– Потанцуем? – шепнула она ему на ухо.
5
Бог есть любовь. Любовь правит миром. "Делайте любовь, а не войну" – такой лозунг бросили человечеству хиппи еще в шестидесятых. Войн с тех пор, правда, не стало меньше, но "делать любовь" научились везде, даже в платонической Стране Советов. Что уж говорить про нас, живущих в веселую эпоху перемен. С усердием неофитов и кроличьей торопливостью кинулись мы осваивать заповедную некогда камасутру, и если бы не климат и не контрацептивы, то приростом населения мы далеко переплюнули бы пресловутых китайцев.
Да, именно климат! И не зря я поставил его на первое место. А что же вы хотите, если огромный процент "делателей любви" (мы настолько цивилизовались, что теперь называем их красивым американским словом "fucker"), так вот, так уж получается, что большинство самых активных "факеров" делают эту самую любовь, не ограничивая себя рамками устаревших институтов семьи и брака. А значит и не дома. Потому, что дома жена. Или папа с мамой. Потому что юный "факер" с отдельной квартирой явление пока что скорее уникальное, чем повсеместное. Значит, возникает проблема "где?", где заняться практическим освоением той самой камасутры, если, в отличие от родины ее авторов, у нас на дворе большую часть года то дождь, то снег, то грязь после них. Вот и приходится ловить счастливые мгновенья в случайно и ненадолго освободившихся квартирах, антисанитарных чердаках или заниматься петтингом по подъездам.
И только наше короткое, как секс во время обеденного перерыва, лето, только эти несчастные полтора-два месяца освобождают нас от суетных забот о бренном и зовут в объятия вечной и чистой любви.
Ах, какая это поэзия, господа, оказаться вдвоем с любимым существом под гостеприимным пологом ближайшего пригородного лесопарка. Интимный мрак, таинственный шорох ветвей, тепло нагретой солнцем земли… Запах трав мешается с запахом новейшего средства от пота фирмы Лореаль. У вас кружится голова, сердце бьется в унисон с сердцем вашей избранницы, вы тонете в ее губах, ее груди, ее волосах, ее…
И вдруг яркий свет. И вдруг громкий глумливый смех. И вдруг чей-то грязный ботинок касается вашего обнаженного, беззащитного тела!
Прямо скажем: подглядывать из кустов за брачными играми свих сограждан – это занятие не для джентльменов. Но Вадим с Максом себя к таковым и не относили.
– Так, запиши-ка номер машины! – громко командовал Вадим не имеющему ни ручки, ни бумаги Максу.
Сам он в это время щелкал фотовспышкой, активно перемещаясь вокруг легковой машины, в которой в ужасе застыла застигнутая на месте преступления парочка.
– Документы! Документы приготовьте! – это уже мужику, чья бледная физиономия маячила в глубине салона.
Девица, видимо приходя в себя, начала что-то блеять и дергаться, пытаясь выбраться из-под партнера, все еще находящегося в состоянии ступора. Макс хихикал, стоя позади Вадима. Все протекало штатно.
Они называли это "ходить в курятник" или "щупать курочек". Бог его знает, почему именно так. Промысел этот был сугубо сезонным, но достаточно прибыльным и безопасным. К тому же они не нарушали никаких статей уголовного кодекса. Хотя, конечно, черт его знает, там столько всего понаписано. Во всяком случае, кажется, никому еще не пришло в голову жаловаться на них в милицию. Лучше уж отделаться легким штрафом, чем вытащить на всеобщее обозрение свои маленькие интимные тайны.
– Ну, так что? – продолжал ковать горячее железо Вадим. – Могу я посмотреть ваши документы? И вашей спутницы, кстати, тоже.
– Развели тут, понимаешь, порнографию, – высказал свое справедливое возмущение Макс, – а тут дети ходят. Езжайте вон, в Голландию, и можете себе трахаться там под каждым красным фонарем.
–Хм… – неодобрительно отозвался на эту отсебятину Макс. Он старался держаться строго и официально, видимо изображая из себя некое подобие полиции нравов, которой у нас, по правде говоря, пока еще, как ни странно нет. Нравы есть, а полиции почему-то… – Я долго тут возле вас стоять должен? Штаны бы хоть надели, гражданин. Смотреть же стыдно. Да и не на что, – добавил он вполголоса, обернувшись к Максу.
Тот одобрительно заржал было, но, получив удар локтем в район селезенки, закашлялся.
Мужик лихорадочно задвигался. Видимо сообразил, как нелепо и некрасиво он выглядит. Практика показывает, что надевать на себя брюки, сидя в тесном салоне малолитражки гораздо труднее, чем снимать их.
– Вы бы вышли, – доброжелательно-строгим, почти отеческим тоном посоветовал Вадим страдальцу. – Тут бы вам удобнее было.
Мужик, однако, на предложение никак не отреагировал, видимо из-за природной стеснительности, только усерднее стал брыкать ногами, пытаясь уловить перекрученную штанину. Его подруга даже не пыталась одеться, видимо понимая тщетность этих потуг, и только все натягивала на себя какой-то то ли плед, то ли чехол – в темноте было не разглядеть.
Макс и Вадим стояли рядом и, скрестив руки, с выражением сокрушенной добродетели на лицах в упор разглядывали сцену падения нравов.
Ситуация противостояния порока и добродетели разрешилась мирно и вполне предсказуемо. Незадачливый Дон-Жуан, экипировавшись, наконец, достаточно для продолжения переговоров, вылез из машины и теребя в руках права, которые, впрочем, не спешил отдавать, тоном жалобщика в приемной у прокурора, произнес:
– Может, не надо, а?.. Может так, а?..
Добровольные блюстители порядка на общественных началах сурово молчали, как бы не понимая делаемых им нехороших намеков. Их выдержке позавидовал бы любой лейтенант ГИБДД.
– Я же понимаю, – продолжал делать пассы в их сторону герой-любовник, – я же не отказываюсь. Ну, я же заплачу в конце концов! – перешел он на открытый текст, устав от твердолобости стражей общественной нравственности.
Вадим изобразил на своем лице ироническую усмешку.
– Вот даже как? И сколько же?
Мужик, обрадованный тем, что разговор, наконец, свернул на деловые рельсы, засунул права в карман, а вместо них извлек на свет божий бумажник.
– Вот, все!.. Все, что есть с собой. – замахал он зажатой в руке пачкой денег.
– Все не надо, – усмехнулся Вадим, забирая наличность. – Мелочь оставьте себе. На трамвай.
– Ну, так что, ладно?.. Все? Я поехал?
Вадим милостиво махнул рукой.
Потом, когда машина, завывая на первой передаче, шарахнулась на проселок, ведущий к шоссе, приятели при свете фонарика сосчитали полученный выкуп. Бумажек было много, но все они в основном были мелкого достоинства и вся выручка не дотянула даже до пятисот рублей.
– Вот, блин, зараза!.. Гнида паскудная, – отругал укатившего ловеласа Макс. – Все, гады, на халяву норовят! Ну, кто же с такими деньгами…
– Ладно, – перебил его Вадим. – Не гоношись. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
– Слушай, ну ты дай их мне, а?.. – заканючил Макс. – Мне бы как раз, а?.. А то, может, больше никто и не подвернется.
– На, заткнись. – Вадим сунул Максу пачку в руку. – Не гунди только. А то других спугнем.
6
Благими намерениями известно, куда дорога вымощена. Ведь предупреждали же добрые люди капитана Хватова: не лезь к ней, не надо. Да и сам он ведь честно собирался домой, к семейному уюту и телевизору. Как же: "Хороший дом. Хорошая жена!".. И что?..
А то, что вот она, сидит рядом, сверкая коленками в темноте салона, а его правая рука как бы сама собой, непроизвольно, не сказавшись левой, так и кочует с рукоятки рычага переключения передач на эти самые коленки. Потом обратно. А потом снова туда же…
А она, сучка, не возражает.
На окончание отчета Хватову, как он и предполагал, потребовался час. И он уже встал из-за стола, довольно потирая руки и разгибая согбенную спину – все, баста! На свободу с чистой совестью. Оставалось только убрать все бумаги и запереть их в сейф во избежание происков вражеской разведки, но тут его незапирающаяся дверь отворилась и в комнату ворвался сержант Махаев или Махно, как тут его все звали за чересчур веселый нрав и склонность к вольному толкованию священных строк УПК.
– Аркадий Валентиныч! Вот хорошо, что вы еще не ушли. Загляните на минутку в пятнадцатый. Шмелев просит.
И черт понес его в пятнадцатый, где кроме Шмелева сидело еще человек пять, в том числе и эта, стажерка, Наташа с такими приятными на ощупь коленками. Там, в пятнадцатом, его встретили как родного и попросили помочь в процедуре опознания. То есть его просили побыть подсадным. Конечно, это не принято, но нужно сейчас, срочно, а где еще они найдут такого подходящего типажа, подходящего и одеждой, и ростом и статью.
Чувствуя себя идиотом, Хватов сел на пустой стул у стены, рядом с двумя похожими на него мужиками, мрачно смотревшими по сторонам.
Ввели потерпевшую, высокую, полную, загорелую бабу лет тридцати с длинным хвостиком – явно рыночную торговку. Шмелев, ласково приобняв бабу за плечи, пошептал ей на ушко, объясняя процедуру, дал расписаться и, сияя как именинник в предвкушении эффектного конца, предъявил ей всех троих.
Наверное не надо было Хватову так нагло пялиться на потерпевшую. Слишком пристальный взгляд раздражает человека и привлекает к себе его внимание. Короче, баба эта, пристально осмотрев всех троих, скорчила злобную рожу и, сделав шаг в их сторону и протянув указующий перст в сторону головы Хватова, возопила:
– Вот он! Вот этот, товарищ милиционер! Он это! Я его, гада, хорошо запомнила. Это он у меня сережки вырывал.
Левой рукой она схватила себя за ухо, видимо до сих пор болевшее после упомянутой процедуры. И хорошо, что Шмелев догадался подойти к ней поближе и придержать за талию, потому что следующее ее движение с головой выдавало желание вцепиться в его, Хватова, волосы. Вероятно в качестве симметричного ответа на разорванное ухо.
Да-а! Если и попадал Хватов когда-нибудь в более идиотское положение, то сейчас он этого не помнил. Он продолжал сидеть, дурак-дураком, переводя растерянный взгляд с разъяренной бабы на Шмелева и обратно. Парни, сидевшие рядом, разом поднялись, как по команде и шарахнулись от него как от оголенного провода.
– Куда, куда?.. – залопотал расстроенный Шмелев. – Махаев, никого не отпускать до моего распоряжения.
– Как же, гражданин начальник, – обиженно забасил один из опознаваемых. Она ж меня не признала, могу идти!
– Сидеть! – заорал Шмелев.
Оба, обиженно бубня, снова заняли свои места рядом с Хватовым.
И вдруг в этом бардаке раздался звонкий и искренне веселый смех. Это та самая стажерка, Наташа, единственная из всех присутствующих, сумела по достоинству оценить юмор ситуации.
– Послушайте, гражданочка, как вас… Елена Васильевна, – начал вносить ясность Шмелев. – Вот этот, которого вы сейчас опознали как бандита, ограбившего вас в ночь с двенадцатого на тринадцатое августа, это наш сотрудник. Капитан милиции.
– Ну и что?! – обиженно вскинулась потерпевшая. – Как будто уж…
– А то, что в эту ночь опознанный вами гражданин находился на дежурстве. Понимаете? – заорал он, выплескивая на дуру-потерпевшую вполне понятную досаду и не менее объяснимое разочарование. – Он всю ночь тут был. На рабочем месте. Есть соответствующая запись в журнале и свидетели.
– Ну, я не знаю, – пошла та на попятную. – Вам, конечно, виднее. А похож… – с сожалением добавила она. – И пиджак вот тоже…
– Ладно, посмотрите еще раз. Повнимательнее. Нету – ли – тут – Шмелев говорил громко, будто разговаривая с глухой и ударением выделял каждое слово, – кого – ни будь – кого – вы – видели!?
